Вспомним, что структура мировой войны была образована взаимодействием двух стратегий – «морской» и «сухопутной». Логика «сухопутной войны» определялась сначала планом Шлиффена, затем «дилеммой Фанкельгайна» и маятниковыми движениями германских войск между Западным и Восточным ТВД. В рамках «морской войны» англичане быстро и уверенно вывели из игры немецкие крейсера и приступили к блокаде германской морской торговли.
После проигрыша Германией Генерального Сражения на суше (то есть после Марны и Галиции) Великобритания получила решающее преимущество, поскольку ее «морская война» развертывалась, в общем, беспрепятственно, в результате чего на море сложилась ситуация, вполне отвечающая предвоенным расчетам.
Но по ряду причин, прежде всего, психологического характера, англичане были вынуждены втянуться в затяжную борьбу на Западном фронте. Это решение оказалось необратимым: до самого конца войны присутствие британских войск во Франции и Бельгии только возрастало. Англичанам пришлось создать и развернуть в Европе массовую армию, которая, разумеется, сразу же стала нести значительные, неприемлемые для британского общественного мнения потери. К тому же Великобритания к концу 1915 года проиграла Дарданелльскую операцию и кампанию на Среднем Востоке.
Другими словами, ситуация на суше не соответствовала довоенным планам. С одной стороны, она определенно была лучше, чем можно было рассчитывать: и Франция, и Россия держались и даже одерживали победы; сильнейшая на суше держава, то есть Германия, не смогла реализовать свое главное военное преимущество и оказалась вынужденной вести затяжную войну. С другой стороны, Великобритания также втянулась в затяжную и кровопролитную войну на суше, чего перед войной совершенно не предполагалось.
По мере роста человеческих потерь и военных издержек страна все больше нуждалась в быстрой и громкой победе. Такая победа могла быть одержана только на море.
Мы говорили уже, что в «морской стратегии» стороне, владеющей морем, обязательно нужна победа в решающей морской битве, в то время как «претенденту» достаточно ничьей. Но это – в «правильной» ситуации, когда «Трафальгар» должен уравновесить «Аустерлиц», то есть когда «претендент» добился господства на суше. В нашем случае никакого «Аустерлица» нет: Германия блокирована на море и зажата на континенте кольцом фронтов, шансы на последовательную реализацию «сухопутной стратегии» у нее практически отсутствуют. Поэтому здесь ничья в морском бою оказывается в пользу Великобритании. По крайней мере, если рассуждать в рамках сложившейся на период войны политической конфигурации и не учитывать неизбежный следующий мировой конфликт.
А вот его учет меняет «расклад» коренным образом. Если Германия проигрывает мировую войну, она выбывает из числа держав, претендующих на цивилизационный приоритет и реализацию собственного мирового проекта. Само собой, она прекращает и борьбу за преобладание на море. Но ее место сразу же займет один из нынешних союзников Великобритании – Соединенные Штаты, Франция или даже Россия. При этом, из-за огромных потерь на Западном фронте, Великобритания, в отличие от США, будет обескровлена, хотя и в меньшей степени, чем Франция и Россия. Понятно, что в этих условиях «ничья» в морском сражении, да еще и со значительными потерями, точно не в пользу Британской Империи.
Можно сказать и так: «ничья» в морском сражении означает для Великобритании победу над Германией и проигрыш Соединенным Штатам.
Мы возвращаемся к первоначальной схеме: для того, чтобы сохранить цивилизационный приоритет, господство на море и Империю, Англии нужна решительная морская победа над Германией. И те, кто ждал и исступленно желал ее, правильно понимали законы психо-истории.
Что же касается Германии, то после поражения в Генеральном сражении мировой войны она могла рассчитывать только на случайные практические шансы. Кампания 1915 года была проведена Антантой настолько плохо, что эти шансы все время оставались, хотя после начала Верденской операции стали совсем мизерными. Проблема Германии заключалась в том, что ординарная и даже неординарная военная победа на суше не перевешивала результат Генерального сражения. Конечно, если бы удалось уничтожить основные силы союзников на Западном фронте, это коренным образом изменило бы ситуацию, но по соотношению сил надежды на это было мало. Однако морской бой носит неаналитический характер и иногда выигрывается заведомо слабейшей стороной. Германская победа на море поднимала настроение в Центральных державах и ощутимо улучшала для них общий стратегический «расклад». С точки зрения Германии ничья или поражение не привносили в военную обстановку ничего принципиально нового.
