Сюжет пятый: война моторов

«– Жду переправы, – сказал Хильман. – Оказывается, по нынешним временам через Стикс так просто не перебраться. Пустили два парома, но все равно очередь еще не меньше, чем на год. Вот и бродим по свету, размещаемся, где можем… (…)

Хильман повел его, уверенно раздвигая туман, куда-то по направлению к штрафному лагерю, вдоль непонятного бетонного забора, потом мимо свалки, мимо позиций минометчиков – часовой не окликнул их, – потом свернули направо, в узкую лощину, заросшую стелющимся кустарником, потом лощина кончилась, и они вышли на карниз, узкий, в полшага шириной, а дальше и ниже, метрах в ста ниже, лежала обширнейшая котловина, которой тут быть никак не могло, уж настолько-то Петер знал здешнюю топографию, и карту, и саму местность, но котловина – вот она, как на ладони, и простирается чудовищно далеко, теряясь в дымке, не в тумане, туман как отрезало ножом, – и вся эта котловина, отсюда и далее, заставлена ровными рядами бараков, и между бараками бродили, медленно и бесцельно, солдаты. Справа, в километре или немного дальше, возвышался над всем террикон, черный конус, и вокруг него, маленькие и совсем не страшные, стояли вышки, сторожевые вышки с пулеметами и прожекторами, и было во всем этом что-то странное мешающее принять эту картину за данность, а требующее размышлений и критической оценки, и Петер стал вглядываться и понял наконец: то, что он видел, напоминало фотографию, отпечатанную сразу с двух негативов, потому что вон там сторожевая вышка торчала прямо из крыши барака, а вон там колючая проволока в три кола так и шла, наискосок прорезая ряд бараков, и в коридоре между колами шел, проходя сквозь стены, часовой с собакой на поводке… (…)

…снизу, зрелище представало еще более угнетающее: бараки стояли в линию, и нигде эта линия не ломалась; дорожки посыпаны были желтым песком, деревянные бордюрчики побелены известью, и этот песок, и эта известь нагоняли вдруг такую тоску, что Петер еле удержался от стона; у бараков сидели, опершись о стены, солдаты, или стояли, или слонялись, все в полном обмундировании, но без оружия. Не слышно было ни ругани, ни смеха, ни разговоров. Даже те, кто ходил по дорожкам, не нарушали картины общей тяжелой неподвижности».

А. Лазарчук «Мост Ватерлоо»

Итак Центральные державы добились в 1915 году впечатляющих военных успехов. Они нанесли решительное поражение России, разгромили Сербию и Черногорию, выиграли Дарданелльскую операцию, переломили в свою пользу компанию в Месопотамии, выдержали все атаки противника на Западном фронте и остановили итальянцев в Альпах. При этом общее соотношение сил все больше складывалось в пользу неприятеля. Формальные цифры (на декабрь 1915 года 361 дивизия Антанты против 288 дивизий Центральных держав, 1,25:1, что не так уж плохо) далеко не полностью отображают весь трагизм ситуации: из 52 турецких дивизий лишь 31 могла быть использована на фронте, остальные были совершенно небоеспособны, да и численность фронтовых частей была далека от штатной, болгарские части по пехоте были укомплектованы выше всякой меры и приближались к корпусу, зато артиллерии они почти не имели, и в отношении военного снаряжения целиком зависели от Германии, среди австро-венгерских дивизий были и вполне боеспособные, и совершенно разложившиеся.

Трилемма Фанкельгайна: 1916 год

Э. Фанкельгайн никогда не сочувствовал идее генерального наступления на Восточном фронте и старался ограничить его масштабы, насколько это возможно. Его вполне устраивали достигнутые к концу лета 1915 года результаты: Галиция освобождена, русская армия отброшена из Польши, угроза Восточной Пруссии ликвидирована. Уже в сентябре он начал возвращать войска на Запад, что вызвало конфликт с азартным Э. Людендорфом, которому очень хотелось взять Минск. Э. Фанкельгайн настоял на своем, в результате под Свенцянами получилась откровенная авантюра: наступление заведомо недостаточными силами с широким использованием кавалерии, которой на Западном фронте вообще не было места.

Англо-французы начали свою осеннюю операцию в Артуа и Шампани только в конце сентября, так что нет оснований связывать с этим наступлением переброску германских дивизий на Запад. Как уже говорилось, в отсутствие единого стратегического замысла действия на фронтах подчинялись своим собственным приливно-отливным ритмам и были слабо связаны между собой.

