«Ведро для званий и регалий»

Член-корреспондент АН СССР А. С. Займовский много лет писал «Бочвариаду», приурочивая появление новой главы поэмы к очередному юбилею своего шефа.

 

Вопрос о гениях, героях,

Талантах – прост и очень стар:

Известно, что, в земле не роясь,

Руды никто не открывал.

Так наш герой. Он был отмечен!

В науку юным посвящен,

Но ведь наука бесконечна,

А жизнь ведь коротка, как сон!

 

Даже в узком кругу, отмечая юбилеи и награды, они никогда не обсуждали свои дела. Подчас даже друзья не знали подробностей о работе друг друга. Таковы были условия, в которых они жили и работали.

А потому юбилеи случались у них всегда неожиданные и нестандартные. Как это было, к примеру, когда отмечали 60-летие Александра Семеновича Займовского.

В «Девятке» его любили, а потому приготовили весьма необычный подарок от всего коллектива. Это была «металлическая» книга, сброшюрованная из 33 листов. Каждая страница изготовлена из тонкого листа оригинального сплава, созданного в лаборатории, которой руководил Займовский.

Первым взял в руки необычную книгу директор института академик Бочвар, который вместе с секретарем парткома пришел поздравить юбиляра.

Андрей Анатольевич перелистал книгу и сказал секретарю:

– Колоссальная работа, и все сделано в рабочее время! Это надо пресечь!

Всем был известен строгий нрав и жесткость академика, а потому мертвая тишина опустилась на зал.

И вдруг Бочвар улыбнулся и добавил:

– В общем, молодцы, оригинально и смешно!

Все облечено вздохнули, а кто-то тут же пообещал сделать такую же книгу, только потолще, к будущему юбилею директора.

– Нет, мое замечание о рабочем времени остается в силе…

На следующий день на даче Займовского в Жуковке, которую он получил от правительства за участие в создании первой атомной бомбы, собрались гости – друзья и соратники юбиляра. Приехали академики А. П. Александров, А. А. Бочвар, И. К. Кикоин, А. Н. Вольский и другие.

У входа на дачу висели шуточные плакаты. Все тут же узнавали Александрова: на его лысой голове торчали два пучка укропа. Анатолий Петрович хохотал от души, а по окончании веселья увез портрет с собой.

Тут же у входа стояло мусорное ведро с надписью: «Для званий, чинов, регалий. Здесь все равны».

Это день запомнился всем участникам веселья. Играли в бадминтон по олимпийской системе. К удивлению всех, выиграл турнир Бочвар. Оказывается, он занимался спортом в молодости почти профессионально, а сейчас по возможности поддерживал себя в форме.

Тамадой за столом, конечно же, был Анатолий Петрович Александров – самый известный среди физиков шутник и острослов. Один из участников застолья вспоминает:

«Александров между тостами рассказал, что во время длительных командировок на Урал его всегда удивлял тот факт, что в том конце соцгорода, где жил Займовский, все дети рождались рыжими. В ответ Александр Семенович заметил, что его тоже поразил тот факт, что на том краю соцгорода, где жил Александров, все дети рождались лысыми… Тост академика Бочвара был кратким и по существу: за Александра Семеновича – ученого, внесшего очень серьезный вклад в решение всем известной задачи и развития советской науки».

Они были «в своем кругу», все занимались общим делом, но никто ни разу не упомянул, что «всем известная задача» – это создание ядерного оружия, а «соцгород» – Челябинск-40.

А веселье продолжалось…

Кто-то предложил тост «за отечественную науку», и Александров тут же вскочил на стол, затащил туда же Займовского, потому что «иначе за нашу науку пить нельзя!». Народ потребовал, чтобы к Александрову с Займовским присоединился Бочвар, так как «без него нет науки!», и Андрей Анатольевич вынужден был взобраться на стол. Они выпили на брудершафт и под всеобщее ликование трижды прокричали «Ура!».

