Глава 5
Среда

«Та-та-та-да-а-а!» – ревет будильник на телефоне, вырывая меня из сна, порожденного, казалось бы, эпизодом из первой «Матрицы». Да и чувствую я себя сейчас так же, как Нео, очнувшийся в одной из миллионов капсул – даром, что без штекера в затылке и слизи по всему телу.

Не хочется даже высовываться из кровати – голова раскалывается. А судя по виду из окна, погода меняется. От вчерашнего солнца не осталось и следа; небо затянуто облаками.

В комнату входит мама и напоминает, что в четверг они с отцом уезжают отдыхать. В голове проносится картина: родители, лежа на пляжных шезлонгах, чокаются коктейлями и улыбаются жаркому солнцу – а я растянулся на кровати и так страдаю от головных болей, что мечтаю поскорей умереть.

Мама выходит. Сажусь, но пока не встаю. Кажется, могу и завалиться на бок, будто пьяный. Хоть не тошнит! Но вот вопрос: почему мне так плохо?..

Странные дела с этими осознанными сновидениями: в статье написано, что я должен осознавать свое пребывание во сне. Так и есть. Но в то же время осознаю я и другое: во сне нет никакого Марка. Я будто становлюсь другим. Неким незнакомцем со своими мыслями, страхами и желаниями. Более того: во сне у меня нет своих воспоминаний. Я не знаю этого человека, но чувствую, что он – это я.

Звонит телефон. Это Женя.

– Ну что там, Марк? Идем сегодня тусить?

– Не, Жень, давай-ка без меня.

– Э-э-э, погоди-ка. В смысле «без меня»? Ты же сам предлагал…

– Может и предлагал. Сорри, сегодня никак.

– Ясно. Прокидываешь, значит, старого друга. Ну ладно, бывай.

Короткие гудки.

Женя не обидчивый. Женя поймет.

Не могу отделаться от чувства, что я что-то забыл. Ну ладно. Топаю до кухни, нахожу записку на холодильнике. Ровный мамин почерк: «Уехали папе за одеждой. Суп в холодильнике. Будем к вечеру».

Достаю кастрюлю, ставлю на плиту. И тут же убираю обратно – потому что вспоминаю про замену, которую обещал Наталье Андреевне.

Черт, совсем опаздываю. И не хочу сегодня работать.

Тут вспоминаются слова одной из моих коллег. В какой-то из первых рабочих дней, когда я врывался на каждое занятие со свойственной всем неофитам энергией, она сказала: «Знаешь, Марк, настанет день, когда то, что тебя сейчас так увлекает, станет поперек горла – и преподавание будет не в радость».

Кажется, она что-то говорила про серость… Смеюсь. Говорят, что у девчонок, которые начинают работать вместе, синхронизируются менструальные циклы – похоже, и у меня настрой попал в унисон с серым небом, затянутым серым декадентным полотном. Но хватит тормозить, надо двигаться.

Спускаюсь по лестнице, выхожу из дома. Черт, как-то я легко оделся для такой холодной погоды. Вспомнил, как мама, выходя из дома раньше меня, обязательно звонила и говорила: «Маркушенька, на улице холодно! Оденься потеплее». Что ж, в этот раз ей немного не до меня.

Силюсь убедить себя в том, что освежающий холод меня взбодрит. Да и вообще, «надо мыслить позитивно». Бреду до остановки. Почти сразу понимаю, что бодрости не прибавляется. Голова гудит. Надо было отменить занятие. Вряд ли я нормально предстану перед тем инженером, мегапозитивным парнем, у которого к тому же высокий уровень языка.

Забираюсь в маршрутку. Заплатив и нахохлившись на сидении, оглядываю публику. Вы любите рассматривать людей в общественном транспорте? Вот у меня, например, очень долгое время в голове была мысль: а что, если бы сняли отечественный аналог сериала «LOST», да только о людях, которые вдруг ни с того ни с сего оказались вне времени, или на фантастическом острове, или типа того. Да только все они были бы объединены одной маршруткой. И там чтоб мама с маленьким сыночком. Грозный лысый бугай. Две, а то и три бабки. Парочка студенток. Случайный делец средней руки. И чтоб у всех – свои секреты.

Смотри-ка, Марк, а ты уже оттаиваешь! Может, еще и по поводу сна порефлексируешь? Хм, вот интересно, может ли мое изменившееся состояние быть как-то связано с тем, что я начал практиковать ОС?