После 8 октября наступило затишье, и обе стороны начали планировать следующую военную кампанию.

Пожалуй, главное отличие от двух предыдущих тактов планирования заключалось в том, что генералы окончательно утратили веру в возможность завершить войну «к ближайшей зиме». Соответственно ставились ограниченные цели, что предполагало смещение фокуса планирования от больших стратегических замыслов к частным тактическим задачам.

Свои идеи, положенные в основу кампании 1916 года, Э. Фанкельгайн описывает очень подробно. Его слова по сей день регулярно цитируют – прежде всего, фразу о «лучшем мече, который должен быть выбит из рук Англии». Мне, однако, представляется, что бывший начальник генерального штаба Германской Империи в лучшем случае неискренен. Всегда неловко, когда умный человек пытается оправдать свои ошибки недомыслием.

Желание Э. Фанкельгайна настоять на осмысленности и содержательности Верденской операции понятно: провал наступления привел к его отставке и переходу руководства в руки диумвирата Гинденбург – Людендорф. Но уровень аргументации не выдерживает никакой критики.

Проанализируем обстановку на конец 1915 года с точки зрения Центральных держав.

Операции по внутренним линиям могут осуществляться между четырьмя европейскими фронтами: Западным, Восточным, Итальянским, Салоникским. Связь с Дарданелльским, Кавказским, Сирийским и Месопотамским ТВД крайне затруднена, переброска значительных сил на эти направления невозможна.

Турция является слабейшим звеном коалиции, но провал Дарданелльской операции резко улучшил ее военное положение и даже высвободил некоторое количество дивизий. Улучшилось и положение в Ираке, где английское наступление потеряло темп, что сразу же сделало положение выдвинувшейся группировки Ч. Таунсенда довольно опасным. Напряженная для Турции ситуация складывалась на Кавказском фронте, но, во-первых, она не была чревата немедленной катастрофой, во-вторых, переброска туда германских сил, даже если бы она и была возможна, не сулила значительных результатов. Наступление против Египта представляло значительный политический и военный интерес, но Великобритания имела в Восточном Средиземноморье достаточно сил, особенно после эвакуации Галлиполи, и могла быстро наращивать их за счет переброски морем индийских частей.

Можно согласиться с Э. Фанкельгайном в том, что турецкие фронты не подходили в качестве направления главного удара Центральных держав в 1916 году: держаться они пока могли и без посторонней помощи, а организация наступления была сопряжена с колоссальными трудностями, и никаких перспектив такое наступление не сулило.

Были все основания рассчитывать на победу на Салоникском фронте. При минимальном желании А. Макензен мог просто не позволить союзникам его создать. Основная проблема состояла в позиции Греции. Греция была обязана вступить в войну в ответ на нападение Болгарии на Сербию, не сделала этого, но могла сделать в любой момент. Это резко ухудшило бы положение Болгарии и особенно Турции, поскольку создало бы для нее новый кризис в зоне Проливов, поэтому Э. Фанкельгайн стремился, насколько возможно, оттягивать окончательный переход Греции на сторону Антанты. В возникшей ситуации разумно было не трогать Салоникский фронт, тем более что особых проблем он пока не создавал.

Остаются три фронта – Восточный, Западный и Итальянский, которые требуют серьезного анализа.

Восточный фронт

Оперативная обстановка по сравнению с прошлым годом изменилась коренным образом. Русская армия потерпела ряд жестоких поражений, отброшена на свою территорию и более не представляет непосредственной угрозы ни для Восточной Пруссии, ни для Силезии, ни для Галиции (не говоря уже о Венгерской равнине). Заметно ухудшилось качество русских войск, причем это относится и к пехоте, и к артиллерии. Можно было предположить, что смена командования самым неблагоприятным образом отразится на управлении боевыми действиями.

Германские армии могли наступать на Восточном фронте в 1916 году со значительными шансами на успех, тем более что они контролировали все ключевые точки позиции, за исключением Риги и Двинска. Но здесь возникает принципиальный вопрос: что именно следует считать успехом?

После кампании 1915 года Германия могла ставить своей целью вывод России из войны. Этого можно было добиться, нанеся русской армии решительнее поражение, подрывающее у народа, армии, военного и политического руководства страны веру в возможность реализовать свои стратегические цели. Проблема заключалась в том, что в условиях Первой мировой войны выход из войны требовал достаточно много времени, это ни в коем случае не был мгновенный акт.

