ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
9.08.2068 (а может, уже 10.08.2068)
Привет всем!
Сейчас ночь, почти ничего не видно, потому прошу прощения за налезающие буквы и неровные строчки.
Не знаю, удастся ли отправить это письмо. Надеюсь, что Колька в курсе, куда меня направляют, и найдет возможность со мной повидаться. Если нет, значит, этот лист станет очередной записью моего дневника.
У меня появился шанс отсюда выбраться. Наверное, он ничтожен, но все же…
Завтра утром я покидаю Черную Зону. Нас посылают на какое-то задание. Дело, судя по всему, предстоит нелегкое. Но нам обещали сократить сроки заключения, а то и вовсе амнистировать.
Я надеюсь…
Странно — еще даже двух месяцев не прошло с того дня, как я прибыл на свой Форпост. Там началась моя служба в UDF. А сейчас кажется, что годы прошли с того момента. Годы, а не два месяца.
Сначала было так спокойно, даже скучно. А потом в какой-то момент все закружилось, замелькало, как в калейдоскопе. И я вдруг перестал владеть ситуацией. Я словно опавший лист — меня подхватило ветром и закружило, понесло куда-то.
Где я окажусь завтра? А через неделю? Через месяц?
Не знаю.
Но надеюсь, что рано или поздно я буду с вами.
Я надеюсь.
1
Их подняли рано, часа за два до общей побудки.
Сирена молчала. На улице было туманно, сумрачно и стыло. Облаченные в черный кевлар охранники, повесив на грудь автоматы “Скорпион” и держа в руках пластмассовые карточки с написанными именами и номерами, разошлись по баракам. Стараясь сильно не шуметь, они первым делом поднимали старших. Вместе с ними будили остальных заключенных. Тех, чьи фамилии были на карточках.
Павел проснулся оттого, что его трясли за плечо:
— Эй, русский, просыпайся, — шептал кто-то.
— Меня зовут Писатель, — пробормотал Павел, пытаясь разлепить веки.
— Вставай, вставай, — торопил голос. Что-то жесткое и холодное ткнулось в плечо.
Ствол.
Павел разом открыл глаза. Над ним стояли Дизель и охранник в маске. Зевающий Шайтан уже надевал штаны. Гнутый обувался. Рыжий, кряхтя, потягивался.
— Привет, — сказал Павел.
— Собирайся, — приказал мрачный Дизель и ушел будить остальных. Охранник остался стоять на месте. Их было здесь шесть человек — вполне достаточно, чтобы с разных точек контролировать все помещение.
Павел торопливо оделся, присев на краю разобранной постели, обулся. Встал, попрыгал на месте, помахал руками, покрутился, присел несколько раз, проверяя, нормально ли сидит одежда, не жмут ли ботинки, а заодно сгоняя остатки сонливости. Сунул руку в карман, нащупал там монетку, зажал ее между пальцами. В подошве ботинка было спрятано жало — его Павел проверять не стал. Покосившись на охранника, немного помешкав, он отогнул угол матраца, достал свои бумаги, сунул их во внутренний карман.
— Что это? — строго спросил охранник.
— Бумаги.
— Покажи!
Павел, вздохнув, вытащил перевязанную тонкой бечевой стопку сложенных вдвое листов. Охранник отобрал их у него, развязывать не стал. Шевеля губами, попытался прочитать русские буквы, покрутил пачку бумаг так и этак. Нахмурился:
— Что здесь написано?
— Завещание.
— На каком языке?
— На русском.
— Ты русский?
— Да.
— Почему так много написано?
— У меня много родственников. Кроме того, мы, русские, не умеем писать коротко.
— Я, наверное, должен их у тебя забрать… — Охранник раздумывал недолго. — Не волнуйся, если что-то случится, мы позаботимся о твоем завещании. А если с тобой все будет нормально, я его верну.
Почему-то Павел сомневался, что получит назад свои записи. Скорее всего, их прочтут с помощью электронного переводчика, поймут, что на завещание это не похоже. Он попытался вспомнить, не упоминал ли в дневнике имя своего бывшего одноклассника. Письмо от родных, которое Колька перекинул ему через стену, Павел предусмотрительно спрятал под подкладку хэбэ.
— Все же я бы хотел оставить их при себе, — сказал он неуверенно, просительно и потянулся к своим бумагам.
— Нет, — отрезал охранник.
Шайтан, Гнутый, Маркс и Грек стояли в тесном проходе, готовые идти. Рыжий заканчивал обуваться.
