Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
20 августа 1951 года руководитель испытаний И. В. Курчатов и его заместитель по организационным вопросам Н. И. Павлов докладывают Берии, что «все секторы опытного поля полигона № 2, аппаратура, приборы и военная техника подготовлены для наземного испытания».
Впервые предстояло для измерений разных параметров взрыва использовать самолеты. «Ту-4» – основному носителю атомных бомб – в момент взрыва надлежало находиться на расстоянии 17 километров от башни. «Ту-2Е» и «Як-9В», на которых находилась измерительная аппаратура, – на расстоянии 28 и 30 километров. А. Н. Туполев утверждал, что прочность его машин вполне достаточна, мол, его самолеты способны выдержать и более сильные нагрузки. Однако измерения, проведенные в ЦАГИ, говорили об ином: сотрудники института доказывали, что самолет может и пострадать, если будет находиться столь близко от точки взрыва. Такая ситуация очень беспокоила Курчатова: носитель атомной бомбы должен уходить от эпицентра взрыва в полной безопасности. В докладной записке он просил Берию дать указание министру авиационной промышленности об ускорении работ: ему обязательно надо знать, как влияют кратковременные нагрузки ударной волны на прочность самолетов. Курчатов направил Я. Б. Зельдовича на помощь работникам ЦАГИ и конструкторам. Тот помогал с расчетами.
Курчатов и Павлов проинформировали Берию:
«20 августа основные заряды для двух изделий РДС-5 выгружены из вагона и помещены в подземные хранилища в пункте „С“. Основные заряды для двух изделий РДС-4 также выгружены из вагона, на автомашине ЗИС-110 перевезены в пункт „Н“ и помещены для хранения в отдельном здании, использовавшемся в 1949 году для хранения капсюлей-детонаторов».
«Н» – это площадка, которая примыкала к опытному полю. Здесь атомные бомбы готовились к подрыву.
Пункт «С» – площадка, которая находилась неподалеку от железнодорожной станции Семипалатинска.
На последней странице докладной записки значится:
«Написано в одном экземпляре И. Курчатовым.
Черновые записи и заметки уничтожены».
На следующий день Берия отдает распоряжении об ограничении телеграфной, телефонной связи и почтовой переписки с объектом № 905. Он получил информацию от спецслужб, что в Америке очень интересуются, когда именно в СССР пройдут очередные испытания атомного оружия. Но возможно и иное: Берия хотел, чтобы только он первым узнавал всю информацию о происходящем на ядерном полигоне. Он прекрасно помнил, что в августе 49-го кто-то помимо него информировал Сталина. На этот раз Берия решил подстраховаться. Он приказал пользоваться аппаратами ВЧ только нескольким людям, а все остальные аппараты специальной связи должны быть отключены. Теперь он будет точно знать (если это, конечно, случится), кто именно, минуя его, информирует Сталина.
28 августа Курчатов и Павлов сообщают Берии о том, что «генеральная репетиция прошла удовлетворительно, в соответствии с утвержденным планом и инструкциями». Они предлагали провести испытания 1 сентября. Однако потребовалось еще три недели, чтобы полностью подготовить всю технику и опытное поле к эксперименту…
Яков Борисович никогда не рассказывал о ядерных взрывах даже в кругу близких ему людей. Создавалось впечатление, будто он вычеркнул эти дни и годы из своей жизни. Все, кто с ним встречался после возвращения его из КБ-11 в Москву, замечали, что он охотно размышлял о Вселенной, о космологии, о своих интересах в ряде областей теоретической физики. Но стоило упомянуть о ядерном оружии, и выдающийся физик сразу же замыкался, становился недоступным, непроницаемым.
В свое время он дал слово, что никогда не будет говорить о своей работе над А-бомбой. И слово свое держал твердо, хотя и изменились времена.
Я несколько раз пытался подтолкнуть Якова Борисовича на воспоминания, и каждый раз попытки были неудачными.
Вполне понятно, что короткая записка Я. Б. Зельдовича о наблюдении взрыва атомной бомбы в сентябре 1951 года вызвала мой особый интерес: все-таки в истории сохранились впечатления одного из главных создателей нашего ядерного оружия.
Написать Зельдовича попросил (но скорее приказал!) И. В. Курчатов.
