Благодаря динамикам три человека в украденном микроавтобусе услышали, что события в зале заседаний пошли по незапланированному сценарию. Речь Большого Джима и аплодисменты прервал голос какой-то женщины, которая говорила громко, но стояла слишком далеко от микрофона, чтобы они могли разобрать слова. Потом голос утонул в криках. Прогремел выстрел.
– Какого черта? – удивился Ромми.
Еще выстрелы. Два, может, три. Новые крики.
– Не важно, – бросила ему Джекки. – Поезжай, Эрни, и быстро. Если мы хотим это сделать, сейчас самое время.
– Нет! – вскакивая, крикнула Линда. – Не стреляйте! Здесь дети! ЗДЕСЬ ДЕТИ!
Зал собраний превратился в ад. Может, на пару мгновений присутствующие и не были стадом, но теперь вновь им стали. Толпа бросилась к парадным дверям. Первые проскочили, потом возникла пробка. Некоторые сохранили остатки здравого смысла и метнулись к боковым дверям, но очень и очень немногие.
Линда наклонилась к Каролин Стерджес, чтобы втянуть ее в относительно безопасный зазор между рядами, когда Тоби Мэннинг, бегущий по центральному проходу, угодил коленом Эверетт в затылок. Она, оглушенная, упала ничком.
– Каро! – где-то вдалеке кричала Элис. – Каро, вставай! Каро, вставай! Каро, вставай!
Каролин начала подниматься, и тут Фредди Дентон влепил ей пулю между глаз, убив на месте. Дети начали кричать. Их лица забрызгала ее кровь.
Линда смутно чувствовала, что ее пинают, топчут. Поднявшись на четвереньки – о том, чтобы выпрямиться, не могло быть и речи, – она заползла в зазор между рядами с другой стороны центрального прохода. Кровь Каролин вымазала ей руку.
Элис и Эйден пытались добраться до Каро. Анди понимала, что в проходе их могут растоптать (да и не хотела, чтобы они увидели, что сталось с женщиной, которую она приняла за мать этих ребятишек). Перегнувшись через спинку скамьи, Андреа попыталась ухватить детей. Конверт с распечаткой она выронила.
Картер Тибодо как будто этого и ждал. Он по-прежнему стоял перед Ренни, заслоняя его, но теперь с вытащенным из кобуры пистолетом, который Картер положил на другую, согнутую в локте, руку. Нажал на спусковой крючок, и женщину в красном платье, доставившую столько хлопот – из-за нее и началось все это безобразие, – отбросило назад.
Игнорируя царящий в зале заседаний хаос, Картер спустился со сцены и направился к тому месту, где лежала женщина в красном. Когда люди выбегали в центральный проход, он отбрасывал их то влево, то вправо. Маленькая девочка, плача, пыталась приникнуть к его ноге, но Картер, не глядя, пнул ее.
Поначалу конверта он не видел. Потом углядел. Тот лежал под рукой этой Гриннел. Поверх надписи «ВЕЙДЕР» пропечатался кровавый след чьего-то ботинка. Сохраняя олимпийское спокойствие, Картер оглянулся и увидел, что Ренни смотрит на разбегающихся слушателей. Судя по шокированному выражению лица Большого Джима, тот не верил своим глазам. И хорошо.
Картер выдернул из брюк подол рубашки. Кричащая женщина – Карла Вензиано – врезалась в него, и он отшвырнул ее в сторону. Потом засунул конверт под ремень на пояснице и прикрыл его рубашкой.
Страховка еще никому не вредила.
Он попятился обратно к сцене, не желая, чтобы кто-то еще врезался в него и сшиб с ног. Добравшись до ступеней, повернулся и взбежал по ним.
Рэндолф, бесстрашный начальник городской полиции, сидел на прежнем месте, положив руки на мясистые бедра. Вполне мог сойти за памятник, если бы не вена, которая пульсировала посреди лба.
Картер взял Ренни за руку:
– Пойдемте, босс.
Большой Джим посмотрел на него так, будто не понимал, где находится и даже кто он. Потом его взгляд чуть очистился.
– Гриннел?
Картер указал на тело, распростершееся в центральном проходе, и увеличивающуюся лужу у головы, цветом в тон платью.
– Это хорошо, – кивнул Большой Джим. – Пошли отсюда. Вниз. И ты, Питер. Поднимайся. – И поскольку Рэндолф продолжал сидеть, Ренни пнул его в голень: – Шевелись!
В этом хаосе никто не услышал выстрелов, которые прогремели в соседнем здании.
Барби и Расти смотрели друг на друга.
– Что там происходит, черт побери?
– Не знаю, – ответил Расти, – едва ли что-то хорошее.
Снова выстрелы в муниципалитете, а потом гораздо ближе – наверху. Барби надеялся, что это их спасители, но потом услышал, как кто-то закричал:
– Нет, Младший! Ты что, рехнулся? Уэрдлоу, помоги мне!
