Интермедия

На белом песке у кромки прибоя играют дети. Лица их похожи, как два солнечных блика. Ярко-рыжие локоны мальчика треплет ветерок. Такие же рыжие волосы девочки заплетены в две задорные косички. Брат строит песочный замок, сестра пускает мыльные пузыри.

– Поиграй со мной, – просит она.

– Опять в куклы? – поднимает лукавый взгляд он.

– Смотри, какие красивые. – Сестра выдувает шарик. Внутри угадываются крохотные силуэты.

– Ты сделала себе девочку, а мне мальчика, как всегда?

– Да. Хочешь, поменяемся? Так будет интереснее.

Прозрачный пузырек лопается, оставляя в руках Сестры куклу-мальчика, а в руках Брата – куклу-девочку.

– А теперь поменяемся обратно. – Смех Сестры звенит над берегом.

– И поселим их в этот замок. – Брат опускает куклу на песок.

Сестра тоже ставит куклу, но по другую сторону стены.

– Пусть они тоже поиграют. Будет весело!

Взявшись за руки, дети снова смеются. Светлая Райна сыплет из горсти белый песок времени, Темный Хиcc выдувает из соломинки мыльные пузыри надежд. Ноги Двуединых омывает океан вечности.

Они играют.

Глава 9

Тайна черного колдуна

Темный шер не имеет права наследовать престол и являться регентом при несовершеннолетнем короле. Члены королевской семьи, что состоят в браке с темным шером, лишаются права на престол или должность регента.

Новое Шерское уложение

431 год, 13 день пыльника (день битвы в ущелье Олой)

Валанта, Риль Суардис

Рональд шер Бастерхази, полпред Конвента в Валанте

Позавтракать не удалось. Едва Роне вдохнул аромат кардамона и имбиря, смешанный с терпкостью шамьета, курящийся над чашкой пар сгустился и посинел, пахнуло жаркой сыростью и бамбуком. Рука дрогнула, горячий шамьет плеснул на кожу, но об ожоге Роне мгновенно забыл: что значит такая ерунда, когда Паук добрался до него, несмотря на заблокированное зеркало связи и тщательно настроенные эфирные помехи! Задавив приступ паники, Роне выставил барьер вокруг комнаты. Не хватало только, чтобы кто-то увидел!..

– Поставь чашку, – послышался из шамьета надтреснутый тенор. – Дубина. И почини зеркало.

– Да, учитель, – нацепив на лицо самую глупую и подобострастную улыбку, ответил Роне и бережно опустил на стол чашку с извивающимися, словно гадюки, струями пара. – Светлого вам утра.

Нестерпимо хотелось бросить чашку на пол и наступить каблуком, как на настоящую гадюку. Но толку? Паук показал, что на все ухищрения ученика ему плевать. В следующий раз он выйдет из шкафа или без затей вышибет тростью двери.

– Отвратительное утро. – Пар образовал что-то вроде кривого окна и застыл. Там, за окном, проявился из радужных пятен сидящий в позе лотоса и на листе лотоса Паук. – Как ты можешь пить эту гадость?! Магда так и не научила тебя приличным манерам.

Паук сморщил нос и помахал ладонью, отгоняя запах шамьета.

– Да, учитель, – склонил голову Роне.

Повисло молчание. Роне судорожно придумывал, что еще соврать, чтобы потянуть время. Подсунуть очередного мальчишку со светлым даром и прикинуться дубом, мол, похож же? Нет, в пятый раз этот финт не пройдет. А того, кто нужен Пауку – нет. И следов нет…

Несколько мгновений Паук с интересом рассматривал его, даже не пытаясь взломать ментальную защиту. От этого взгляда в животе холодело, хотелось то ли провалиться в Ургаш, то ли нести оправдательную чушь и обещать что угодно, лишь бы Темнейший снова фыркал, морщился и грозил палкой.

– То есть ты ничего не сделал, – тихо и очень ровно сказал Паук.