Яков Борисович назвал этот документ «Отчетом о наблюдении явления 24.09.1951 г.»:
«Наблюдение производилось из района наблюдений вблизи северного ОКП на расстоянии около 22–24 км от центра.
В момент вспышки глаза были защищены очками без дополнительных насадок. Была наблюдена весьма яркая вспышка, которая, однако, не вызывала никакого ослепления. Через 0,5–1 секунду после этого наблюдение велось незащищенными глазами: в течение 1–2 секунд на высоте 300–500 м наблюдался раскаленный шар золотисто-желтого цвета; золотисто-желтые струи перемежались с темно-серыми струями, количество темных струй увеличивалось, пока, наконец, шар не погас. Затем наблюдался подъем темного, не светящегося облака.
При сравнении с предыдущим опытом было отмечено, что, несмотря на увеличенное расстояние наблюдения, угловой размер раскаленного шара не уменьшился или даже несколько увеличился, так же как увеличились и яркость, и длительность второй фазы свечения.
Больший размер шара дал возможность сделать предварительный вывод о большой мощности взрыва по сравнению с первым опытом.
В момент наблюдения огненного шара кожа лица ощущала вполне заметный тепловой импульс.
Звуковая (ударная) волна в районе наблюдения была значительно слабее звуковой волны первого опыта, наблюденной на более близком расстоянии.
После подъема облака в течение нескольких минут продолжалось подсасывание в облако пыли через стебель. Облако отличалось от нормальной облачности серовато-желтым цветом. Поле длительно оставалось закрытым пылью, поднятой волной».
Как и положено, Яков Борисович сделал необходимую приписку: «Исполнил от руки в одном экземпляре Зельдович».
ОКП – это объединенный командный пункт.
28 сентября Берия доложил Сталину, что полный тротиловый эквивалент новой конструкции бомбы, испытанной 24 сентября, составил 27 тысяч тонн. В его докладе есть и подробное описание взрыва:
«Несмотря на яркий солнечный свет, вся местность до горизонта озарилась яркой вспышкой атомного взрыва, более яркой, чем это наблюдалось в 1949 г. Вспышка была видна в г. Семипалатинск, на расстоянии 170 километров от центра взрыва. Вспышка атомного взрыва сопровождалась взрывной волной огромной силы. Сильный взрыв был слышен в Семипалатинске.
Вслед за вспышкой на месте взрыва образовался огненный шар, развившийся в большую огненную полусферу, которая в течение 15–20 секунд, темнея, вновь приобрела шаровую форму и, поднимаясь вверх, в течение четырех минут образовала грибообразное облако, вершина которого достигла 8 километров…»
6 октября в газете «Правда» был опубликован ответ И. В. Сталина корреспонденту газеты. Журналист спросил:
«Что вы думаете о шуме, поднятом на днях в иностранной прессе в связи с испытанием атомной бомбы в Советском Союзе?»
Сталин ответил:
«Действительно, недавно было проведено у нас испытание одного из видов атомной бомбы. Испытание атомных бомб различных калибров будет проводиться и впредь по плану обороны нашей страны от нападения англо-американского агрессивного блока».
…Очередное ядерное испытание не заставило себя ждать. 18 октября на полигоне была взорвана атомная бомба с зарядом из плутония и урана-235. Она была сброшена с самолета «Ту-4» с высоты 10 000 метров.
В архивах Атомного проекта СССР сохранились записи двух выдающихся физиков – создателей этой бомбы И. К. Кикоина и Е. И. Забабахина. Но сначала официальный доклад Л. П. Берии, подписанный Завенягиным, Курчатовым, Харитоном и Щелкиным – руководителями испытаний:
«Докладываем.
18 октября в 9 часов 54 минуты по московскому времени произведен взрыв атомной бомбы с зарядом из плутония и урана-235.
Атомная бомба была сброшена с самолета „Ту-4“ с высоты 10 000 метров и взорвалась на высоте 380 метров над целью.
Испытания показали, что взорванная бомба обладает большой мощностью; полный тротиловый эквивалент ее составляет около 40 000 тонн.
При испытании установлено, что самолеты „Ту-4“ могут быть использованы для транспортировки и сбрасывания атомных бомб.
Задание правительства о создании атомной бомбы повышенной мощности с использованием урана-235 выполнено».
