ГЛАВА ТРЕТЬЯ
17.06.2068
Надоело валять дурака! Это общее настроение — и Офицеров, и сержантов, и солдат.
Мы облазили весь Форпост, побывали везде, где разрешено. За забор нас пока не выпускают, да там, собственно, ничего нет — сопки. Сообщение с миром еще не налажено. Но обещают, что вот-вот до ближайшего города (до него 30 км) начнет ходить бус. Три раза в день. По выходным, кроме того, два дополнительных рейса — рано утром и поздно ночью.
Поскольку заняться нам нечем (бар все еще не работает, тир закрыт, доступа в Сеть нет. Открылась библиотека, но она пустует, кроме меня и молодых лейтенантов, туда никто не заглядывает. Лейтенанты, надо заметить, идут туда не за книгами, а только ради того, чтобы пообщаться с симпатичной библиотекаршей)… Так вот, поскольку заняться нам нечем и чтобы мы не слонялись, нас занимают всевозможной муштрой. Каждый день три часастроевой подготовки — это не считая ежедневных разводов. Разбираем-собираем оружие — видим, его только на занятиях, да и то — старые образцы или вовсе тренировочные муляжи. Слушаем лекции брехуна и его помощников. Смотрим одни и те же учебные фильмы про экстерров. Зубрим уставы и пособия. На складах таскаем с места на место какие-то ящики, кажется, все одни и те же — выполняем работу грузовых роботов. А еще метлами подметаем чистый бетон — за этим занятием хорошо думается.
Вчера, к слову сказать, орудуя метлой, пришел к мысли, что все это правильно. Если солдату нечего делать, необходимо придумать ему занятие. Иначе он обязательно что-нибудь натворит.
Кстати, вчера вечером видел, как наш сержант брал в библиотеке книгу. Кажется, Чехова.
Послезавтра должны открыть спорткомплекс. Все с нетерпением этого ждут, но особо на эту тему не распространяются. Как я понял, будет что-то вроде солдатского праздника. И, кажется, вечером там состоится “посвящение” молодых бойцов. Меня в том числе. Пока не совсем ясно, что надо будет делать, но, кажется, придется драться.
Драться я не люблю.
Наконец-то я познакомился со всеми в своей роте. Не всех помню по именам-прозвищам, но в лицо узнаю каждого. Здороваюсь. Они называют меня Писателем. Не самое худшее прозвище. В третьем взводе одного товарища зовут Глистом. А во втором взводе есть Задница. Забавно слышать порой что-нибудь вроде:
— Задница, подтянись!
Недавно было собрание. С нами знакомились офицеры — ротный и взводные. Беседовали сначала со всей ротой, потом уже вызывали по одному. Малоприятное ощущение — сидеть перед сборищем офицеров и смотреть, как они неспешно листают твое толстенное личное дело и о чем-то шепотом, чтобы ты не слышал, переговариваются. Мне задали лишь один вопрос, хорошо ли я знаю эти места. Я ответил, что плохо, поскольку никогда раньше здесь не был.
Наш капитан-ротный — заметный мужик. Здоров, подтянут, громогласен, лыс. Подавляет одним своим видом.
Лейтенант — командир нашего взвода — напротив,молод, тих, высок, худ, бледен. Но, если верить слухам, он ударом кулака разбивает два кирпича, а ударом ноги потрошит боксерский насыпной мешок. Говорят, что по прибытии кто-то из сержантов стал с ним пререкаться и этот двадцатипятилетний парнишка несильным вроде бы шлепком отбросил верзилу-сержанта на пару метров.
Очень много негласных правил и неписаных обычаев. Узнаю их постепенно, никто ничего не говорит, не объясняет. Поэтому порой оказываешься в дураках.
Буквально вчера, перед тем как лечь спать, я перестелил постельное белье, протряс его, А утром Гнутый, ухмыляясь, сказал, что белой тряпкой в казарме не машут. Примета плохая.
Гнутый мне нравится. Он поляк по национальности. Часто юморит с серьезным видом. Неглуп. Постоянно возится со своим котом…
Надоело валять дурака!
