Речь, по сути, шла о «блицкриге» – внезапном, ошеломляющем ударе, сокрушающем волю противника и подрывающем саму способность сопротивления. Идея операции заключалась в демонстрации абсолютности британской морской мощи. Предполагалось, что после того, как дворец султана в Константинополе будет обстрелян броненосцами союзников, Турции придется заключить мир. Во всяком случае, англо-французский флот на рейде столицы Оттоманской Империи стал бы весомым аргументом в устах турецкой «партии мира», а прочность положения Энвер-паши, да и «младотурков» в целом, не следует переоценивать.
Если «Гебен» втянул Турцию в войну на стороне Центральных держав, то десяток англо-французских броненосцев с «Куин Элизабет» или, хотя бы, «Инфлексиблом» в качестве флагмана вполне могли ее из этой войны вывести.
Проблема заключалась в том, что «Гебен» уже находился в Константинополе, в то время как союзному флоту, чтобы прийти туда, нужно было форсировать Дарданеллы, длинный и узкий пролив, подготовленный к долговременной обороне.
Возможность такой операции обсуждалась в Лондоне еще до войны и была отвергнута. Однако в течение декабря 1914 – января 1915 гг. британский Военный кабинет постепенно склоняется к тому что ее все-таки можно провести.
Это было связано с целым рядом факторов, из которых английские источники выделяют необходимость помочь русскому союзнику. В наиболее четкой форме эта версия изложена у современного британского историка Ю. Рогана: «На заседании 2 января все внимание Совета было сосредоточено на опасной ситуации, сложившейся на Кавказском фронте. Великий князь Николай Николаевич, Верховный главнокомандующий русской армии, встретился с британским военным атташе в Санкт-Петербурге и проинформировал его о шатком положении России. Новости о победе русских в Сарыкамыше еще не дошли до столицы, а из последних докладов от 27 декабря следовало, что русская армия на Кавказе была фактически окружена турками и находилась на грани уничтожения. Великий князь Николай Николаевич обратился к Китченеру с просьбой срочно начать наступление на османов, чтобы отвлечь их внимание от Кавказа. (…) Сразу же после окончания заседания Китченер отправил в Санкт-Петербург телеграмму, в которой известил Великого Князя о том, что британские войска «нанесут отвлекающий удар по туркам». Приняв это судьбоносное решение, Великобритания начала разрабатывать план Дарданелльской операции». Ю. Корбетт, современник событий, менее категоричен. Он ссылается на телеграмму от 2 января британского посла в Санкт-Петербурге Д. Бьюкенена, который сообщает, что турецкое наступление на Кавказе сильно встревожило командование Кавказской армии. «С целью ослабить нажим, русский главнокомандующий обратился к Китченеру, запрашивая его, не найдет ли он возможным организовать в каком-либо месте диверсию против турок». Далее, Ю. Корбетт говорит, что Николай Николаевич стал «горячим сторонником» атаки Дарданелл.
Эта версия считается основанной на реальных документах, но, в действительности, должна рассматриваться, как прямая ложь. Во-первых, как мы помним, Кавказский фронт был исключен из-под юрисдикции Великого Князя, чтобы тот мог полностью сосредоточиться на войне с Германией и Австро-Венгрией. Командующим на Кавказе был Воронцов-Дашков, штаб которого располагался в Тифлисе. Реальное управление войсками осуществлял А. Мышлаевский, а фактически войска действовали под руководством командующего Саракамышским отрядом Г. Берхмана.
Саракамышская операция действительно складывалась для Кавказской армии очень тяжело, и в течение 27–29 декабря 1914 года (по европейскому календарю) существовала опасность ее окружения и уничтожения. Но поскольку телеграфная связь Саракамыша с Тифлисом была прервана, реальную обстановку на фронте не знали даже в Тифлисе, не говоря уже о Санкт-Петербурге. Конечно, А. Мышлаевский, бежавший из расположения армии, провел с городской головой Тифлиса «пресс-конференцию», на которой нарисовал схему движения турецких корпусов, но это отнюдь не было официальным донесением. Так что числа до 2–3 января Великий Князь не мог знать о ситуации на Кавказе ничего, кроме слухов. Трудно поверить, что, основываясь на них и даже не потрудившись выяснить действительное положение дел, Верховный Главнокомандующий стал бы обращаться к союзнику с панической просьбой «отвлечь внимание турок от Кавказа». Гораздо более правдоподобно изложение А. Коленковского: «Английскому представителю при русской Ставке было заявлено, что русское Верховное командование посылает IV Сибирский и Гвардейский корпуса на Варшавский фронт и будет продолжать наступательные операции, чтобы облегчить положение союзников на западном фронте, хотя следовало бы эти войска послать на Кавказ, но как компенсацию Ставка потребовала от Англии произвести диверсию в Турции». Здесь нет непосредственной ссылки на позицию Великого Князя и ничего не говорится о необходимости немедленной помощи. Речь идет о британской диверсии против Турции, которая послужила бы компенсацией за отвлечение германских войск с Западного фронта на Восточный. И, конечно, не упоминаются Дарданеллы.