Скрипнула дверь. Еще один охранник вошел в барак, огляделся. Заметил Павла, широким шагом направился к нему.
— Что тут у вас? — Лицо его было закрыто кевларовой тканью, но Павел узнал этот голос, и ему сразу сделалось легче на душе.
— Какие-то бумаги, — сказал охранник подошедшему товарищу.
— Дай погляжу… На русском… Кажется, завещание… — Колька небрежно сунул стопку листов под мышку. — Потом прочту, я знаю русский язык. А ты давай, выводи всех на улицу. Нечего им тут копиться. И без того душно.
Охранник кивнул, отошел.
— Привет, — негромко сказал Колька. — Как ты?
— Нормально. Бумаги вернешь?
— Погоди немного, сейчас Пфюнд выйдет. Туповат он немного, но исполнителен.
— Там сверху письмо. Отправишь?
— Хорошо. — Колька вытащил верхний листок, немного его помяв. Мельком глянул, убрал в карман.
— Спасибо тебе, — сказал Павел.
— Да ладно, чего уж там…
— Не знаешь, куда нас отправляют?
— Нас в известность не ставят. — Колька, быстро оглядевшись, придвинувшись ближе, вернул бумаги Павлу. Тот поспешно сунул их за пазуху. — Но слухи ходят… Ты давай на выход… — Он слегка подтолкнул товарища, пропустил его вперед себя. — Не привлекай внимания, не заставляй ждать.
— Какие слухи? — обернулся Павел.
— Безрадостные.
— Что? — Павел постарался улыбнуться. — Неужели нас ожидает ад? — Вспомнилась вдруг дыра в земле и выползшее оттуда огромное кошмарное щупальце.
— Скорее наоборот… — угрюмый Колька конвоировал старого друга, вел его к железной лестнице, поднимающейся наверх, на поверхность. — Не ад, а небеса…
2
Штрафников свели на плац, выстроили в шеренгу по три, быстро пересчитали по головам, сверились со списками. Было их чуть более сотни — отдельная рота смертников. Убедившись, что все в порядке, охранники, звеня гроздьями наручников, стали готовить заключенных к воздушному путешествию.
В утренней тишине отчетливо было слышно, как по ту сторону забора посвистывают вращающиеся лопасти и сипят на холостом ходу двигатели геликоптера.
На этот раз не было никаких напутственных речей. Все, что нужно было сказать, было уже сказано. Начальник лагеря, наверное, видел последние — самые сладкие — сны, уже нисколько не заботясь о своих подопечных. Теперь заключенными распоряжался знакомый сержант, тот самый, что встречал Павла и его товарищей. На этот раз он должен был их проводить.
— Напра-во! Вперед, марш!
Колонна заключенных двинулась к воротам. Когда-то все они были военными людьми, и это чувствовалось по их выправке. Штрафники шли в ногу, держа равнение, высоко подняв голову и печатая шаг.
Они были военными, они ими и остались…
Внутренние ворота были уже открыты, когда колонна приблизилась к ним. А вот с внешними возникла заминка. Заключенные надолго застряли посреди маленького неуютного пятачка, зажатого высокими глухими стенами со всех сторон. Сержант ругался вполголоса, свирепо посматривал на нашлепки видеокамер, напоминающих ласточкины гнезда. Металлические створы позади уже давно сомкнулись, а передние ворота так и стояли недвижимо. Потерявший терпение сержант шагнул к бетонной стене, подцепил пальцем неприметную крышку, откинул ее, с силой надавил черную кнопку, заорал:
— Вы там заснули, что ли? Почему не открываете, черти? Ну сколько можно, а?! Долго вас еще ждать?..
У Павла возникло ощущение дежа-вю. И оно только усилилось, когда тяжелые ворота наконец-то дрогнули, заскрежетали, заскрипели, завыли. И снова показалось, что железобетонные балки сейчас не выдержат нагрузки, выворотятся из земли и металлические створки качнутся и плавно завалятся на головы тех, кто оказался внизу.
Но все обошлось.
Ворота устояли, а перед штрафниками открылась прямая асфальтовая дорожка, ведущая через минное поле к круглой посадочной площадке, на которой ждал свой живой груз транспортный геликоптер.
Погрузка не заняла много времени. Штрафники в организованном порядке поднялись на борт, безропотно заняли свои места, позволили сковать ноги. Сержант беседовал со старшим команды сопровождения, подсовывал бумаги для подписи, оформлял передачу.