– Сделал, – вытолкнул сквозь пересохшее горло Роне и глянул в глаза учителю. – Но чтобы был результат, нужно время. Шуалейда не выйдет замуж за Люкреса.

– Очень убедительно, – так же равнодушно прервал его Паук. – На этом месте тебе следует поклясться именем предков и собственной шкурой.

– Зачем? – в тон Пауку ответил Роне. – Если вы мне не доверяете, не вижу смысла разбрасываться клятвами. Или вы мне позволяете действовать, как я считаю правильным, или поручайте эту работу кому-то другому.

– За тринадцать лет твои «правильные» действия не принесли результата ни разу. Мальчик не найден, девочка все еще не у меня. Не вижу смысла дальше потакать твоей дури.

От бесцветного голоса учителя раскалывался череп и тошнило, перед глазами плясали цветные мушки: похоже, Паук ломился в Валанту, несмотря на запрет Светлейшего главы Конвента. Быть может, не сам, быть может, просто хотел вытянуть Роне к себе, но это было ничуть не лучше.

Превозмогая дурноту, Роне выстраивал барьеры, обрывал одну за другой нити дальней связи, но ничего не получалось. В комнате темнело, эфир клокотал, давил и корежил, словно горный оползень…

– Вы послали меня, учитель, потому что больше некого. – Роне отчаянно блефовал, но ничего другого в гудящую от боли голову не приходило. – Никто на моем месте не добился бы большего.

– Большего, чем ничего? Думаю, пора поручить поиски мальчика Дюбрайну. Он, конечно, ублюдок, но хотя бы не дубина.

– Вас же не устраивает смерть Шуалейды или ее сумасшествие. – Роне пожал плечами. – А более тонкие варианты требуют времени.

– Что ж, у тебя будет достаточно времени, Бастерхази. Целая вечность. Если Тодор даст согласие на ее брак, твое присутствие в Валанте потеряет для меня… – Паук вдруг поморщился и подался вперед. – Что у вас творится?!

Игла паучьего внимания вонзилась между глаз, чуть не заставив Роне заорать – не от боли, а от облегчения и надежды. Это не Паук рвался в Валанту! Какой надо быть дубиной, чтобы не отличить спектр! Двуединые снизошли к молитвам своего сына и послали чудо, какое и как – неважно, потом разберемся!..

– Я же сказал, что результат будет. – Роне криво усмехнулся и расправил плечи. – Чуть раньше, чем я ожидал, но – извольте видеть. Она использовала темный дар.

– Ты уверен, что это – она? – Паук склонил голову, прислушиваясь. – И уверен, что она жива?

Роне тоже прислушался, то есть попытался выделить из оглушительного и ослепительного темного хаоса что-то знакомое. Вроде – шаманская волшба, воздух, вода. Направление – юго-запад. Лишь бы только волшба зургов не убила девчонку, она же где-то там… нет, не убила! Шисова девчонка должна выжить!

– Уверен. – Роне взял вторую чашку, отпил и сморщился: от безумства темных потоков шамьет стал горше хины, а в голове зазвонили наперебой колокола храмов Райны и Хисса. – Вы правы, учитель, Эйты варит отвратительную гадость.

– Наглый щенок. – Паук фыркнул. – Наглый и везучий. Твоя бабка была права, из тебя еще может выйти толк.

Он скрипуче рассмеялся, хлопнул ладонью по воде рядом с собой, подняв тучу брызг – часть из них попала на Роне. Паук утер лоб и, посерьезнев, велел:

– Сегодня же почини зеркало и доложи. О том, что Шуалейда жива.

– Жива. Мне срочно нужна официальная бумага от Конвента, подтверждающая, что всплеск эфира порожден темным колдовством.

– Ишь ты, бумага! Тьфу!

