Глава 7
Четверг

Протираю глаза и ворочаюсь в кровати. Чувствую себя неважно, но уж точно не так паршиво, как вчера с утра. Погода тоже лучше: за окном солнечно. Пару минут я просто лежу и наслаждаюсь уголком голубого неба, который виден с постели.

Но вот что удивительно: похоже, вместо зрительных галлюцинаций у меня начались обонятельные – иначе как объяснить запахи свежесваренного кофе и чего-то канцерогенного, но невероятного вкусного?..

Секунду спустя я убеждаюсь в материальности завтрака, но не в том, что не трезв умом: в комнату с большим подносом в руках входит Катя.

– С добрым утром, соня. Как спалось?

– К-катя?..

– М-марк?.. – смешно передразнивает она. – Судя по твоему лицу, у меня получился неплохой сюрприз.

Она подходит к кровати, ставит поднос на тумбочку и целует меня в лоб. Кажется, после ночных похождений у меня жар: моя кожа по сравнению с ее губами горячее градусов на сто.

– Но… как? – Я по-прежнему не верю своим глазам. – Когда ты приехала?

– За ночь обернулась. – Пока Катя рассказывает, я двигаюсь ближе к стене, освобождая место на кровати. – Двумя экспрессами: один до Москвы, второй сюда.

Мне остается лишь молча радоваться. Слов нет – я слишком рад снова видеть любимую. Она принесла мне завтрак, садится на мою кровать. И особенно я рад видеть ее сейчас, когда столько всего произошло из-за этих осознанных сновидений.

– Катя, у меня для тебя такая история припас…

– Тсс-тсс-тсс, – говорит она и прикладывает указательный палец к моим губам. Разрыв в температурах наших тел начинает меня всерьез беспокоить: сколько же у меня? 41,5?.. – Марк, прежде чем ты начнешь, я должна сказать, ради чего я на самом деле приехала.

– Ради чего же?

– Ради вот этого.

Ее глаза вспыхивают красным. Она поднимает вторую руку, и – «Боже, какие же ледяные у нее кончики пальцев!» – только и успеваю подумать я. Она с усилием запихивает обе ладони мне в рот, вонзает ногти в язык и вырывает мне челюсть.

Финальный образ настолько отвратителен, что я просыпаюсь от собственного крика. Машинально ощупываю подбородок – на месте. Но на месте и острая боль: такое чувство, что по челюстной кости пустили раскаленный провод. Хочется… нет, не кричать. Но как минимум выть. Ну вот примерно как ветер за окном. Неуклюже встаю с кровати и дивлюсь кронам деревьев, шатающихся из стороны в сторону. От безмятежного солнечного денечка из сна не осталось и следа: тучи словно вторят моему самочувствию и сгущаются все сильнее.

О диковинных совпадениях поразмышлять я еще успею, а сейчас надо позвонить Кате. Вдруг с ней что-то стряслось? Набираю ее один раз, второй. Без ответа. Отправляю сообщение – «Набери, как сможешь!» – и падаю обратно на кровать: челюсть прихватило так, что приходится прижимать к ней руку и тихонечко скулить.

Собравшись с силами иду на кухню, искать в аптечке обезболивающее. Нахожу, выпиваю и надеюсь на улучшение. Оно не приходит. Жалею себя и сквозь боль пытаюсь прокрутить в голове сцены из последнего сна.

С чего я вдруг стал так активно взаимодействовать с окружением в мире снов? И почему произошел такой скачок? В мануале по упражнениям говорилось, что нужно как минимум несколько недель, чтобы научиться по-настоящему погружаться. А ведь когда я прочел это обещание, подумал, что автор опечатался, что речь наверняка о месяцах… А тут такой быстрый результат – даром что еще и страдаю.

Может, мой мозг какой-то особенный? Ну да, конечно, Марк. Это именно твои уникальные нейроны установили особенно мощные связи. Как же! Разбежался…

Боль все не проходит. Челюсть ноет так сильно, хоть на стену лезь – будто ее и в самом деле выдрали с корнем. Но надо признаться, тут уж сказались моя лень и страх ребят с зубными бормашинами, ведь дырка в нижнем правом коренном зубе дала о себе знать еще несколько месяцев назад. Но тогда она не предъявляла никаких бандитских требований, не кричала и даже не шептала ничего – просто скинула с себя старую пломбу, поставленную в бесплатной клинике, и заявила: «Аз есмъ». Пожалуй, не начни она сейчас болеть, я бы так и проходил с дыренью до самой смерти.

Слышали про ступени «отрицание», «гнев», «торг», «депрессия», «принятие»? Вот прямо сейчас слабое нытье, успевшее перерасти в лютую боль, дало мне такого пинка под зад, что все этапы я не прошел – пробежал за считаные секунды.

Но мало того: решив прощупать кончиком языка образовавшуюся полость, я ощутил, как язык скользит вдоль полдюжины дырок – и когда они только успели образоваться?! Черт подери, да у меня полрта рассыпалось…

Беру телефон. Набираю номер. Договариваюсь о походе к дантисту уже на сегодня. Кажется, Вселенная начала ко мне благоволить, ведь обычно к врачу с говорящей фамилией Зубков нужно записываться за несколько недель, но как раз на сегодня один из пациентов отменил запись.