Зачем мы здесь? Бетон подметать? Сейчас экстерры где-то кого-то жрут, а мы тут… дурью маемся.
Июль нескоро.
1
В казарме было тихо. До отбоя оставалась еще почти минута, а большая часть бойцов уже спала. День выдался тяжелый — подъем на полчаса раньше, пробежка в противогазах, потом сразу строевой смотр, а после обеда до самой ночи — тяжелая работа в ангарах вместе с промасленными измученными механиками.
Павел уже практически заснул, когда его тронули за плечо:
— Эй, Писатель… Не спишь?
— Уже нет. — Павел открыл глаза и приподнялся на локте. — Что надо?
— Разговор есть, — негромко сказал Рыжий.
— Серьезный разговор, — кивнул Цеце.
Павел внимательно оглядел двух своих собеседников, в данный момент очень похожих на заговорщиков, пожал плечами, сказал осторожно:
— Я слушаю.
— Ты у нас один молодой… — сказал Рыжий. — Выбирать нам не из чего…
— Что делать?.. — чуть развел руками Цеце.
— О чем это вы? — спросил Павел, наморщив лоб. Они разговаривали вполголоса, чтобы не мешать спящим.
— Отбой! — донесся из-за двери голос дежурного, и свет в казарме померк.
— Ты драться умеешь? — спросил Цеце, немного помолчав.
— Ну, рукопашный бой? Бокс? Карате? Кун-фу, может быть? — перечислил Рыжий, с надеждой заглядывая Павлу в глаза.
— А-а… — Павел зевнул, разом потеряв интерес к разговopy. — Вы все о том же… Я не люблю драться.
Цеце чертыхнулся, потер кулаком переносицу:
— Драться придется.
— Зачем?
— Таковы правила, — ответил Рыжий.
— С кем?
— С молодыми из других взводов.
— Но зачем?
— Традиция, — вздохнул Цеце, оценивающе разглядывая Павла и покачивая головой.
— А если я не буду?
— Так нельзя.
— Почему?
— Потому что ты весь взвод опозоришь. А тебе с нами со всеми еще воевать. — В голосе Цеце не было угрозы — только констатация.
— Ну, если надо, — Павел, решив, что разговор окончен, взбил кулаками подушку, — значит, попробую.
— Ты погоди, — придержал его за руку Рыжий.
— Выспаться ты успеешь… — Цеце огляделся, зашептал еще тише: — Ты скажи, тебе активацию делали?
— Нет еще.
— Плохо! — Рыжий раздосадованно потер переносицу. — И где только тебя готовили? Сейчас же всех рекрутов сразу прививают!
— Нам не кололи. — Павел зевнул, на этот раз нарочито широко, долго, демонстративно.
— Слушай, — совсем тихо зашептал Цеце, подавшись к Павлу. — Вот, значит, какое дело. Есть у меня пара чудо-таблеток. Одну ты выпьешь сейчас, а другую перед самым боем. Смекаешь?
— Зачем? — Павел продолжал изображать унылое непонимание.
— Вот заладил! — Цеце ругнулся. — Таблетки — первый сорт. Для себя доставал. Через проверенных людей. Съешь — и ни боли, ни страха. Сразу сильнее станешь, выносливей. И быстрей. Я на себе пробовал — такая вещь!
— Да я как-нибудь без этого обойдусь. — Павел, не желая дальше продолжать разговор, лег, закрыл глаза. Но Цеце и Рыжий отступаться не собирались. Они стояли, держась за кровать, и смотрели на притворяющегося спящим Павла, на его подрагивающие веки.
— Ты что, боишься? — спросил Рыжий. В голосе его слышалось презрение.
— Может, у тебя аллергия на химию? — недоумевая, предположил Цеце.
— Ага, — откликнулся Павел, не открывая глаз. И повернулся лицом к стене.
— Врешь же, — неуверенно пробормотал Цеце. — Тебя бы не взяли, если б какие-то болезни были.
