Глава 7
Эвери Стаффорд
 Айкен, Южная Каролина
Наши дни

Дом престарелых купается в лучах утреннего солнца.

И пусть теперь перед «Магнолией Мэнор» не широкая лужайка, а новая автомобильная парковка, но все в бывшей усадьбе напоминает о прошедшей эпохе: об утонченных послеобеденных чаепитиях, фешенебельных балах и званых ужинах за длинным столом из красного дерева, который все еще стоит в столовой. Легко представить, как на веранде с белыми колоннами под сенью заросших мхом дубов обмахивается веером Скарлетт О’Хара.

Я помню прежнюю жизнь этого места, хоть и очень смутно. Когда мне было девять или десять лет, мама привела меня сюда в детский душ. Пока мы ехали, она рассказала, как посетила здесь неофициальный прием в честь двоюродного брата, который баллотировался в губернаторы Южной Каролины. В то время мама училась в колледже и думала только о политике. Она не пробыла и получаса в «Магнолии Мэнор», когда на другой стороне зала заметила моего папу. Она поставила себе целью выяснить, кто этот симпатичный молодой человек, а когда узнала, что его фамилия Стаффорд, открыла на него охоту.

Все остальное уже стало достоянием истории. Брак, соединивший политические династии. Дедушка моей матери до выхода на пенсию был представителем от Северной Каролины в Конгрессе, а ее отец занимал ту должность во время маминой свадьбы.

Поднимаясь по мраморным ступеням и набирая код на неуместно новой кнопочной панели рядом с главным входом, я улыбаюсь, вспоминая мамин рассказ. Здесь по-прежнему живут важные персоны. Не всем дозволяется сюда войти. К сожалению, покинуть это заведение тоже можно не всем. Обширная территория за зданием тщательно обнесена красивой кованой оградой, слишком высокой, чтобы можно было через нее перелезть. Ворота закрыты на замки. На озеро и зеркальный пруд можно любоваться, но подойти к ним нельзя... как и упасть в них.

Большинство живущих здесь стариков нужно защищать от них самих — такова печальная правда. При ухудшении состояния их переводят из одного крыла в другое, постепенно повышая уровень деликатной медицинской помощи. Нельзя отрицать, что «Магнолия Мэнор» — заведение более высокого класса, чем дом престарелых, где живет Мэй Крэндалл, но и там, и здесь персоналу приходится решать одну и ту же серьезную проблему: как сохранить у подопечных чувство собственного достоинства и обеспечить им заботу и комфорт, если сама жизнь становится к ним совсем неласкова.

Я направляюсь к отделению сохранения памяти — здесь никто в жизни не подумает неучтиво назвать его Отделением для страдающих болезнью Альцгеймера, — открываю одну закрытую дверь и прохожу и общую гостиную, где по телевизору, включенному на полную громкость, показывают повтор сериала «Дымок из ствола». Сидящая возле окна женщина провожает меня отсутствующим взглядом. За стеклом цветут плетистые розы, только что политые, свежие, розовые, наполненные жизнью.

Розы за окном бабушки Джуди жизнерадостно-желтые. Когда я захожу к ней, она, удобно устроившись в кресле, любуется ими. Я делаю пару шагов, набираясь храбрости, прежде чем привлечь к себе ее внимание. Я готова к тому, что она посмотрит на меня точно так же, как женщина в холле — без намека на узнавание.

Надеюсь, что я ошибаюсь. Никогда нельзя предсказать заранее.

— Привет, бабушка Джуди! — я говорю весело, громко и радостно. Но лишь через минуту мои слова вызывают какую-то реакцию.

Она медленно поворачивается, перелистывая рассыпанные страницы памяти, затем в своей обычной радушной манере произносит:

— Здравствуй, дорогая. Как тебе сегодняшний вечер?

Разумеется, сейчас утро. Как я и предполагала, вчерашняя встреча общества ДАР затянулась допоздна и избежать допроса о предстоящей свадьбе мне не удалось. Я чувствовала себя словно незадачливый кузнечик, угодивший в курятник. Теперь моя голова пухнет от советов, от предложений одолжить фарфор, серебро, хрусталь и скатерти и от сообщений о датах, на которые нельзя планировать торжество, потому что каких-то важных людей в это время не будет в городе.

— Просто замечательный,— отвечаю я, пересекая комнату, чтобы обнять бабушку в надежде, что физическая близость вызовет у нее какие-то воспоминания.

На мгновение мне кажется, что так и есть. Она пристально вглядывается мне в глаза, затем вздыхает и произносит:

— Ты такая красивая. И какие прекрасные у тебя волосы! — она дотрагивается до локона и улыбается.

Меня переполняет печаль. Я пришла сюда, надеясь получить ответы о Мэй Крэндалл и старой фотографии с ее ночного столика. Но, похоже, надежды были напрасными.