Оконце схлопнулось, выплеснув из чашки остатки шамьета – в этот раз на скатерть, а не на руки Роне. Эфирная буря снесла все щиты с башни Рассвета, наверняка побила половину приборов в лаборатории, выпила самого Роне до дна – но ему было все равно. Губы сами собой растянулись в улыбке, Роне вскочил, шагнул к бюро: достать бутылку пятидесятилетнего бренди.

Голова закружилась, в ногах что-то запуталось, заверещало, подпрыгнуло – и Рональд, не удержав равновесия, свалился на пол. Сверху упал скелет гоблина, сердито зашипел и, оттолкнувшись от груди хозяина острой костяной пяткой, одним прыжком нырнул в стену.

– Тюф, чтоб тебя, пьяница!..

Не закончив ругательство, Роне расхохотался и раскинул руки по ковру. Буря кончилась. По комнате летали разноцветные шаровые молнии, сталкиваясь и взрываясь с веселым треском, пахло грозовой свежестью. Было хорошо.

Но недолго.

– Роне, ты пьян! – ворвался в праздничный фейерверк чей-то голос… женский? Зефрида, моя королева?!

Вздрогнув, он обернулся – и фейерверк погас. Чудеса на сегодня закончились. С порога пристально смотрела изысканной красоты дама – изгиб бедра обрисован полупрозрачным муслином, глаза глубины и цвета Ургаша таинственно мерцают, медальон с единорогом притаился в ложбинке меж солнечно-смуглых холмов.

Ристана. Всего лишь Ристана. И призрак синей ауры – всего лишь отблеск королевского медальона, а не драконья кровь… Хотя нет. Не только медальона. Еще на Ристане следы ауры Дюбрайна, серебристо-сине-лиловые искры. Кто бы сомневался, что ночь Длинноухий провел в покоях ее великолепного высочества. И судя по тому, что Ристана здесь – ее очарование на него не подействовало, и уговаривать августейшего брата сменить невесту он не собирается. Чего и следовало ожидать.

Не вставая с ковра, Роне протянул руку к принцессе и медленно улыбнулся:

– Мое прекрасное высочество, иди сюда.

– Ты пьян.

– Тобой.

– Вставайте, ваша темность. – Ристана шагнула к нему и похлопала веером по ладони. – И сделайте, наконец, хоть что-нибудь! Ублюдок уже в Риль Суардисе, еще немного – и нам придется отдать ему проклятую девчонку!

Роне подавил нервный смешок: наедине с ним, вне предназначенного публике образа хрупкого и нежного цветка, ее королевское высочество чем-то напоминала Паука. Наверное, полным равнодушием ко всему, кроме Валанты и себя. Но ее это не портило, напротив, холодная рассудочность будила азарт, требовала сорвать еще одну маску и разбудить глубоко спрятанный огонь. Тот, который не удалось разбудить Длинноухому – ни этой ночью, ни предыдущими, сколько бы их там ни было.

– Что именно, моя Тайна?

– Что хочешь. Сожги ее, утопи, отдай зургам, выбирай сам! – Голос Ристаны был ровен, как и подобает истинной аристократке, только пальцы сжимали веер чуть сильнее, а на безупречно матовых скулах расцвели ядовитые маки. Голову она привычно склонила набок, подчеркивая собственную хрупкость. – Но если кронпринц получит мою сестру – ты лишишься не только должности… «…а я – не только Валанты, но и жизни». – Этого она не сказала вслух, но подумала достаточно громко.

– Подумаешь, должность. – Роне тактично не услышал ее мыслей. – Сплошные хлопоты и никакого удовольствия. Уеду в Гнездо, займусь научной работой.

– Роне… – Отбросив веер, Ристана опустилась на колени рядом с ним, провела ладонью по его щеке, улыбнулась нежно и зовуще: вот теперь она стала похожа на ту Ристану, в которую были влюблены все шеры королевства старше десяти лет от роду. – Не рассказывай мне сказки.

