Глава 10
Пятница, ночь
Там, где мне предстоит открыть глаза, царят знакомые ароматы, алкогольные. Но есть и кое-что еще: музыка. Странный мотив. Фортепиано, которое, возможно, играет само. Сидя за столиком, открываю глаза, щурюсь и гляжу на источник дерьмовой музыки: о да, это бездарный парниша бряцает по клавишам, как настоящий клоун. Вдруг затылком ощущаю, что за мной кто-то стоит. Поворачиваюсь – и вижу афроамериканца в белой рубашке и черном жилете. Он обеспокоенно смотрит на меня.
– Мистер? Вы уже проснулись? – видимо, взгляд у меня совсем заплывший.
Черт, да что ж такое-то! В предыдущие разы все проходило так гладко. А теперь началось черт-те что. Ладно, справимся. Я откидываюсь на спинке стула, выпрямляюсь и потягиваюсь, слышу приятное похрустывание костей. Кручу головой. Похрустывание раздается ближе, в области шеи.
Воу! Что это на мне? Что за странный камзол? И, э-э, какого черта?! С хрена ли этот чувак ко мне обращается? Он что… меня видит? Забавно. Чтобы допереть, насколько это странное обстоятельство, мне надо было подразмяться. Без паники, Марк. Все не так страшно. Судя по опыту других апологетов осознанных сновидений, участие значит, ты просто перешел на следующую ступеньку. Все хорошо, не волнуйся.
Негр смотрит вопрошающе. Наверное, надо что-то ответить. Показать, что со мной все окей. Хм, интересно, он приметит акцент?
– Да, все хорошо, я просто немного устал.
– Хорошо, мистер. – И как будто вспомнив, что надо выполнять свои обязанности официанта, он добавляет: – Вам что-нибудь принести?
– Нет-нет, спасибо. Не надо. I’m good.
Он уходит, а я не могу не подивиться в очередной раз особенностям английской речи. «I’m good» – не «Я хороший», а «Мне и так хорошо». Лингвистические раздумья ласточкой пролетают в моем мозгу и уступают месту детальному рассматриванию обстановки.
Похоже на салун. По сравнению с нашим XXI веком больше всего в глаза бросается грязь. Еще бы: никаких вам санитарных норм, пожарных осторожностей и прочих приблуд цивилизации. Только дерево, только хардкор. Зато какое дерево!
Небольшие круглые столы в центре, и я – как раз за одним из них. За соседними тоже сидят люди, в основном, мужчины и одному повезло – у него сразу две дамочки. Размалеванные губы и тонны белил не позволяют усомниться – шлюхи.
Да еще так видно, так видно четко… Say, what? А ведь и вправду четко видно. Так-так-так, где там моя ачивка спеца по осознанным сновидениям? Я не только взаимодействую с миром теперь – я даже мелкие детали разглядываю! До этого такая четкость лишь у Эдгара была – а теперь, гляди, даже у второ… третьестепенных персон.
Погружательная мышца прокачена основательно, я считаю. Того и гляди все станет настолько реалистичным, что перестану различать, когда сплю, а когда бодрствую.
Это Бостон. 1829. Грязные улицы. Колесницы. До рождения Лондона – полвека. Все мрачное. У мужчин – котелки. И вот слегка ссутулившийся мистер с короткими усиками пересекает Уан-стрит. В его походке – что-то солдатское. Он очень худ, как будто недоедает. Я слежу за молодым человеком. У него копна волос? О нет, он не похож на привычного нам Эдгара По. Пока что он юн. Но – деятелен.
Он выходит из дома, проходит улицу, запруженную экипажами, и заходит в то самое кафе, где расположился я. Бренчит колокольчик.
* * *
Дальше мне видится череда увлекательных, но таких странных картин.
Как будто в той памятной игре про джедаев – Jedi Academy, что ли. У меня есть возможность выбрать. Я застыл во всемирном Эфире. Я невесом и сверхплотен одновременно. Я смотрю по сторонам – и вижу лишь бесконечный космос с прекрасными созвездиями; цвет их такой глубокий.
Точь-в-точь как на снимках, что публикует NASA.
И вот я вишу в пустом пространстве, которое, как мы помним, не такое уж и пустое. Я вижу три входа. Три портала. Я могу выбрать любой, какой захочу. При этом я понимаю, что мое путешествие не закончится, не прекратятся ночные погружения до того самого момента, пока я что-то не пойму.