— Он боится, — подвел итог Рыжий…
Они замолчали надолго. Павел лежал и чувствовал на затылке их взгляды. Это было неприятно. Нестерпимо неприятно. Не выдержав, он резко к ним повернулся:
— А вам-то что? Чего вы-то переживаете? Ну, подумаешь, побьют меня, так не в первый раз. Я привычный.
— Нам надо, чтобы ты победил, — сказал Цеце и глянул на Рыжего, словно ища у того поддержки.
— Зачем? — вздохнул Павел, понимая, что теперь долго не уснет.
Цеце снова посмотрел на Рыжего. Тот, помедлив, кивнул острожно, словно нехотя.
— Проигрались мы, — признался Цеце. — Вчера. Продулись в карты. Вчистую. В четвертой роте играли, дружок у меня там старый, давно не виделись. Заглянули мы к нему в гости, и вот… Не повезло… Долг большой, так просто не расплатиться. Но нам обещали его списать, если ты их здоровяка одолеешь… Видели мы его мельком… — совсем упавшим голосом проговорил Цеце. — Машина для убийства. Здоровый, как дьявол. Кулаки, что твоя голова… Эх!.. Куда уж тебе…
— Таблетки я глотать не буду, — немного поразмыслив, твердо сказал Павел. — А драться, раз надо, выйду.
— Ты хотя бы две минуты продержись, — просительно проговорил Цеце. — Тогда нам половину долга спишут. Уговор у нас такой был… А насчет таблеток все же подумай.
— Слушай, а может, тебе с нашим лейтенантом поговорить? — предложил Рыжий. — Он хлипкий на вид, но, говорят, удар у него неслабый. Может, чего посоветует? Прием какой покажет.
— Да какой прием! — досадливо отмахнулся Цеце. — Тут уж ничего не поможет… — Он горько вздохнул и покачал головой.
Глянув на его кислую физиономию, Павел невольно улыбнулся.
Впрочем, особого веселья он не испытывал.
2
Посреди ночи его разбудили.
— Опять вы! — простонал Павел. — Ну что еще? — Он разлепил веки, прищурился, пытаясь разглядеть, чей это силуэт — Рыжего или Цеце — заслоняет свет, льющийся из-за полуоткрытой двери.
— Не шуми, — сказала фигура голосом сержанта Хэллера. — Все спят. — Сам он разговаривал почти в полный голос.
— А, это вы, сэр, — зевнул Павел, заподозрив, что видит сон. — И наверное, тоже насчет драки?
Сержант хмыкнул:
— Не я первый?
— Да уж.
— Так и должно быть.
— И вы тоже продулись в карты?
Сержант ответил не сразу. Спросил с подозрением:
— О чем это ты?
— Да так… — Павел понял, что оплошал. Подумал, не слышит ли сейчас их разговор Цеце, спящий внизу, на первом ярусе койки.
— Рыжий и Цеце снова играли? — Сержанту объяснения не требовались.
Павел счел за лучшее промолчать.
— Ладно, с ними я еще поговорю! — с угрозой в голосе проговорил сержант. Сказал это так, словно хотел, чтобы Цеце и Рыжий его услышали.
— Не шумите, сэр. Все спят, — напомнил Павел.
— Их пушкой не разбудишь, — буркнул сержант. И перешел к делу: — Ты когда-нибудь дрался?
Павлу уже стал надоедать этот вопрос, и он слегка пожал плечами:
— Все когда-нибудь дрались.
— Ты понял, о чем я. — Сержант не любил, когда на прямо поставленный вопрос отвечали так уклончиво.
— Да, сэр, — ответил Павел. — Дрался, сэр.
— И хорошо дрался?
— Не очень.
— Знаешь, что тебе предстоит?
— Да, сэр.
— Я тоже знаю, — мрачно сказал сержант. — И мне это не нравится.
— А у вас-то какой интерес ? — полюбопытствовал Павел.
— Что? — не понял сержант.
— Вы хотите, чтобы победил я? Так? Зачем это вам?
— Не мне, — хмыкнул Хэллер, — а взводу. И роте.
— Да? — Теперь уже Павел не понимал, о чем речь.
— Ты что, не слышал об Игре?
— Нет, — осторожно сказал Павел. — Кажется, не слышал.