Что ж, пора пойти навстречу своим страхам.

Запах хлорки. Запах боли…

Ходить к зубному я ненавижу с детства – с тех самых пор, как мама, пообещав простую проверку, привела меня к стоматологу. «Марк, открывай ротик, не бойся. Доктор ваткой с лекарством зубик протрет, и все». Я доверчиваю кивал, открывал рот, чувствовал во рту горечь от насквозь промокшей ваты, как вдруг – блик кусачек, хруст зуба и боль. А еще – глубокая обида за обман. И даже повзрослев, я иной раз сомневаюсь: «Ну неужели нельзя было по-другому?..»

– Марк… Рудницкий? – окликает меня немолодая администраторша.

– Это я. – Встаю с неудобного стула в приемной.

– Проходите, доктор вас ждет.

Захожу в кабинет. Располагаюсь в кресле. Мужчина – сильный, уверенный крепыш. В углу снежно-белой комнаты стоит черный музыкальный центр, из которого льется олдовый зарубежный рок. Зубков тем временем расспрашивает о симптомах.

– Ну-у-у… Там вы… Это самое… Увидите все сами… – неуклюже объясняю я. – А вообще зубы в нижней челюсти… Они… Они посыпались…

Он сосредоточенно слушает меня, кивает, готовится к осмотру. Под мерное «ж-ж-ж-ж» вместе с креслом я начинаю принимать более горизонтальное положение. Перчатки. Лампа. Врачебная маска. Крохотное зеркальце на металлической палочке. Жужжание кресла только-только оборвалось, а доктор уже наготове.

– Открываем рот, – говорит он. – Та-а-ак, что тут у нас? Ну да, у вас есть кариес, милейший. Но ничего серьезного. Вижу, чуть осталось утреннего завтрака. Но в целом зубы в порядке. Ни крупных дырок, ни стесанных кусков. В общем, не считая легко налета, у вас идеальная ротовая полость. А, вижу, еще брекеты носили. А по зубам, которые якобы посыпались… Может, это все вам приснилось?..

Выхожу. Со стороны, наверное, глупое зрелище. Ведь стоило мне заспорить, – «Но я же чувствовал! Чувствовал!» – как во взгляде дантиста появилась опаска, явно давшая понять: «Молчи, Марк. Лучше молчи. Не то примут за сумасшедшего».

Вот только… что мне теперь делать? Куда обратиться? Сходить к другому врачу? Нет, не пойдет. Уже хотя бы потому, что я сейчас сам трогаю зубы языком – и о чудо! Кажется, все на месте. Но ведь я был абсолютно, безапелляционно уверен в том, что у меня моляры с премолярами порассыпались… А выходит, что нет.

Пускай с зубами я разобрался, и пускай боль в челюсти тоже сошла на нет, однако общее самочувствие ни к черту. Мне отвратительно плохо. Голова гудит, все вокруг кружится. Обессиленный, я делаю несколько шагов до лавочки во дворе и оседаю на ней полупустым мешком. Глотаю прихваченную из дома таблетку обезболивающего, пишу в учительский чат, прошу меня сегодня заменить и пытаюсь обмозговать произошедшее.

Нехило так по мне вдарили эти сновидения! Кажется, я начинаю понимать, отчего Женя так упрашивал меня перестать экспериментировать – вот только что толку? Похоже, эта штука прочно пустила корни в глубины моего сознания. Шутка ли: сначала гиперреалистичный сон с Катей – до сих пор помню запах кофе! – а потом еще и шершавая поверхность покрошившихся зубов.

Что ж, в каждой второй книге по саморазвитию меня учили писать чеклисты с пунктами. Вот сейчас этим и займусь. Короткий будет список, но важный:

Пункт 1: Забудь про осознанные сновидения.

Пункт 2: Найди психотерапевта.

У меня не так-то много в жизни было ситуаций, когда я всерьез задумывался о помощи профессиональных психологов или психотерапевтов. Но сегодня – как раз один из таких случаев. Конечно, я мог бы вспомнить ситуации из детства, когда вел себя неоднозначно, но я вас уверяю: ни одна, решительно ни одна из них не давала достаточных оснований, чтобы всерьез засомневаться в моем психическом состоянии.

Ну окей, был момент, когда одноклассники чуть не закидали меня своими наездами, но это было более чем оправдано. Давайте расскажу.

10-й класс. Родной «Лицей № 4». Новые преподаватели, новый принцип формирования групп – предметы, на которые ученики ориентировались. Так вот я очень хотел выделиться и принялся писать пасквили, шутехи про учителей. И не было ни одного одноклассника, кому бы не понравилось – даже заучка Эмма оглушительно прыснула, услышав одну из особо грубых шуток.

