«…полководец, не будучи в состоянии преодолеть свое нетерпение, посылает своих солдат на приступ, словно муравьев, при этом одна треть офицеров и солдат оказывается убитыми, а крепость остается не взятой».
Сунь-Цзы. Глава III. Стратегическое нападение
Ручей перекатывался через последний плоский камень и с бульканьем вливался в бурое болото. Сухая трава по его берегу, еле различимая в полутьме, качалась и шелестела, хотя ветра путники не чувствовали. Вправо и влево, сколько видел глаз, в мутном тумане на юг и на восток тянулись болота: топи и трясины. Над черной зловонной жижей курился пар. Стоячий воздух был насыщен удушливым смрадом. (…)
Огонек мелькнул слева, он был далеким, бледно-зеленым и скоро погас. Потом стали зажигаться другие, они напоминали красноватые угольки в дыму или колебались, как язычки пламени над свечами, только самих свечей не было; иногда они спокойно стояли на месте или медленно плыли, иногда вдруг рассыпались в стороны и таяли, будто невидимые руки прикрывали их призрачными пальцами (…)
– Везде под черной водой бледные лица. Злые, гадкие лица, или печальные и благородные. Много гордых и красивых, волосы серебристые, водоросли в них. Все мертвые, все гниют, жутким светом светятся. – Фродо закрыл глаза ладонями. – Не знаю, кто это; мне показалось, что я видел людей и эльфов, и орков тоже.
– Да, да, – подтвердил Голлум. – Все мертвые, все сгнили. Эльфы, люди, орки. Это Мертвые Топи, Гиблые Болота. Давным-давно тут была большая битва. Великая Битва. Большие люди, длинные мечи, страшные эльфы, вой орков. Они сражались на равнине у Черных Ворот много дней, не один месяц. Потом болота разлились и поглотили их могилы».
Д. Р. Р. Толкиен
Кампанию 1917 года очень трудно анализировать с чисто военных позиций. Прежде всего, ее основным содержание был фактический выход из войны России и вступление в нее Соединенных Штатов Америки. Оба эти события носят политический, а не военный характер, в обоих к тому же просматривается отчетливый уголовный акцент.
В России можно говорить о «генеральском заговоре», имеющем своей целью отречение Императора от престола. Что же касается США, то вступление этой державы в войну вызвала сама Германия, которая направила своему послу в Мексике депешу с требованием спровоцировать нападение Мексики на Соединенные Штаты. Радиограмма была перехвачена «Комнатой № 40», расшифрована, и ее текст был «на блюдечке» преподнесен Президенту и государственному секретарю США. В довершение всего статс-секретарь Германии по иностранным делам Э. Циммерман самолично признался в авторстве депеши.
Революционные события в России и «депеша Циммермана» будут подробно рассматриваться в заключительном томе «Первой мировой войны между Реальностями», посвященном 1918 году, Версальскому миру и последующему политическому урегулированию. Дело в том, что на ход кампании 1917 года ни Америка, ни Россия непосредственного влияния оказать не успели. В течение всей этой кампании русские дивизии оставались на фронте и, хотя их боеспособность непрерывно падала, они продолжали связывать австрийские и немецкие войска. Американские же части лишь готовились к переброске на европейский континент. Так что формально все оставалось, как в 1916 году: Западный фронт, Восточный, Месопотамия, Закавказье, Ближний Восток, к которому теперь добавилась Аравия.
Только ни на Восточном фронте, ни в Закавказье уже ничего произойти не могло.
В декабре 1916 года Ж. Жоффр был отправлен в отставку. Причиной этого стал резкий и неожиданный поворот во французской военной доктрине.
Месяцем раньше военное руководство Антанты было в целом удовлетворено итогами года. Наступление противника на Верден отбито, причем немцы отброшены на исходные позиции. Сомма, конечно, не оправдала надежд, но войска, все же, слегка продвинулись вперед, причем сражение продемонстрировало существенное преимущество союзников не только в живой силе, но и в артиллерии и новых средствах ведения войны – танках и самолетах.
По оценкам союзников, Германия полностью утратила стратегическую инициативу. Центральные державы нигде не смогли добиться значимого успеха.
Очередная конференция в Шантильи поставила на повестку дня общее наступление, причем начать его предполагалось сразу же, еще зимой. Ставилась задача совместным наступлением румын и русских с севера и востока, англичан, французов, итальянцев и сербов с юга, с Салониковского плацдарма, разгромить и вывести из войны Болгарию. Италия должна была наступать на Изонцо. На Западном фронте планировалось возобновить наступление на Сомме, дополнительно расширив его масштаб.
Пока это очередное «соглашение о намерениях» обсуждалось, Центральные державы перешли в решительное наступление в Румынии и наглядно показали, что доктрина «молниеносной войны» жива и работает. Это поставило жирный крест на плане разгрома Болгарии, тем более что ни условия местности, ни состояние коммуникаций, ни отношения между командующими союзными контингентами на Балканах, где, например, сербы и итальянцы преследовали прямо противоположные цели, не способствовали активизации действий.
Сама по себе кампания в Румынии была не столь уж значима, но ее психологическое воздействие на нервы и волю союзников оказалось огромным. Хотя, в сущности, ничего особенно не изменилось – ну, разгромили немцы полтора десятка румынских дивизий, которые только что вступили в войну и до осени 1916 года в общем балансе не учитывались – результаты третьего военного лета в глазах общественного мнения стран Антанты и ее лидеров сразу «поменяли знак». Теперь сложилось впечатление, что это союзники за прошедший год ничего не добились, в то время как немцы отразили все удары на Западном фронте и вернули себе инициативу на Восточном.