Нужно иметь в виду что на протяжении всего XIX столетия Великобритания была решительным и последовательным противником перехода Проливов в руки России. Соответственно, по крайней мере, в этом вопросе у России были все основания не доверять своему союзнику. В действительности внезапный захват Константинополя Англией во время мировой войны был бы для русского Верховного Командования очень неприятным сюрпризом.
А вот для Великобритании такая операция решала массу проблем. Прежде всего, снималась угроза Египту, захват которого в наиболее неблагоприятном сценарии вызывал обширное мусульманское восстание в английских колониальных владениях. Далее, резко улучшалась ситуация на Балканах, переход Болгарии на сторону Центральных держав становился маловероятным, в то время, как Греция и Румыния наверняка вступили бы в войну, хотя бы затем, чтобы не упустить своей доли добычи от распада Турции. Наконец, главное – вопрос о Проливах можно было бы решать уже после войны. С позиции силы или с позиции доброй воли Англии.
Неудивительно, что впервые «Дарданельский вопрос» был поднят У. Черчиллем 1 сентября 1914 года, когда Турция даже еще не вступила в войну, а 25 ноября, более чем за месяц до получения депеши Д. Бьюкенена, Военный совет Великобритании уже обсуждал детальный план действий против Дарданелл.
У. Черчилль, морской министр, был главным энтузиастом операции. Он многое поставил на эту карту, и, в конечном итоге, провал стоил ему карьеры. Позиция У. Черчилля, которую он отстаивал со всей своей волей и энергией, была одним из тех факторов, которые повлияли на окончательное решение Военного Кабинета.
У. Черчилля никоим образом не интересовали проблемы «русского союзника», все равно, реальные или воображаемые. Это может показаться странным, но послевоенный статус Проливов его в тот момент тоже не волновал. Для сэра Уинстона в каждый момент времени был только один враг. «Если бы Гитлер вторгся в ад, я, прежде всего, в Палате Общин благожелательно отозвался бы о Сатане», – скажет он четверть века спустя.
С точки зрения У. Черчилля, классического блестящего дилетанта, прорыв флота к Константинополю представлял собой наилучшее оперативное решение с точки зрения интересов Англии и интересов Адмиралтейства. Стратегическое значение операции очевидно: вывод Турции из войны резко ослабляет Центральные державы. Падает престиж Германии, не сумевшей оказать помощь союзнику. Восстанавливается морская связь с Россией через Черное море. Улучшается ситуация на Балканах. Можно ли требовать от одной операции большего?
Ведущей силой операции станет флот, и в основном это корабли третьей линии, непригодные для генерального сражения. Может быть, сэр Уинстон и не знал психоисторической формулы: «непременным условием сохранения Pax Britania является быстрая победа Антанты над Центральными державами, в которой основную роль сыграет Британский флот», но как морской министр и руководитель Адмиралтейства он был заинтересован в успехе флота. Наилучшим вариантом, конечно, был бы «Ютландский Трафальгар», разгром германских военно-морских сил в Северном море, но пока противник не проявлял активности, втянуть его в сражение не представлялось возможным. Дарданеллы же представляли собой цель, которую флот мог атаковать в любой момент.