— Жила-была девчушка с забавной завитушкой, которая у ней на лобике росла,— бабушка улыбается мне. Холодные пальцы с тонкой, как бумага, кожей гладят меня по щеке.

— В те времена, когда она послушною была, то очень- очень хорошо себя вела,— подхватываю я. Бабушка всегда встречала меня этим стишком, когда я в детстве приходила к ней в гости в дом на Лагниаппе-стрит.

— Но если уж она проказничать бралась, то жутко вредной сразу становилась,— заканчивает она, улыбается еще шире и подмигивает мне, и мы вместе смеемся, как в старые добрые времена.

Я сижу в кресле напротив нее за небольшим круглым столиком.

— Я всегда любила, когда ты дразнила меня этим стишком,— в доме Пчелки девочкам полагалось вести себя прилично, но все знали, что у бабушки Джуди есть склонность к проказам, из-за чего ее поведение норой балансировало на грани дозволенного. К примеру, она заявляла о гражданских правах и образовании для женщин задолго до того, как им разрешили высказывать свое мнение.

Она спрашивает, давно ли я видела «Уэлли-боя» — так она называет моего отца, Уэллса.

Я рассказала ей про вчерашнюю пресс-конференцию в городской администрации, затем про долгую, бесконечно долгую встречу Общества дочерей американской революции в Дрейден Хилле. Конечно же, тему свадьбы я поднимать не стала.

Бабушка Джуди одобрительно кивает, а услышав про форум, хмурится и вставляет мудрые замечания:

— Уэллс не должен позволить этим людям одержать над собой верх. Они с удовольствием смешали бы Стаффордов с грязью, но этого не будет.

— Конечно, нет. Он, как всегда, замечательно выдержал атаку,— я не рассказываю, каким уставшим выглядел отец и как он медлил перед ответом.

— Узнаю своего сына. Он очень хороший мальчик. Понятия не имею, как он сумел воспитать такую вредную девочку.

— Пффф! Ну бабушка! — я хлопаю своей ладонью по ее и мягко сжимаю ее пальцы. Она узнает меня, она даже шутит! Сегодня очень хороший день.— Наверное, такие черты передаются через поколение.

Я ожидаю очередной остроумный ответ. Но вместо этого она вежливо замечает:

— О, многое передается именно так.

Она оседает в кресло, ее ладонь выскальзывает из моей. Я чувствую, как ускользает подходящий момент.

— Бабушка Джуди, я хочу кое-что у тебя спросить.

— Что же?

— Вчера я встретила одну женщину. Она сказала, что знает тебя. Имя Мэй Крэндалл тебе знакомо? — имена старых друзей и знакомых бабушка помнит отлично. Такое впечатление, что книга ее памяти упала и раскрылась, и теперь ветер вырывает из нее страницы, начиная с последних. Чем старше воспоминания, тем больше вероятность, что они остались нетронутыми.

— Мэй Крэндалл...— повторяет бабушка, и я понимаю, что она знает это имя. Я тянусь за телефоном, чтобы показать ей фото, но она неожиданно произносит: — Нет... никого такого не припоминаю.

Я поднимаю взгляд от сумочки — бабушка смотрит на меня в упор из-под редких выцветших ресниц: глаза цвета морской волны чуть прищурены, но глядят необычайно пристально. Неужели мы подошли к такому моменту разговора, когда она неожиданно останавливается, а затем, без всякого предупреждения, начинает заново, будто я только пришла, с фразы вроде: «Не знала, что ты сегодня заглянешь. Отлично выглядишь»? Но бабушка задает вопрос:

— Почему тебя это интересует?

— Я встретила ее вчера... в доме престарелых.

— Да, ты уже говорила. Но, дорогая моя, очень многие знают Стаффордов. Нам нужно быть начеку. Люди всегда ищут повод для скандала.

— Для скандала? — ее слова меня поражают.

— Разумеется.

Телефон в ладони внезапно кажется мне ледяным.

— Я не и знала, что у нас есть какие-то скелеты в шкафу.

— Боже милосердный! Разумеется, у нас их нет.

Я нахожу в телефоне снимок и вглядываюсь в лицо молодой женщины. Сейчас, когда я сижу напротив бабушки, она еще больше кажется на похожей на беременную незнакомку.

— У нее на столике стоит вот эта фотография. Ты знаешь, кто на ней изображен? — может, это наша дальняя родня? Какие-то родственники, которых бабушка не желает признавать? В каждом клане есть изгои. Возможно, одна из кузин сбежала с недостойным человеком и забеременела? Я поворачиваю к бабушке экран и слежу за ее реакцией.

— Куин...— шепчет она, потянувшись, чтобы придвинуть к себе телефон. — Ох...

Ее глаза увлажняются. Слезы собираются в капли и скатываются по щекам, оставляя на них мокрые дорожки.