А. Г. Иолтуховский, который с удовольствием вспоминал об этом юбилее, рассказал:

«Мне поручили в перерыве развлекать дам анекдотами. В то время я знал их очень много. Я сидел около входной двери и, рассказывая, невольно слышал сердитый разговор, происходивший в коридоре.

– Андрей, как ты мог? С твоей интеллигентностью и вдруг на столе – среди тарелок и рюмок! Не понимаю!

А в ответ знакомый голос Андрея Анатольевича:

– Народ потребовал, и я залез на стол. Ну и что? Никто ничего не разбил. А все были довольны.

Я понял, что это строгая Ольга Семеновна отчитывала мужа.

Вскоре они уехали…»

Персональный оклад

Отдел «В» появился в Институте в 1947 году, когда стало ясно, что «главным» материалом для А-бомбы станет плутоний. Его нет на планете, исчез в далеком прошлом, а потому для металловедов он был абсолютно неизвестен. Да и самого плутония было ничтожно мало. Для познания его свойств в Отделе «В» была создана Лаборатория № 13, что сразу же вызвало немало шуток – острословов среди атомщиков всегда было немало.

Теперь начались приключения плутония и тех, кто был связан с ним.

Ученым необходимо было узнать температуру плавления, твердость, аллотропические переходы и другие свойства металла. Для исследований было выделено аж 50 микрограммов плутония! И эта кроха должна была дать все необходимые сведения для промышленного производства плутония. Ясно, что сделать практически ничего нельзя, так как не было ни оборудования, ни методик исследований.

Но Атомный проект в нашей стране отличался как раз тем, что в нем были собраны специалисты, которые невозможное делали возможным.

Металлургические заводы начали рождаться на лабораторных столах и под микроскопами.

Всего за год ученые создали микроволновую печь, в которой плавились микрограммы плутония, да еще с присадками другого элемента. Кстати, эта печь до сих пор работает в Плутониевом институте. Аналогов ей в мире не существовало добрых полвека. Это неплохой комментарий к тем утверждениям, будто в Атомном проекте СССР все было заимствовано у американцев.

В те же месяцы в «Девятке» был разработан специальный твердомер. В нем определялись температуры плавления плутония. Кстати, несколько раз на заседаниях в ПГУ рассматривали разные методы, как работать с плутонием, но все они отвергались как непригодные. Казалось, что возникла очередная непреодолимая преграда.

Вспоминает В. И. Кутайцев, который тогда работал в Лаборатории № 13:

«Мы решили эту задачу очень интересным методом, который заключался в том, что спай термопары (миллиметровая головка) был расклепан в чашечку, которую затем поместили в платиновый нагреватель вакуумной трубы, а через микроскоп определяли состояние металла в чашечке. Исследуемый объект (кусочек плутония) перед опытом деформировали, он получал неправильную форму. В момент нагревания и плавления эта частица силами поверхностного натяжения образовывала шарик, и вот образование этого шарика наблюдали через микроскоп и определяли соответствующую температуру. Прибор был оригинален и прост для применения. Однажды при посещении лаборатории А. П. Завенягиным мы попросили его самого определить температуру плавления золота с помощью этого прибора. Все были восхищены, что такой простой метода дает возможность так точно определить температуру плавления. Завенягин спросил: „Какая фирма поставила этот прибор?“ В. Б. Шевченко указал на одного из наших сотрудников, рабочего Т. Д. Вавакина. Завенягин удивился, что есть такие золотые руки в нашей лаборатории, и дал указание о назначении ему персонального оклада».

Выяснилось, что температура плавления плутония – 670 градусов. Эти данные позволили начать проектирование оборудования для промышленной установки, которая создавалась в Челябинске-40. Позже свойства плутония, когда его стало больше, уточнялись. Оказалось, что ошибка оставила всего 30 градусов. Так что свой «персональный оклад» рабочий Вавакин получал не зря…