Не уверен, но наверняка знаю одно: я совершенно точно стал погружаться лучше и глубже. Вещи, которые мне сегодня померещились, не отличались идеальной четкостью, но я крепче слился со своим сновиденческим «эго»… Хоть и ощущаю себя кем-то еще. Будто надел по ошибке чужое пальто: смотришься в зеркало – и не узнаешь самого себя.

Жажда поскроллить ленту мгновенно одерживает победу над психологической рефлексией. Залипаю в телефон, просматриваю новости. В паблике «Типичный Литератор» выложили статью про По. Во, как раз моя тема. Почитаем.

«“Ворон” мог и не быть стихотворением. Сами посмотрите на темы, которые в нем поднимаются: полночь; томная дремота; неназванный старый том; состояние, в котором человек вот-вот отойдет ко сну. Эти мотивы По не раз использовал в своих рассказах. Взять и отрицание сверхъестественного посетителя – да это самая настоящая “Лигейя”! Или это мог бы быть Родерик Ашер. А то обстоятельство, что Ворон сводит с ума несчастного? Точно так же персонажи эдгаровской прозы терпят психологический крах из-за таких вещей, как черные коты или громкий стук (казалось бы мертвого) сердца. А в случае “Ворона” дополнительный эффект достигается как раз за счет того, что помещены эти темы в поэзию. И в итоге мы имеем стихотворение с запоминающимся ритмом, с понятными рефренами, но при этом без ужаса, который можно назвать отвратительным. Это поэма, которую может прочесть и оценить по достоинству что взрослый, что ребенок».

Про повторяющиеся мотивы автор верно подметил. Впрочем, говорят, По повторно использовал сюжеты еще и потому, что пытался заработать денег не только работой редактором в разных журналах, но и как раз писательством. А деньги были еще как нужны: надо ведь позаботиться о Вирджинии, любви всей его жизни…

Кстати о любви – совсем с Катей забыл списаться.

«С добрым, любимая! Как ты там?»

Ответ приходит практически мгновенно: «Привет. У меня все хорошо:) На учебе. Почему не позвонил?» Я пишу: «Сорри, совсем забегался, на урок опаздываю. Созвонимся чуть позже?» Она отвечает: «Как знаешь: P Я дальше лекцию слушать». И немного погодя: «Люблю тебя». «И я тебя», – отправляю я ей.

Текст про По и этот разговор немного привели мысли в порядок: на душе легчает. Как вдруг – еще одна смс-ка. От Натальи Андреевны. Ох, ну и схлопочу же я сейчас…

«Марк, ты помнишь про урок с Сергеем в 11?»

Только я заношу большие пальцы над цифровой клавиатурой, чтобы расплыться в, честно говоря, мало что значащих извинениях, как вдруг… Одиннадцать! Боже ты мой! На часах же еще только 09:45. Я и правда забыл, да только в свою пользу.

«Конечно помню, – пишу в ответ я. – Даже приеду пораньше, чтобы не опоздать».

И про себя думаю: «Отлично, отлично». Зарядившись надеждой, даже расправляю плечи – все как говорила женщина из TED-выступления про связь между осанкой и уверенностью в себе. Жаль, соседи по маршрутке не оценили мой ход: один уже недовольно кряхтит, а другая одарила прожигающим взглядом.

– Hi there! – приветствую я ученика.

– Hello! How are you? – уверенно отвечает Сергей. Голос у него слегка высокий, но, надо сказать, ничуть не писклявый.

Урок проходит хорошо. Сергей – ученик выдающийся. Его ждет большое будущее в английском языке, хотя, казалось бы, куда уже выше. Откуда результат? Врожденные способности плюс исправное выполнение домашних заданий. Вот и сейчас он сдал эссе о влиянии интернета на современные аспекты жизни людей, а я пообещал передать текст моей коллеге, которая ведет у Сергея постоянно.

По нему видно, что человек любит то, что изучает. Он даже уже начал подрабатывать переводом видеоигр для одной вполне себе известной компании. Парень определенно кайфует от всего, что связано с языками: не прочь почитать книги на английском, периодически посматривает фильмы и сериалы в оригинале. Метод из Oblivion в действии – и результат не заставил себя долго ждать.

Надо будет обсудить с коллегой возможности Сергея: может, стоит усложнить ему уроки? Не только давать задания из более продвинутых курсов, но и чаще устраивать тренировки на время?.. Чтобы, например, он пересказывал главные события вчерашнего дня, причем строго за минуту и ни секундой больше? Подобное ограничение прекрасно повышает навык говорения – проверено на себе! В конце этого урока я и так дам ему задание побольше, чем обычно задает моя коллега. Все потому, что Сергей – из учеников «с особенными потребностями». Но не в том смысле, что он «альтернативно одаренный» (ну и странный все-таки термин), а в том, что к нему нужен особый подход. И его-то мы парню и обеспечим.

Помню свои занятия в педе. Как и любая другая филологическая группа, наша состояла в основном из девушек. Не раз и не два ловил я их взгляды – и если бы восхищенные! О нет, там было удивление, сменявшееся злобой. А как иначе: ведь в лучших традициях teacher’s pet (так на английском зовется любимчик учителя) я то и дело просил у преподавателей побольше домашки. Например, когда они задумывались «Хм-м, а сколько бы минут подкаста вам сегодня задать?..», я частенько ворчал, что трех минут мало – а потом удивлялся, почему одногруппницы не хотят со мной обедать. Ну и ладно. Зато за расшифровкой новостных подкастов BBC (адрес bbc.co.uk/podcasts помню до сих пор!) я провел немало приятных часов.

В конце урока с умничкой Сергеем рекомендую ему тот самый сайт с подкастами, даю домашку и прощаюсь. На очереди – Юля.

Юля – девочка непростая. И дело не только в том, что родители позволили ей покраситься в ярко-лиловый в столь юном, по-хорошему – детском возрасте. И не в том, что Юля очень способная и выполняет домашку. Нет-нет. Она непростая потому, что мне иногда кажется: в ее голове заключен разум взрослой женщины.

Серьезно, ей никак не может быть десять! Разве что по свидетельству о рождении или по внешнему виду можно было бы так решить, но никак не по ее речи. От какой еще десятилетней особы можно услышать рассуждения о политических перестановках в стране? Или о роли того или иного философа в развитии крупнейших европейских держав? Вот и я думаю, что ни от какой. А с Юлей вы запросто побеседуете что о «политических» сидельцах, что о Пражской весне 1968-го.

И вот она сидит передо мной, эта взрослая женщина в теле ребенка. Из колонок льется речь с британским акцентом, Юля усердно вписывает пропущенные слова в предложения. Даже в этом ученическом действии сквозит утонченная статность – ни дать ни взять светская львица. Трек заканчивается, и Юля веским, деловитым тоном, столь несвойственным девочкам ее возраста, обращается ко мне.

– Mark, I’m ready, – информирует она меня о своей готовности, и мне трудно не заметить грустную музыкальность ее голоса.

После занятия за Юлей приходит отец – бледный и, как обычно, одетый в черное. На его лице всегда маска легкой грусти, но сегодня он особенно печален. Юля, вежливо поздоровавшись и кивнув, спрашивает:

– Папа, а можно мне кофе? – Это звучит так, будто Юля с отцом на равных.

– Юлечка, даже не знаю, там же столько кофеина…

– Вы знаете, Юля сегодня так хорошо поработала на занятии, – пытаюсь помочь девочке я.

– Ну хорошо, держи. Сдачу оставь себе.

Юля улыбается, сжимает в кулаке купюру и уверенно идет к автомату. Он несколько поодаль от учебных кабинетов, и, дабы сгладить возникшее между мной и Юлиным папой неловкое молчание, я бормочу что-то банальное, про погоду, как вдруг…

– Вы знаете, – вздыхает он. – А ведь Юленька так похожа на маму.

От того, с каким сожалением он смотрит на дочь, мне становится грустно и не по себе. Вспоминаю: после одного из первых занятий, приметив, что Юлю всегда приводит папа, я имел неловкость поинтересоваться, где же работает мать ребенка. Отец Юли ответил, что нигде. Мне хватило одного взгляда на его помрачневшее лицо, чтобы не лезть больше с глупыми расспросами.

А то, как сам папа смотрит на дочку… Прямо сейчас она стоит в стороне, лакает кофе из пластикового стаканчика и глядит в окно, а он глядит на нее не столько с любовью, сколько со странным отторжением, будто девочка эта – и не его вовсе; но не в том смысле, что от другого мужчины – а в том, что не от этого мира.

Я вам даже скажу еще одну вещь. Стороннему наблюдателю, который не знал бы о нежнейших отношениях между отцом и дочерью, эта вещь могла бы показаться еще более странной. Дело в том, что иногда папа смотрит на Юлю так, будто… будто узнает в ней человека, вернувшегося из мертвых.

Юля возвращается радостная, даже капельку больше похожая на ребенка. Подойдя к нам, опрокидывает стаканчик финальным залпом и выбрасывает в урну. Я прощаюсь и возвращаюсь в главный кабинет – можно сказать «учительскую».

Хм, странно. Опять я совсем один. Что же, сегодня больше никто из преподавателей не придет? Та-ак, ладно посмотрим расписание… И правда. Занятий нет ни у Натальи Андреевны, ни у двух других преподавательниц, ни у меня. Замечательно же! Перспектива поскорее вернуться домой несказанно радует. Но перед этим надо выполнить еще одну типично преподавательскую обязанность.

Настал мой черед дойти до кофейного аппарата: взять «зерновой» мокачино и вернуться в кабинет. «Топливо» набрано, пора трудиться – проверять тесты учеников. Я располагаюсь у большого овального стола, разложив на нем распечатки с правильными ответами: не важно, какого уровня работы я проверяю, рядом всегда лежат «ключи» на всякий случай.

Так-так-так, где у нас первая работа? И? Что же это? Батюшки, ну по классике же парень пошел! «He have two dogs». Нельзя же так писать, третье ведь лицо единственное число в Present Simple. HAS, разумеется.

Так, ну а в этом упражнении? «There are a flower in the vase». На ум прискакало бессмертное картменовское «How do I reach this kids??» И обязательно чтобы с его фирменной интонацией. «Ну что ты будешь делать с этими детьми!» – думаю я по-доброму. Ладно, на следующем занятии как раз и начинаем с разбора ошибок в тесте. Пусть раз и навсегда уже запомнят: в конструкции There is // There are, что указывает на наличие чего-то где-то, для одного предмета (a flower же!) ставим THERE IS, а для нескольких – THERE ARE.

Смотрим следующую работу. Ага, все те же ошибки, но есть и парочка новеньких. Вот здесь, скажем. Ну кто так слова расставляет? Ну и с чего вы взяли, что ответом на «Who did that?» будет «No, she wasn’t»?.. Да-а, надо будет еще разок прогнать Past Simple с ребятами…

Еще ошибка, с can. Тоже проходили, совсем недавно. И практиковали этот модальный глагол. В задании просят общий вопрос, значит пишем «Can he go…»

М-да, ошибок и впрямь много: эх, иногда так и хочется крикнуть голосом Картмана «HOW DO U REACH THESE KEEEAHDS?!»

Все, настроились. План такой: допроверить оставшиеся работы, а затем встретиться с Женей, моим давним, немного консервативным другом. Я нагрубил ему с утра и отменил встречу, хотя сам же до этого его и пригласил… Надеюсь, он не успел занять вечер чем-то еще. Сяду с ним, расскажу, как у меня дела с осознанными сновидениями. Глядишь, он даст дельный совет или просто поддержит. К тому же мы давно не виделись, а, что ни говори, дружба – это растение, требующее постоянной подпитки.

Потом поеду прямо домой, читать биографию По и, возможно, готовиться к вечернему сеансу. Может, удастся повидаться с Эдгаром? Пускай он будет совсем уж юнцом? Или же попытаться повстречать кого повзрослее? Ладно посмотрим. Я еще не уверен, удастся ли избавиться от кораблей, облаков да непонятных домов и сконструировать собственный сон. Во всяком случае, поработав с фактами из биографии, я постараюсь перенестись в то место, которое интересно мне.

Сидя в уютном полумраке кафе и задумчиво помешивая только что поданный капучино, я всматривался в лица немногочисленных посетителей и вспоминал, сколько всего мы с Женьком пережили, как в школьные годы, так и после.

Взять, к примеру, двух девушек в дальнем углу кафе, ближе к барной стойке. Я гляжу на них, и передо мной оживает тот славный день, когда я наконец-то набрался смелости и позвал девчонку из школы – парой лет младше или всего на один класс, уже и не упомнишь – в кино. Звали ее Ксюша. И все бы хорошо, но рядом с ней у меня натурально дрожали коленки, да к тому же мысли путались так, что жуть. Вот я и ляпнул, не хочет ли она пойти с подругой. Кажется, я употребил термин «дабл-дейт». Двойное свидание.

Ксюша ответила: да, мол, подруга точно будет рада. Вот и пошли. Боже, как же я тогда был влюблен. В те недели, месяцы, что я лютейшим образом сох по Ксюше, она казалась мне воплощением грации и красоты. Я даже брался за стихосложение, в лучших традициях втюренных подростков слагал вирши с пассажами вроде «длинноногая Афродита». Писал я тогдашний, а стыдно мне сегодняшнему.

Итак, настал день свидания. Мы вчетвером встретились у кинотеатра. Я выдал Женьку и девчонкам билеты. Зашли, заняли места. И началась самая настоящая пытка: в лучших традициях гипертрофированного джентльменства я ждал хоть каких-то знаков от Ксю, но напрочь их не видел – а без знаков продвигать свою армию на ее позиции мне казалось как-то не комильфо. И так все два часа занудного исторического фильма. Вышли, немного погуляли по городу вчетвером… И разошлись по домам. Так у меня с Ксюшей ничего и не вышло. А Женя позже не раз и не два делил со мной бокал, выслушивая мои стенания.

Или вот еще: за соседним столиком что-то лихорадочно строчит в телефоне суровый мужик в костюме. Лысина блестит, что твои ролексы. Этот блеск наполированной маковки напоминает мне еще один случай – как Женек, поддержав очередное мое увлечение, чуть не получил за это люлей.

Тогда в насилии – даром, что так и не состоявшемся – оказались виноваты… барабанная дробь… Компьютерные игры! Как так? Объясняю.

Увлекся я как-то игрулиной про граффити, Marc Ecko’s Getting up: Contest Under pressure. Бегаешь по городу, лазаешь по стройкам, расписываешь виртуальные стены, иногда бьешься с не менее виртуальными противниками. Эта видеоигра стала для меня лазейкой в мир граффити: я купил несколько баллончиков, начал пробовать трафареты. Самое смешное, что из-за собственной лютой неуклюжести в плане рисования – все верно, рисовать у меня не получалось с самого детства и не получается до сих пор – я факапился по страшному. А Женек мне пытался помочь, как мог: то фильм тематический со мной посмотрит, то пойдет на вылазку – «побомбить».

И вот представьте.

Выходной день. Мы топаем вдоль высокого бетонного забора, покрашенного в розовый. За ним виднеются трубы завода. Хотим пройти подальше, чтобы набомбить набросок с одного граффити-форума, где я пропадал в свое время. Идем мы по этой слегка возвышающейся дорожке. Слева – овраг с кустами, за которым стелится блестящий металл рельсов. Справа – та самая розовая стена, которой предстоит пострадать.

Делюсь каким-то странными переживаниями с Женьком – и тут оборачиваюсь и вижу: сзади нас идут четыре хлопца. Опасной такой наружности. Ну гопари, типичные. И кепочки и костюмчики – все при них. Говорю об этом Жене. Оцениваю, почти не поворачиваясь, насколько они далеко и какова их скорость. Он ищет глазами что-то, чем можно ударить. Идем дальше. Размышляем, насколько сильно огребем.

– Да нет, мы ж уже пару месяцев как в спортзал ходим, а у них только один на вид крупный, остальные – хлюпики.

– Ой, да нет, их же аж четверо, раскидают нас как пить дать.

– Да какой-то там, я же говорю, зал!

– Нет, нам точно конец. А если у них вдруг ножи?

– Да, ножи – это во всех смыслах железный (или все-таки стальной?) аргумент. А давай через овраг, к путям и дальше? Они, даже если попытаются срезать, догнать нас не успеют.

– Да, давай. Готов?

– Ага… Раз, два, три. БЕЖИМ!

– Здарова, дружище! – Я встаю из-за стола навстречу Жене.

– Ну здравствуй, братец.

Крепкое рукопожатие. Уважаю мужиков, у которых крепкое рукопожатие.

– Представляешь, а я как раз нашу с тобой юность вспоминал.

– Да ладно! – говорит Женя и вешает пальто на стойку рядом. – Поди, тот случай, когда в соседнем дворе Жанка Елистратова мне…

– Какой там! Бери веселее. Помнишь, как я в свое время по граффити тащился?

– Ну помню.

– А как убегали от кучки гопарей, помнишь?

– Гоп… А-а-а, помню, конечно! Ох и поржали мы тогда знатно: особенно когда продрались сквозь кусты, добежали до рельс, глядь назад – а парни те удивленно так на нас поглядывают. А мы ка-ак давай ржать. И правда: у страха глаза велики…

Я выжидающе всматриваюсь в его крупноватые черты. На секунду за серьезным лицом, которое жизнь успела украсить первыми морщинами, я вижу не Евгения Степаныча – кажется, только так к нему в фирме по продаже недвижимости и обращаются, – а моего близкого друга Женька, который старше меня на три года и всегда был мне верным советчиком.

Что ж, пора рассказать ему о своих экспериментах.

Я обрисовываю картину: как наткнулся на статью, как следовал инструкциям – и какие у меня начались проблемы.

Женя внимательно слушает. Наконец, отхлебнув чаю, он с явным усилием говорит:

– Марк, – тон резкий, почти приказной. – Забудь об этом.

Возможно, мне сразу стоило насторожиться, ведь он мрачнел с каждым моим словом, а в особенности – с каждой деталью ночных путешествий. Женя начал напрягаться и как-то меняться в лице, а когда я пожаловался на самочувствие, стало ясно, что мой друг едва сдерживается. Как он успел так быстро рассвирепеть?

– Марк, забудь об этом, – повторяет он.

– Ээээ, не понял?..

– Я тебе говорю, забудь! Не надо тебе это. Никаких больше осознанных сновидений. За-будь. Говоришь, тебе интересен Эдгар По?

– Ну да…

– Так почитай еще о его жизни, хоть в статьях, хоть в книжках. Наверняка не все успел осилить. Подпишись на тематические группы. Документалки посмотри…

– Но ведь я уже…

– Так ты еще посмотри! Пересматривай и перечитывай, если тебя так прет его личность. Сам попробуй что-нибудь накатать. Но пообещай, пообещай мне, что с осознанкой, – он произносит это слово как «осозна́нкой», – заигрывать больше не будешь!

– Дружище, да чего ты взъерепенился?

– Чего, чего… Гнилое это дело, вот чего.

– Уверен?

– Да.

– С чего?

– Сам пробовал.

– И что?

– Июль позапрошлого лета помнишь?..

Я молчу. Да, черт возьми, я помню. Женя тогда на какое-то время как сквозь землю провалился. А потом выяснилось – все больше окольными путями, чуть ли не через слухи, ведь сам мой друг наотрез отказывался об этом говорить, – что Женя чуть не покончил с собой, но, оказавшись на краю, остановился. С тех пор он и проникся авраамическими религиями и копает в эту сторону: то Коран изучает, то Тору, то Новый Завет.

Но надо же: я и не подозревал, что те проблемы в его жизни были связаны с экспериментами по осознанным сновидениям.

– Жень, я понимаю, это непростая для тебя тема, – говорю я. Друг немигающим взглядом уставился в окно, за которым сгущаются сумерки. – Но, может, все-таки расскажешь, что тогда приключилось?

Женя медлит, будто борясь с собой. Сильно-сильно трет глаза – наверняка до «фейерверков». И отвечает:

– Нет, дружище, не могу. Я не могу и не хочу об этом рассказывать.

– Же-ень…

– Нет, – резко обрывает он. – И не проси.

Он молчит какое-то время, сцепив пальцы в замок – сильно, очень сильно, до побелевших костяшек.

– Рассказать ничего не могу, но могу попросить: пожалуйста, не лезь в осознанные сновидения. Ничем хорошим для тебя это не обернется.

Я лишь пожимаю плечами:

– Как скажешь, дружище! Рассказывай, как работа?

Женя принимается делиться, с каждой секундой оттаивая все больше, а я про себя думаю: «Женя мне чего-то не договаривает, чего-то важного, о чем он боится рассказать. Что ж, потом выясню. Обязательно выясню».

По дороге домой, когда вечерняя прохлада уже прокрадывается под мою легкую куртку, а ароматы засыпающего города и расцветающих дерев добираются до носа, я думаю о Женьке. У меня перед глазами снова встает его лицо – лицо человека, который прошел через что-то очень непростое, но напрочь отказывается делиться.

Ну как «напрочь»… Чуть позже он чуть-чуть разговорился – и сболтнул, что мои эксперименты могут быть опасны для психики. Даже намекнул, что меня после них могут упрятать за решетку! Такие дела.

Беру в руки телефон и понимаю, что уже несколько часов не общался с любимой.

Звоню…

Гудки.

Еще раз…

Снова они.

По-прежнему пары? Странно. Но ничего, еще обязательно сегодня созвонимся.

Хм-м, чем бы таким себя занять? Делаю несколько шагов к главному входу в четырехэтажный торговый центр.

Название? «Бон-Бон».

– Ну надо же, – хмыкаю я себе под нос и захожу внутрь.

Люди с сумками и пакетами снуют туда-сюда. До конца недели далеко, но рабочий день уже финишировал, так что пора закупаться. Алкоголь в списке покупок поди у каждого второго. Еще несколько лет назад обратил внимание: а ведь частенько у людей в очереди есть хотя бы одна алкогольная позиция среди купленного. Все ли пьяницы? Вряд ли. Все ли так выглядят? Тем более нет. Но очень уж много народу хоть что-то спиртосодержащее, да закидывает себе в корзину.

