На этот раз Л. П. Берия просит председателя Совета министров СССР И. В. Сталина изменить порядок учета, хранения, транспортировки и распределения урана. В своем письме он уточняет:
«Постановлением Совнаркома СССР от 23 сентября 1944 г. № 1279–378сс был установлен порядок учета, хранения и отпуска урана и его солей.
В соответствии с этим решением все запасы солей урана, в том числе и текущая выработка, зачислялись в государственный фонд и выдавались только по решению правительства.
В настоящее время в связи с организацией Первого главного управления, расширением добычи солей урана и пуском завода по получению металлического урана возникла необходимость изменения существующего порядка учета и хранения урана и одновременно более тщательного контроля за его учетом и распределением…»
Это письмо Сталину свидетельствовало о том, что атомный поезд потихоньку тронулся в путь. По мнению Берии, уран уже не столь же дефицитен, что и золото. А ведь совсем недавно его было столь мало, что приходилось собирать его по крохам. Теперь же счет шел на тонны – именно столько нужно было Курчатову для первого экспериментального котла.
8 октября Сталин подписывает постановление СМ СССР. По нему все запасы А-9 (т. е. урана) передаются Первому главному управлению. Однако контроль за А-9 и его солями по-прежнему остается за министерством финансов, где в Управлении драгоценных металлов штат увеличивается на 12 человек. А министерству внутренних дел приказано создать специальные подразделения для охраны А-9 как на складах, так и во время перевозок.
Нет, Сталин не согласился, что уран теперь дешевле золота – его следовало учитывать и охранять столь же тщательно и строго…
Однажды академик Е. П. Аврорин рассказал о том, как он попал в Арзамас-16. Он был молодым, многообещающем теоретиком, который работал в группе академика И. Е. Тамма. Все у него складывалось хорошо, а потому, когда ему предложили поехать поработать на «Объект», он попытался отказаться. Но мудрый Игорь Евгеньевич Тамм сказал ему: «Молодой человек, со „Средней Машей“ не спорят, ей просто подчиняются…»
Аврорин оказался в Арзамасе-16.
Туда регулярно приезжал академик Тамм. Он встретил своего ученика, поинтересовался – как ему работается? Аврорин сказал, что очень доволен… «Вот видите, – улыбнулся Тамм, – я был прав: „Машеньку“ нужно слушаться…»
Я много раз слышал о том, что все заявки «Средмаша» удовлетворялись полностью. Более того, ни одно министерство, ни одно из предприятий любой отрасли не имело права отказать атомному министерству, так как за ним всегда маячила фигура Берии.
И только после того, как были созданы боевые образцы термоядерного оружия, когда они были поставлены на межконтинентальные ракеты, когда принципиальные проблемы в этой области физики остались позади, только тогда ученые и крупные организаторы промышленности смогли уйти из «Средней Маши». Да и то единицы – только такие ученые, как Зельдович, Сахаров, Щелкин, Феоктистов… По тем или иным причинам их нельзя было удержать в атомном ведомстве.
Но это было уже при Хрущеве, через много лет после того, как прах расстрелянного Берии был развеян по ветру, а Сталин вынесен из мавзолея…
Однако история Атомного проекта все-таки хранит факт уникального для этого ведомства события.
В первых числах января 1948 года Л. Берия пишет И. Сталину:
«Постановлением Совета министров СССР 29 ноября 1947 г. первым заместителем директора комбината № 817 Первого главного управления при Совете министров СССР был назначен т. Садовский С. В., ранее работавший директором Сталиногорского азотно-тукового комбината.
Тов. Садовский после ознакомления на месте заявил, что он не сможет справиться с порученным ему делом в связи со сложностью и новизной производства.
Тт. Первухин и директор комбината № 817 Музруков просят освободить т. Садовского от работы на комбинате № 817, разрешив использовать его на прежней работе…
Прошу вашего решения».
Сталин поставил свою подпись, и С. В. Садовский уже через несколько дней навсегда покинул Челябинск-40. И никогда уже в своей жизни он не упоминал, что побывал на строительстве Плутониевого комбината.
