Дилемма Фанкельгайна: планирование кампании 1915 года

Итак, русская армия начинает 1915 год, не имея определенного плана.

На очередном совещании в Седлеце (17 января) обсуждается, что нанести главный удар по Германии – на Берлин – вряд ли возможно, по Австро-Венгрии – на Вену – бессмысленно, опасно и не соответствует интересам коалиционной стратегии, кроме того, общая нехватка сил и боеприпасов предполагает переход к обороне.

На основании этого анализа, вполне очевидного и верного, принимается (вернее, вновь подтверждается) решение о наступлении в Карпатах и Восточной Пруссии при общем переходе к обороне.

Единый замысел операции и понимание места этой операции в войне в целом отсутствует.

Но и по другую сторону фронта дела обстояли аналогичным образом.

Для австро-венгерского командования сложившееся положение, когда русские армии блокировали Перемышль, угрожали Кракову и могли при определенных обстоятельствах выйти на Венгерскую равнину, было совершенно неприемлемым. Оно стремилось контратаковать в Карпатах и Галиции, чтобы деблокировать крепость и при возможности – восстановить оборону по реке Сан. И это, конечно, тоже было проявлением оперативной инерции.

На северном фланге всего Восточного фронта активность 10-й русской армии вынуждало повторное применение стандартного шлиффеновского решения для Восточной Пруссии. Это должно было вылиться в операцию армейского масштаба, удачный исход которой для германцев позволял им создать реальную угрозу русским армиям, выдвинутым за среднюю Вислу… – и все это уже было.

Действительно, зимой 1915 года стороны продолжили активные действия на стратегических флангах – Карпатская операция, Августовское сражение, Праснышское сражение.

Э. Фанкельгайн начинает планировать кампанию 1915 года в условиях, когда на Западе формируется позиционный фронт, а на Востоке продолжаются размашистые маятниковые передвижения армий, вызванные логикой предшествующих планов.

Общая стратегическая оборона для Германии бесперспективна. Одновременное наступление на Западе и на Востоке невозможно, ввиду нехватки сил. Взять их неоткуда. В начале войны Германия мобилизовала меньший процент людей, чем Франция, поэтому осенью ей удалось сформировать несколько новых корпусов – они использовались во Фландрии, затем в Лодзинской операции – но этот источник уже исчерпан.

Поэтому наступать можно только на одном ТВД.

Запад или Восток?

Здесь Э. Фанкельгайн сталкивается с крайне неприятной проблемой.

На Западе – позиционная война, и насыщенность обороны союзников техническими средствами в дальнейшем будет только возрастать. Бои под Ипром продемонстрировали, что прорвать такой фронт чрезвычайно трудно. С другой стороны, и англо-французы, едва ли, смогут преодолеть немецкие позиции в Бельгии и Франции.

На Востоке – два кризиса. Кризис Австро-Венгрии, которая проиграла Галицийскую битву, отдала провинцию и теперь обороняется на последних адекватных тыловых позициях. Рано или поздно Перемышль падет. Рано или поздно русские блокируют Краков, создав угрозу Силезии, или выйдут на Венгерскую равнину, что ничуть не лучше.

Но и Российская Империя находится в кризисе. Колоссальные жертвы, понесенные ей в летней и осенней кампаниях, принесли результаты, но не победу. Германские войска в целом продемонстрировали свое превосходство перед русскими – прежде всего, в отношении количества и качества артиллерии, скрытости и быстроты управления. Кроме того, кризис военного снаряжения должен был ударить по России, с ее относительно слабой промышленностью, растянутыми и перегруженными коммуникациями, сильнее, чем по какому-либо другому участнику войны.

В этой ситуации напрашивается решение обороняться на Западе и активно действовать на Востоке, имея задачу разгрома основных сил русской армии.

Именно это решение было принято Германией на 1915 год. Ни в военных мемуарах, ни в послевоенной аналитике оно всерьез не критикуется: а что, собственно, еще можно сделать? Однако, думается, Э. Фанкельгайн принял его без особого удовольствия, под сильным давлением «сверху» и понимая, что совершает тяжелую стратегическую ошибку.

Все дело в том, что аргументы Шлиффена против нанесения главного удара на Восточном фронте в 1914 году, точно так же действовали и годом позже.

Зимой 1915 года продолжались бои за линию Вислы, что создавало для австро-германской коалиции ряд неприятных и значимых угроз, но, отнюдь, не предполагало немедленного поиска путей выхода из войны.

Сильный удар по русской армии мог потрясти ее до основания и отбросить далеко на восток – на линию Западная Двина – Западный Буг – Днестр, или даже Западная Двина – Днепр. Это создавало угрозу Риге, Двинску, в каких-то особо удачных вариантах развития событий – Минску или даже Киеву, но подобных угроз было недостаточно, чтобы быстро вывести Россию из войны. В сущности, даже при самом благоприятном для Центральных держав развитии событий на Восточном фронте Россия к концу 1915 года оставалась в лучшем стратегическом положении, нежели Австро-Венгрия к концу 1914-го.