По коридору ТЦ, как по подсвеченному софитами подиуму, ко мне движется девушка в черной кожаной куртке слегка не по размеру. Волосы – в небрежном пучке, и лицо такое же непонятно-небрежное. Но взгляд так и горит бойкостью. Ладно, можно и поговорить.

– Здравствуйте! – улыбается небрежная особа во все тридцать два, – а у нас новый квест-рум открылся! Приходите!

– Да вы что… – нехотя отвечаю я. – И что же там оригинального?

– Ох, вы знаете, много, много чего! У нас вообще средневековье все, рыцари, дамы… А еще, а еще! Да, мне вот босс говорил, я сама пока не проходила, в общем, вы начинаете прикованными к стене! И зама… замир… Замурованными, да!

Ничего себе! Хоть отказывайся от эксперимента – По уже проник в мою жизнь! Вот уже и квесты делают точь-в-точь по рассказу «Бочонок амонтильядо». В той истории персонаж имел неосторожность перейти дорогу одному крайне мстительному господину. Да и «Черный кот» без схожей сцены не обошелся…

– Спасибо, зайду как-нибудь, – киваю я, забрав флаер, и иду в сторону выхода. Как знал: меня будто ударили под дых. Колени подкосились, шатает… На свежий воздух, скорее!

Нечаянно толкнув плечом входившую посетительницу и услышав: «Эй, поосторожнее можно?! Совсем оборзели…» – выбираюсь наружу. Чуть не спотыкаюсь, но добираюсь до стены и опираюсь на нее нетвердой рукой. Глубокий вздох. Еще один. Интересные дела со мной творятся…

Когда дрожь в руках спускается с уровня «двухмесячный запой» на «ой, две чашки эспрессо мне много», я достаю телефон и проглядываю вызовы. От Кати – ни одного. Зато несколько от матери: пока я бродил по торговому центру, экран где-то насобирал пропущенных плюс сообщение: «Марк, едь домой; нам скоро выезжать».

Я вызываю такси и еду прощаться.

Настроена маман как всегда – на боевой режим отважного путешественника. И не важно, если что-то не взяли: отдых-то вот он! Папа наоборот, спокоен и рассудителен – проверяет, пускай и медленно, чтобы ничего не забыли.

Я выслушиваю родительские инструкции по дому и в своей типичной учительской манере наказываю отправить смс-ку, как доберутся до аэропорта, а потом как прилетят. Наконец, обнимаю их на прощание, щелкаю замком – и приваливаюсь затылком к двери.

Бон вояж, родители!

В квартире я остался один.

Включаю компьютер. Перечитываю статью о механике погружения и листаю дневник с записями ночных похождений. Пораскинув мозгами, понимаю, что копал я решительно не туда – просто отдавался течению. А ведь мне стоило заняться прямо-таки конструированием, разработкой сновидения…

Значит, если точнее следовать методу, то и результаты будут ближе к ожидаемым?.. Возможно. Тогда сегодня попробую. Но прежде, чем готовиться, надо вызвонить Катю, а то я не общался с ней уже целую вечность.

Набираю. Гудок. Второй, третий. По-прежнему нет ответа. В груди завязался неприятный узелок. Открываю ВК, проверяю: да, действительно, не заходила с самого утра.

Нет, ну это уже ни в какие ворота. Как-то совсем не по-человечески. Неужели она не скучает? Неужели не может понять, что я сам по ней жутко скучаю, что мне ее не хватает? Ладно, не буду торопиться с выводами. Все-таки у нее непростая учеба. И все же. Что ж, если так и не выйдет на связь – надо будет отписаться кому-нибудь из ее новых подру… Стоп. А ведь она и не рассказывала мне в последнее время ни о ком из подруг. Странно, обычно трещит о них без умолку…

Ладно, разберемся. Скоро полночь, так что самое время подготовиться ко сну.

Читаю в сети статьи на отвлеченные темы. Некоторое время ржу над шутехами из паблика «Лентач» – нет, ну там действительно иной раз ТАКОЕ выдают, что можно проорать в голос. Кстати интересно, когда их уже закроют?.. Быть может, у админов подвязки какие в госорганах есть? Такое крупное сообщество, такие вещи пишет, а все никто за ними не приходит… Вроде как. Даже и подпись у одного из администраторов – мол, с повестками в прокуратуру – это к нему. Ну да ладно.