В какой-то момент я даже возомнил себя поэтом – бунтарем в духе Есенина. А какой поэт без опубликованных текстов? В итоге собрал с половины класса денег на печать сборника стихотворных издевок. И вроде план был отличный, и с типографией я договорился… Вот только в последний момент на меня что-то нашло, и я решил заменить дерзкие шутейки на более-менее забавные истории о том, как меня бросали. В итоге однокашники, недоуменно листавшие мою плотную «книгу», получили совсем не то, за что заплатили. А я получил не то, чего ожидал: не восхищение, а презрение, лишь презрение с их стороны.

Хм, занятно: а ведь у По во времена Вести-Пойнта была почти в точности такая же история! Шутки про преподавателей, признание однокашников, сбор с них денег, и последующее разочарование в финальном продукте. Я ведь буквально пару месяцев назад читал о той ситуации в жизни молодого Эдгара – почему же в тот момент мне не пришло в голову провести аналогию со своим отрочеством?.. Странно, но неудивительно: наверное, моя голова была параллельно занята чем-то другим. И все же: совпадение так совпадение.

Встаю со скамьи и начинаю расхаживать взад-вперед, держась за голову. Не помогает, состояние по-прежнему хуже некуда. Более того, к нему примешалась одна особенная разновидность жажды.

Мне захотелось выпить. Пива, вина, чего покрепче – не важно. Но с чего вдруг? От алкоголизма я вроде раньше не страдал, программу «12 шагов» не проходил. Может, дело в погоде? Декадентский настрой матушки-природы всякого мужчину побуждает на саморазрушение? Будто в подтверждение моих слов об асфальт начинают биться первые крупные капли. Приходит сообщение от родителей: добрались благополучно, в номере уже разместились. Что ж, можно за них порадоваться: хоть у кого-то в этом мире все в порядке.

Глаз цепляется за небольшой прямоугольный предмет, лежащий на лавочке. Надо же! Книга. Но ведь когда я подходил присесть, ее не было… Наверное, я ее просто не приметил. Когда голова раскалывается на триллион осколков, какое уж тут внимание.

Протягиваю руку, беру черный томик. Погодите-ка. Это что, розыгрыш?

Кто мог оставить здесь сборник рассказов По?.. Оглядываюсь по сторонам, но двор пуст, ни души, лишь редкие капли стучат по листве надо мной.

Открываю книгу на середине, выхватываю несколько пассажей. Строки плывут; кажется, что-то про Лигейю. Боже, я уже не знаю, что страшнее: когда мне снятся биографические сценки из жизни По, как то театральное выступление его беременной матери, или если мне вдруг начнут сниться сны, связанные с его произведениями.

Снова пробегаюсь по тексту, не понимая ни строчки. Только собираюсь захлопнуть книгу, как звонит телефон – Катя. Снова извиняется, что не взяла трубку. Рассказать про утренний инцидент я отчего-то не решаюсь, лишь говорю, что сильно скучаю, и обещаю созвониться позднее. Только заканчиваю разговор, как звонит Наталья Андреевна:

– Марк, срочно приезжай в офис.

– Но…

– Никаких «но»! – уверенно заявляет начальница. – Я видела твое сообщение в учительском чате. Не волнуйся, не преподавать тебя зову, а кое-что передать: думаю, тебе понравится.

– Принял, буду.

Я захлопываю книгу, оставляю ее на лавке, вызываю такси и еду в офис.

Зубная боль не вернулась, но состояние по-прежнему скверное. По знакомым коридорам – прямо в нашу учительскую.

– А, Марк, вот и ты, – Наталья Андреевна приветственно улыбается.

– Всем привет, – отвечаю я.

Под «всеми», помимо начальницы, имею ввиду новенькую девочку Лену, пришедшую к нам всего пару недель назад, и Аню. О, про Аню я еще расскажу.

Наталья Андреевна сидит на дальнем конце стола, мы сгрудились на противоположном – поближе к двери. Кажется, все трое готовы принять удар. Хоть по телефону и прозвучала фраза о чем-то приятном, Наталья Андреевна иной раз так уходит в иронизирование, что не поймешь, шутит она или говорит серьезно. Быть может все плохо? Задержат зарплату? Переезд в офис на край города? Или меня за опоздания публично отчитают, чтобы другим неповадно было…

– Сегодня вы получите по шесть тысяч, – торжественно объявляет Наталья Андреевна. – Наличными.

В ответ тишина. А в моей черепной коробке голосит мама Кайла Брофловски из «Южного парка» с ее типичным «Wat-WAT-WAAAT?!?!?»

– Наталья Андреевна, вы серьезно? – Лена озвучивает наши мысли.

– Вполне.

– Но… по какому случаю?

– Будете много знать…

– Хорошо-хорошо! Ротик на замок, – спешно соглашается Лена, на словах и поведении которой, видимо, начало сказываться впечатляющее количество рабочих часов с группами детсадовцев. Тут уж волей-неволей на чайлд-токе заговоришь.

– Да ладно, шучу я, шучу!

И Наталья Андреевна начала пояснять: дескать, от правительства пришел грант, на который она подавала еще несколько месяцев назад. Это могла постараться внучка одного из депутатов – взяла да и попросила дедушку поощрить школу, где ей так нравится заниматься. На нашу частную(!) школу пришло двадцать четыре тысячи рублей, и предполагалось раздать это преподавателям.