А теперь свидетельства двух выдающихся физиков. Любопытно, что одно и то же явление они видели по-разному. Впрочем, как и остальные участники испытаний. Безусловно, это связано с эмоциональным восприятием грандиозного по своим масштабам явления, которое им приходилось наблюдать. Образ «ярче тысячи солнц», взятый из древнеиндийского эпоса, характеризует не только прямое количественное сравнение (кстати, оно довольно точное!), но и воздействие на психику человека – он начинает ощущать себя пылинкой в происходящем.
Итак, слово будущему дважды Герою Социалистического Труда академику И. К. Кикоину:
«…Основное внимание привлек дымовой шар огромных размеров, с большой скоростью образовавшийся у земли и быстро от нее отделившийся, словно кто-то выстрелил таким клубящимся шаром. Дымовой шар, быстро достигнув своего „потолка“, круто остановился и стал увеличиваться в диаметре.
Из центра дымового шара за ним волочилась тонкая нога, дополняющая шар до „гриба“…
Вскоре слева от основного шара вырос еще один шар меньшего диаметра…
В течение нескольких секунд во время оформления „гриба“ примерно на высоте центра шара появились слабо окрашенные, с резко очерченными краями облака, совершавшие волнообразные движения (переливаясь) в горизонтальном направлении.
Над „грибом“ долго держались облака с характерной для окислов азота желто-бурой окраской.
Все описанные события разыгрывались в течение 1–1,5 минут, потому что, когда уже под действием ветра дымовая завеса начала размываться, послышался резкий изолированный звук очень красивого тембра большой силы, но не оглушительный, который через короткое время раскатами распространился.
Изложенные впечатления не могут претендовать на серьезное описание явление в силу кратковременности самого явления и специфической „подготовленности“ наблюдателя».
И. К. Кикоин получал для этой бомбы уран-235. Под его руководством был создан сначала диффузионный метод разделения изотопов урана, а затем и центрифужный метод.
Евгений Иванович Забабахин наблюдал за этим взрывом как разработчик ядерного оружия и как физик-теоретик. И все-таки его описание увиденного не менее эмоционально, чем у Исаака Константиновича:
«Картина представилась следующей.
Вблизи горизонта вспыхнул ослепительно светящийся шар, который, быстро расширяясь и угасая, коснулся земли. Свечение шара в этот момент не прекратилось, а стало лишь более слабым, имевшим розовую окраску для наблюдателя, смотревшего через дымчатые очки.
Дальнейшее угасание свечения в этом огромном объеме происходило очень медленно и заняло несколько секунд, причем свечение в последних фазах продолжало оставаться на большой площади равномерным, а не имело вида клубящегося облака с отдельными факелами пламени, как при наземном взрыве.
В последних фазах свечения можно было заметить, что светящееся тело имеет форму сильно сплющенного шара, опирающегося о землю. Верхняя кромка этого тела была на высоте, значительно превосходящей высоту, на которой была первая вспышка; границы этого тела были сильно размыты.
Вслед за этим стало видно, как воздушная ударная волна поднимает с поверхности земли клубящиеся облака пыли, очень плотные и имевшие серую окраску. На месте светящегося шара вблизи очага взрыва образовалось плотное черное облако, которые, быстро двигаясь вверх, пробило облака и скрылось из поля зрения. В районе центра образовалась бесформенная черная туча, примыкающая непосредственно к земле и имеющая в диаметре несколько километров…
Более чем через минуту после вспышки до наблюдателей дошла воздушная ударная волна. Звук был весьма громкий, но не оглушительный и не резкий. После удара примерно в течение секунды отчетливо ощущалось давление на уши…
Глазомерная сравнительная оценка мощности взрыва была затруднена, так как на фазе развития огненного шара взрыв был несравним с предыдущим: не было отражения волны от земли и отсутствовала пыль, сильно влияющая на внешнюю картину взрыва».
Пройдет совсем немного времени, и Забабахин и все его коллеги – творцы оружия – научатся «на глаз» определять и мощность ядерного взрыва, и его особенности. Им придется очень часто приезжать на испытательный полигон, отрабатывая те ядерные боеприпасы, которые они создавали. Настанет эпоха «ядерных грибов», которые вместе с ракетными стартами станут символами «холодной войны», уже развернувшейся на планете. Те, кто осенью 51-го участвовал в испытаниях первых «наших» атомных бомб, станут полководцами в этой войне.
Войти с помощью соц. сетей: