Сюжет четвертый: война дипломатов

«Зависть, чванство, эгоизм, по словам Конфуция, До добра не доведут – знает и болван».

С. Лем «Кибериада»

«– Молодой человек, вы – новичок в нашем деле. Вы еще не разобрались во всеобщей игре, во всех тонкостях дипломатии. Я ожидаю, что вы будете внимательно наблюдать за опытными работниками этой миссии, поймете всю важность и тонкость нашего дела. Исключительное обращение к прямым методам может со временем привести к уничтожению роли профессионального дипломата. Я с дрожью думаю о том, какие это может иметь последствия».

К. Лаумер

Уже в конце 1914 года, когда на Западе начал складываться позиционный тупик, русская армия завязла в Карпатах, а германское контрнаступление под Лодзью не привело к решительным результатам, политическое руководство обеих воюющих коалиций задумалось о перспективах длительной войны. Такая возможность никого не радовала, хотя лидеры Антанты относились к ней более спокойно, нежели политики Центральных держав.

Длительная война означала необходимость перевода экономики на военные рельсы. Эта задача могла быть быстро, но не без некоторых внутриполитических осложнений и потерь решена в Великобритании, Франции и Германии, существенно медленнее – в Австро-Венгрии. Турция и Сербия, не говоря уже об оккупированной Бельгии, не имели возможностей всерьез наращивать выпуск военного снаряжения. Россия представляла собой неопределенную величину: производственные возможности у нее, видимо, были (даже после потери в 1915 году всего Привислинского края), но не было особого желания. Правительство принимало меры к расширению производства вооружений; предприниматели «пилили» деньги на военных заказах, заботясь о своей прибыли, но не о качестве и количестве выпускаемой продукции. Генеральный Штаб и военное руководство страны не особенно рвались наводить порядок, полагая, что это, во-первых, нереально и только приведет к социальным конфликтам, а, во-вторых, что Россия проиграет при любом исходе войны, если эта война будет длительной, поэтому надо выигрывать с тем снаряжением, которое уже есть. Понятно, что ничего подобного вслух не говорилось и даже, наверное, не осознавалось до конца, и Россия как-то пыталась наладить военное производство, но медленно и неуверенно.

Преимуществом Антанты была возможность не только получать сырье со всего мира, но и размещать военные заказы на американских предприятиях. Это, однако, имело свои теневые стороны. Прежде всего, возникал самоподдерживающийся механизм перекачки финансового ресурса из Великобритании (и в меньшей степени Франции и России) в Соединенные Штаты Америки. Иными словами, Великобритания уничтожала своего германского конкурента ценой усиления своего американского конкурента. Руководство страны это прекрасно понимало, но не имело возможности что-либо изменить: армии было необходимо американское оружие, и общественное мнение поддерживало все требования войск. Английские же производственные мощности оказались полностью загруженными уже осенью 1914 года.

В свою очередь, военное руководство Германии представляло значение американских военных поставок, но не располагало средствами прервать британские морские коммуникации – крейсерскую войну Центральные державы проиграли. В сложившихся условиях становилась актуальной парадигма неограниченной подводной войны. К ней Германия, правда, в мирное время совершенно не готовилась: на начало 1915 года флот кайзера насчитывал 26 подводных лодок (по другим данным их было 28), причем не все они могли использоваться против британского и нейтрального судоходства. Построить субмарины – и достаточно быстро – было можно, но с их образом действий возникали свои проблемы, и если военное и морское руководство Германии однозначно высказывалось в пользу неограниченного применения подводных лодок против торгового судоходства, в том числе нейтрального, то Министерство Иностранных Дел выражало по этому поводу крайнее беспокойство.

Длительная война создавала риск распада воюющих коалиций. В каждой были свои «слабые звенья». Руководство Германии уже в 1915 году отчетливо сознавало, что Австро-Венгрия может «броситьружье в кусты» (выражение Т. Бетмана-Гольвега). Правящие круги России и Турции демонстрировали полную лояльность своим союзникам, но внутриполитическое положение этих стран едва ли могло считаться прочным. Это обстоятельство приходилось учитывать во всех политических и стратегических расчетах.