Итак, у меня на руках шесть тысяч. Приятная такая весенняя премия! Тут уж сам бог велел отметить это дело. «Что, посреди дня?..» – еле слышно бормочет совесть. «Да хоть бы и так!» – резко отвечает какая-то новая часть меня.

Я тактично жду, пока Наталья Андреевна закончит свою речь. Теперь она говорит о некоей общей идее нашей школы: директор вообще много времени тратит на такие вещи. Я говорил, что она планирует расширяться? Интересно, а вдруг она и меня отправит новую школу открывать? Интересно, в какой город? Может, в Воронеж к Платонову? Или в Рязань к Есенину? Ха-ха, вот было бы забавно отправиться куда-то еще дальше. Я был бы только рад.

Но биографии пока подождут. Ибо я ощущаю, что в магазин меня тянет как магнитом – pun, разумеется, intended. Прощание с коллегами, путь до ближайшего супермаркета с красно-белой вывеской. Алкогольный отдел, касса, лавка под деревом в ближайшем дворе. И вот я уже не могу налакаться и чувствую, как с каждым глотком «темного» разбитость в теле сменяется задором и энергией. Жалею, что прихватил всего бутылку!

Я. Хочу. Еще.

Тут на ум приходят слова, услышанные много лет назад в каком-то фильме, который крутили по телевизору: «Когда человек пьет с кем-то, это отдых. Когда один – это алкоголизм». Что ж, резонно. Решаю набрать Костяна.

Костян, еще один мой друг, – отличный парень. К своим двадцати трем он добился не слишком многого, но все равно верит, что сможет подняться, найти себя. Это человек, который может говорить и говорить без умолку. Мне с ним комфортно, я готов его всегда с радостью выслушать. Ну и он меня, в принципе, тоже. Да, пожалуй, когда как получается – иногда я больше говорю, а иногда – он.

Хотя я уже описал его в общих чертах, добавлю деталь: Костян – бездушный ублюдок. Но нет, не в том смысле, что он не помогает людям или типа того. Просто Костян – рыжий. Как Рон Уизли. Как героиня мультика «Храброе Сердце». Как воплощение всех рыжих, которых ненавидит Эрик Картман. Как тот парень с двойной фамилией из «Иванушек». Ну, в общем, вы поняли. А еще он – слегка полненький. Не толстый, но так, вес чувствуется, размер попца и боков – тоже. А лицо белое-белое. Рыжий белокожий пухляш. Пожалуй, это и вправду будет самая лаконичная и меткая характеристика для Костяна. Родители у него чем-то там занимаются. Фанатеет от сериалов. Иногда читает, но не сильно. И у него вроде все в порядке с английским.

Звоню ему, говорю: «Так и так, приезжай, у меня тут привалила бонусная часть на зарплату. Встречаемся в “Лондоне”. Окей. Без вопросов, всегда рад».

Такси, кулстори от водилы о том, какими денжищами тот ворочал в девяностые. А вот и «столица Великобритании»: выхожу из машины; шагаю ко входу с неоновой вывеской под британский флаг, тяну на себя тяжелую, отливающую металлической синевой дверь и захожу внутрь.

Боже мой! Сколько же дам. Каких кадров только нет. Особенно мое любимое блюдо – дамы, которые ищут. О! Одна так и искрится идеями, о чем же поболтать с несчастным барменом, – придумывает заранее, только-только двигаясь к барной стойке. Усаживается – и уже успевает посетовать на свою жизнь. «Ой, я вот только-только от своего жениха… Такой день тяжелый!» О чем ты? Какой жених?! Тетка, тебе лет сорок. Он что, повелся на тебя? Каким образом-то? Ладно, я – осудителен. Но фраза про тяжелый день – еще бы! Таская такую-то тушу…

Что? Как? Почему, почему я это говорю? Неужели потому, что выпил? Нет же. Всякий раз, когда я хоть немного выпиваю, а даже если и много – я умудряюсь держать себя в руках. У меня это с первых вписок. Напиваюсь – и давай вести разговоры на всякие философско-космические темы.

Приезжает Костя, присоединяется ко мне, расположившемуся за ламберсексуальным столом из свежеспиленного (а как же иначе!) дерева. Заказываем пиво и закуски, рассказываем, у кого как идут дела.

Как вдруг я веду себя совершенно неожиданным образом: начинаю указывать другу, что он капитально облажался.

– Костян…

– Sí, – отвечает он мне на испанском и вгрызается в куриное крылышко.

– Костян, кончай сидеть в луже.

– Э-э-э, чего?

– Нельзя, ну нельзя столько плавать в луже из… – меня так и подмывает выбрать словечко пожестче, но я себя сдерживаю – … из ничего. Ты ничем не занимаешься всерьез. Сам себя кормишь «завтраками», но ситуация не меняется от слова «совсем»! У тебя постоянно какие-то попытки вроде как – разобраться со своей жизнью, но это по большей части просто сетование. Ты очень, очень зависишь от мнения кого-то там – родителей, что ли? Пора бы вырываться, бро! Пора перестать быть слюнтяем.

