Книга: А-бомба. От Сталина до Путина. Фрагменты истории в воспоминаниях и документах
Назад: Ученым нужна охрана
Дальше: Где брать уран?

Что снится физику?

Фамилия «Кикоин» неизбежно вызывала если не удивление, то интерес: как она появилась?

Исаак Константинович объяснял охотно:

– Я еврей. В Петровские времена фамилий у евреев не было, но царь распорядился провести перепись. Именно тогда и появились в стране фамилии, которые нынче на слуху. Один из моих предков был человеком образованным, он хорошо знал Библию. Там говорилось о растении, которое укрыло пророка Иону от палящего солнца. На иврите оно называлось «кикоин».

Кстати, Исаак Константинович знал древнееврейский язык, историю народа, к которому принадлежал, изучал Талмуд и Кумранские рукописи. Он не был религиозен, но однажды написал молитву на иврите и не единожды показывал ее своим друзьям. Тем, кто интересовался Библией и религией.

Он был физиком по призванию. Хотел заниматься теорией, но так случилось, что ему было суждено делать иное… Именно о нем академик Р. З. Сагдеев сказал: «экспериментальный гений команды Курчатова». Впрочем, несмотря на выдающиеся успехи, достигнутые им в Атомном проекте, на исходе жизни он, выступая перед школьниками, признавался: «За долгую жизнь я не успел насладиться любимой своей физикой, не хватило мне времени, ясно вижу теперь – не хватило. А ведь не было ни одного дня в жизни, ни выходного, ни праздника, ни отпуска, когда бы ею я не занимался. Часто я сны вижу о физике».

Он мечтал, чтобы школьники окунулись в тот мир физики, который он так любил.

Именно об этом мы говорили с ним сначала в институте, а потом и дома. Было это летом 1967 года, а поводом для встречи послужила информация о том, что академик Кикоин обещает создать учебник по физике для школьников.

По понятным причинам об «основной» работе ученого я расспрашивать не мог, хотя уже знал, что Исаак Константинович сыграл выдающуюся роль в создании ядерного оружия.

В то время я старался как можно больше узнать о людях, связанных с Атомным проектом, а потому не ограничивал себя какими-то рамками беседы, а вел ее широко, обстоятельно. Не переступая, конечно, границ секретности. Так было и на этот раз.

Насколько я знаю, академик И. К. Кикоин избегал встреч с журналистами, не давал интервью. Исключение он сделал для меня по двум причинам. Я работал в «Комсомолке», и это была прекрасная трибуна для обращения к молодым, а в то время у ученого была такая потребность. И второе: у меня был допуск к секретным работам, так как приходилось постоянно летать на космодромы и бывать в «закрытых» институтах и лабораториях. Отчасти и поэтому Исаак Константинович был со мной откровенен. Он оценил и то, что я не расспрашивал его об Атомном проекте. Хотя и обещал «в соответствующее время рассказать и об этом…» К сожалению, этого не случилось.

Спустя сорок лет, перечитывая запись той нашей беседы, я вновь и вновь удивляюсь: насколько актуальны многие идеи и мысли, высказанные тогда академиком И. К. Кикоиным. Наверное, только гении обладают удивительной способностью размышлять о будущем так, будто оно открывается им до мелочей.

Беседу я начал так:

– Вы постоянно окружены учениками. Что более всего импонирует вам в их научных устремлениях?

– Они стараются заниматься проблемами фундаментальными. Мировыми проблемами. И даже приходится сдерживать немного молодежь, потому что мировых проблем не так уж много. Надо работать над решением «земных» вопросов.

– В последнее время говорят о некотором застое в физике…

– Не совсем так. Все ждут новой теории, нового Бора.

– Но пока он не появляется. Чего не хватает?

– Сейчас труднее, чем раньше. Ныне очень мало физиков-индивидуалистов. Крупные открытия делаются на больших машинах, а значит, коллективно. Характер работы экспериментаторов резко изменился: физиков стало много. В этом большую роль сыграло появление ядерной энергетики и развитие атомной промышленности.

– Многие молодые ученые утверждают, что физика стоит во главе точных наук. Действительно, можно ли так говорить?

– Физика имеет некоторое право на такое определение. Эта наука дает представление о мироздании, решает фундаментальные вопросы естествознания. Методы физики универсальны и с успехом применяются в других областях знания. Например, современные отрасли радиотехники были раньше разделами физики, а теперь существуют как самостоятельные науки. Подобных примеров много.

– А стремление некоторых молодых физиков занять «особое» место?

– Это издержки воспитания. Настоящие физики не хвастаются: им некогда. Будничная работа физика – это обычный кропотливый труд. Я могу привести много примеров в подтверждении этой аксиомы. Гельмгольц говорил, что на обдумывание того, как согнуть кусок латуни, иногда уходит больше времени, чем на создание целой теории. И после того, как он его согнет и что-то хорошее получится, попробует другие варианты, чтобы проверить, не случайно ли у него так хорошо получилось. Мне отрадно, что мои ученики начинали понимать эту «будничность» физики уже на втором курсе.

– Вы сейчас преподаете в МГУ?

– В этом году – нет. Я работаю над учебником физики для средней школы. Раньше, когда писал учебники для вуза, я уложился в три отпускных «сезона». А сейчас занимаюсь уже целый год и еще не написал первой части. Это очень трудная задача. Она отнимает много времени. Сделать ошибку в учебнике для вуза не так страшно, ее исправят профессора. Учебник же для средней школы будет издаваться тиражом пять миллионов, и любая ошибка превращается в пять миллионов ошибок. Учебник – дело важнейшее. Надо поднять уровень средней школы. Научные работники старшего поколения не могут быть в стороне от этой важнейшей государственной проблемы.