Это означало, что, приняв решение о нанесении в 1915 году главного удара на Востоке, Германия заведомо встречала 1916 год в тех же условиях войны на два фронта, то есть она ни на йоту ни приблизилась к своей стратегической цели.

Кроме того, по мере углубления немецких войск на русскую территорию, падала связность между Западным и Восточным фронтом. Нужно было или перешивать русскую колею на европейский стандарт, что в условиях войны быстро не сделаешь, либо примириться с неизбежными задержками эшелонов на ключевых приграничных станциях. Да и плотность русской железнодорожной сети и уровень ее технического оснащения был по германским меркам совершенно недостаточным.

Далее, ТВД к востоку расширялся. Это означало, что пока Россия официально не вышла из войны, Восточный фронт будет нуждаться в большом количестве дивизий. Да, возможно, второочередных, сильно пострадавших при позиционных наступлениях, но все-таки, боеспособных. И чем дальше немецкие войска продвинутся к востоку, тем шире будет фронт и больше потребуется этих дивизий. Э. Фанкельгайн уже предвидел ситуацию, когда Германия будет наносить главный удар на Западе, держа при этом больше половины списочного состава дивизий (хотя, конечно, не активных штыков) на Востоке.

Были ли основания считать, что после военного поражения и отступления, скажем, на Западный Буг, Россия проявит готовность к мирным переговорам? Надежда, конечно, оставалась, но военное прошлое России не давало оснований отнестись к такой возможности сколько-нибудь серьезно. Во всяком случае, при планировании кампании 1915 года рассчитывать на это было нельзя.

Таким образом, нанеся в 1915 году главный удар на Восточном фронте, Германия в самом лучшем случае решала следующие задачи:

• Удержание Австро-Венгрии, как союзника и боеспособной силы;

• Ликвидация перманентной угрозы «русского парового катка» Восточной Пруссии, Померании, Силезии.

И все. Стратегическая ситуация в коалиционном масштабе не менялась: война на два фронта, экономическое, промышленное, численное преимущество противника. Да еще – снижение связности между ТВД и неизбежное «связывание» германских дивизий длинной русской оборонительной линией.

При этом Великобритания и Франция получали полный год, чтобы, воспользовавшись помощью США и всего мира, преодолеть кризис военного снаряжения и создать новые средства ведения войны. Германии же на мировые ресурсы рассчитывать не приходится – британская блокада свела ее внешнюю торговлю к нулю. К концу года уже начнет вырисовываться дефицит некоторых видов сырья. Что-то можно взять из западных районов России, но на фоне потребностей германской экономики – это крохи. В любом случае, экономическая ситуация для Центральных держав за 1915 год заведомо станет хуже.

Но и военная – тоже!

Э. Фанкельгайн знал, что Г. Китченер создает массовую армию, которая к началу 1916 года будет направлена на Западный фронт. Таким образом, число неприятельских дивизий на Западе значительно возрастет, как и их обеспечение артиллерией и боеприпасами. И что делать тогда?

Наступать на Востоке плохо.

Но «ключа» для наступления на Западе нет вообще. Разве что «качества германского солдата». Э. Фанкельгайн пытался воспользоваться непревзойденной боеспособностью своей пехоты во время сражения во Фландрии, но оказалось, что ее лучшие кадры уже выбиты. Результаты не впечатлили. Четвертой армии не удалось не только взять Кале, но хотя бы овладеть Ипром.

При этом у Германии нет спасительной отдушины «периферийных стратегий» вроде идей того же Г.Китченера и У. Черчилля о Дарданеллах или Месопотамии.

Все это – объективные факторы. А есть еще субъективные. Э. Фанкельгайн испытывает к «двойке» П.Гинденбург – Э. Людендорф нечто среднее между завистью и ненавистью. В активе командования Восточного фронта – неоспоримые, яркие военные победы. У Э. Фанкельгайна и командующих армиями на Западе нет ничего, выдерживающего сравнение с Танненбергом.

Понятно, что престиж Людендорфа очень высок – и в глазах Кайзера, и в глазах народа, и в глазах армии. А Э. Людендорф требует наступления на Востоке, «чтобы достичь великой цели – подавления России». С некоторым ужасом Э. Фанкельгайн начинает понимать, что Э. Людендорф на самом деле верит в возможность сделать это за одну стратегическую операцию.

Для этого создается план концентрического наступления с севера и юга. Русская армия будет окружена в «Польском балконе» и полностью уничтожена. Тогда Россия капитулирует.

На это, понятно, нужны силы, которые придется перебрасывать с Запада.

План Э. Людендорфа Э. Фанкельгайну активно не нравится. Но ничего взамен он предложить не может. И он санкционирует нанесение главного удара на востоке, оставляя за собой контроль баланса сил между ТВД. Это, конечно, предполагает, что в план Людендорфа с самого начала вносится торможение: Восточный фронт будет получать дивизии позже, чем ему хочется. И в меньшем количестве.