Июнь, наступление Брусилова

В начале июня 1916 года русский Юго-Западный фронт предпринял неожиданно успешную наступательную операцию. Является общепринятой практикой именовать сражения по тому месту, где оно состоялось: Ипр, Артуа, Верден, Сомма, Горлицкий прорыв, Праснышская операция и т. д. В данном случае было сделано исключение: наступление было названо «Брусиловским прорывом», и это имя стало нарицательным.

Брусиловский прорыв представляет собой одну из очень немногих операций позиционного периода войны, которая удостоилась включения в школьные учебники и известна среднестатистическому россиянину.

Она действительно представляет определенный интерес и требует критического разбора.

В середине апреля русская Ставка собралась на очередное представительное совещание. Председательствовал Император, главным докладчиком был М. Алексеев, присутствовали командующие фронтами и их начальники штабов, а также Н. Иванов и П. Плеве.

Совещание носило довольно странный характер: не то «работа над ошибками» в Нарочской операции, не то несколько запоздалое планирование весенне-летней кампании. Впрочем, ее сразу же отложили до конца мая – начала июня в связи с задержкой летней операции союзников на Сомме.

Решения конференций в Шантильи требовали от русской армии перехода в наступление. Возможные альтернативы, в общем-то, не обсуждались, хотя треть доклада М. Алексеев потратил на соображения по обороне, на случай, если противник упредит русские войска и сам перейдет в наступление. Эти опасения выглядят довольно наивными, поскольку:

• Русские войска превосходили австро-германские на 671 000 человек, а в перспективе – на 877 000 человек (цифры приводит сам М. Алексеев).

• Лучшие германские части были связаны под Верденом, о чем М. Алексеев прекрасно знал, так как, согласно официальному заявлению союзников, именно из-за больших потерь французских войск в этой операции они были вынуждены отложить свое летнее наступление.

• Совещание началось с констатации того факта, что до середины мая распутица воспрещает любые широкие операции, а в конце мая уже должно было начаться русское наступление.

Далее обсуждалась общая схема летних операций. М. Алексеев предложил нанести первый удар Северным фронтом на Митаву, затем должно было последовать наступление Западного фронта по сходящимся направлениям от Молодечко и Двинска на Вильно. Юго-Западный фронт демонстративно готовится к атаке, притягивая внимание противника. В перспективе, после того как обнаружится успех севернее Полесья, он должен был атаковать из района Ровно на Ковель.

В ходе обсуждения А. Эверт высказался за один удар в направлении на Вильно, но при условии дополнительного усиления Западного фронта, и через два месяца. А. Куропаткин говорил об уроках неудачной мартовской операции, в которой, по сути, его фронт не участвовал. Зато командующий Юго-Западным фронтом А. Брусилов был готов перейти в наступление имеющимися у него силами – причем сразу же после просыхания почвы.

Понятно, что именно это «инициативное предложение» и было принято.

Решили, что первым начинает активные действия Юго-Западный фронт – в середине мая. В начале июня атакуют Северный и Западный фронты, при этом главный удар наносит Западный фронт, а Северный фронт получает на усиление армию и гвардейские части.

Смысл этого всеобщего наступления оставался непонятным. Его цели и задачи не обсуждались ни на стратегическом, ни на оперативном уровне.

Не прошло и недели после совещания, как А.Эверт обратился к М. Алексееву с требованием о присылке ему снарядов по нормам французского ТВД. В случае же невозможности сделать это А. Эверт предложил резко сузить полосу наступления своего фронта.

Далее пошли обычные отсрочки, наступление ЮЗФ было отложено на 5 июня, А.Эверт заявил, что его армии не будут готовы до середины месяца, да и вообще «негоже начинать наступление в праздник святой Троицы».

М. Алексеев попытался настоять на выдерживании оговоренных сроков, но сделал это мягко и вежливо, поставив действия Западного фронта в зависимость от «ситуации у А. Брусилова». Закономерно, что А. Эверт в середине июня заявил, что эта «ситуация» не требует от него немедленных действий, и перенес свое наступление на июль.

