Глава 55

 

Тот, кто хранит в себе глубину совершенства,

Подобен новорожденному младенцу:

Ни скорпионы, ни осы, ни змеи его не ужалят,

Хищные птицы н дикие звери его не схватят.

Его кости мягки, мышцы нежны, а хватка крепка,

О соитии полов не знает, а мужская сила в нем есть —

Ибо семя в нем пребывает сполна.

Целый день кричит, а не хрипнет —

Ибо согласие в нем не имеет изъяна.

 

 

Полнота согласия означает «быть в постоянстве».

Знать постоянство – значит «стоять в свете».

Кто хочет прибавить к жизни, тот навлечет несчастье.

Кто умом напрягает силы жизни, тот надорвется.

А кто кичится своей силой, быстро ослабеет.

Вот что значит «противиться Пути».

А кто противится Пути, долго не живет.

 

Вновь перед нами тема совпадения внешнего и внутреннего, духовного и материального в просветленном (не)видении. А путь к такому совпадению – полное духовное расслабление, высвобождающее внутреннюю мощь жизни и, как говорил Ницше, «великий разум» тела. Простейший пример: глаз закрывается перед соринкой прежде, чем сознание ее заметит. А дух, искушенный в расслаблении, еще и методически воспитывает чувствительность тела. Как гласит афоризм учителей тайцзицюань, «сначала в сознании, потом в теле». Расслабление, по Лао-цзы, вскармливает «полноту согласия жизненной энергии», в которой мы реально сопричастны мировой гармонии Пути. Все это означает, что мы все узнаем, когда отказываемся от знания. А поучительным примером для такого «переворота ума» может служить младенец – воплощенное незнание. Реакции и рефлексы новорожденного совершенно непроизвольны и свободны от диктата самосознания. Младенец не отделяет себя от мира и свободен от бремени собственного «я». Даже его крик не несет в себе негативных эмоций – он лишь свидетельствует о естественной потребности. Отсутствие рефлексии устраняет все преграды для свободного и гармоничного проистечения жизненной силы, как предопределено природой. Такая свобода раскрывает во всей полноте врожденный «разум жизни»: младенец способен «понимать» свою мать, даже не имея никакого понимания о мире. Именно младенец есть самый человечный человек, ибо он способен всегда быть самим собой, ничего о себе не зная, не имея в себе ничего «слишком человеческого». Слова французского философа Ж.-Ф. Лиотара читаются как комментарий к этому речению Лао-цзы: «Лишенный речи, не умеющий стоять прямо, не имеющий устойчивых интересов и неспособный вычислять свою выгоду младенец воистину человечен, потому что он огорчает глашатаев и предвещает все возможное». Но это еще не все. Младенец – образец необыкновенной цельности духа. Вот тут выясняется, что люди устают не потому, что много двигаются, говорят или думают, а вследствие постоянной раздвоенности своего сознания. Нет более тяжкого бремени, чем бремя человеческого лицемерия, потому что его невозможно сбросить волевым усилием. Только сон, освобождающий душу и тело от борьбы воли и чувства, – и прежде всего внутренней борьбы с самим собой! – приносит настоящий отдых. Поэтому к жизни, утверждает Лао-цзы, нельзя ничего «прибавить», ее можно только освободить. Не пытайтесь воздействовать на жизнь, не ищите «настоящей» жизни. Можете быть уверены: результат будет обратным ожидаемому. Тот, кто хочет привнести в мир гармонию, должен сначала сам стать гармоничным. Это значит: научиться уступать и в конечном счете – отсутствовать в себе, постоянно изменяться даже по отношению к самому себе. Напротив, тот, кто стремится силой овладеть жизнью, с неожиданной для себя быстротой лишится сил, ведь он хочет найти им и всей своей жизни какое-то самовольное и, значит, неестественное применение. К разговорам про героическое действие нельзя не относиться с подозрением. Это чаще всего или подростковая фантазия, или соблазн от расчетливого интригана. Вывод прост: не слушай других, но живи даже не «своим умом», а своим животом в смысле: средоточием своей жизни.

Глава 56

 

Знающий не говорит,

Говорящий не знает.

 

 

Завали дыры,

Затвори ворота,

Затупи острые края,

Развяжи узлы,

Смири сияние,

Уподобься праху.

Вот что зовется «сокровенным подобием».

 

 

Посему нельзя его обрести и быть ему родным;

Нельзя его обрести и быть ему далеким.

Нельзя его обрести и ему угодить;

Нельзя его обрести и ему навредить.

Нельзя его обрести и его возвеличить,

Нельзя его обрести и его унизить.

Вот чем оно ценно в мире.

 

Лао-цзы любит скрывать свою мудрость за чередой парадоксов, смахивающих на литературную игру, но иногда он откровенно изрекает оглушительную правду: если хотеть что-то понять в этой жизни, закройте глаза и заткните уши, устранитесь из мира до полной неприметности и, следовательно, наполните мир собой, станьте миром сами. Вот лучший способ обеспечить свою безопасность. Как это сделать? Очень просто: отбросить все лишнее, вернуться к истоку существования. Перестаньте быть кем-то, чтобы открыть себе все возможности, все жизненные пути. Станьте как новорожденный младенец, который не имеет своего разума, зато чуток к бессознательному разуму самой жизни. Теперь Лао-цзы добавляет новый штрих: мудрый «не говорит» или, лучше сказать, он потому и мудр, что умеет говорить, не говоря, или попросту не-говорить. Будем помнить, что для Лао-цзы речь есть прежде всего приказ. В действительности знаменитая максима даосского патриарха означает лишь то, что слово мудрого, облекаясь в плоть письмен и звуков, тотчас освобождается от своего общепонятного значения, как бы рассеивается и тает, выявляя неисповедимую глубину осмысленной речи. В этом состоит утонченность его речи. Слово Пути есть пустота – смысл как самое зияние бытия. В нем все развеивается. Поистине, осмысленная речь есть среда «благорастворения воздухов». Как часто отмечали китайские комментаторы, эта речь обнаруживается там, где «и говорение, и молчание исчерпывают себя». Если верить Клоделю, подчеркивавшему безличный характер китайского письма, то надо признать, что классическая китайская словесность отлично усвоила наставления Лао-цзы (или Лао-цзы отлично усвоил природу китайского письменного текста). Мудрый с большой радостью «погребает себя в миру», ибо не просто отдается мощи жизни, но именно раскрывает ее, дает ей путь.