Нужно выбирать. Три портала плавно покачиваются передо мной, как на невидимых волнах. Окна обращены ко мне, влекут переливчатым нутром, в каждом – свое, уникальное. В первом – порт. Какой-то город, вроде бы Америка XIX века, что-то до безумия знакомое. Все это я где-то уже видел… Или кто-то из моих знакомых там мог побывать… Как будто очень крупный город – и вдалеке виднеется корма приближающегося корабля.
Во втором окне уже другое – интерьер здания, чья-то то ли квартира, то ли… нет. Это дом. Но не могу нормально разобрать: мешают легкая рябь в центре и сильные помехи по краям окна.
Наконец, третье окно – пронзительно темное, непонятное, будто какой-то закуток…
Я решаю начать со среднего портала.
* * *
Я оказываюсь в комнате с довольно скромным убранством. Я знаю: главное, на что мне нужно обратить внимание, – два окна и стол между ними. За столом, на таком же простецком стуле, как и все в этой комнате, сидит человек. У него черные волосы, он сильно сгорбился. Я стою ровно, спокойно, не предпринимаю пока никаких действий. Кажется, он совсем меня не замечает – так погрузился в работу.
Тут, как по мановению волшебной палочки, я начинаю видеть все, что снаружи, за пределами окна. Этот сад, эти деревья, эту зеленую поляну… Я также вижу солнце – и оно ускоряется. Знаете, как в некоторых играх вы можете просто прилечь, и вам покажут в ускоренном режиме смену дня и ночи? Так вот, здесь – то же самое. Время, этот привычный старикан-хронос, несется, то обжигая сетчатку светом, то успокаивая тьмой. День и ночь сменяют друг друга в бешеном темпе, и все быстрее и быстрее пишет что-то человек за столом.
Я понимаю: у него страшное горе. Он не может успокоится. Он скучает по чему-то, ему чего-то не хватает… Нет. Не так. Ему кого-то не хватает. Ему очень и очень одиноко.
* * *
Я почти просыпаюсь… Но тут меня будто хватает огромная рука и несет, несет в непонятное место. Состоит оно как будто из осколков, из граней. Из граней, от которых я хочу отвернуться, но не могу.
В эти гранях я вижу девушку ужасно измученного вида. Ей плохо, она больна. Комната, в которой она лежит, – крохотная, с простым убранством, но невероятно чистая. Рядом с девушкой – он, человек в черном сюртуке.
Его лицо печально, он еле сдерживает слезы, глядя на возлюбленную и держа ее за руку. Девушка накрыта тонким одеялом… нет, всего лишь старым поношенным сюртуком. Рядом еще женщина в летах и кошка, мирно дремлющая на животе у спящей девушки. Я не хочу здесь быть. Мне здесь не место. Они шепчутся, а мне – мне так не хочется вступать в разговор. Я ощущаю себя таким живым. Но как приятно, что мне дали шанс увидеть… нет… я больше не из того…
Кто. Кто вы такой?
Кто я такой? Кто-то слишком настоящий, слишком материальный, чтобы вторгаться в их мир. Я вздрагиваю – и тут же вздрагивает картинка. А потом мое сознание будто перепрыгивает в сознание этого мужчины, что держит девушку за руку.
Он постоянно шепчет ей: «Вирджиния, моя Вирджиния, дорогая моя, любимая». А еще – раскачивается вперед-назад и каждые полминуты то поднимает взгляд на больную, то отводит глаза. И вот так я еще несколько раз перепрыгиваю из своего сознания в сознание этого мужчины.
Смотрю на нее его глазами. Испытываю бесконечную скорбь. Она накатывает на меня огромным цунами…
Меня будто с силой бьют в живот. Я улетаю прочь из комнаты, из дома, из мира, снова в бескрайний живой космос.
Все исчезает.
Я заглянул в прошлое. Я частично выполнил предначертанное. Мне пора возвращаться. Но куда? И пора ли? В этом новом месте, которое меня приняло, я ощущаю себя все лучше.
А видя те сменяющиеся картинки, я… словно все больше срастаюсь с этим великим человеком. Мы сливаемся в единое целое.
Может быть, мое место – ЗДЕСЬ?
Пускай последствия отвратительны – ха, так забавно, что я осознаю свои чувства даже во сне, – однако, кажется, теперь я даже более адекватен, чем когда-либо. Так вот. Эти образы… Я посмотрел за этот раз несколько сцен. Я чувствую…
…Что я просыпаюсь.