“Мы словно рабы на галере”, — подумал Павел и закрыл глаза, намереваясь доспать положенное.
Геликоптер мелко дрожал. Режущие воздух винты набирали обороты.
Чья-то рука скользнула по плечу Павла. Негромко прозвучало единственное слово на родном языке:
— Удачи.
Павел открыл глаза, увидел знакомую фигуру. Колька уже уходил. Торопился. Друг детства. Колька Рыбкин.
3
Уже в воздухе прикованный к соседнему креслу Гнутый позвал его:
— Эй, Писатель! Спишь?
— Дремлю.
— Я все хотел у тебя спросить… Ты бы его убил?
— Кого? — не понял Павел.
— Клопа. Ты бы действительно его убил?
Павел помолчал немного. Ответил:
— Иногда я действительно был готов это сделать. Когда он меня допекал. Я едва сдерживался… Но то обещание прикончить его, когда он заснет… Нет… Я бы не смог…
— А мне казалось иначе.
— Я старался. Клоп не должен был догадаться, что я блефую. Иначе бы выиграл он… Да, это была игра… Сержант Хэллер как-то сказал мне, что каждый человек носит какую-то маску, играет определенную роль. Вот и я тогда надел маску. И, кажется, сыграл убедительно. Вы все мне поверили.
— Слишком убедительно, — пробормотал Гнутый. — Я и сейчас верю.
— Нет. — Павел покачал головой. — Я не могу… Не могу убить человека…
— Но тогда, возле пещеры, ты, как и все мы, стрелял по людям. Мы вместе убили полковника и его бойцов.
— Это другое, — запротестовал Павел.
— Почему?
— Не знаю… Не могу объяснить… — Павел замолчал, пытаясь найти себе какое-то оправдание. Подумал, что у всех погибших солдат остались семьи. Мысль эта была неприятна, неуютна, неудобна. Она была страшна.
Гнутый испытующе смотрел на товарища, ждал. Потом спросил:
— А если бы Клоп был экстерром? Разумной тварью, неотличимой от прочих людей. Тогда смог бы ты его убить?
Павел взглянул на собеседника:
— Не знаю… Мне сложно это представить.
— Почему же? — настаивал на ответе Гнутый. — Ты был знаком с Куртом и Некко. Ты утверждал, что они не люди. Если бы ты раньше знал, что они наши враги, что бы ты с ними сделал?
Павел задумался, сказал нерешительно:
— Они слишком похожи на людей. Наверное, я бы не смог… просто так… Вот в бою — если они против нас — это другое дело… Но… Я не знаю! — Он сердито тряхнул головой. — И вообще, почему ты спрашиваешь об этом?
— Просто пытаюсь понять, чем настоящий человек отличается от подделки.
— Эй, вы, там! — Один из охранников поднялся, держась за стену, нашел глазами разболтавшихся штрафников, пригрозил им высоковольтным разрядником. — Замолчите немедленно!
— Слушай, командир! — обратился к нему Гнутый, голосом перекрывая гул двигателей. — Нас в полете кормить собираются?
Охранник осклабился, показывая, что оценил шутку:
— Заткнись, умник! А то так накормлю, что жевать нечем будет!
— Значит, не собираются, — сделал вывод Гнутый и умолк.
Молчать им оставалось еще три часа.
4
Павел проснулся, когда геликоптер уже приземлился, и сам подивился, насколько крепким был его сон.
— Доброе утро, Писатель, — приветствовал пробудившегося товарища Гнутый.
— Давно стоим? — Павел зевнул.
— Минут двадцать. Что-то не торопятся нас выпускать…
Двигатели молчали. Помаргивала, попискивала сигнализация, предупреждая, что дверь наружу открыта. Впрочем, это было и так ясно: внутренности геликоптера обдувал горячий ветерок. Павел подался вперед, посмотрел в сторону выхода. Там стояли пять человек охраны, курили, повернувшись к штрафникам спиной. За ними можно было рассмотреть какое-то поблескивающее куполообразное строение. И маленький кусочек светящегося неба.
— Где это мы? — громко поинтересовался Павел. Сразу несколько голосов весело хмыкнули.
— Ну ты спросил! — восхитился мрачный Дизель.
— На земле, — предположил Черный Феликс.
— В геликоптере, — добавил кто-то. Остряков здесь хватало.