О других «отказниках» документы и материалы Атомного проекта СССР не упоминают…
Именно так назовет будущий академик, но уже главный конструктор Сергей Павлович Королев то, чем предлагали заниматься физики инженерам-ракетчикам, авиаспециалистам и строителям кораблей. Речь шла об использовании ядерных реакций в разных областях техники. И это выглядело фантастикой…
Однако в КБ А. Н. Туполева вскоре начали проектировать самолет с ядерным двигателем, а несколько институтов и КБ, создающих надводные корабли и подводные лодки, конструировали «реакторные отсеки» для своих судов. Не оказались в стороне и ракетчики: еще не было первого спутника Земли, но эскизы ядерных установок для путешествий в космосе уже появились. Ну а о «земных» проектах можно было и не беспокоиться – энтузиасты уже видели, как создавать атомные электростанции, тепловозы, автомобили, танки и бурильные агрегаты.
Казалось, началась новая научно-техническая революция, и отчасти это соответствовало действительно. Однако атомному веку цивилизации суждено было заявить о себе взрывами в Хиросиме и Нагасаки и безудержной ядерной гонкой между США и СССР. К сожалению, остальные грани атомного века начали проявляться позже. Впрочем, в ХХ веке они так и остались в тени бомб, зарядов и прочих «изделий» – бряцанье оружием всегда громче, чем тихая работа АЭС.
У нас есть возможность смотреть в прошлое пристальнее, различать многие детали – современники чаще всего лишены этого: им кажется наиболее важным то, что со временем канет в Лету. И с этой точки зрения один из документов, представленных в Атомном проекте СССР, имеет особое значение.
24 марта 1947 года на заседании Научно-технического совета Первого главного управления при СМ СССР рассматривалась перспектива «использования тепла ядерных реакций для энергосиловых установок». Как известно, в состав этого Совета входили крупные ученые, а потому рекомендации их были не только глубоко продуманные, но и подчас даже неожиданные.
Через две недели М. Г. Первухин, И. В. Курчатов и А. П. Завенягин пишут Л. П. Берии:
«Расщепление одного килограмма А-95, А-93 и Z-продукта (имеется в виду уран-235, уран-233 и плутоний-239. – Авт.) сопровождается выделением тепла, соответствующего сгоранию приблизительно 2000 тонн нефти, при этом без всякого участия кислорода воздуха или других окислителей.
Эти особенности позволяют использовать чистое или обогащенное вещество для создания авиационных реактивных двигателей дальнего действия и мощных установок для подводных и надводных кораблей с практически беспредельным радиусом плавания и неограниченным временем полного подводного хода.
Тепло, образующееся в реакторе типа завода № 817, также может быть использовано при создании соответствующей конструкции для выработки электроэнергии.
По уровню имеющихся у нас знаний в настоящее время уже возможно приступить к разработке первоначальных проектов электростанций, самолетов и морских судов с использованием энергии ядерных реакций.
Проектные работы необходимо начать в этом году…»
Далее авторы письма говорят о том, что потребуется значительно время, чтобы научиться бороться с коррозией при высоких температурах, создать новые конструкции и материалы, провести ряд специальных исследований.
Письмо Берия читал очень внимательно. Об этом свидетельствуют его многочисленные пометки на нем. Он прекрасно понимал, что рождается новое направление как в науке, так и в промышленности.
Меры сразу же принимаются весьма энергичные. Ряду министерств даются конкретные поручения: создать специальные группы, провести необходимые экспериментальные исследования и расчеты.
Любопытно, что «мирную» составляющую Атомного проекта СССР возглавляют те же самые ученые, что ответственны и за ее «оружейную» часть:
«…Возложить общую научную консультацию главных конструкторов проектов установок по использованию тепла ядерных реакций, разрабатываемых министерствами:
• по электростанциям и локомотивам – на т. Курчатова И. В.,
• по авиации – на т. Семенова Н. Н.,
• по корабельным установкам – на т. Алиханова А. И…»
Поистине: пусть атом станет солдатом и одновременно рабочим…