16

Сэмми очень даже чувствовала тупую, перекатывающуюся боль в нижней части живота – как при менструации – и более острые уколы боли пониже. Игнорировать их не было никакой возможности, потому что каждый шаг сопровождался новым уколом. Тем не менее она упрямо брела по шоссе номер 119, направляясь к Моттон-роуд. Намеревалась идти и идти, несмотря на боль. Она точно знала конечную цель своего похода, и речь шла не о ее трейлере. Того, что ей требовалось, в трейлере не было, но она знала, где взять. И шла бы, если б потребовалось, всю ночь. А если бы боль стала невыносимой, в кармане джинсов лежали пять таблеток перкосета, и она могла их сжевать. Разжеванные таблетки действовали быстрее. Фил ей это говорил.

Трахни ее!

Нам придется снова прийти сюда и заняться тобой по-настоящему.

Трахни эту суку!

Ты должна научиться открывать рот, только когда стоишь на коленях.

Трахни ее, трахни эту суку!

Тебе все равно никто не поверит.

Но преподобная Либби поверила, и посмотрите, что с ней сталось. Вывихнутое плечо, убитая собака.

Трахни эту суку!

Сэмми думала, что пронзительный, возбужденный голос этой твари будет звучать у нее в голове до конца жизни.

Потому-то она и шла. Над головой зажглись первые розовые звезды, искры, проглядывающие сквозь грязное стекло.

Позади появились фары. Ее тень вытянулась по дороге. Подъехал старый раздолбанный фермерский пикап, остановился.

– Эй, залезай! – раздался мужской голос. Но фраза эта, произнесенная заплетающимся языком, прозвучала как «эй-й-за-а-ле-за-ай»: за рулем сидел пьяный Олден Динсмор, отец погибшего Рори.

Тем не менее Сэмми залезла в кабину, с осторожностью инвалида.

Олден этого не заметил. Между ног стояла шестнадцатиунцевая банка пива «Бад», рядом с ним – наполовину опустевший ящик. Пустые банки катались под ногами Сэмми и стукались о них.

– Куда идем? В Моттон? – Олден рассмеялся, чтобы показать, что способен шутить, пьяный или нет.

– Только на Моттон-роуд, сэр. Вам по пути?

– Мне всюду по пути. Я просто еду. Еду и думаю о моем мальчике. Он умер в субботу.

– Я очень сожалею о вашей утрате.

Он кивнул и глотнул пива.

– Мой отец умер прошлой зимой, знаешь ли. Не мог дышать, бедняга. Последний год жил на кислороде. Рори менял ему баллоны. Любил старика.

– Сожалею. – Она уже это говорила, но что еще могла сказать?

Слеза скатилась по щеке Олдена.

– Я поеду, куда скажете, мисси Лу. Собираюсь ездить, пока не закончится пиво. Пива хотите?

– Да, пожалуйста. – Пиво было теплым, но Сэмми пила с жадностью. Ее мучила жажда. Она выудила из кармана таблетку перкосета, бросила в рот, запила еще одним длинным глотком. Почувствовала, как загудело в голове. И хорошо. Она вытащила из кармана еще одну таблетку, предложила Олдену: – Хотите? Настроение поднимется.

Он взял, проглотил, запив пивом, не спрашивая, что она ему дала. Они подъехали к Моттон-роуд. Перекресток Олден заметил поздно, поворачивал по широкой дуге. Сшиб почтовый ящик Крамли. Сэмми не возражала.

– Возьмите еще, мисси Лу.

– Спасибо, сэр.

Она взяла банку пива, оторвала язычок крышки.

– Хотите посмотреть на моего мальчика? – В отсвете приборного щитка глаза Олдена были желтые и влажные. Глаза пса, который сломал лапу, угодив в яму. – Хотите взглянуть на моего мальчика Рори?

– Да, сэр. Конечно, хочу. Я там была, знаете ли.

– Все были. Я сдавал в аренду поле. Помогал убить его. Не знал, как обернется. Никто не знал, правда?

– Никто.

Олден сунул руку в нагрудный карман комбинезона и вытащил потертый бумажник. Чтобы открыть его, отпустил руль, прищурился, начал рыться в отделениях, разделенных целлулоидными стенками.

– Мои мальчики подарили мне этот бумажник. Рори и Орри. Орри еще жив.

– Красивый бумажник. – Сэмми наклонилась к Олдену и взялась за руль. Она проделывала то же самое, когда жила с Филом. Много раз. Пикап мистера Динсмора, выписывая на дороге пологие дуги, едва разминулся с еще одним почтовым ящиком. Но значения это не имело. Скорость не превышала и двадцати миль, а других автомобилей на Моттон-роуд не было. Радио приглушенно работало на частоте ХНВ. «Слепые мальчики Алабамы» пели «Сладкую надежду Небес».

Олден сунул ей бумажник:

– Вот он. Это мой мальчик. С его дедом.

– Вы будете вести машину, пока я посмотрю?

– Конечно. – Олден вновь взялся за руль. Пикап прибавил скорости, траектория его движения выпрямилась, хотя иной раз он и пересекал разделительную линию.

На вылинявшей цветной фотографии Сэмми увидела мальчика и старика, обнимающих друг друга. Старик в бейсболке «Ред сокс» и кислородной маске. Мальчик с широкой улыбкой.

– Красивый мальчик, сэр, – прокомментировала Сэмми.

– Да, красивый мальчик. Красивый умный мальчик. – Из груди Олдена вырвалось рыдание, по звуку похожее на ослиный крик. С губ полетела слюна. Пикап резко ушел в сторону, потом вернулся на положенную полосу движения.

– У меня тоже красивый мальчик. – И Сэмми заплакала. Она вспомнила, что когда-то ей нравилось мучить Брэтцев. Теперь Сэмми знала, каково это – побывать в микроволновке. Гореть в микроволновке. – Я собираюсь поцеловать его, когда увижу. Поцеловать еще раз.

– Поцелуй его.

– Обязательно.

– Поцелуй, обними и прижми к себе.

– Обязательно, сэр.

– Я бы поцеловал моего мальчика, если б смог. Я бы поцеловал его холодную-холодную щеку.

– Я знаю, что поцеловали бы.

– Но мы похоронили его. Этим утром. В могиле.

– Я очень сожалею о вашей утрате, сэр.

– Возьми еще пива.

– Спасибо. – Сэмми взяла еще одну банку. Она напивалась. Чувствовала, как это приятно – напиваться.

Так они и ехали, а розовые звезды становились все ярче, мерцали, но не падали: эта ночь обошлась без метеорных дождей. Они миновали трейлер Сэмми – больше ей побывать в нем уже не удастся, – не снижая скорости.