Начинают вырисовываться неочевидные последствия принятия царем на себя функций Верховного Главнокомандующего. Возможно, Великий Князь был далеко не лучшим Главковерхом, но Николай II не был им вообще: он не имел ни темперамента, ни знаний, ни опыта военного вождя. В отличие от того же У. Черчилля, царя даже нельзя было назвать «талантливым дилетантом». Понятно, что Николай II никаких решений не принимал, да и не мог этого делать. Управление операциями сосредоточилось в руках его начальника штаба М. Алексеева. М. Алексеев был грамотным профессионалом, но его военная карьера, кроме ранних лет, была связана со штабной работой: с 1890 года старший адъютант 1-го армейского корпуса, с 1894 года делопроизводитель канцелярии Военно-учетного комитета Главного Штаба, с 1898 года профессор кафедры истории русского военного искусства Николаевской военной академии, с 1900 года начальник отделения генерал-квартирмейстерской части Главного штаба, во время Русско-японской войны – генерал-квартирмейстер 3-й Маньчжурской армии, с 1906 года обер-квартирмейстер Главного управления Генерального штаба, с 1908 года начальник штаба Киевского военного округа, с начала мировой войны – начальник штаба Юго-Западного фронта. Из сорока лет своей военной службы М. Алексеев находился на строевых должностях менее пяти лет: с 1885 по 1887 годы он командовал ротой, с 1912 по 1914 год – корпусом, с марта по август 1915 года – Северо-Западным фронтом.

С осени 1915 года М. Алексеев, фактически, должен руководить вооруженными силами страны. Но его должность называется «начальник штаба Верховного Главнокомандующего» при Главковерхе Николае II. М. Алексеев занимается тем, что любит и умеет, в чем он обладает значительным опытом – штабной работой.

На совещаниях в Могилеве последовательно принимаются не планы операций, а их логистические графики: сначала атакует один фронт, через несколько дней его поддерживает второй, потом вступает в дело третий. Какой-либо стратегической идеи, даже на уровне «мясорубки» Э. Фанкельгайна или «резиновой войны» Великого Князя здесь, конечно, нет, но, во всяком случае, предполагаются связные, если не в пространстве, то во времени, действия фронтов.

К сожалению, такая согласованность подразумевает, что командующие на местах хотят и могут выполнить достигнутые договоренности. Если они не хотят или не могут, их должен заставить главнокомандующий. Но Главкома нет, а его начальник штаба иронизирует, увещевает, советует, но не настаивает.

Не будет преувеличением сказать, что Россия провела кампанию 1916 года без верховного коман дования.

Инновационной идеей генерала А. Брусилова был одновременный прорыв на нескольких участках, не связанных между собой определенной оперативной логикой. Предполагалось, что каждая из четырех входящих в состав фронта армий прорвет оборону противника на наиболее удобном для нее участке и будет двигаться по линии наименьшего сопротивления. Множественный прорыв на самых разных направлениях резко затруднит реакцию неприятеля, который не сможет быстро ранжировать повсеместно возникающие угрозы и поэтому будет скован в использовании резервов.

Наиболее сильный удар наносила 8-я армия: 39-м, 40-м, 8-м, 32-м корпусами в направлении на Луцк. Шестой корпус 11-й армии атаковал в направлении на Злочев, 16-й и 2-й корпуса 7-й армии должны были прорвать австрийский фронт и двигаться в сторону Станислава. Девятая армия силами 11-го и 12-го корпусов наступала на северо-запад в междуречье Прута и Днестра.

Оперативные цели армиям не назначались, поскольку в глубокий прорыв никто особенно не верил. Формально М. Алексеев считал, что операция нацелена на Львов, а А Брусилов ориентировал 8-ю армию А. Каледина на Ковель, находящийся на северном фланге фронта. На Ковель же должен был прорываться и 4-й конный корпус, усиленный 77-й дивизией. Корпус имел задачу «разгромить тыл противника, уничтожить железные дороги и вызвать панику».

