Оперативные возможности сторон в кампании 1915 года определялись, прежде всего, двумя факторами: снарядным голодом в русской армии и сосредоточением Центральными державами превосходящих сил на Восточном фронте.
Русское командование полагало длительную войну гибельной если не для страны, то для династии. Это обуславливало наступательную стратегию, а значит, и Карпатскую операцию – против Австро-Венгрии еще можно было поискать какие-то тактические шансы, против Германии к началу 1915 года их уже не было вовсе.
С сугубо формальной точки зрения Восточный фронт имел три позиции равновесия:
Линия Одер – Дунай. Занять эту позицию русская армия могла только после полной и сокрушительной победы над Германией и Австро-Венгрией. Удерживая ее, она могла диктовать условия мира или же доводить дело до безоговорочной капитуляции, как случилось в 1945 году. В течение осени 1914-го – весны 1915 гг. все усилия русской армии были направлены на то, чтобы выйти на эту линию хотя бы в отдельных точках. В реальности ей удалось на отдельных направлениях овладеть Карпатскими перевалами и почти вплотную подойти к Варте, правому притоку Одера.
Линия Висла – Сан – Днестр. Собственно, все события кампании 1914–1915 гг. произошли в речной системе Вислы. Германская армия удерживала Восточную Пруссию – свой плацдарм на правобережной Висле, русские войска вели активную борьбу за Польский балкон – свой плацдарм на левобережной Висле. Австро-Венгерская армия опиралась на Краков и пыталась сохранить за собой позиции по реке Сан, прежде всего, Перемышль. Расширение пространства борьбы зимой – весной 1915 года включило в орбиту войны течение Днестра. Пока продолжалась борьба за систему Вислы, обе стороны сохраняли шансы на окончательную победу и, по крайней мере, пристойный мир.
Линия Западная Двина – Днепр. Это – крайняя позиция отхода русской армии в случае ее катастрофического поражения. В руки противника полностью отдавались Польша, Литва, большая часть Белоруссии, правобережная Украина. Создавалась прямая угроза Риге и Киеву опосредованная – Пскову и Смоленску. Отход на эту позицию был решающим политическим поражением, хотя военные шансы Российская Империя сохраняла: овладение противником рубежом Двины и Днепра еще не ставило под удар Москву и Санкт-Петербург, форсирование же этой линии с боем представляло для немцев значительные трудности.
В результате компании 1915 года русские войска оставили систему Вислы, австро-германские – местами продвинулись к Западной Двине, но утвердиться на линии Днепра им не удалось.
Можно рисовать различные альтернативы компании 1915 года, но после Горлицкого поражения захват линии Одера был уже явно невозможен, а после форсирования 12-й германской армией Немана, был неизбежен отход за Вислу. Удержаться здесь не удалось бы, поскольку армия Макензена уже находилась в междуречье Вислы и Буга, были захвачены и другие плацдармы на восточном берегу Вислы.
В этих условиях самая благоприятная для русских Альтернатива стабилизирует фронт по линии Западного Буга. Это, конечно, выгодно для русских: удерживается Брест-Литовск, возможно, и Вильно. Но никакой принципиальной разницы с Текущей Реальностью не просматривается: точно также потеряны все плоды кампании 1914 года, точно также армия несет огромные потери в ходе Великого Отступления. И понятно, царь обязательно сместит Великого князя как ответственного за поражение.
Самая благоприятная Альтернатива за немцев приводит немецкие армии к Двине, австрийские – к Днепру. Такая возможность была и даже всерьез обсуждалась в штабе Юго-Западного фронта. Но быстро захватить Киев не представлялось возможным – хотя бы в силу растянутости коммуникаций, в результате опять-таки имеем версию все той же Текущей Реальности с теми же базовыми противоречиями, конфликтами и проблемами.
При любом разумном «раскладе» позиционный или квази-позиционный фронт устанавливается где-то между второй и третьей позициями равновесия Восточного фронта, а где именно – оказывается не столь уж значимым.
Заметим здесь, что версия, в которой фронт устанавливается по Западному Бугу довольно вероятна. Для ее реализации достаточно (но и необходимо), чтобы русские крепости Новогеоргиевск, Ковно и Гродно оказали противнику сопротивление. На уровне бельгийского Антверпена или австрийского Перемышля. Или того же Осовца. В этом случае противник потерял бы темп, был бы вынужден выделить значительные силы (осадную армию) на блокаду этих крепостей, что, вероятно, позволило бы выстроить устойчивую оборону, опираясь на Брест-Литовск.
Форты Новогеоргиевска обстрел из 420-мм орудий выдерживали…
Да и не так легко в условиях противодействия со стороны активного и многочисленного гарнизона установить на оптимальные для обстрела фортов позиции сверхтяжелые осадные орудия (которых мало, и которые ценятся на вес золота).
В этой связи странно читать, что генералов Н. Бобыря и В. Григорьева (коменданта Ковно) «сделали козлами отпущения за ошибки командования», что капитуляция крепостей и их гарнизона все равно «рано или поздно была неизбежна», что Великий князь игнорировал опыт Перемышля и обрек на плен десятки тысяч солдат…
Как раз опыт Перемышля свидетельствует о колоссальной роли блокированной крепости, которая на полгода приковала к себе целую русскую армию, послужила причиной серьезных потерь в живой силе во время неудачных попыток штурма, вызвала, по крайней мере, два серьезных оперативных кризиса в связи с австро-германскими попытками ее деблокировать в 1915 году. Кстати, если бы Перемышль продержался до начала наступления Макензена, Горлицкий прорыв мог действительно закончиться окружением части сил русского Юго-Западного фронта.
Да, конечно, капитуляция осажденной крепости неизбежна. Но произойдет это «рано» или «поздно» – большая разница.