Залипаю в интернете еще немножко. Смотрю ролик от Veritasium про приобретенную беспомощность: в ходе ужасных экспериментов над собаками ученые обнаружили новый рефлекс – когда несколько раз у пса не получалось добраться до еды, со временем он забрасывал всякие попытки. Хотя в этот раз у него уже все могло получиться, более того, он мог разжиться лакомством куда легче, чем раньше. Однако из-за проявившегося феномена приобретенной беспомощности путь был закрыт.

Ладно, хватит прокрастинировать. Неужели книжки по саморазвитию меня ничему не научили?..

Пора подготовиться к третьей ночи. В этот раз надо овладеть своим сном. Хочу по-настоящему пообщаться с Эдгаром По, хочу узнать его лучше.

Знаю, что поможет: надо полистать биографию! Нет, речь не о том, чтобы наполнить сознание астральными проекциями и прочей безумной мутью – вовсе нет. Скорее я ищу нужные образы. Чтобы впоследствии, когда мозг начнет категоризировать впечатления и полезет в ящичек с надписью «Самые свежие воспоминания», он обнаружил там мысли о Бостонце.

Подхожу к полке, выбираю среди разномастных книг томик из серии «ЖЗЛ». Я вообще люблю вот какой подход: открыть на случайной странице и сходу врезаться в текст.

Вот здесь, например, интересно.

Эдгару восемнадцать. Он практически без гроша в кармане, голодает, его могут выселить в любую минуту. Под угрозой этого он собирает всю волю и, обратившись к своему сверстнику, договаривается о печати своего сборника. Название – «Тамерлан и другие истории». И вот он публикуется… Да только тексты остаются незамеченными. Ни одного критического отзыва, ни одной похвалы, никакого шквала лестных эпитетов в адрес его поэтического наработок – ни-че-го.

Однако, по мнению биографа, По не сильно расстроился – дескать, он с самых юных лет и так мечтал издать стихи. И отчим По, Дж. Аллан, как-то приходил к одному из учителей Эдгара и показывал: вот какие вещи уже успел мой приемный сынуля написать. Это оказался сборник стихов про девчонок Ричмонда. Что ж, юный По, в этой истории со стихами, обращенными к девчонкам, я тебя отлично понимаю! А став чуть постарше и опубликовав свой первый сборник, ты, похоже, именно в тот момент понял, что стал писателем.

А как вошел в профессию я? О-о, вот он, дух ностальгии. Не считая практики в педе, первое серьезное занятие – в той самой частной школе, где я работаю до сих пор, – у меня было заменой. Ученица, брюнетка лет двадцати, уровень Elementary. Как сейчас помню: специально ради одного-единственного урока я приехал в офис. Причем приехал пораньше, чтобы заранее изучить материалы. Это сейчас я готов кусками декламировать что книгу для ученика, что книгу для учителя, но в тот раз было сложнее. Нервничал, переживал. Даже пару раз оговорился. Еще момент: из-за всех этих нервов я чуть было не сказал вслух глупую шутку про «Знаете, а вы у меня первая…». Впрочем, добавочка «Ан-нет, до этого у меня было с 7-м “Б”…» прозвучала бы еще хуже. Хорошо, что промолчал!

О фидбэке я не спросил, а она и не сказала. Однако после того как мы с ней попрощались, а я, собрав учебники, пошел складывать их в учительский шкаф, на меня накатило: как и По за две сотни лет до меня, я понял, что обрел свою профессию.

А вот еще факт о По, и еще… Когда мои глаза уже слипаются, внезапно дребезжит телефон. Катя!

– Алло.

– Родной, любимый, прости, прости меня, пожалуйста, совсем одурела со всем этим, меня позвали отдохнуть, Лизка, а я ей и отказать не смогла…

И снова я ее прощаю. И снова мы говорим, говорим, говорим. О том, как она нынешняя отличается от прежней студентки, что переехала в новый город. О том, как я приезжал к ней в последний раз. Как мы гуляли по парку, и я грел ее руку в своей. Вскоре от ностальгии переходим к актуальной повестке: после того как я рассказал ей о подвижках в экспериментах со сном, она почти так же, как и Женя, просит меня прекратить. Потом, сдавшись под моими контратаками: «Но ведь я еще больше проникнусь По!», переходит к просьбам быть осторожней. Прощаемся.

После разговора я забираюсь в постель, принимаю рекомендованную методикой «позу покойника» – и закрываю глаза.

Как жаль, что заботу Кати, которой все же было больше, чем обычно, я не воспринял за тревожный звоночек. Зря.