— Игра начнется послезавтра. И бои новичков — это старт. Было бы неплохо сразу взять хотя бы десяток очков.
— Игра? — заинтересовался Павел. — Что за игра? В чем смысл? Какие очки?
Сержант не ответил ни на один вопрос. Он секунд пять разглядывал приподнявшегося Павла, потом вздохнул:
— Да, хоть бы пару очков… Было бы неплохо.
— А от меня что требуется?
— Выдержи пару боев. И главное — не умирай.
— Всего-то?
— Большего от тебя никто не требует, — хмуро отозвался сержант.
Павел вспомнил Рыжего и Цеце, что именно они от него хотели, но подумал, что сержанту не следует этого знать.
Продержаться пару минут против главного претендента на победу. Хотя бы.
Сделать невозможное.
Как они все полагают…
Павел хмыкнул: — Постараюсь.
— Я говорил с нашим лейтенантом, — сказал сержант Хэллер, — и он согласился показать тебе пару приемов. Ты, наверное, не слышал, но он с пяти лет занимался боевыми искусствами. Хотя по нему и не скажешь. Говорит, что бойца из тебя за один день не сделать, но при определенных обстоятельствах… Если повезет… Кто знает, вдруг дойдешь до полуфинального боя?
— Хорошо, сэр. Обязательно к нему обращусь. Завтра?
— Он сам к тебе подойдет, он тоже заинтересован. Ведь это наш взвод. Мы все участвуем в игре.
— Так что это за игра, сэр?
Ответа Павел не получил — сержант, сказав все, что собирался, уже уходил. Он был сегодня в наряде — обходил казармы и прилегающие территории.
— Игра… — пробормотал Павел, опуская голову на жесткую подушку. — Первый раз об этом слышу.
3
Рано утром перед рассветом, часа за полтора до побудки, когда сон крепок и особенно сладок, Павла опять разбудили:
— Писатель! Писатель! — звал громкий шепот. Чьи-то руки тормошили плечо: — Просыпайся! Разговор есть!
— Убирайтесь! — прорычал Павел и сунул голову под подушку. Но шепот был слышен и там, а чужие жесткие пальцы еще больней впились в плечо:
— Да проснись ты! Слышишь?
— Ну что? Что еще надо? — промычал Павел в подушку. — Дайте поспать человеку!
— Успеешь отоспаться! Скажи, ты когда-нибудь дрался?
— О господи! — взмолился Павел, чувствуя, что закипает. — Ну когда это кончится? Да, я дрался! Я профессиональный боец! До службы я только тем и занимался, что дрался! Я был чемпионом мира по уличным дракам! Я непобедим! Раньше меня называли Свирепым Медведем!
— Шутишь? — неуверенно спросил голос.
— Правда! — Павел на подушку сверху натянул одеяло. — Все до единого слова — правда!
— Ну ладно, — успокоенно сказал незнакомец, наконец-то перестав трясти Павла за плечо. — Тогда я поставлю на тебя.
— Ставь на кого хочешь, — пробормотал Павел, зажимая ладонями уши. Хмыкнул, передразнивая себя, посмеиваясь на собой: — “Свирепый Медведь… Чемпион по уличным дракам…”.
Он так и не понял, с кем только что разговаривал.
Он снова спал.
Павлу снился сон.
Он видел постаревшую мать и повзрослевшую сестру. Видел необычайно серьезную, суровую Тину. И хмурого отца.
Отца, которого знал только по фотографиям и скупым рассказам матери.
Они вчетвером стояли перед ним. Выстроились в ряд. Молчали. Смотрели на него, словно чего-то ждали.
А потом Тинка сдержанно улыбнулась и спросила:
— Ты когда-нибудь дрался? Дрался из-за меня? Ради меня?
И Павел почувствовал вдруг, что сейчас расплачется. К горлу подступил горячий горький ком, запульсировал, мешая дышать. Но Павел сдержался, не дал слезам пролиться, стиснул челюсти, сжал кулаки. И сказал твердо:
— Я дерусь. Я буду драться. Ради тебя, Тинка. Ради всех вас. Ради тебя, отец.