Назовем вещи своими именами: в 1915 году были выполнены все необходимые условия – поражение было сокрушительным, руководство страны и армии утратило уверенность в своих силах, не говоря уже о вере в победу. Россия проиграла войну. Внутреннее положение страны, как социальное, так и экономическое, требовало немедленного заключения мира. Но человеческое сознание инерционно, и на понимание масштаба катастрофы ушел весь 1916 год. В 1917 году Россия начала предпринимать конкретные действия, направленные на выход из войны, и для полного завершения всей процедуры понадобились две революции и еще 15 месяцев времени.

Можно ли было ускорить этот процесс? Понятно, что после 1915 года еще одна или две даже очень большие германские победы на Восточном фронте ситуацию существенно не меняли – выйти из войны без революции было нереально, а подготовка революции требовала времени.

Конечно, у германского командования были все основания полагать, что создание реальной угрозы политическим и экономическим центрам страны – Москве и Санкт-Петербургу – приведет к быстрой капитуляции России.

Э. Фанкельгайн рассматривает наступления на Петербург и Москву и заключает, что первый «не сулит решительного результата», а второй «ведет нас в область безбрежного», «ни для одного из этих предприятий мы не располагаем достаточными силами».

В действительности, обе названные операции были германо-австрийской армии вполне по силам. От Двинска до Санкт-Петербурга оставалось 540 километров, немногим больше чем от Алленштейна до Двинска. От Барановичей до Москвы было дальше – 850 километров, но от Лодзи до Барановичей немцы прошли за 1915 год 550 километров, что сравнимо. Тем более, в пределах досягаемости был Киев.

Проблема, опять-таки, заключалась во времени. Прежде всего, немецко-австрийским армиям требовалось на всем протяжении выйти на линию Западная Двина – Днепр, в обязательном порядке овладев при этом Ригой, Двинском, Могилевом и Киевом.

Далее, необходимо преодолеть данный стратегический рубеж. Опыт Второй мировой войны показал, что даже после полного разгрома Красной армии в Приграничном сражении 1941 года вермахту понадобилось для этого почти три месяца, причем Смоленская операция сложилась для немцев достаточно тяжело.

Наконец, восстановив тыловые коммуникации, можно было наступать на Петербург через Остров и Псков и на Москву через Смоленск и Вязьму.

Глубина первой операции составляет приблизительно 400 километров, второй – 150–200 километров, третьей – 300–500 километров. Если исходить из темпов кампании 1915 года (а на большее рассчитывать немецкое командование было не вправе), то в самом лучшем случае, при наиблагоприятнейшем для Германии развитии событий, на решение всех трех задач понадобится около 18 месяцев. То есть решительные результаты будут достигнуты к осени 1917 года, не ранее. Иными словами, выход России из войны может быть ускорен не более чем на три-четыре месяца.

При этом быстро прервать операции на Востоке даже в случае острой необходимости будет почти невозможно. Антанта продолжит наращивать численное и материальное преимущество на Западном фронте и периферийных фронтах. Связность позиции Центральных Держав упадет, а после пересечения основной массой австро-германских войск линии Западной Двины станет близкой к нулю. Эти соображения, верные и в 1914, и в 1915 годах, сохранили свою актуальность и перед кампанией 1916 года.

Можно сформулировать общий вывод: при наступлении в 1916 году против России Германия будет быстрее проигрывать время на Западе, нежели выигрывать его на Востоке.

Поэтому отказ Э. Фанкельгайна от активных действий в России в 1916 году был вполне оправдан.

Западный фронт

За 1915 год линия фронта не изменилась – незначительные вклинения британских войск в Артуа, французских войск в Шампани и немецких под Ипром можно увидеть только на тактических картах. Зато изменилось соотношение сил. Англичане развернули во Франции уже 37 дивизий, и не было никаких сомнений в том, что они будут и дальше наращивать их число. Французская армия выросла с 75 до 94 дивизий. Германия уже не могла поддерживать паритет на театре военных действий.

Обе стороны преодолели кризис военного снаряжения, причем постепенно превосходство в артиллерии в отношении числа стволов, их калибра, обеспеченности боеприпасами переходило на сторону союзников, что дополнительно усложняло для Германии обстановку на Западном фронте.

