КОГДА ПЕРВЫЕ ЕВРОПЕЙЦЫ ВЫСАДИЛИСЬ НА ОСТРОВЕ Пасхи в 1722 году, они были ошарашены. (Голландская экспедиция искала континент, который предположительно существовал, но не был открыт. Дурачье!) Как могли представители этой крошечной, абсолютно изолированной полинезийской народности, в распоряжении которой не было современных технологий и даже деревьев, воздвигнуть огромные, художественно осмысленные статуи? Некоторые из них достигали высоты 21,5 метра и весили почти 90 тонн, и такие изваяния покрывали большую часть острова.

Очевидно, что голландцы недолго пребывали в изумлении: они быстренько проделали обычную европейскую штуку, то есть застрелили нескольких местных жителей после ряда недопониманий. В течение следующих десятилетий прочие путешественники из Старого Света поддерживали традиционную европейскую манеру вести себя в местах, только что открытых ими: они принесли новые смертельные болезни, загнали аборигенов в рабство и вообще вели себя довольно тоталитарно. (См. главу о колониализме.)

В последовавшие века белые люди не уставали строить теории, чтобы объяснить, как те загадочные статуи появились на острове, населенном такими примитивными обитателями. В основном это были неубедительные рассуждения о том, как представители более развитых обществ пересекли океан или как на остров вторглись пришельцы. («Это были пришельцы» – популярное и, по всей вероятности, чрезвычайно рациональное решение головоломки, по условиям которой небелые люди построили то, что не могли построить согласно предположениям белых людей.) Ответ на этот вопрос, конечно, очевиден: полинезийцы откуда-то привезли их.

Когда полинезийцы впервые ступили на берега Рапа-Нуи (таково название острова Пасхи на местном – рапануйском – языке), их цивилизация уже относилась к числу величайших в мире: она исследовала и обжила острова, разбросанные в океане в тысячах километров друг от друга. Между тем европейцы чрезвычайно редко отлучались со своего заднего двора.

Жители Рапа-Нуи были носителями развитой культуры, общины взаимодействовали друг с другом, они занимались земледелием, иерархическая структура была разветвленной, существовало даже маятниковая миграция: то есть в общем-то вся та ерунда, которую мы, как правило, ассоциируем с понятием «быть продвинутым». Статуи, или moai на местном языке, были величайшим достижением искусства, сформировавшегося в полинезийских обществах. Они имели и духовное, и политическое значение: это дань почтения к предкам, лица которых они носили, и кроме того, символ престижа для тех, кто распорядился соорудить их.

И вот ребус перевернулся с ног на голову: исследователи стали выяснять, не как туда попали статуи, а куда подевались все деревья. Чтобы водрузить эти гигантские изваяния на место, людям Рапа-Нуи понадобилась бы целая тонна гигантских бревен. Вставал также вопрос: как могущественная цивилизация, которая забросила на остров этих людей, превратилась в крошечное сообщество фермеров – ведущих примитивное хозяйство и перемещающихся на побитых каноэ, – которые встретили (а после погибли от рук) первых голландских моряков?

Разгадка в том, что народу Рапа-Нуи не повезло, и одновременно он серьезно просчитался. Не повезло в том, что, как выяснилось, география и экология их острова были необычайно чувствительны к последствиям обезлесения. Как объясняет Джаред Даймонд (тот самый тип, что назвал земледелие величайшей ошибкой) в своей книге «Коллапс» – в которой главным образом речь идет о рапануйцах, – остров Пасхи по сравнению с прочими островами Полинезии маленький, сухой, плоский, холодный и расположен слишком далеко от остальных; каждый фактор снижает вероятность того, что те деревья, что были уничтожены, естественным образом вырастут снова.

Рапануйцы просчитались, потому что в своих попытках строить более совершенное дома и быстрые каноэ, развивать инфраструктуру, чтобы продолжать воздвигать памятники, они вырубали леса, возможно, не осознавая, что те уже будет не вернуть… пока деревьев совсем не осталось. Это была настоящая трагедия общинных владений. Никто из тех, кто от случая к случаю срубал одно-два дерева, не нес ответственности за последствия. Но вот настал день «икс»: теперь ответственность лежала на всех.

Тем временем последствия были ужасающими для целого народа. Без каноэ они не могли рыбачить в открытом океане; незащищенная и неукрепленная корнями деревьев почва начала разрушаться при дожде и ветре, она утратила плодородный слой; все чаще случались оползни и сели, которые сметали целые деревни. Кроме того, когда выдавалась холодная зима, жителям приходилось сжигать всю оставшуюся на острове растительность, чтобы обогревать дома.

По мере ухудшения ситуации росла конкуренция между группами за обладание все более скудными ресурсами. Это привело к положению трагическому, но странным образом вполне предсказуемому: на тяжелые обстоятельства – когда люди не удовлетворены социальным статусом, когда их покинули силы сопротивляться, когда им нужно, чтобы кто-то уверил их в том, что они не совершили только что ужасной ошибки, – они зачастую реагируют одинаково. Ни не остановились. В действительности они даже стали в два раза прилежнее. Население Рапа-Нуи отдались сооружению изваяний еще большего размера, потому что… ну, примерно так поступают все представители человечества, столкнувшись с проблемой, которую им не удается решить. Последние изготовленные на острове истуканы навсегда остались лежать в каменоломнях, другие лежали опрокинутыми по соседству – они так и не были установлены в запланированном месте, культовую программу пришлось свернуть.

Полинезийцы были ничуть не глупее нас с вами, они прекрасно отдавали себе отчет в том, что происходило вокруг. Может быть, вы думаете, что категорически бестолково то сообщество, которое, оказавшись перед лицом потенциальной экологической катастрофы, игнорирует проблему и даже продолжает совершать действия, которые привели к ней? Что ж. Может, стоит оглядеться вокруг? (А потом, пожалуйста, отключите отопление и вынесите рассортированный мусор.)

В книге «Коллапс» Джаред Даймонд размышляет над вопросом: что говорил тот житель острова Пасхи, который рубил последнюю пальму? Это очень хороший вопрос, и на него не так просто ответить. Возможно, в переводе с рапануйского это было что-то вроде: «Один раз живем!» Однако интереснее даже было бы знать, о чем думал абориген, который валил предпоследнюю, или третью с конца, или четвертую пальму. Если использовать историю человечества как подсказку, то весьма вероятно, что его голова была занята мыслями с таким лейтмотивом: «Это не моя проблема, ребята».