Не могу удержаться от современного комментария к словам Кикоина! Нынче учебники для школы пекутся как блины на масленицу. Считается, что писать их легко и просто – достаточно иметь звание «кандидат наук» и хорошие связи с издателями. Что греха таить, участие в создании учебников для школы сегодня – одно из самых выгодных коммерческих предприятий. В борьбе за учебники случаются даже убийства. Так что можно смело утверждать, что образованием современной молодежи занимаются даже киллеры…

Вот почему так актуальны сегодня слова и мысли академика Кикоина!



– Поиски одаренных ребят идут по всей стране. Как вы думаете, не делаем ли мы ошибку, когда в 13–14 лет говорим молодому человеку, что путь в физику или математику ему закрыт?

– Конечно, этого делать нельзя! Только в 20–21 год можно определить, на что способен человек. И если он не годится для науки, можно и нужно ему честно это сказать. В этом случае вероятность ошибки очень мала. У А. Ф. Иоффе в институте неспособные не приживались. Я видел, как в институт приходят новые люди, но через некоторое время многие из них тихо, без шума исчезали. Как Абрам Федорович сумел создавать в институте такую атмосферу, неизвестно. У него были только хорошие ученые. Из его учеников вышло 15 академиков, 30 членов-корреспондентов. Сейчас много крупных молодых ученых вышло и выходит из института, руководимого академиком П. Л. Капицей. Это его большая заслуга.

– Это уже зависит от личных качеств человека. И, очевидно, от способности молодых ученых работать?

– Конечно. Мы приучаем нашу молодежь работать помногу. За семь часов ничего не сделаешь. Если руководитель приходит в лабораторию рано и уходит поздно, то это действует на всех лучше всяких нотаций. В самом деле, уходить раньше меня как-то неудобно. И молодые постепенно привыкают к труду. Втягиваются.

– Но без таланта все же не обойдешься!

– Говорить о таланте нельзя. Молодой человек должен уверовать в себя. А для этого ему необходимо рисковать. Без риска ничего не сделаешь. Но нужно, чтобы ученик не разбрасывался. У него может быть много хороших идей, но сразу браться за все нельзя. Лучше выбрать что-то самое ценное. Вот здесь роль руководителя очень велика.

– Он должен верить ему?

– Вера – вещь в науке неплодотворная. Я не требую, чтобы мне слепо верили. Доказывать надо. И личным примером, и знаниями… Но самое важное, конечно, заключается в том, что у молодежи огромная тяга к науке.

– А что в молодых вам не нравится?

– Многие из них хотят, а иногда даже требуют, чтобы их опекали. Мне часто приходится слышать жалобы, что старшие не заботятся о молодых специалистах, не руководят ими. Не думаю, что это наша вина. Многие молодые специалисты слишком уж долго хотят быть молодыми. А мы в свое время, наоборот, старались как можно быстрее стать самостоятельными. И это приносило свои плоды. Сейчас средний возраст кандидата наук – 30 лет. Мы в эти годы становились уже докторами. В наше время (я имею в виду работу в институте А. Ф. Иоффе) это было массовым явлением.

– Может быть, современная коллективная работа в науке сковывает индивидуальность?

– Отчасти это верно. Но индивидуальность не должна теряться. Причина, на мой взгляд, в другом: люди поздно начинают работать. Студент приступает к научной работе на последнем курсе, когда диплом пишет. А ведь практической наукой студенты должны заниматься, как только начинается специализация, и даже раньше… В первую очередь мы должны приучать студентов думать и размышлять. Академик Н. Н. Семенов как-то сказал, что он получил главное свое образование не в университете, а на научных семинарах. На них многие студенты приобретают настоящее образование и сейчас. Довольно трудно заставить человека с увлечением набирать знания впрок. Причем ему еще не известно, для чего они пригодятся и пригодятся ли. Когда же студент работает над конкретной задачей, ему необходимо знать многое, а не просто повышать образование. Поэтому нужно уже со второго курса ставить определенные научные задачи перед студентами, тогда они и запоминать будут больше, и знания у них будут прочными.

– Иногда взаимоотношения учителя и ученика в науке становятся болезненными. Я имею в виду банальную истину: ученик превосходит своего учителя…

– Древняя восточная мудрость гласит: «Никогда отец не завидует успехам сына, а учитель – успехам учеников». Это очень мудрые слова. Я всегда радуюсь, когда мой ученик сделает сто-то важное. Это очень приятно. Ведь в том, что ученик чего-то достиг, есть и заслуга учителя. У меня появились ученики, когда я сам был еще очень молодым человеком. Мне было тогда 32–33 года. Это произошло накануне войны, когда мне понадобилось быть на Магнитогорском заводе. Я получил большое удовольствие, когда группа молодых людей, обступившая меня, люди, которые уже сами были инженерами-энергетиками, сказали, что они мои ученики. Они учились у меня в Ленинградском политехническом институте. Теперь работали в Магнитогорске. Приятно было сознавать, что мои ученики работают и командуют производством!



Академик Кикоин знал, что во всей атомной промышленности работают сотни его учеников, которые занимаются разделением изотопов урана. Под его руководством они совершат, казалось бы, невозможное: создадут самые совершенные в мире газовые центрифуги. Эти уникальные производства будут называть жемчужиной атомной индустрии России. Даже в XXI веке им не будет равных!

Но тогда в нашей беседе он не мог даже упомянуть об этом, хотя я сразу же сказал ему, что знаю об их создании. Академик лишь пожал плечами, мол, время еще не пришло – «все секретно». К сожалению, при жизни Исаак Константинович так и не узнал, что потомки по достоинству оценивают его вклад в историю Атомного проекта СССР, а следовательно, и в историю нашей Родины.

Назад: Ученым нужна охрана
Дальше: Где брать уран?