С другой стороны, позиционная оборона совершенствовалась уже больше года и теперь воспринималась войсками и командованием обеих сторон как практически непреодолимая.

По мнению Э. Фанкельгайна, германская армия не имела ключей к прорыву укрепленных позиций союзников – в этом отношении выводы 1915 года были справедливы и в 1916-м году. Но в 1915 году Западный фронт еще как-то мог выкручиваться своими силами, а в 1916-м году Э. Фанкельгайн на это уже не надеялся. Возможно, он изучил графики, отражающие размах предшествующих наступлений союзников в Артуа и Шампани. И по количеству людей / счетных дивизий, и по числу задействованных орудий, и по израсходованным снарядам зависимости получались почти линейные, и их экстраполяция на лето 1916 года давала свыше 1 000 000 человек участвуют в наступлении на фронте около 50 километров, их поддерживает 4000 орудий, из которых более половины тяжелых, в ходе артиллерийской подготовки будет истрачено 6 000 000 снарядов.

Итак, наступать на западе нельзя, поскольку нет никакой возможности прорвать оборону союзников. Но и обороняться нельзя тоже, так как превосходство Антанты в силах и средствах непрерывно возрастает, и рано или поздно фронт во Франции рухнет. В этих условиях Э. Фанкельгайну приходит в голову идея наступления с ограниченными целями.

Обоснованием этого замысла была высокая боеспособность германских войск, которые несли в боевых столкновениях меньшие потери, чем англо-французские части. Отсюда Э. Фанкельгайн заключает, что нужно принудить союзников к «размену», атаковав позицию, которую они обязательно должны будут защищать. Тогда они «истекут кровью», причем «независимо от того, будет ли достигнута декларируемая цель наступления».

Обратите внимание на своеобразную конвергенцию военных доктрин: руководство Антанты стремится к «размену», полагаясь на свое численное превосходство, Э. Фанкельгайн приходит к той же «стратегии», обосновывая ее качественным превосходством германского солдата. Обе стороны полностью игнорируют социальные факторы и явно путают живых людей с шахматными фигурами, которые свободой воли не обладают и поэтому молчат, когда их разменивают. С чисто военной точки зрения отсутствует понимание взаимности истощения (уже по самому факту, что противник способен долгое время поддерживать баланс сил, что предполагает сравнимые потери). Из теорем о позиционности можно формально вывести следствие, согласно которому относительные потери сторон в операциях на истощение должны быть равны.

Далее Э. Фанкельгайн переходит к выбору места наступления.

Его мемуары демонстрируют, что, в сущности, ему совершенно все равно, где войска будут наступать. Прорыв не предполагается, так что главное – это организовать сам процесс размена. Э. Фанкельгайна беспокоит только время. Он хочет начать как можно быстрее, чтобы наверняка опередить союзников. Поэтому северный участок фронта (Фландрия) его совершенно не устраивает, несмотря на декларируемое желание нанести решающий удар англичанам.

Э. Фанкельгайн, по-видимому, относился к Англии с иррациональной ненавистью – иначе трудно объяснить, зачем он целые страницы своих мемуаров тратит на описание отношений Германии с Англией и ее «тайным союзником» Америкой. Вся кампания 1916 года была, по его словам, направлена на то, чтобы нанести смертельный удар англичанам. Но у Германии, в сущности, нет ни военных, ни политических возможностей поразить Англию. Э. Фанкельгайн уповает на неограниченную подводную войну. Здесь он идет на поводу у военно-морского командования, которое уверяет генеральный штаб, что подводная война приведет к быстрой капитуляции Англии или, по крайней мере, к краху британской экономики. Со своей стороны, Э. Фанкельгайн полон решимости «выгнать англичан с материка Европы», однако полагает, что «Англия и тогда не уступит, а Франция тяжко потрясена этим не будет». Читать такое, конечно, странно, и очень трудно представить себе, что Франция спокойно переживет эвакуацию на Острова 37 британских дивизий, то есть где-то около 700 тысяч солдат. В итоге Э. Фанкельгайн приходит к выводу, что для борьбы с англичанами надо «перемолоть» французские армии. Весьма оригинальный пример непрямых действий!

Первоначально Э. Фанкельгайн вроде бы склоняется с Бельфору затем кронпринц уговаривает его атаковать Верден. Эта операция рассматривается германским командованием как основное содержание кампании 1916 года.