Выигрывающая войну Великобритания обязана была учитывать в своих расчетах следующий такт мирового конфликта, а для находящейся на грани поражения Германии это было неактуально.
Итак, Германия была заинтересована в морской битве – и победе – не меньше, чем Великобритания. При этом Англия в такой битве ставила на карту свое будущее и Империю, Германия же – только флот. Колониальную империю она уже потеряла, надежды на мир, лучший довоенного, таяли, как дым.
Понимание этого «расклада» придет к германскому руководству очень поздно, на самых последних днях войны. В 1916 году амбиции командования Флота Открытого Моря не заходили дальше идеи неограниченной подводной войны, Фанкельгайн не имел собственной позиции относительно задач, которые следовало ставить перед германским флотом, а император был сторонником концепции «Fleet in the being», то есть «основная задача флота – остаться флотом существующим» и выступать в роли важной карты при заключении мира. А. Тирпиц называл это «упаковать флот в вату».
Англичанам, которые никоим образом не могли втянуть в бой германский флот, отстаивающийся в базе под прикрытием минных полей, помогло случайное обстоятельство. Совершенно безынициативный адмирал Поль, сменивший Ингеноля после германского поражения у Доггер-банки, заболел, и его место занял Р. Шеер. Новый командующий, прежде всего, возобновил обстрелы британских портовых городов, имея задачу, во-первых, нанести врагу ущерб и воздействовать на общественное мнение, во-вторых, при случае перехватить и уничтожить часть основных сил Гранд Флита.
Вырисовывалась следующая оперативная схема:
(1) Германские линейные крейсера демонстративно обстреливают английское побережье;
(2) Германский линейный флот скрытно выходит в позицию ожидания;
(3) Британские линейные крейсера перехватывают эскадру Хиппера, как это было у Доггер-банки;
(4) Германские линейные крейсера принимают бой на отходе (опять-таки, по схеме боя у Доггер-банки);
(5) Но, в отличие от событий 23 января 1915 года, германский линейный флот находится в море. Эскадра Хиппера оказывается приманкой, следуя за которой, британский авангард сталкивается с главными силами Шеера.
Р. Шеер полагал, что реализация такой схемы даст ему шанс уничтожить часть британского флота, причем – наиболее дорогие и ценные корабли.
План имел три очень существенных недостатка. Прежде всего, он был технически невыполним. Британские линейные крейсера имели большую эскадренную скорость, нежели корабли Хиппера и, тем более, линейный флот Шеера. Поэтому, столкнувшись с главными силами немцев, Д. Битти всегда мог разорвать контакт и уйти. Конечно, если бы Хиппер завел англичан прямо в Гельголандскую бухту, а Шеер сумел бы перерезать им пути отхода, у Д. Битти возникли бы очень серьезные проблемы, но всерьез рассчитывать на это не приходилось.
Во-вторых, немецкий оперативный замысел был довольно прозрачен. Англичане тоже могли сделать выводы из сражения при Доггер-банке. Они и на самом деле их сделали. Дж. Джеллико написал Д. Битти: «Представим, что немцы раньше или позже попытаются устроить Вам засаду, использовав свои линейные крейсера, как приманку. (…) в этом не было бы ничего опасного до тех пор, пока Вы могли бы поддерживать высокую скорость. Однако, если бы какие-либо Ваши корабли потеряли скорость в результате боя с линейными крейсерами или подводными кораблями, то потеря наших кораблей была бы неизбежной»… Продолжая далее в том же духе, Джеллико указывает, что «ночная битва в Гельголандской бухте нам не подходит (…), но если будет походить на то, что игра стоит свеч, нужно рисковать».
В-третьих, как уже говорилось, союзники читали все донесения, которыми немецкие корабли обменивались между собой и с береговыми штабами. Об этом Р. Шеер, конечно, знать не мог, но при проведении набеговых операций или постановке ловушек подобную возможность всегда следует принимать во внимание.
Понятно, что, получив от своей технической разведки предупреждение о достаточно высокой вероятности нахождения в море германского линейного флота, британское морское командование могло принять меры к организации взаимодействия своего авангарда и главных сил.
В этом случае охотник оказывался добычей: британские линейные крейсера на отходе завлекали германскую эскадру, а при некотором везении и весь вражеский флот на кильватерную колонну Гранд Флита. А поскольку немецкие корабли уступали британским в скорости, выход из боя был бы сопряжен с едва ли преодолимыми трудностями.
Примерно по такой диспозиции и разыгралось Ютландское сражение.