Зима выдалась неожиданно суровой. Германии грозил настоящий голод, но и во Франции прогнозы на урожай были весьма неблагоприятными, что усугублялось недородом в США и Аргентине, которые были основными поставщиками зерна для стран Антанты.
Одновременно нарастал финансовый кризис. И для Великобритании, и для Франции война определенно становилась крайне убыточной. Ситуация в России и странах Четверного Союза была, разумеется, намного хуже, но западные демократии привыкли к высокому уровню жизни и преуспеванию среднего класса.
То, что происходит во Франции в декабре 1916 – начале 1917 года, можно без преувеличения назвать национальной истерикой. Министерство А. Бриана требует решительного наступления, притом «прямо сейчас». Военное руководство настаивает на продолжении операций с ограниченной целью в рамках «стратегии истощения». Как всегда происходит в подобных случаях, правительство начинает искать – и находит – специалистов, готовых поддержать позицию политического руководства. В результате, новым главнокомандующим назначен Р. Нивель, типичный «военный выдвиженец», который на Марне командовал артиллерийским полком, а под Верденом 2-й французской армией.
По ходу дела А. Бриан подал в отставку, его место занял А. Рибо, который, вроде бы, идее решительного наступления не сочувствовал. Но французским войском уже руководил не Ж. Жоффр, а Р. Нивель, горячий сторонник активных действий. Р. Нивель настаивал на «прорыве» и утверждал, что он «закончит войну в течение 48 часов». Уволить в отставку только что назначенного боевого генерала, на которого страна возлагала столько надежд, А. Рибо не решился, да, вероятно, он этого и не очень хотел.
Что же касается Р. Нивеля, то он начал с того, что отменил план Жоффра, предусматривающий наступление на широком фронте от Вими до Суассона, как не сулящий никаких перспектив. Сначала он предлагает лишь «дополнить» этот план наступлением между Суассоном и Реймсом, затем этот участок превращается в главный.
В конечном итоге у Р. Нивеля получилась следующая схема операции:
• Англичане протягивают свой фронт до Руа.
• Они атакуют первыми на участке Вими-Руа.
• Через 3-5 дней начинает наступление северная группа французских армий, действуя от Руа до Лассиньи (чуть к северу от Уазы).
• Задачей этих двух наступлений является связывание германских резервов.
• Еще через несколько дней, когда все резервы противника будут втянуты в орбиту операций между Скарпой и Уазой, наносится главный удар на реке Эна в направлении на Гирсон.
В сущности, этот стратегический план знаком нам по 1915 году: концентрическое наступление против Нуайонского выступа с намерением окружить значительную часть немецких войск, действующих на Западном фронте. Определенную инновацию Р. Нивель все-таки внес: опыт 1915 и 1916 годов продемонстрировал, что наступление не может иметь успеха, если не будут исчерпаны неприятельские резервы. План был построен на предположении, что у противника недостаточно сил, чтобы одновременно вести два сражения масштаба Соммы. Германские резервы должны быть поглощены ударом англичан, наступление между Руа и Ласиньи уже связывает остатки свободных сил немцев.
А главный удар наносится по одному из самых укрепленных участков фронта, району Шмен-ден-Дам, месту ожесточенных боев в сентябре 1914 года. Наступающие войска должны захватить гребни высот, по которым проходит «дамская дорога», выйти на Краонское плато, овладеть Лаоном и быть готовыми двигаться дальше. Когда будет пробита брешь, в нее войдут крупные кавалерийские соединения, которые довершат разгром противника.
В тактике Р. Нивель возвращается к идеям 1915 года – разумеется, с учетом колоссального развития артиллерии за время позиционной войны. Весь его план построен на артиллерии: сначала разрушающий огонь, затем огневой вал, пехота следует за ним бегом и прорывает неприятельский фронт в первый же день наступления, артиллерия двигается за пехотой и с ее скоростью, возобновляя бомбардировку при любых попытках сопротивления.
Здесь, конечно, загадка. Вроде бы, Р. Нивель, у которого есть опыт двух лет позиционной войны, не может не понимать, что артиллерия, по крайней мере, тяжелая, физически не может двигаться со скоростью марширующей пехоты по «лунному пейзажу», в который она сама же превратила местность в полосе наступления. Тем не менее, он пишет: «Тяжелая артиллерия стала орудием полевой войны. Необходимо научиться пользоваться ею, как 75-мм пушкой, добиваясь столь же быстрых выездов на позицию и открытия огня».
Как это можно осуществить на практике, инструкции Р. Нивеля не объясняют. Вообще оперативный замысел наступления на реке Эне представляет собой неестественный компромисс между трезвым «позиционным» пониманием необходимости методичной подготовки наступления и желанием вернуть наступающей пехоте «смелость и инициативу».
В военно-исторических кругах Нивеля неизменно ругают, указывая, что его «доктрина неизбежно должна была рухнуть при первом соприкосновении с действительностью». План действительно производит плохое впечатление, но, возможно, он лучше своей репутации. В конце концов, годом позже Э. Людендорф, не имея такого решительного превосходства в силах и средствах, которое было у Нивеля в 1917 году, прорвал французский фронт как раз в районе «дамской дороги», причем продвижение за первый день операции превысило двадцать километров.
Проблема Нивеля состояла, прежде всего, в том, что он не сумел и, наверное, даже не пытался, обеспечить скрытность планирования и внезапность удара. Несмотря на успешное командование корпусом и затем, армией, Нивель не имел в войсках непререкаемого авторитета, критически относилось к нему и правительство. В этих условиях «план Нивеля» стал предметом полемики. О нем говорили в военном ведомстве, в министерствах, в Парламенте, его обсуждали в частях и соединениях действующей армии. Сам Нивель был готов обсуждать общие контуры и даже детали своего плана чуть ли не с первым встречным.
Соответственно немцы знали все.