Хотя подготовка к наступлению велась около полутора месяцев, операция оказалась для австрийцев совершенно неожиданной. Силы сторон южнее Припяти были практически равны, в то время как севернее реки русские располагали значительным численным преимуществом. Естественно, австро-германское командование ожидало наступления именно там. Кроме того, Юго-Западный фронт не производил крупных перегруппировок, которые всегда предшествуют началу активных действий. Конечно, сосредоточение сил на направлениях ударов производилось, но не в масштабе фронта, а лишь в армейских масштабах. Справедливо отметить искусство А. Брусилова и подчиненных ему генералов в обеспечении скрытности подготовки операции. Справедливо, впрочем, отметить и беспечность противника, который сведения о предстоящем русском наступлении от своей разведки все-таки получал, но не придавал им значения.

В техническом отношении был учтен опыт Нарочской операции, когда наступающие войска не только не знали, где находятся позиции противника и как они устроены, но и вообще не ориентировались на местности. На Юго-Западном фронте «точные схемы атакуемых участков позиции австрийцев в масштабе 250 сажен в 1 дюйме (1:20 000), с нанесенными на них целями, получил весь командный состав, до командиров рот включительно». (Е. Барсуков, Л. Ветошников)

Прорыв австро-германского фронта

5 – 15 июня 1916 года

Артподготовка продолжалась в 8-й армии 29 часов, в 11-й армии – 6 часов, в 7-й армии – 45 часов, в 9-й армии 8 часов. В 10 часов утра 5 июня пехота пошла в атаку. В ночь перед наступлением австро-германское командование отреагировало на длительную артподготовку и передвинуло ближе к фронту резервы – 10-ю кавалерийскую дивизию, 26-ю и 22-ю пехотные бригады. По мнению генерала А. Лизингена «Численность противника и сравнительно небольшие потери, нанесенные огнем его артиллерии, не обещают русским успеха. Наступление на 4-ю пехотную дивизию штаб группы рассматривает как простую демонстрацию». Австро-германцы ждали от русских такой демонстрации, поскольку сами в это время довольно успешно наступали в Тироле и знали, что итальянская Ставка буквально умоляет русское командование «сделать, хоть что-нибудь».

В сущности, наступление А. Брусилова и было именно демонстрацией, но исключительно эффектной!

К концу первого дня 8-я армия полностью заняла всю первую позицию противника, захватив до 15 000 пленных. Командование 10-го австрийского корпуса было уверено, что более слабую вторую полосу его войска не удержат, и поставило вопрос об отходе. А. Лизинген согласия на отход не дал, передав корпусу 89-ю стрелковую бригаду и 5 отдельных батальонов для формирования сводной дивизии.

На следующий день 40-й русский корпус продвинулся на 17 километров к западу. Прорыв в районе Луцка приобрел оперативный характер. 4-я австрийская армия отходила за Стырь.

Седьмого июня 8-й корпус ворвался в Луцк.

На фоне оглушающего успеха 8-й армии – прорыв в последующие дни развивался беспрепятственно и 15 июня достиг 65 километров в глубину на восьмидесятикилометровом фронте – наступление 11-й и 7-й армий, по меркам 1916 года также весьма успешное, большого впечатления не производит. А вот 9-я армия заняла Черновцы и начала продвижение в Буковину, создав угрозу южному флангу австро-германского Восточного фронта и оказывая влияние на позицию Румынии.

Брусилов Алексей Алексеевич (1853–1926).

Родился в Тифлисе в семье генерала А. Н. Брусилова, потомственного дворянина, участника войны 1812 года. Мать (Мария-Луиза Нестоемская) была полькой.

Окончил Пажеский корпус. В 1873–1878 гг. адъютант полка. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. на Кавказе, отличился при взятии крепостей Карс и Ардаган (награжден орденом Святого Станислава 3-й и 2-й степени, орденом Святой Анны 3-й степени).