И еще выстрелы. Четыре, может, пять.
– Господи! – выдохнул Расти. – Это беда.
– Знаю.
Младший остановился на лестнице, ведущей в полицейский участок, оглянулся через плечо на муниципалитет, из которого доносились громкие крики. Люди, сидевшие на лужайке, вскочили и вытягивали шеи, пытаясь хоть что-то разглядеть, но смотреть было не на что ни им, ни ему. Может, кто-то убил его отца – он на это надеялся, одной заботой меньше, – но пока Младшего ждало одно дельце в полицейском участке. Если точнее, то в Курятнике.
Он вошел в дверь с надписью: «РАБОТАЕМ ВМЕСТЕ, ВАША ГОРОДСКАЯ ПОЛИЦИЯ И ВЫ». Стейси Моггин поспешила к нему. За ней – Руп Либби. Под плакатом, рекламирующим кофе и пончики, стоял Микки Уэрдлоу. Несмотря на внушительные габариты, выглядел он испуганным и неуверенным.
– Тебе сюда заходить нельзя, Младший, – попыталась остановить его Стейси.
– Конечно же, можно. – Получилось «конешно ше мошно». Половина рта онемела. Отравление таллием! Барби! – Я служу в полиции. – «Я слушу в полишии».
– Ты пьян, так что иди отсюда. Что же там творится? – И тут, вероятно, решив, что внятного ответа от него не добиться, эта сука толкнула его в грудь. Больная нога подогнулась, он едва не упал. – Уходи, Младший! – Стейси оглянулась и произнесла последние свои слова на Земле: – Ты остаешься здесь, Уэрдлоу. Вниз никого не пускать.
Когда вновь повернулась к Младшему, чтобы выпроводить его из участка, увидела направленный на нее пистолет. Успела подумать: Ох, нет, он не станет… а потом не причинившая боли боксерская перчатка ударила ей между грудей и отбросила назад. Голова Стейси закинулась, и она увидела изумление на перевернутом лице Рупа Либби. Потом ее поглотила темнота.
– Нет, Младший! Ты что, рехнулся?! – прокричал Руп, хватаясь за пистолет. – Уэрдлоу, помоги мне!
Но Микки Уэрдлоу стоял столбом, наблюдая, как Младший всаживает пять пуль в кузена Пайпер Либби. Левая рука Младшего онемела, но правая работала как положено; да и не требовалась особая меткость, если стационарная цель находилась в каких-то семи футах. Первые две пули вошли в живот Рупа, отбросив его на стол Стейси Моггин. Стол перевернулся, Руп согнулся пополам, обхватив живот руками. Третья пуля прошла мимо, две следующие снесли Рупу затылок. Он повалился на пол в каком-то гротескном балетном па: ноги расползлись, а голова, точнее, то, что от нее осталось, ткнулась в пол, словно в последнем глубоком поклоне.
Младший вбежал в дежурную часть, выставив перед собой дымящуюся «беретту». Не помнил, сколько раз выстрелил. Полагал, семь, может, и восемь. Или сто девятнадцать – кто мог знать наверняка? Головная боль вернулась.
Микки Уэрдлоу поднял руку. Испуганная, успокаивающая улыбка застыла на его крупном лице.
– Я тебе проблем не доставлю, брат, делай что хочешь. – И Микки расставил средний и указательный пальцы буквой «V», показывая «знак мира».
– Я и сделаю, – ответил Младший, – брат.
Он застрелил Микки. Дыра появилась в том месте, где чуть раньше был глаз. Второй глаз смотрел на Младшего со смирением овцы в загоне для стрижки. Младший всадил в него и вторую пулю, для страховки. Огляделся. Теперь, судя по всему, полицейский участок принадлежал ему.
– Ладно, – удовлетворенно произнес он. – Ладно.
Младший двинулся к лестнице, потом вернулся к телу Стейси Моггин. Убедился, что у нее в кобуре такой же пистолет, что и у него, «беретта-торус», вытащил обойму из своего пистолета. Заменил на полную из ее.
Повернулся, его качнуло, он упал на одно колено, поднялся. Черное пятно в левой половине поля зрения теперь стало огромным, как канализационный люк, и он отдавал себе отчет, что его левый глаз накрылся. Что ж, не так уж и важно. Если ему не хватит одного глаза, чтобы пристрелить человека, запертого в камере, тогда он не стоит и ломаного гроша.
Младший пересек дежурную часть, поскользнулся на крови Микки Уэрдлоу, опять чуть не упал. Но все-таки сумел удержаться на ногах. Голова разламывалась, но он и не возражал. Помогает быть в тонусе.
– Привет, Ба-а-арби! – крикнул он, спускаясь по лестнице. – Я знаю, что ты со мной сделал, и иду к тебе. Если хочешь произнести молитву, тебе лучше с этим поторопиться.