Пока Костя смотрит на меня с удивлением, я слежу за собственными ощущениями: черт как же приятно быть прямолинейным! И почему я раньше не позволял себе быть настолько резким в суждениях?.. Вот уж что освобождает, так освобождает.

– Ух ты, это было неожиданно. Что, плохой день на работе? – Вот в этом весь Костя: с него как с гуся вода. Я только что выстрелил в него одной из самых грубых тирад в своей жизни, а он и бровью не повел.

Из колонок доносится какой-то очередной никчемный британский хитяра. Чувствую, как побаливает голова, но я не обращаю внимания на эти злосчастные, откуда взявшиеся эффекты и попросту периодически облизываю пересохшие губы.

– Так, ладно, прости, Костя, что-то я завелся. – Чувствую, мне надо успокоиться и поговорить с любимой. – Отойду на минутку, надо позвонить.

– Давай-давай. Можешь не торопиться: мне тут одна дамочка так глазами стреляет…

Выхожу на свежий воздух и набираю номер Кати. Тишина. Так странно. Всю эту неделю, неделю, когда она мне особенно нужна, мне так тяжело до нее дозвониться. Понятное дело, во время подготовки к важным событиям, когда необходима вся мощь концентрации, себя приходится по максимуму ограничивать… но ведь не до такой же степени, честное слово!

Вернувшись внутрь, я вижу, что к нам подсели уже две какие-то особы, и в ту же секунду ощущаю присутствие двух пресловутых волков – черного и белого. История известная, да вы и без меня наверняка ее знаете: какого волка ты кормишь, тот и преуспеет.

Тут вот какая ситуация: мой черный, злобный волк уже насытился. И походу сейчас речь не об измене… а о помощи белому, потому что я не хочу смиренно молчать. Здесь у нас другое противопоставление: не добрый мальчик Марк, который попросит девочек отсесть, чтобы дяди пообщались, ВЕРСУС похотливый развратник Марк, готовый трахнуть более сексуальную из незнакомок. Нет, теперь противостояние между Марком, который готов молчать и Марком, который… готов отстаивать свою позицию, несмотря ни на что.

Как разминающийся перед рингом боксер наклоняет голову вправо-влево, так и я хрущу шейными позвонками, заказываю на баре еще «жидкого хлеба» и иду знакомиться с внезапными соседками по столу.

Спустя двадцать минут обнаруживаю себя в роли чрезмерно болтливого лектора.

– …так вот, «общество». Смысл этого слова подвергся в последние годы жестким изменениям. Если раньше мы действительно подразумевали множество людей, взаимодействующих на благо некой устойчивой структуры, результат которой – лечение, образование, поддержание правопорядка на улицах и во дворах, то теперь это чатики в Телеграме. Комментарии на форумах. Картиночки в Инстаграме. И все вместе – во Вконтакте. И самое страшное, что это новое общество вызывает зависимость похлеще героиновой.

Делаю глоток пива, поглядываю на Костю и девушек – вроде им интересно.

– Боже, да о каких проверках работ моих учеников может идти речь, если после проверки почти каждого упражнения моя рука неотвратимо тянется к ромбобразной хромовской кнопочке «Новая вкладка», а вслед за этим переводит клавиатуру на английский язык и вводит в поисковую строку заветные v… k… и жмет ENTER. Про FoMO слышали? Расшифровывается как Fear of missing out – страх что-то упустить. Вы постоянно находитесь в таком состоянии, будто вот остальные смогут принять участие в некоем крутом движе, получат нереального уровня эспириенс от какой-то картиночки, музыки и т. п., а вот вы – нет… И от этого вам так страшно. Ссыкотно. И вы перестает делать полезные дела. Вместо этого вы либо уподобляетесь мне, нажимая «Новая вкладка» и далее по списку, либо… Вы все равно уподобляетесь мне и просто нажимаете на уже присутствующую в вашем…

– Марк, Марк! Ну ты разогнался, конечно.

– А что, собсна, такое? – с вызовом вопрошаю я.

– Да ничего, ничего… – извиняется Костян с характерным защитным жестом: ладони кверху, привет Деграс-Тайсону.

– Вот и не перебивай. Так на чем я?.. Ах да… Вы поймите, девчонки. Пойми и ты, Костян. Зависимость ваша… Она нового рода. И в то же время – совсем старого. Точно так же, как могли пару сотен лет назад подсесть на опиум богачи, потому что у них были бы деньги на тогдашнюю наркоту, точно так же и мы сейчас подсаживаемся на иглу социальных сетей. Вы не подумайте… это – не проповедь… Или не исповедь?

– Или и то и другое сразу? – Поднимает брови одна из девушек.

– Может и так… А-а-а, ладно. Сбился с мысли.

Я перестаю размахивать стаканом, который за минут до этого успел схватить со стола, и делаю знатный глоток. Одна из девушек, та которая блондинка, все смотрит на меня: взгляд несколько зачарованный, губы – приоткрыты. «Попалась. Бедняжка», – думаю я про себя. Сколько раз я уже видел во взгляде девушек вот такой восторг, стоило мне начать выдавать мысли, копившиеся в голове месяцами, если не годами. Таки прав был народ в «Теории большого взрыва»: smart is the new sexy.