Охранники не обращали внимания на разговорившихся заключенных. Они оставили свои посты: не оборачиваясь, спокойно курили у выхода, развалившись, отдыхали в креслах, сидели на полу. Один и вовсе, передав оружие товарищу, подтягивался на торчащей из стены трубе. Похоже, они считали, что их работа закончена.
— Эй, друг, не угостишь сигареткой? — позвал Шайтан одного из стражей. Тот обернулся, глянул недовольно на заключенного, ничего не ответил. Все было понятно без слов, все читалось в его взгляде.
— Эх, дорогой, — вздохнул Шайтан. — Зачем так смотришь? Кто знает, может, Аллах сделает так, что завтра ты будешь сидеть на моем месте. А я окажусь на твоем.
— Слушай, мусульманин, — обратился к Шайтану толстяк Че. — Почему бы тебе не помолиться Аллаху? Вдруг он действительно что-нибудь предпримет? Тогда бы я принял твою веру.
Шайтан скривился:
— Зачем Аллаху такой правоверный? Ты так заплыл жиром, что мулла, наверное, не рискнет укорачивать то, что и так едва заметно.
Штрафники сдержанно рассмеялись. Они побаивались подшучивать над Че. Обычно незлобивый здоровяк иногда впадал в бешенство. И тогда никто не мог с ним сладить.
Но Че, похоже, не понял, о чем говорит Шайтан. Или не расслышал. Он только улыбнулся, подмигнул шутнику, завозился на неудобном, слишком узком, слишком тесном сиденье…
Переговариваясь, поглядывая на своих беспечных сторожей, они ждали еще полчаса.
Потом охрана, видимо, получила долгожданный приказ начинать высадку. Зазвенел, забряцал металл, зазвучали предупредительные окрики. Заключенные выпрямляли освобожденные затекшие ноги, тянулись, разминались, не поднимаясь со своих мест, — запрещено было.
— Выходи строиться! — вскоре донеслась с улицы команда.
— Встать! — Охранники отступили, взяли штрафников на прицел. — Справа по одному — на выход!..
На улице было ясное теплое утро.
Штрафники выходили из тени на свет. Невольно замедляли шаг. Жмурились. Первым делом поднимали лица к небу. Спускались на землю. Ободранные, грязные, помятые, со скованными за спиной руками — они были похожи на каторжников. Их хватали под локоть, отводили немного в сторону, строили в шеренгу, спрашивали фамилию, номер, сверялись с документами.
Их сортировали.
А штрафники жадно осматривались.
Они находились в странном месте. Возможно, когда-то это был испытательный полигон для новых видов вооружений. А может быть, здесь раньше размещался космодром. Под чистым небом от горизонта до горизонта раскинулась ровная каменистая пустыня. Черными проталинами выглядели опаленные участки земли. Поблескивали отвердевшие лужи давно расплавленных пород. Словно ледовые поля тянулись во все стороны широкие бетонные полосы, кое-где превращаясь в нагромождения торосов. Здесь почти ничего не росло, только торчали местами редкие пучки какой-то бурой травы, даже на вид жесткой и ломкой. Не верилось, что это земной пейзаж. Казалось, будто это поверхность Марса или Луны. Но небо… Небо было самое что ни на есть земное — глубокое, чистое, светлое, высокое.
Пространство пьянило. Раздолье давало иллюзию свободы.
— Красота! — восхитился Че.
По всей бескрайней равнине были в беспорядке раскиданы серебристые куполообразные сооружения. Они походили на шляпки циклопических грибов, проклюнувшихся из-под земли. Одно из этих строений было совсем рядом, менее чем в километре от приземлившегося геликоптера.
У его широкого основания копошились люди и роботы, там ползали тягачи и двигались ленты транспортеров.
— Хотел бы я знать, куда это нас привезли и с кем мы тут собираемся воевать, — пробормотал Рыжий.
Они все стояли в строю. За ними теперь присматривали новые сторожа — бойцы в костюмах “Ти-рекс” с эмблемой Гвардии на груди. Немного поодаль одетый в камуфляж майор пытался что-то объяснить гвардейцу-сержанту. В конце концов он плюнул себе под ноги, сердито махнул рукой и направился к шеренге штрафников.
— Наконец-то, — пробормотал Черный Феликс.
Но майор ситуацию не прояснил. Он объявил, что придется подождать еще немного, и советовал не расходиться. Слова эти звучали как издевка. Под дулами многоствольных пулеметов и плазменных огнеметов штрафники чувствовали себя неуютно, они боялись лишний раз шевельнуться. Какое уж тут “расходиться”.