Итак, принято решение атаковать противника на одном из наиболее укрепленных участков его фронта, не имея в виду достижение какого-либо успеха, кроме истощения французской армии.

Можно согласиться с А. Вольпе, когда он говорит об «отчаянии германского командования». Но это отчаяние было совершенно несвоевременным!

Формально Германия проиграла мировую войну в сентябре 1914 года – на Марне и в Галиции, после этого она могла рассчитывать лишь на чудо и промахи своих противников. В этом смысле, отчаиваться – и искать какие-то способы прекращения войны – нужно было гораздо раньше. Однако за 1915 год Антанта наделала такое количество ошибок, что впору говорить о «кооперативной игре». В результате Германии удалось удержать Западный фронт, практически сокрушив Восточный и Южный, а Турция отбила наступление союзников в Дарданеллах с такими потерями у англичан, что рассчитывать на его возобновление не приходилось. Положение Германии оставалось проигранным, прежде всего, вследствие морской блокады, вступления в войну Италии, развертывания военного и экономического потенциала Великобритании, Франции, отчасти, США, но оно все же стало лучше, чем год назад. Так что, имело смысл обстоятельно подумать над сложившейся ситуацией в поисках практических шансов.

Начертание Западного фронта имело ряд важных особенностей.

Во-первых, в полном согласии с теоремами о позиционности наблюдалось соответствие между «особыми точками» по обе стороны фронта.

Во-вторых, все «особые точки» были расположены очень близко к фронту (так, между Камбрэ и Амьеном всего 70 км).

В-третьих, англо-французский фронт почти не обладал эластичностью, союзникам не хватало пространства – они не могли позволить себе терять ключевые пункты позиции.

В-четвертых, особую роль играл Верден – «шарнир», в котором фронт поворачивался из меридионального в широтное направление.

В-пятых, в 1914 году немцы фактически случайно захватили важный пункт к югу от Вердена – Сен-Миель. Таким образом, линия фронта охватывала Верден с трех сторон, что становилось уже не только тактическим, но и оперативным фактором. Французы значение этого выступа понимали, и в 1915 году попытались от него избавиться, но неудачно.

Сен-Миель был слабым пунктом Верденского сектора фронта. Сам Верден от этого, конечно, слабостью не становился, но определенные проблемы у французов неизбежно возникали.

Таким образом, атака Вердена была, все же, проще, нежели штурм Бельфора или Эпиналя. К тому же, потеря Бельфора ничем особенным французам не грозила, по крайней мере, сразу. Захват же немцами Вердена уменьшал связность между северным и южным участками фронта, вынуждал спрямлять фронт, индуктивно, приводил к отходу (скорее всего, на линию Суассон – Реймс – Шалон-на-Марне – Витри-ля-Франсуа – Сан-Дизье – Туль).

Так что Э. Фанкельгайн выбрал цель своего наступления совершенно правильно. Только Верден нужно было захватывать, то есть это должна быть операция с решительными целями, а не бои на истощение.

Это понимали и Э. Фанкельгайн, и, тем более, кронпринц Вильгельм. Но они считали французскую оборону под Верденом непреодолимой.

Итальянский фронт

Перспективам наступления против Италии Э. Фанкельгайн отводит один абзац, причем Англия упоминается в этом абзаце не реже, чем, собственно, Италия. С содержательной точки зрения сказано только, что «…Австро-Венгрия убедительно настаивает на скорейшем сведении счетов с Италией. С этим предложением нельзя согласиться. Осуществление его принесло бы облегчение и будущие выгоды только Австро-Венгрии, но не общему ходу войны непосредственно».

Заметим, однако, что, во-первых, боеспособность итальянских войск была весьма низкой, поэтому наступление против них имело все шансы на успех (что и подтвердится в 1917 году); во-вторых, итальянская позиция исключительно уязвима, на что Э. Фанкельгайну указывал Конрад фон Гетцендорф. В случае серьезного прорыва австро-германских войск итальянской армии придется очень быстро отходить на линию Пескьера – Верона – Винченца – Падуя – Венеция, и вряд ли такое отступление удастся провести организованно. То есть, в отличие от операции против Салоников, здесь есть реальный шанс не только нанести противнику поражение, но и захватить трофеи и пленных.