Костян подзывает бармена, идет ва-банк и заказывает всем по две стопки б-52. Не успеваю моргнуть, а шоты уже на столе. Поднимаем их, и я говорю:

– Только чур всем смотреть в глаза!

– Это еще почему?

– А это мне начальница рассказывала, про Германию. У немцев такое поверье: когда чокаешься, надо всем за столом посмотреть в глаза. И плевать, если что-то из бокалов расплескается, главное – смотреть.

– А если нет?

– А если нет – то семь лет плохого секса.

Все переглядываются.

– Так во-от почему у меня проблемы в постели, – шутит Костя. Все смеются, чокаются – переглядываясь, разумеется, – и я продолжаю свою тираду. Эта меня брюнетка успела задеть…

– И ведь самое страшное, что никакого спасения не может быть, если только вы не исправитесь. Если только вы не покаетесь и не начнете заниматься чем-то полезным или наоборот, деструктивным. Но таким, что вам действительно близко. Может, даже и лучше, если деструктивным.

– И что же это должно быть?.. – спрашивает брюнетка. – Алкоголь?.

– Секс? – с придыханием выдает блондинка, и я понимаю, что испытываю к ней нечто большее, чем просто симпатию.

Хочу взять ее и… опустошить ей разум. Чтобы вообще все, что только там хранилось, любые наброски первых взимосвязанных представлений об этом мире взять, свернуть и выпотрошить к чертям собачьим.

Но, похоже, не сегодня – на меня накатывает жуткая головная боль. Аж перед глазами все плывет. В итоге вынужденно прощаюсь с ребятами и, не без удовольствия заметив сожаление в глазах блондинки, уезжаю домой.

Еду домой на такси и по пути рассеянно просматриваю, что там у меня в телефоне. От любимой опять никаких известий.

Мысли скачут на другое. М-да уж. Ну и сурово же я обошелся с Костяном. Чем он провинился-то? И почему я на него сагрился? Даже нет, сагрился – мало того, что не русское совсем слово, так еще и не точно подходящее конкретно к этому случаю… Скорее, я начал методично докапываться до его точки зрения. Припомнил ему вроде бы старые обиды, начал отстаивать свою правду… Какое дикое поведение, совсем на меня не похожее.

Закрываю глаза с надеждой на то, что впервые за последние несколько дней мне не приснится ничего. Потом захожу в интернет, читаю на форумах, да на том же мэйл. ру, что может помочь новопассит. Наконец – захожу в аптеку, в обмен на купюры получаю спасительный флакон. Но как насчет другой спасительной жидкости? У меня, как говорят в народе, «трубы горят» – как-то же надо их потушить?..

Снова вспоминается фраза «если человек пьет один…», и своим появлением она подпитывает червя сомнения, что шевелится у меня глубоко внутри: пить одному – плохо? Интересно, а кто-то еще из товарищей моих пьет один? Может вот они – доказательства того, что я превращаюсь в алкоголика… Да ну, глупости. Когда такое было, чтобы из-за одного приятного вечера человек резко превращался в алкаша?

Проблем с покупкой набора из шести маленьких бутылочек «Бада» не возникло. Теперь мне предстоит пройти еще несколько дворов пешком. По странному стечению обстоятельств все магазины в районе моего дома – лучшее место, чтобы купить пиво, – почему-то закрыты на ремонт.

Помимо дворов, меня ждет еще перекресток. И вот я выхожу из лабиринта однообразных хрущевок, и дорога уже близ…

ЧТО?

Какого черта?

Я же спокойно шел, никого не трогал, minded my own business. А тут вдруг, откуда ни возьмись… Я даже не понял, что это было. Я как будто вдруг услышал легкий шорох. Или шепот. Знаете, как в фильмах ужасов: моменты, когда у каких-нибудь ясновидящих, или экстрасенсов, или у тех, кто устраивает сеансы с духами – кажется, таких чуваков называют медиумами… так вот, представляете: начинается спиритический сеанс.

Эта серая тень, размером с небольшой порванный баннер, стремительно пролетела мимо. Она появилась из ниоткуда, пронеслось – страшное лицо, череп… морда, не лицо, морда нечеловеческая – и исчезла так же быстро, как и появилось. И все – с мягким шепчущим шуршанием. Загробное звучание… У меня по спине пробежали мурашки.

Что, наигрался со своими снами, умник? Ну и читал бы ты дальше про свои REM’ы и прочую хрень. Листал бы журнальчики, вымахивался познаниями о сне даже и на английском! Ученики же любят послушать, как ты перед ними трындишь. Так нет же, черт тебя дери. Решил влезть в собственную голову. И все ради чего? Чтобы ПОНЯТЬ ПИСАТЕЛЯ? Чего там понимать-то?

Это ты кому будешь рассказывать про понимание-то, умник ты чертов? На улице – холод уже, считай, собачий, а у тебя испарина на лбу – на, вытри, вытри ее еще раз! Пот не сходит с лица! Ты будто километры пробежал или в зале полчаса прозанимался – насколько вспотел. А на кончиках пальцев откуда пот выступил?