«Ты никуда от меня не денешься, мой темный шер, – звучало в этой нежности. – Ты смертельно боишься Паука. Ты убьешь десять принцесс, лишь бы не возвращаться к нему. А между тобой и Пауком стою только я. И ты знаешь, что я это знаю. И знаешь, что ты – моя единственная страсть… после Валанты, которая – моя жизнь и мое сердце».

– Все будет хорошо, – шепнул Роне, поймал тонкую, сильную руку и поцеловал запястье. – Ты веришь мне, Тайна?

– Нет, – проворковала она с беззащитной улыбкой и тут же отобрала руку, поднялась и отступила. – Вставай, Роне. Аудиенция через полчаса!

«А Шуалейда все еще жива, несмотря на все мои старания и обещанное тобой чудо», – опять не добавила она вслух, но Роне это и не требовалось. Удобно быть не только шером разума, но и мастером, который делает амулеты ментальной защиты для королевской семьи. Не от себя ж их защищать, в самом-то деле.

– Целых полчаса? Не вижу причин торопиться, – улыбнулся он и потянул Ристану к себе.

– А ты до сих пор не одет! – отстранилась Ристана и повела обнаженными плечами. – Я не буду тебя ждать.

Она демонстративно поправила белую кружевную перчатку выше локтя и посмотрела на гигантские напольные часы. Предыдущему (ныне покойному) полномочному представителю Конвента их подарили гномы, а Роне они достались по наследству. Часы были с гирями в виде птиц и тремя циферблатами: верхний, с двенадцатью делениями, показывал время, средний, с тринадцатью – день и месяц, а нижний, без делений вообще, показывал все и ничего, шесть разнокалиберных стрелок крутились, как Хиссова пятка захочет.

– Ты дивно хороша, когда сердишься, моя Тайна!

Роне вскочил на ноги, шепнув про себя сложную формулу заклинания: его шелковый халат превратился в черный бархатный камзол, шитый по моде двухсотлетней давности. «Пыли в глаза никогда не бывает много!» – Эту простую истину Паук не уставал вбивать в ученика на протяжении полувека.

Роне подмигнул Ристане, поправил кружевное жабо, заколотое бляхой Конвента, вынул из воздуха короткий плащ с алым подбоем и накинул на плечи. Предложил Ристане руку – та нежно улыбнулась и руку приняла. Еще бы не приняла! Ее коварное высочество принадлежит ему с потрохами, хоть и тешится иллюзией чистой и взаимовыгодной любви. Это осел предшественник, мягкой ему травы, поддался беззащитной улыбке и ночным глазам – с ним, темным шером Бастерхази, учеником Темнейшего Паука и потомком ближайшего соратника Ману Одноглазого, у Ристаны ничего не выйдет. Хотя бы потому, что его сердце давно занято. Не Ристаной.

Притянув ее к себе, он провел ладонью вдоль тонкой спины, коснулся губами ушка и шепнул:

– Ваше королевское высочество может не ждать.

Она не успела ответить, как он «исчез»: обернулся пеленой невидимости и бросился в соседнюю комнату, к зеркалу связи. Надо, шис дери сумрачную девчонку, проверить – в самом ли деле жива или пора удирать к зургам.

– Роне!.. – не то досадливо, не то восхищенно выдохнула Ристана, топнула ножкой и вылетела прочь из башни Рассвета.

Не иначе побежала снова обещать длинноухому ублюдку неземное счастье в обмен на небольшие, совсем крохотные изменения его плана. Вот же упрямая заноза, ни за что не сдастся! За что, впрочем, Роне ее искренне уважал. Пусть старается ради пользы общего дела, то есть пользы Рональда шера Бастерхази, темного шера второй категории, ученика и будущего преемника Темнейшего Паука и прочая, прочая.

Согнав с лица неподобающую серьезности момента ухмылку, Роне стер с зеркала связи блокирующий знак, начертил руну вызова и, не успел взъерошенный капитан Герашан проявиться из отдающего тленом и гарью тумана, приказал:

– Докладывайте, что у вас стряслось. И где, Мертвый дери, Шуалейда?