— Бабушка Джуди?

Она будто за миллионы миль отсюда.

Нет, не миль. За много-много лет. Она что-то вспомнила. Она знает, кто изображен на фото. «Куин». Что это значит?

— Бабушка Джуди?

— Куини, — она проводит пальцами по фотографии. Затем так резко поворачивается ко мне, что я подскакиваю в кресле.— Нельзя, чтобы люди узнали...— говорит она, понизив голос. Она бросает взгляд на дверь, склоняется ниже и шепотом добавляет: — Нельзя, чтобы они узнали об «Аркадии».

Я не сразу собираюсь с мыслями, чтобы ответить. «А я хоть раз слышала от нее это слово?»

— Что? Бабушка Джуди... что за аркадия?

— Тсссс! — она говорит так резко, что мелкие брызги слюны перелетают через стол.— Если они когда-нибудь узнают...

— Они ? Кто « они » ?!

Со скрипом поворачивается дверная ручка, и бабушка откидывается в кресле, аккуратно сложив руки одна на другую. Одними глазами она призывает меня сделать то же самое.

Я притворяюсь, что расслабилась, а в голове роятся самые невообразимые предположения — от тайной операции в стиле Уотергейта до секретного общества жен известных политиков, которые занимались шпионажем во время холодной войны. Во что оказалась втянута бабушка?

В комнату заходит дружелюбная горничная с кофе и печеньем. Обитатели «Магнолии Мэнор» не довольствуются только основными приемами пищи, им также приносят закуски и напитки в перерывах между ними.

Бабушка незаметно указывает на мой телефон, поворачиваясь к горничной:

— Чего ты хотела?

Сотрудницу не смущает нехарактерное для бабушки угрюмое приветствие.

— Я принесла ваш утренний кофе, миссис Стаффорд.

— Да, конечно,— бабушка Джуди еще раз намекает мне, чтобы я убрала телефон.— Разумеется, мы с удовольствием выпьем по чашечке.

Я бросаю взгляд на часы. Я сижу здесь дольше, чем мне казалось. Мне нужно быть с отцом на обеде и торжественном открытии чего-то там в Колумбии. С разрезанием ленточки. «Замечательная возможность засветиться рядом с сенатором в своем родном штате»,— по выражению Лесли. Ожидаются пресса и губернатор. Из-за слухов о том, что отец засиделся и Вашингтоне и озабочен только столичной карьерой, местные мероприятия для нас очень важны. Я это отлично понимаю, но больше всего мне хочется остаться с бабушкой Джуди и попытаться выяснить, откуда она знает Мэй Крэндалл и что такое эта «аркадия».

Может, бабушка говорила о городе? Об Аркадии в штате Калифорния? Или во Флориде?

— Бабуля, мне и правда нужно бежать! Я должна сопровождать папу на торжественном открытии.

— О боже, тогда мне не стоит тебя задерживать.

Сотрудница все равно наливает две чашки кофе.

— Просто на всякий случай, — поясняет она.

— Можешь взять его с собой,— шутит бабушка. Кофе налит в фарфоровую чашку.

— Я с утра уже выпила, наверное, бочку кофе. И скоро буду отскакивать от стен, словно мячик. Я забежала только, чтобы спросить тебя о Мэй...

— Тссс! — шипение и поднятый вверх палец не дают мне закончить имя. Бабушка смотрит на меня так, будто я только что чертыхнулась в церкви.

Горничная предусмотрительно забирает тележку и покидает комнату.

Бабушка Джуди шепчет:

— Будь осторожна, Рилл.

— Ч-что? — меня снова застают врасплох вспышки ее воспоминаний. Что происходит в бабушкиной голове? «Рилл». Это чье-то имя?

— Уши,— бабушка Джуди показывает на свои уши, — они повсюду...

Не настроение меняется в мгновение ока. Она вздыхает, берет крошечный фарфоровый кувшинчик:

— Сливки?

— Мне нужно идти.

— Очень жаль. Было бы славно, если бы ты могла со мной немного посидеть. Очень мило с твоей стороны было забежать ко мне.

Мы с ней болтаем уже не меньше получаса. Она просто забыла, о чем мы говорили. Аркадия, чем бы она ни была, растворилась в тумане.

Бабушка улыбается мне пустой, словно хорошо вымытая грифельная доска, улыбкой. Это проявление вежливости. Она не уверена в том, что знает меня, но пытается быть учтивой.

— Прихода снова, когда тебе не нужно будет так торопиться.

— Конечно, приду, — я целую ее в щеку и выхожу из комнаты — без ответов, только с еще большим количеством вопросов.

Но я ни за что не отступлюсь. Мне необходимо выяснить, с чем я столкнулась. Мне нужен другой источник информации, и я уже знаю, откуда начну копать.