Операцию можно было бы провести в конце апреля – начале мая 1916 года. Имелись все основания надеяться, что к этому времени итальянцы организуют очередное наступление на Изонцо. Ослабив «1-ю армию Изонцо», С. Бороевич должен был позволить им взять, наконец, Горице. После этого итальянцы перебросят на восточный берег Изонцо основные силы своей 2-й армии и займутся обустройством захваченной позиции.

В последних числах апреля в наступление переходит «2-я армия Изонцо», усиленная двумя германскими корпусами и артиллерией. Эта армия имеет задачу форсировать Изонцо и развернуть наступление к железной дороге Удине – Нервиньяно.

Вторая итальянская армия, застрявшая на Изонцо, окажется в сложном положении и потеряет устойчивость. Для помощи ей Кадорна будет вынужден использовать свободные резервы.

В начале мая австро-германские войска наносят главный удар. Для этого в Трентино сосредотачивается группа А. Макензена в составе 11-й германской, 11-й и 3-й австро-венгерских армий. Практически, полностью повторяется схема наступления в районе Горлице годом раньше. Нет никаких оснований считать, что 1-я итальянская армия окажется в обороне более устойчивой, чем 3-я русская, так что «таран Макензена» будет продвигаться вперед, и к концу третьего дня операции захватит Асиаго и Арсиеро. Итальянское командование столкнется с угрозой двойной катастрофы, при этом оно не будет располагать свободными частями.

К концу мая фронт стабилизируется, но из 36 итальянских дивизий более или менее боеспособными останутся дивизий 12 – 15. Остальные будут разгромлены и взяты в плен.

Для достижения этого результата на итальянский фронт придется перебросить 10 – 12 германских дивизий и примерно столько же австро-венгерских, не считая частей, которые с самого начала находятся на итальянском фронте.

Такая операция выглядит перспективной. Она, несомненно, возможна и вполне согласуется с общей логикой ведения войны Центральными державами – нанести удар по наиболее слабому в данный момент противнику, добиваясь его полного поражения.

Италия из войны не выйдет – здесь Э. Фанкельгайн, несомненно, прав. Но, чтобы удержать, хотя бы, линию Вероны, ей потребуется срочная военная помощь союзников. По географическим условиям быстрее всего в Италию могут быть переброшены французские дивизии с Западного фронта, и нужно их не менее десяти.

Таким образом, во второй половине мая – начале июня французские части будут перебрасываться из Франции в Италию, а немецкие части в это же самое время направятся из Италии во Францию. И в середине июня они будут готовы начать решающее наступление на Верден.

Вполне вероятно, что союзники отобьются, используя общее превосходство в силах. Но даже в этом случае положение Центральных держав будет значительно лучше, чем в Текущей Реальности – хотя бы только за счет резкого ослабления Италии. А если Верден все-таки падет, в войне наступит стратегический кризис, второй после Марны-Галиции.

Поэтому Конрад фон Гетцендорф и Светозар Бороевич настаивают на наступлении в Трентино, и Э. Фанкельгайн вынужден назвать их аргументы «убедительными».

Почему же начальник генерального штаба Германской Империи отказался от наступления в Трентино, выбрав вместо этого сражение на истощение в районе Вердена, где риски были значительно выше, а перспективы успеха отсутствовали?

Возможно, ответ лежит в плоскости политики. Вообще говоря, германское военное командование политическими факторами войны не интересовалось, но Э. Фанкельгайн представлял здесь исключение. Громкая победа в Трентино была крайне выгодна с точки зрения коалиционных интересов, но это была бы, прежде всего, австрийская победа, поскольку из 44 дивизий, действующих против Италии, 32 были бы австрийские. Это заметно подняло бы престиж двуединой монархии и ее роль как при руководстве войной, так и при заключении мира. Австро-Венгрия долгое время возглавляла германский мир, само объединение Германии под скипетром Гогенцоллернов было осуществлено О. Бисмарком через войну Пруссии с Австрией. Германия вступила в войну, чтобы не допустить разгрома державы Франца-Иосифа, но резкое усиление Австро-Венгрии никоим образом не входило в расчеты Берлина. Очень похоже, что Э. Фанкельгайн принял подобные соображения близко к сердцу и, выбирая стратегию на 1916 год, исходил не из военных интересов Центрального Союза, а из политических интересов своей страны.

Как и любой германский офицер, эти интересы он понимал достаточно примитивно.