Примерно через пять минут в идеально чистом небе над далеким горизонтом появились две темные крапины. Они росли, приближаясь. Задрожал воздух, его колебания передались земле. Ровное гудение постепенно перерастало в рев.
— Похоже, подкрепление прибывает, — озвучил общую мысль бригадир Дизель.
— А не много ли будет? — с сомнением сказал пучеглазый Лишай.
— Видимо, дело предстоит серьезное, — сказал Черный Феликс.
Две черные тени скользнули на фоне светлого неба. Два геликоптера типа “Лебедь” зависли в воздухе, стали медленно снижаться, винтами своими подняв на земле настоящую бурю.
От куполообразного сооружения к спускающимся транспортникам бежали люди. Вернее сказать, они бежали к одному из транспортников. К тому, на борту которого белой краской был нарисован ровный круг.
Кажется, прибыли важные гости.
Геликоптеры сели на порядочном расстоянии друг от друга. Тот, что был отмечен приметным круглым знаком, сразу выключил двигатели. Винты еще не успели остановиться, а бортовые сдвижные двери уже отошли в стороны, и из открывшихся темных проемов на землю стали спрыгивать люди. Они были разнообразно одеты — в костюмы, в джинсы и майки, в комбинезоны. Но никто среди них не носил военной формы. Толпа встречающих смешалась с толпой прибывших, и уже ничего нельзя было разобрать в общей сумятице.
— На подкрепление это похоже мало, — сказал Лишай, тараща глаза так, что казалось, будто они вот-вот выскочат из орбит.
Второй геликоптер удостоился гораздо менее скромной встречи. Двигатели его остановились, когда к грузовому люку, не торопясь, приблизился отряд вооруженных бойцов. Они построились, выставив перед собой оружие, дождались майора, равнодушно выслушали его наставления, и только после всего этого створки люка разошлись. Словно челюсть, отпал широкий трап, ударился о землю, подпрыгнул. В темном чреве мелькнули человеческие фигуры. Кто-то что-то крикнул из тени. Ему ответили.
“Выводи!” — скорее угадал, нежели расслышал Павел.
Несколько минут ничего не происходило. Павел догадывался, что сейчас внутри геликоптера команда сопровождения освобождает штрафников, готовит их к высадке
— Точно наши, — сказал кто-то позади. — Привезли, словно скотину.
На трапе показался первый человек. Охранник. Сержант. Он не стал сходить на землю, скользнул взглядом по отряду гвардейцев, отвернулся, махнул рукой:
— Пошли!
И люди пошли.
Один за одним.
Словно каторжники, будто рабы из древних времен, они выходили из темного трюма на свет. Невольно замедляли шаг, щурились. Первым делом поднимали лица к солнцу, к небу. Спускались по трапу. Осматривались с любопытством. Бойцы из встречающей команды подхватывали их под руки, отводили в сторону, строили в шеренгу…
— Эй, парни! — вдруг заорал во всю глотку Черный Феликс. — Вы откуда?
Майор в камуфляже резко повернулся. Дрогнули стволы огнеметов, нашли цель. Павел вспомнил, как точно такие же огнеметы спалили его товарищей. Он явственно увидел, как кипит, испаряясь в струе плазмы, земля, как лопаются камни и оплывают, тая. Снова ощутил жар на своем лице и втянул голову в плечи, невольно сжал кулаки.
В правой руке у него была монетка.
— Лагерь три дробь один! — Сразу несколько голосов раздались в строю новоприбывших.
— И пятый лагерь! — донеслось вдогонку.
— А мы из шестого!..
Костюмы “Ти-рекс” пришли в движение. Стальные подошвы высекли искры из камней. Рослые гвардейцы, неуязвимые в своих бронированных механизированных панцирях, вклинились в строй штрафников. Удары металлических конечностей сбили с ног нарушителей порядка.
— Тихо! — взревел майор. — Еще один выкрик, и открывший свою пасть отправится к экстеррам без оружия! Голым!
— Он не шутит, — негромко сказал Дизель, посмотрев на Павла и его друзей. Бригадир по личному опыту знал, что неприятностей в первую очередь нужно ждать от новичков.
Стальные стражи неохотно отступили. Черный Феликс поднялся с земли и долго отряхивал колени. Вся левая сторона лица у него была разбита. Но он не обращал внимания на кровь.