И уже 3 января У. Черчилль посылает запрос командующему английскими морскими силами в Средиземном море вице-адмиралу С. Кардену: «Считаете ли вы, что операция по форсированию Дарданелльского прохода может быть выполнена силами только флота? Можно ли будет использовать при этом вспомогательные военные суда, снабдив их приспособлениями для вылавливания мин? Можно ли будет пустить вперед угольщики или другие торговые суда, приспособленные для вылавливания мин или снабженные противоминной защитой? Важность искомых результатов может оправдать тяжелые потери. Сообщите мне ваше мнение». Получив такое послание от высшего начальника, С. Карден долго искал самую вежливую форму сказать «нет», и 5 января ответил: «Яне думаю, что через Дарданеллы можно прорваться внезапной атакой, но они могут быть форсированы при помощи морской операции большого напряжения, при очень большом числе кораблей». У. Черчилль намеков не понимал, и на следующий день спросил С. Кардена: «…сообщите в подробностях, что нужно для операции крупного масштаба. Сколько, по вашему мнению, будет потребно для нее судов и какие могут быть достигнуты результаты?».
Операция перешла в фазу детального планирования.
Дилетанта У. Черчилля поддержал профессионал лорд Г. Китченер, который, будучи военным министром, был рад занять флот любой полезной работой и отвлечь внимание Военного Кабинета от Западного фронта.
Зато категорически «против» был лорд Фишер, который подозревал, что «кораблями третьей линии» дело не ограничится, и по мере развития операция будет втягивать в себя все больше сил, в том числе – из состава Гранд Флита.
Перспективы прорыва через Дарданеллы Д. Фишер понимал, конечно, не хуже У. Черчилля, но Д. Фишер не верил, что эту операцию можно провести быстро, то есть, что получится блицкриг. А медленное продавливание турецкой обороны было предприятием затратным и, по мнению адмирала, совершенно бессмысленным: оно не оказало бы на турок психологического воздействия и не заставило бы их капитулировать.
Д. Фишер, много лет возглавляющий Департамент морской артиллерии, понимал реальные возможности морских орудий гораздо лучше У. Черчилля. Операция ему не нравилась, но в тот момент (первые числа января 1915 года) возражал он против нее как-то не очень убедительно, что на Фишера совсем не похоже. Дело в том, что на Флоте существовала скрытая, но весьма ощутимая поддержка прорыва через Дарданеллы. Связано это было с довольно давними событиями.
Обстрел Александрии
В 1869 году был открыт Суэцкий канал. Шестью годами позже разорившийся хедив Египта Исмаил-паша продал контрольный пакет акций канала лорду Биконсфильду (Дизраэли). Еще через шесть лет, в 1881 году, под лозунгом «Египет для египтян» началось восстание против влияния Британской Империи в зоне Канала. Хедив Тевфик бежал, власть 27 мая 1882 года перешла в руки Араби-паши.
С начала лета 1882 года Араби-паша контролирует Каир. Чтобы упрочить свою власть, ему было необходимо установить и затем удержать контроль над вторым по величине городом страны и ее главным портом Александрией.
Египет считался самоуправляемой частью Османской Империи, его правитель носил титул наместника султана. Великобритания обратилась к Турции с просьбой навести порядок, но султан отказался послать войска, полагая, что вопросы защиты европейцев в зоне Канала его не касаются.
Тогда ранним утром 11 июля 1882 года британский флот начал обстрел фортов Александрии.
Флотом в составе броненосцев «Инфлексибл», «Монарх», «Александра», «Султан», «Темерер», «Инвинсибл», «Сюперб» и «Пенелопа», а также канонерских лодок «Бикон», «Биттерн», «Кондор», «Сигнет», «Декой» командовал адмирал сэр Фредерик Сеймур. Корабли, находившиеся в его распоряжении, представляли собой настоящую кунсткамеру – вооруженные артиллерией калибров 6, 7, 8, 9, 10, 11,12 и 16 дюймов, с машинами простого или двойного расширения, вертикальными или горизонтальными, с цилиндрическими котлами высокого давления или коробчатыми котлами низкого давления, с одним или двумя винтами. «Единственное, что всех их объединяло, было наличие парусного вооружения».
Александрия считалась первоклассной крепостью с 250 орудиями, из которых 44 орудия были современными нарезными. На восьми британских линкорах было 92 орудия калибра 6» и выше, но одновременно вести огонь по берегу могли только 43.