Ну что ты, ПОНЯЛ писателя? Да еще и алкотрип этот…

А может, может, из-за него все? Да-а-а, точно! Я что-то такое припоминаю… Несколько раз же натыкался на статьи про алкоголь. Там не только было про борьбу с похмельем, но еще и про то… Про то, когда бывает белая горячка! И когда, спрашивается? Вовсе не у тех, кто прям вот много и часто пьет. Как раз таки белая горячка с проявлениями галлюцинаций частенько проявляется у НОВЫХ адептов зеленого змия – тех, кто раньше не пил, не пил, и вдруг БАЦ – сразу нажрался.

Впрочем, если и начались у меня легкие глюки, так сегодняшнее распитие с Костяном того стоило – я чуть не забыл поделиться частью беседы, которая успела у нас состояться до прихода девушек.

Подвожу итог мысли, всматриваюсь в Костю.

– Мне кажется, помимо модели дисциплина+мотивация, можно предложить кое-что еще.

Я отпил пиво, еще несколько секунд попялился на товарища и протянул:

– Да ла-адно. И что же?

– Найти себя.

– Смешно.

– Я не шучу.

– Окей, поясни.

И тут Костя начал пояснять.

– Ты уже меня извини, Марк, очень может быть, что я только-только начинаю во всей это штуке разбираться… Но, по-моему, куда важнее найти собственное призвание. Люди, которые занимаются трудными вещами, вроде ментов, медсестер и прочего, бывают разными. Некоторые работают на этих работах просто потому, что не смогли найти ничего лучше, или потому что у них в семье так заведено – трудится в больнице или в ментовке. Но есть же и другие. И они проникаются тем, чем занимаются.

Даже скажу так, отдельно – они любят свое дело и всякий раз возвращаются к любимому занятию, как к целительному источнику. Можно даже набросать красивую метафоричную зарисовку: наш Герой вымотался. Его одежда – лохмотья, он сам – понурив плечи, опустив голову, то и дело почесывая мозолистые, почерневшие от труда руки, бредет. У него совсем нет сил, и тут рядом открывается портал, который вырвался из его собственной груди потоком синего цвета, по форме – что твоя змея.

Наш уставший, постаревший, седой, весь в лохмотьях герой вступает в этот портал.

Или это могут быть тяжеленные ворота – как хочешь, так и будет, можем любую метафору выбрать.

Когда Костя закончил, я уже прямо не знал, что и думать. Я услышал то, что перевернуло мое сознание.

Да, пожалуй, столь удачные метафоры и меткие аналогии встречаются до ужаса редко. Так что да, это очень и очень ценно, что я сегодня посидел с Костей, а потом еще и с дамами выговорился.

Ну а сейчас я стою на остановке, к которой вызвал мотор – а он все не едет. От нечего делать рассматриваю номера проезжающих мимо маршруток. Мир, несмотря на относительную свежесть вокруг, давит, давит нестерпимо. Я на секунду закрываю глаза, вспоминая, насколько прекрасно все было в понедельник, и задумываюсь: и какого же черта я не понимал всю опасность надвигающихся проблем?

Открываю глаза и вижу, что у меня перед лицом – чье-то еще лицо.

Мужик непонятного вида. На нем черная шляпа, черное же пальто и шарф. Он коренастый, но не столько из-за низкого роста его, сколько из-за шарфа, перематывающего фейс, я не могу разглядеть по-нормальному его черт. Какое странное зрелище… Вижу: у него черный пакетик в руке. Оттуда выглядывают три красных розы, а с другого края – как будто какая-то тяжелая бутылка.

– Парень.

Я продолжаю пялиться на него. Рассматриваю лицо и силюсь вспомнить, откуда же мне может быть знаком этот образ.

– Па-а-аре-е-ень, – нараспев произносит мужчина.

– Что такое? – резковато бросаю я.

– Отгадаешь загадку – машина приедет.

– Чего?

– Повторяю: отгадаешь загадку – машина приедет.

Что за бред?.. А вот что точно НЕ бред – я этого мужика уже где-то видел. Или где-то слышал про такой наряд… Может, это дикая смесь образов? Теперь ни в чем я не могу быть уверен наверняка.

– Ну.

– Две ноги – но не взрослый. Крылья – но не ангел. Клюв – не попугай. Черный – но не уголь.

– Черный, но не… Эх, если бы еще упоминания того бюста были… да, пожалуй, это… Это ВОРОН.

– Ты прав. Смотри. – Незнакомец поворачивается к дороге и показывает на синий «Логан». Машина там и стояла все это время? Или только подъехала?

Я гляжу в ту сторону мельком, всего одну лишнюю секунду, а когда поворачиваюсь к своему собеседнику, – того уже и след простыл.

По дороге домой я вспоминаю, какие у нас задушевные разговоры были с Катей. Как мы планировали будущее. Как мы поженимся. Как все устроим. Какие будут поездки за границу. Как мы будем развлекаться в отелях; гулять по улочкам старинных столиц… И все это – прахом. А потом я падаю в воспоминания.

