Книга: Этот добрый жестокий мир [сборник]
Назад: День первый ЖАЛОСТЬ
Дальше: День третий ГНЕВ

День второй
СТРАХ

Он открыл глаза и уставился в пунктиры еле горящих настенных ламп, изогнутыми трассерами прочертившие темноту длинного коридора. Это же… северное крыло? Костиков внезапно вспомнил, почему он сидит здесь в неудобной позе, с закоченевшими конечностями и затекшей спиной. Далекий космос! Как же он смог уснуть? Как? Шею ломило, на попытку встать тело немедленно откликнулось ноющей болью в ушибленном колене.
— Гад! — скрипнул зубами Костиков. — Ненавижу!
В подтверждение своих слов он дважды саданул по стенным панелям. Гулкий звук породил далекое глухое эхо.
Невероятно! Михаил вспомнил, как гнался за котом, а тот спрятался под выступы проходящего тоннеля воздухообмена. Костиков пытался достать его, кипя злобой и ругаясь. Отдыхал и гнался за животным снова. И снова… а потом, обессилев от всего накатившего, заснул.
Машинально поднес к глазам часы — так и не смог адаптироваться к двухнедельным суткам — восемь. Дня. Получается, он проспал где-то часов шесть. Да часа четыре бегал за котом. Или около того. «Столько уже времени прошло, значит…» Мысль ударила током, пробежавшим до самых пяток.
Десять часов. И никто. За ним. Не вернулся.
Костиков почувствовал, как будто по спине прошелся ледяной поток воздуха, приподнимая тонкие волоски на шее. Один, совсем один — за ним не вернулись!
— Эй! Есть кто-нибудь? — чтобы не впасть в панику крикнул Михаил.
Прислушался к тишине и вроде бы расслышал далекие шажки, слишком тихие для человека. Кот? Может быть, может быть, а воображение уже услужливо дорисовывало таящееся в полумраке Нечто, не вполне определенное, но от этого только еще более жуткое. Костиков вздрогнул — «Что за бред!» — и заковылял к техническому залу: туда выходили пять основных коридоров, расходящихся по всему комплексу станции. Пугающее чувство непонятной боязни следовало позади, безглазым взором уставившись в спину.
Первая попавшаяся дверь на привычно проведенный по замку унипас отозвалась тишиной. Костиков попробовал опять. И снова — ничего. Ни знакомого пиликанья опознавания, ни щелчка отпираемого замка. Михаил против воли пошел быстрее. В колене стреляло, но накатывающий страх гнал вперед, заставляя ускорять шаг. Пока двигаешься, остается какая-то надежда. Следующая дверь: молчок. Вторая, рядом — то же самое. Костиков побежал, почти не обращая внимания на колено, хотя там словно застряла раскаленная игла. Он проводил паспортом-ключом по всем встречающимся замкам: технических служб, жилых коридоров, приборных отсеков. Система контроля проходов «внешние-внутренние контуры» станции не отзывалась, будто мертвая.
Задыхаясь, Костиков двигался дальше.
Только вбежав в зал отлета, он остановился. Узнаваемый в полумраке контур миграционного терминала вынудил испытать приступ смятения. Тут все и закончится! Можно бегать сколько угодно, но завершится — а вернее, все уже завершилось вчера и навсегда — этот марафон здесь.
Михаил попытался сглотнуть, но пересохшее горло только болезненно сжалось. Сколько человек может прожить без воды? Дня четыре-пять, может, десять. Глаза нервно осматривали тускло освещенное пространство. Если бы удалось попасть в технические помещения…
Шорох, новый приступ ужаса, еще тысяча холодных мурашек. Михаил всмотрелся и разглядел отсвет пары зеленых глаз. Кот сидел на аппарате — из тех, что устанавливают компании, продающие товары везде, даже в космосе, и не мигая смотрел на приближающегося человека. Дождавшись момента, когда Костиков почти доковылял до него, кот вскочил, выгнулся й заорал, длинно, душераздирающе. Костикова обуял ужас, из тех необъяснимых детских страхов, навеянных темнотой и неизвестностью. Он замер и, казалось, перестал дышать. Кот пропал в темноте за торговым аппаратом, только легкие едва слышимые шажки возвестили — зверюга ушел.
С досады на свой испуг Костиков яростно ударил по неповинному аппарату, тот качнулся, ударился об стену, отскочил и рухнул на пол, едва не придавив Михаила. В стороны брызнули осколки разноцветного полистекла, вмиг обнажив черные внутренности аппарата. Костиков потрясенно уставился на творение своих рук. А потом — миг озарения — он с натугой перевернул аппарат, открыл поломанную дверцу и вытащил из бокса серебристую бутылочку газировки.
Назад: День первый ЖАЛОСТЬ
Дальше: День третий ГНЕВ