Наконец, затяжной характер войны означал необходимость борьбы за союзников, и здесь между осенью 1914 года и зимой 1915-го было огромное различие. При всей важности событий на Восточном фронте именно дипломатическая война стала главным содержанием кампании 1915 года.

Перспективы расширения пространства мировой войны в 1915 году

Вопреки сложившимся представлениям, война к исходу 1914 года все еще носила ограниченный характер. Даже после открытия Кавказского фронта она, по существу, оставалась европейской войной, причем далеко не все европейские страны принимали в ней участие.

Из заявивших о своем нейтралитете стран Италия, с юридической точки зрения, все еще оставалась членом Тройственного Союза. Не столь понятен статус Румынии. По-видимому, в 1912 – 1913 годах она собиралась присоединиться к Германии, тем более что ее король был Гогенцоллерном и когда-то служил офицером в германской армии, участвовал в Датской войне. Немецкие источники определенно называют Румынию членом Союза, но документальных подтверждений этому нет. Известно, что в 1914 году Кароль I хотел вступить в войну на стороне Германии. Общественное мнение страны было настроено проантантовски, король безуспешно пытался переубедить своих министров, в этом не преуспел и умер вскоре после Марны (10 октября). Ему наследовал племянник, Фердинанд I, сторонник нейтралитета.

Зимой 1915 года никаких перспектив вступления Италии и Румынии в войну на стороне Центральных держав уже не просматривалось, и важнейшей задачей германской дипломатии было обеспечить их нейтралитет.

Большое значение имела позиция Болгарии.

Общественное мнение этой страны традиционно было настроено в пользу России, но после Балканских войск симпатии к стране-«освободительнице» поутихли, зато появилась нескрываемая ненависть к Сербии. Не то чтобы Болгария очень хотела воевать на стороне Германии (и тем более – Австро-Венгрии), но выступить против Сербии она была готова в любой момент, как только удастся привести вооруженные силы и военное снаряжение хоть в какой-то порядок. Здесь ситуация была зеркальной с итальянской – задачей дипломатии Антанты было сохранение болгарского нейтралитета, в то время как германское руководство должно было убедить Фердинанда I Болгарского в необходимости преодолеть свои опасения и все-таки вступить в войну.

Из остальных европейских стран Швейцария хранила строгий нейтралитет. Дания могла при определенных условиях выступить против Германии, но подходящий момент для этого был упущен, к тому же датская армия считалась совершенно небоеспособной. Во всяком случае, когда вопрос о возможном нападении с ее стороны обсуждался на уровне военного и политического руководства Второго Рейха, Э.Людендорф сказал, что для нейтрализации этой угрозы «достаточно нескольких полков кавалерии».

Нидерланды оказались вне орбиты войны, в общем-то, случайно. Страна была этому рада, поддерживала прекрасные отношения со странами Антанты, но старалась лишний раз не раздражать Германию. Вступление ее в войну на стороне Центральных держав было невозможным, на стороне Антанты – нежелательным. Нейтралитет Голландии всех устраивал.

Швеция оставалась единственным каналом, через который Германия могла получать какие-то ресурсы из внешнего мира. Британский флот не мог проникнуть в Балтийское море, русский флот скандинавским конвоям практически не мешал. В этих условиях Германия не имела ни малейшего желания нарушить нейтралитет Швеции, а Великобритания не видела такой возможности, тем более что шведская армия была традиционно и сильной, и боеспособной.

Напротив, в побережье Норвегии были заинтересованы все участники конфликта. Однако для Германии Норвежская операция выходила за грань допустимого риска. Великобритания планировала оккупацию норвежского побережья, но гораздо позднее, в 1917 году, в связи с ростом подводной угрозы.

Пиренейские государства серьезной военной или политической величины собой не представляли, да и их географическое положение препятствовало содержательному участию в войне.

Из неевропейских стран принять реальное участие в войне могли только Соединенные Штаты Америки. Это государство оставалось последней неопределенной величиной в «раскладе» 1915 года.