Член-корреспондент АН СССР И. Е. Тамм или профессор А. А. Власов?
Кого из них выбрать заведующим кафедрой теоретической физики МГУ?
Казалось бы, ответ очевиден: И. Е. Тамм. Тем более что Власов – один из его учеников, причем не самый лучший.
Однако голосование было тайным, и Игорь Евгеньевич оказался побежденным…
В иных условиях итоги конкурса на физико-математическом факультете МГУ не вызвали бы столь бурной реакции в Академии наук, если бы не «странные» тенденции, которые начали проявляться в среде физиков. Между Университетом и Академией наук произошел раскол, некоторые физики поспешили назвать его «идеологическим».
Вокруг кафедры МГУ образовалась группа физиков, которые не признавали теорию относительности и все новейшие открытия 30-х и 40-х годов. Они провозгласили себя «защитниками классической физики», а потому довольно активно выступали против школы академика А. Ф. Иоффе, резко критиковали его. Да и Абрам Федорович не оставался в долгу: он называл МГУ «центром реакционной физики».
Избрание профессора А. А. Власова показало, что Академия уступает в борьбе своим противникам. Стерпеть этого академики не могли. В апреле 1944 года они обращаются с письмом на имя С. В. Кафтанова, который «курировал» высшее образование в стране. Ученые возмущены тем, что заведующим кафедрой теоретической физики стал Власов – «способный начинающий ученый, не имеющий еще большого педагогического опыта», а не член-корреспондент Тамм.
Под письмом расписались крупнейшие физики страны – Алиханов, Папалекси, Вавилов, Лебедев, Фок, Крылов, Капица, Фрумкин, Семенов, Мандельштам, Соболев, Христианович, Бернштейн, Курчатов.
Не прислушаться к мнению академиков Кафтанов не мог. Он быстро принял решение и назначил заведующим кафедрой В. А. Фока.
Однако академики торжествовали недолго. Вскоре сам же Кафтанов свое решение отменил. Что же произошло? Кто повлиял на него?
Академик В. А. Фок ничего не мог сделать с «взбунтовавшейся кафедрой». С его мнением сотрудники не считались, его распоряжения не выполнялись. Ну а уволить кого-то он не мог – не тот характер, да и власть заведующего была ограничена. И тогда Фок через два месяца после назначения сам попросил об отставке.
Академики-физики теперь уже обратились к В. М. Молотову. Они поставили вопрос о кардинальном изменении положения на физическом факультете МГУ, которое им «внушает серьезное беспокойство». В своем письме академики отмечали:
«Положение, создавшееся на факультете, характеризуется тем, что вместо передовой науки там получают возможность развиваться отсталые течения, часто переходящие во лженауку. Примером последней являются работы проф. Кастерина и Тимирязева, грубую ошибочность которых отделение физико-математических наук Академии наук СССР в свое время разоблачило. На факультете существует почва, благоприятная для повторения подобных ошибок. Так, например, сейчас происходит совершенно нелепая и нездоровая борьба против одного из наиболее прогрессивных течений нашей науки – химической кинетики академика Н. Н. Семенова…
Московский университет должен быть ведущим в нашей стране. При данном же состоянии физического факультета он явно не может готовить кадры передовых физиков…»
Реакции на обращение к Молотову не последовало. Вскоре А. А. Власов был восстановлен заведующим кафедрой. Академики схватку за МГУ проиграли.
Может быть, именно это и помогло появиться таким вузам, как Физико-технический и Инженерно-физический…
«Противостояние» между МГУ и Академией наук длилось довольно долго – лишь в середине 50-х годов на физфак МГУ пришли новые люди.
Давно уже РАН и МГУ живут в мире и согласили, помогают друг другу, вместе решают проблемы современной науки и образования. Да иначе и быть не может – лишь бы идеология не вмешивалась, иначе беды не избежать. Как это случилось с генетикой и частично с физикой в те далекие уже годы…
Еще летом 1943 года И. В. Курчатов в своей докладной записке о работе Лаборатории № 2 писал В. М. Молотову:
«Для создания котла из металлического урана и смеси урана с графитом необходимо накопить в ближайшие годы 100 тонн урана. Разведанные запасы этого элемента в СССР оцениваются в 100–120 тонн. Исходя из этого, ГОКО наметил получение 2 тонн урана в 1943 и 10 тонн в 1944 и последующих годах.
Является настоятельно необходимым ускорение работ по накоплению урана, что возможно только при обнаружении новых и предельно высокой эксплуатации существующих месторождений. Америка располагает разведанными месторождениями урана в несколько тысяч тонн и могла бы продать СССР 100 тонн урана… Сомнительно, однако, чтобы американское правительство разрешило произвести эту операцию, так как смысл ее, несомненно, был бы оценен правильно…»
И тем не менее попытка закупить уран в Америке была предпринята. Более того, Курчатову требовалась и тяжелая вода, а потому Наркомвнешторгу было дано поручение «о закупке в срочном порядке одного килограмма тяжелой воды».
Если внешнеторговым организациям иногда удавалось достать для Лаборатории № 2 кое-какие оборудование и приборы (в частности, через фирмы нейтральных стран), то с ураном и тяжелой водой ничего не вышло. Спецслужбы США тщательно следили за этими материалами.
Вскоре от Закупочной комиссии СССР в Вашингтоне пришла информация о том, кто контролирует всю продукцию урана и его соединений. Это специальный Комитет при Военном министерстве США. А там ведется строгий учет этих материалов, так как они идут «на изготовление реактивных снарядов и самолетов реактивного действия».
В письме из Вашингтона, в частности, говорилось:
«…наша заявка на уран и его соединения для производства урановых легированных сталей была отвергнута в связи с тем, что американцы не видят смысла делиться с нами урановыми соединениями для производства сталей, и, кроме того, они выразили сомнение, что такой сильнейший химический элемент нам действительно необходим для сталей».
Понятно, американцы догадывались, что интерес к урану в СССР связан с созданием оружия. Они прекрасно знали о возможностях нашей добывающей промышленности, и попытка закупить в США 100 тонн урана лишь подтвердила точность их информации.
А эпизод с «реактивными» снарядами и самолетами, которые, оказывается, не могут летать без урана, получил неожиданное продолжение. Как известно, первая атомная бомба, созданная в СССР, именовалась «РДС». Один из вариантов расшифровки – «Реактивный двигатель Сталина».