1879–1881 гг., командир эскадрона.

С 1883 г. адъютант Офицерской кавалерийской школы, далее последовательно занимал в ней должности от помощника начальника отдела верховой езды до начальника школы (с 1902 года). Считался выдающимся знатоком кавалерийской езды и спорта.

В 1906 году по протекции Великого Князя назначен командиром 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. С 1909 года командир 14-го армейского корпуса. Далее – помощник командующего вой сками Варшавского военного округа, с 1913 года – командир 12-го корпуса.

В день объявления войны назначен командующим 8-й армией, отлично проявил себя в Галицийской битве. В сентябре командовал группой из 3-й и 8-й армий в составе Юго-Западного фронта. Успешно действовал во время борьбы за Перемышль и в Карпатской операции.

С 17 марта 1916 года – командующий Юго-Западным фронтом.

Летом 1916 года организовал успешный прорыв неприятельской обороны на широком фронте («брусиловский прорыв»). Был представлен к награждению орденом Святого Георгия 2-й степени, но это награждение не было утверждено Императором.

Получил Георгиевское оружие с бриллиантами, а также Воинскую медаль, являющуюся высшей военной наградой Французской Республики, предшествующей даже Большому Кресту ордена Почетного легиона.

При Временном Правительстве назначен Верховным Главнокомандующим. После провала июньского наступления отправлен в отставку.

С 1920 года служил в РККА, возглавлял Особое совещание при главнокомандующем вооруженными силами Республики. В 1923 – 1924 гг. инспектор кавалерии РККА.

Умер от воспаления легких. Похоронен у Новодевичьего монастыря.

Подобно Э. фон Людендорфу интересовался и занимался оккультизмом, хотя называл себя православным.

Младший брат генерала, Лев Алексеевич Брусилов, служил в Российском Императорском Флоте, был одним из инициаторов и первым начальником Морского генерального штаба. Вице-адмирал. Умер в 1909 году в возрасте всего 52 лет. Его сын, Георгий Львович Брусилов, пропал без вести в апреле 1914 года на шхуне «Святая Анна» во время полярной экспедиции. Считается прототипом капитана Татаринова в романе В. Каверина «Два капитана».

Луцкий прорыв и наступление 8-й армии

Развитие операции

В действительности, никакого развития не было – на захвате Луцка и Буковины все и закончилось. Немцы начали переброску войск с запада, австрийцы – из Тироля. На сей раз войска Центральных держав действительно двигались с востока на запад: за июнь прибыло 5 германских и 4 австрийские дивизии. Уже 16 июня австро-германцы контратаковали, правда, без особого успеха.

А у командования Юго-Западного фронта возникли серьезные проблемы организационного характера. Наступление без ярко выраженной цели и создания сильной ударной группировки войск оказалось удачным способом ввести противника в заблуждение, прорвать его фронт и нанести поражение не слишком стойким австрийским дивизиям. Но такое наступление не позволяло развивать успех. Русские корпуса втянулись в бой. Они захватили позиции, трофеи, пленных, но понесли значительные потери. Между тем резервов стратегического или хотя бы оперативного масштаба у фронта не было, все или почти все было задействовано в первом ударе. И полностью отсутствовало представление о том, что делать дальше. Стратегические соображения требовали наступать на северо-запад, чтобы согласовать операцию с действиями Западного фронта, который, напомню, должен наносить главный удар, но постоянно откладывает начало наступления. Для этого нужно брать Ковель. Геополитические соображения, а именно воздействие на Румынию, предполагают продолжение наступления в Буковине, но там войска будут задержаны Карпатами. Опыт 1914 года ориентирует армии на Львов, но как раз 11-я армия, действующая на Львовском направлении, успеха не имеет. Инерция тянет 8-ю армию от Луцка на запад, тем более что там почти нет неприятельских войск.

А. Брусилов не знает, что в этой ситуации надо делать в первую очередь, а М. Алексеев его не ориентирует. Лишь к концу июня Ставка ставит задачу наступать на Ковель.