В 7 часов утра «Александра» открыла огонь, который был прекращен в 17.30. Обстрел показал, что английские орудия (кстати, заряжающиеся с дула) не отличались особой меткостью и имели низкую надежность, свыше половины выпущенных снарядов не взорвались, бронебойные снаряды с небольшим содержанием взрывчатого вещества оказались бесполезными против земляных укреплений. Тем не менее, 10 из 44 современных египетских орудий вышло из строя, боеприпасы у Араби-паши закончились, его потери составили 150 убитых и 400 раненых из 2.000 участвующих в бою (англичане потеряли 5 убитых и 28 раненых).
На следующий день египтяне капитулировали. Батареи и форты были покинуты, десант в 300 человек, отправленный с кораблей, занял Александрию.
Далее произошла высадка армейского корпуса лорда Уэсли, который 2 августа взял Суэц, а 20 августа – Исмаилию.
Психологический надлом войск Араби-паши показывают заключительные сражения войны (Тель-эль-Магута, Кассасин, Тель-эль-Кабир). Ни в одном из них египтяне не выдерживали удара и обращались в бегство, неся огромные потери. В решающем бою при Тель-эль-Кабире, 13 сентября 1882 года, египтяне были разгромлены, потеряв несколько тысяч человек. Потери англичан убитыми и ранеными составили 339 человек. На следующий день британские войска вошли в Каир, и Египет стал английским протекторатом.
Общее мнение военных специалистов сводилось к тому, что операция против Александрии была подготовлена и проведена англичанами из рук вон плохо. И при этом она возымела решающий стратегический эффект.
К 1915 году события в Александрии были уже давней историей, но среди адмиралов британского флота оставались те, кто мичманами и лейтенантами участвовал в обстреле Александрии. Например, командующий Гранд Флитом сэр Дж. Джелико, а также командующий флотом в Восточном Средиземноморье Секвилл Карден.
Понятно, что эти люди были склонны считать Дарданелльскую авантюру трудной, но возможной.
Подведем итоги. Решение на проведение Дарданелльской операции было принято под влиянием следующих факторов (в порядке значимости):
• Военные интересы союзников –
♦ Выведение Турции из войны;
♦ Падение престижа Центральных Держав и, прежде всего, Германии;
♦ Восстановление связи России и союзников по Черному морю;
♦ Усиление позиций Антанты на Балканском полуострове, то есть влияние на позицию Болгарии, Румынии, Греции;
• Геополитические интересы Великобритании –
♦ Установление контроля над зоной Проливов, имея в виду предстоящие мирные переговоры;
♦ Повышение престижа Великобритании среди стран Антанты;
• Интересы Британского Адмиралтейства;
• Позиция морского министра У. Черчилля;
• Позиция военного министра Г. Китченера;
• Наличие у старших офицеров британского флота личного опыта удачных действий флота против берега при бомбардировке Александрии, историческая память страны об этой более чем успешной операции;
• Выявившиеся в первых боевых столкновениях недостатки турецкой армии в отношении управления, снабжения, организации боевых действий, да и стойкости войск (Басра, Кавказ, позднее – Египет);
• Желание помочь русскому союзнику в связи с расширением фронта его борьбы после вступления Турции в войну;
• Отсутствие четкого отрицательного ответа адмирала С. Кардена на прямой вопрос У. Черчилля о возможности операции.
Следует подчеркнуть, что стратегические и геополитические результаты могли быть достигнуты только при условии быстрого, ошеломляющего проведения Дарданелльской операции. Это автоматически означало, что флот будет действовать без помощи значительных сухопутных сил – на начало января у англичан не было свободных дивизий в Средиземноморье и в Метрополии. Можно было использовать австралийские и новозеландские части, но их сосредоточение требовало времени.
Понятно, что какие-то пехотные части все равно были нужны, чтобы занять или окончательно разрушить выведенные из строя форты. Г. Китченер выделил на это около дивизии, предполагалось использовать также десантные силы флота.
Решение на операцию было принято Военным Кабинетом, хотя, конечно, были и возражения. Как уже говорилось, крайне негативную позицию занял командующий военно-морскими силами Великобритании адмирал Д. Фишер. Фишер опирался на довоенные прикидки, на результаты беспристрастного критического анализа атаки Александрии и на военно-морскую теорию, утверждающую, что борьба флота с минной позицией, находящейся под прикрытием береговых батарей, может быть успешной только в двух случаях – абсолютного технологического превосходства наступающей стороны либо полного отсутствия боеспособности у обороняющихся.