Никто не обращал на это внимания.
Выгрузка штрафников продолжалась.
— Пятьдесят… Пятьдесят один… — вяло бормотал Рыжий, зачем-то подсчитывая выходящих из геликоптера людей. — Пятьдесят два, три и четыре…
Он остановился на седьмом десятке. Больше считать было некого.
— Напра-во! — прозвучала общая для всех команда. — Марш!
И они, словно подхлестнутые окриком, вскинули одновременно головы, выпрямили спины, сделали первый шаг, как это было положено по уставу, — дружно впечатали подошвы побитых ботинок в камень, в один такт ударили ногами так, что земля вздрогнула. И Павел снова ощутил забытое вроде бы чувство — чувство сплоченности, чувство локтя товарища.
Мощь единения.
“Война сплачивает”, — подумал он…
Ему показалось, что на высящийся впереди серебристый купол легла узкая тень. Через мгновение он понял, что ошибся. Тень расползалась, ширилась.
Не тень это была, а щель.
Проход.
Купол открывался — словно невидимый великан подцепил лоскут стальной обшивки и тянул его в сторону, медленно, аккуратно отдирая. Намереваясь, кажется, снять целиком всю металлическую шкуру.
Затрепетала земля. Громыхнуло чистое небо.
Все шире расползался купол. Уже оголились внутренности сооружения — балки, трубы, лианы проводов и тросов, галереи лестниц. И уже можно было разобрать, что же прячется в этом огромном сооружении.
В этом ангаре.
— А дело-то, похоже, действительно предстоит серьезное, — обреченно сказал Черный Феликс.
— Что там за штуковина? — через головы друзей обратился к нему Павел.
— “Ковчег”, — не сразу ответил Феликс. — Эта штуковина способна долететь до Сатурна и вернуться обратно.
— Сатурн — это страна? — поинтересовался малограмотный Шайтан. — Она далеко?
— Далеко… — вместо Феликса ответил Гнутый. — На чужой территории… На территории экстерров…
5
Первым делом их загнали в баню.
На настоящую баню этот пыточный аттракцион походил мало, скорее он напоминал автомойку — длинный коридор, струи бьющей отовсюду воды, сыплющиеся сверху разноцветные хлопья пены, и упругий поток горячего горького воздуха перед самым выходом.
Вернувшись в раздевалку, они получили новое чистое белье и форму с иголочки — форму без знаков различия. Им позволили взять из запертых ящиков свою старую одежду, но не разрешили в нее облачиться. Лишь для обуви было сделано исключение. Ноги у солдата должны быть здоровые. Потому желающие могли оставить свои привычные разношенные ботинки.
Им теперь многое позволялось: кричать, ругаться, смеяться, иметь любые личные вещи и личное мнение по любому вопросу. Никто не одергивал их, не бил — но за ними всегда следили черные зрачки дульных отверстий…
После бани их отвели в столовую. Сидячих мест на всех не хватило, и многие штрафники ели стоя. Это нисколько их не смущало. Они уже достаточно насиделись, теперь могли и постоять.
Еда была вкусная и разнообразная. Можно было попросить добавки и получить ее.
Штрафники наслаждались. И даже постоянное присутствие вооруженных охранников не портило им аппетит.
После завтрака — или обеда? — их отвели на медосмотр.
В небольшой комнате с двумя дверьми, на одной из которых висела табличка “Вход”, а на другой — “Выход”, сидели три майора с петлицами военных врачей. Один интересовался, нет ли жалоб, и не слушал, что ему отвечают. Второй мерил температуру и давление, не глядя на показания приборов. Третий задавал странные вопросы и даже не улыбался на остроумные ответы.
Стоя в очереди, штрафники успели перезнакомиться друг с другом. Выяснили, кто откуда. Нашли общих друзей и недругов. Пересказали все новые анекдоты и байки. Поделились слухами. Обменялись предположениями.
Никто не мог точно сказать, что это за место и что за дело их ждет. Лишь несколько пунктов не вызывало сомнений в своей истинности:
Во-первых, они находились под землей. И, судя по всему, довольно глубоко.
Во-вторых, их собрали здесь, чтобы бросить в бой.
И в-третьих, наверху — прямо над ними — готовился к полету космический корабль…
— Сапиенти сат, — сказал Павел и развел руками.
— Что? — переспросили его.
— Умному достаточно, — перевел он на английский, подумав, что наконец-то ему пригодилась недоученная латынь.