Как она, желая меня спровоцировать, рассказывала о своих бывших. И как мне приходилось сдерживать недовольство – мне тогда казалось это жутким, ни с чем не сравнимым проявлением слабости. Иногда я перебарывал себя: не просто молчал, но рассказывал истории из собственной жизни. Например, о том, как сдружился с мамой одного из одноклассников… Вы можете представить, какой взрыв смеха это вызвало у Кати? Даже не-ет. Не так. Начала она по-другому: она посмотрела на меня искоса, заигрывающим взглядом. И прежде, чем я успел ей хоть что-то объяснить…

– I’m a mother lover, you’re a mother lover, we should f**k each other’s mothers.

А дальше пошел шквал шуточек про маму Стифлера, плюс Катя уточнила, не была ли эта тетка училкой – как раз в то время прокатилась волна историй о том, как американские училки совращали учеников.

Но я-то знал, что, когда закончу, Кате резко станет несмешно. И я продолжил. Вспомнил, какие шутки ходили в классе; как сам тот парень, Боря (имя-то какое!), чувак до жути флегматичный, и тот подняпрягся, надувая свои пухлые губы: он не был особо полным, но губы – что у негра. Он меня как-то раз отозвал в сторону и начал расспрашивать, что у нас с его мамой.

А мы с той дамой… Нет, не было ни близости, ничего.

Я так понимаю, у нее могли быть какие-то поползновения, но у меня – исключительно возвышенные чувства. Мы много общались, например, на тему английского – она как раз его неплохо знала. Да, она была приятной внешности, но я это тогда, как ни странно, воспринимал исключительно как некую ауру, особое обаяние, не более. Никакой пошлятины. И встречались мы не так часто, раз-два в месяц. В кафе, бывало.

Слушая, Катя шутила, прикалывалась и никак не могла остановиться.

Как вдруг – перестала, поняв, насколько тускл и печален мой тон. Видимо, что-то в голосе самом надломилось. Она подошла и обняла меня.

Я продолжил. Продолжил про нее… Рассказал, как проявились первые признаки болезни: когда мы сидели в кафе, у нее вдруг кашель начался, сильный, сильный кашель. Парой дней позже она сходила провериться в частную клинику. Результат был неутешительный – туберкулез.

Дальше – лечение. Лучшие врачи, каких только можно было сыскать в нашем городе. Самые эффективные лекарства. Все без толку.

Несколько месяцев – и ее не стало.

Я, как последний дурак, отдалился от нее в те последние месяцы. Я пришел лишь однажды, мы чуть-чуть поговорили, и она сама, сама сказала мне: «Не надо. Не приходи…». Черт, ну почему я был таким дебилом – и послушал ее. Для меня это урок на всю жизнь. Не надо прислушиваться, что говорит тебе разум при общении с девушкой. Слушай сердце, лишь оно одно скажет правду.

На словах, что я даже на похороны не решился прийти, Катя обняла меня крепче и вытерла мои слезы. Та женщина… она действительно оставила на мне отпечаток.

Кажется, я поймал сумерки.

Я хочу сохранить в своем разуме ту секунду – и кусочек неба, видимый из моего окна, если сидеть за компьютером и смотреть в сторону кухни. Этот кусочек неба такой… темно-серый, а местами синий. Между ним и мной – ветви деревьев, но недостаточно густые, чтобы помешать смотреть.

К этому моменту я уже вернулся в пустую квартиру и, выпивая одну бутылку за другой, залипал в соцсетях на гравюры Доре. И вот сейчас – пойманные сумерки. Я выключаю компьютер, чтобы мне был лучше виден этот вечер. Все это – лишь игра света с нашей планетой. Лучи солнца доходят до атмосферы, пронизывают ее, и в течение дня мы видим небо в разных цветах.

Чуть правее – дом. Он темно-серый, уже почти черный. В сравнении с ним кусочек неба кажется нежно-голубым. В доме горят несколько окон. Одно вижу точно. В ярко-желтом, даже скорее оранжевом прямоугольнике – расплывчатая фигура. Интересно, этот человек следит за мной, когда я днем вдруг забываю задернуть шторы? Или когда нарочно их не задвигаю, чтобы было больше света в комнате… Я не знаю. Но это ощущение – уникальное. Пойманные сумерки.

Но вот проходит несколько минут. Я уже успел отвлечься на сиюминутные глупости. И в мозг въедается: «Проверь! Проверь еще раз!» Я бросаю взгляд на окно – и там уже ничего не вид… нет, погодите-ка. Что-то есть. Выключаю монитор и по-прежнему вижу тот кусочек неба. Он там. Чуть менее яркий, чуть меньше нежного в нем и чуть больше серого. Однако я все равно могу в нем что-то разглядеть. Возможно, прямо здесь и умрет проникновенная метафора, какая-то хорошая метафора.

Чтобы в бездне отвратительного обнаружить то, что там сокрыто ценного, светлого… в бездну надо взглянуть.

Невозможно отыскать в бездне свет, не заглянув в нее.

Вот так я заметил сумерки. Я поймал их. Я спас в своем разуме тот крохотный кусочек, сохранил его навечно для самого себя. Обняв его в своем сознании, как укутанного в пеленки первенца, я забираюсь в кровать и медленно засыпаю.