Глава 31

Кошачья совесть

…опасность ментального воздействия второго порядка в его непредсказуемости и кажущейся естественности. Чуждые психике, навязанные эмоции ломают устоявшиеся ассоциативные связи и образуют новые, зачастую вступающие в противоречие со старыми, что порождает когнитивный диссонанс и прочие расстройства…

Из лекции с. ш. Парьена по основам менталистики

14 день холодных вод, 432 год. Замок Ландеха

Шуалейда

– Спасите его, прошу вас! Спасите моего сына, ваше высочество!

Шу едва удержалась, чтобы не ответить: «В обмен на ваше чистосердечное признание, барон».

Удержалась. Орден ей за терпение.

Хотя на самом деле младшего Наба ей было жаль, заглянуть в глаза смерти только потому, что твой отец – изменник… Что-то в этом есть неправильное.

Сожаления она тоже загнала в самый дальний угол сознания, к остальным чувствам. Это все потом. Сначала – дело.

– Я… я сделаю все возможное… – с настоящей слезой и дрожью в голосе ответила она, не отрывая взгляда от бледного лица. – Спите, светлый шер, спите… все… будет хорошо.

Младший Наба смотрел на нее с такой надеждой, что Шу почти устыдилась. Но «почти» не считается. Если бы она рассказала полковнику Бертрану о покушении на Каетано, сейчас бы оба – и барон Наба, и его сын – были заперты в подвале и молили Светлую о быстрой смерти. Шуалейда же дает им обоим шанс.

Лишь отправив раненого в забытье, Шу взглянула в подлые глаза барона Наба. Подлые, самонадеянные глаза того, кто рисовал планы потайных ходов и отдавал Мастеру Ткачу амулет, изготовленный шером Бастерхази, и подсчитывал прибыль от расположения будущей королевы Ристаны. Сейчас в этих глазах стояли слезы, а сердце предателя готово было разорваться от страха за собственного единственного сына. Но вот совесть в нем так и не проснулась. Прав Люка, страх заглушает любые другие чувства даже лучше алчности.

Шу водила дрожащими, окруженными фальшивым молочным свечением руками над бессознательным телом младшего Наба (которому на самом деле уже давно ничто не угрожало). Зако медленно вынимал клинок. А барон продолжал бояться и надеяться, надеяться и бояться. Его страх и надежду Шуалейда усилила. Она не очень-то задумывалась, как ей удалось взломать его ментальный амулет, сделанный Бастерхази: об этом она успеет подумать потом, на досуге. А сейчас она чутко прислушивалась к эмоциям барона, ожидая перелома.

И он наступил – едва клинок покинул тело Наба-младшего, оставив лишь едва заметную розовую отметину.

Облегчение, счастье, благодарность и наконец-то хоть проблеск совести! Вот за этот проблеск Шу и ухватилась – полить, удобрить, взрастить и собрать плоды. Скоро.

– Получилось… – выдохнула она, погасила световую иллюзию и мешком упала прямо на своего пациента.

Не то чтобы она в самом деле настолько обессилела, что не могла даже стоять на коленях, но сейчас был очень важен тактильный контакт и ассоциативная связь. Грубо говоря, картинка распростертого сына и Шу на нем, как символ спасения, благодарности и зависимости. О том, как это работает, ей тоже рассказал Люка после того, как возвел на сашмирский престол нового султана.

Что ж, султан не султан, а с бароном и его сыном Шу все сделает правильно. С первого же раза!

– Мой мальчик… он будет жить? – Не веря собственному счастью, барон Наба обвел взглядом Бален, Энрике, Зако… остановился на Каетано…

Ага, вот они – муки совести пополам с зарождающимся гневом на тему «если бы ты вчера сдох – моему сыну бы сегодня не пришлось умирать». Гнев надо сразу же погасить, а благодарность и вину усилить…

Ширхаб, как это, оказывается, сложно! И ведь надо сделать все так, чтобы барон не заподозрил ментального вмешательства! Хотя – ширхаб с ним, даже если заподозрит, ему уже некуда деваться.

– Будет, барон Наба. Суардисы никогда не оставляют верных подданных в беде, – хмуро сказал Каетано и подал руку барону. – Вставайте. Ваш сын скоро очнется.

– Ваше высочество? – присела рядом с Шу верная сообщница Бален; Шу не видела, но точно знала: на лице ее отражается трагедия, достойная имперской оперы. – Вы можете встать? Позвольте, я вам помогу.

Помощь в самом деле понадобилась. Неожиданно закружилась голова, и если бы не поддержка Бален, Шу могла бы и упасть. Видимо, переоценила свои силы. Но ничего. Она справится. Акт первый, публичный, окончен – остался второй, самый важный. Энрике уже поднимает спящего шера Наба, чтобы отнести…

– В мои покои, капитан, – приказал Каетано. Какой братишка молодец, все делает правильно, и ни единого лишнего слова или жеста! Несмотря на то, что ему очень хочется сказать Шу несколько емких и выразительных слов. – Идемте, барон.

Барон тоже поднялся с колен, растерянно оглянулся, словно не понимая, что вообще происходит. Наткнулся взглядом на Зако…

– Ты, ты… – начал барон, на глазах оживая и наливаясь дурной кровью.

О нет! Гнев – не то, что нам сейчас нужно, хотя, конечно же, это самая простая и удобная реакция для барона. И привычная, в отличие от благодарности и угрызений совести. Убрать!

Барон вздрогнул и поперхнулся, закашлялся. Снова поник плечами. Запнулся о неровность мостовой. Сожалеть о своей резкости Шу не стала – она устала, а барон сам виноват. Был бы верным подданным – ничего бы не случилось.

Его поймал за плечи Зако, поддержал и помог выровняться – и барон даже не попытался его оттолкнуть, лишь глянул растерянно. Словно на месте привычной реакции вдруг обнаружилась пустота… нет, хуже того – что-то непривычное, неудобное. Вроде раскаяния. Да-да. Раскаивайся, Хиссов сын, раскаивайся! Только из-за тебя твой сын чуть не умер!

– Ваше высочество, позвольте… – выскочил откуда-то перепуганный насмерть, но не утративший навыков царедворца граф Ландеха.

Шу не стала вслушиваться в его сбивчивые извинения и обещания сурово покарать нерадивого слугу, который не закрепил как следует защиту на клинке Зако. Кай тоже не вслушивался. Зато воспользовался небольшой передышкой перед вторым актом.

«А теперь объясни мне, что здесь творится, любимая сестра! – скорее устало, чем сердито, спросил он. Разумеется, мысленно. – И не вздумай делать вид, что ты меня не слышишь!»

«Ты отлично держишься, братишка. Прости, что не сказала сразу, мне нужна была твоя естественная реакция. – Шу вздохнула. – Если коротко, то на тебя покушалась гильдия ткачей. Их нанял барон Наба, наверняка по наущению Ристаны. Прочитать его глубоко я пока не смогла, на нем хороший амулет».

«Если не смогла почитать, то почему уверена, что это он?»

«Во-первых, этой ночью Энрике поговорил с местным главой гильдии. Неофициально. Энрике знает правила гильдии и все лазейки, так что имя заказчика он узнал. Во-вторых, барон Наба раскрылся от страха за сына, и его мысль "если бы принц вчера сдох, с моим сыном бы ничего не случилось" – однозначно показывает, что он в курсе покушения».

«Какого ширхаба вы не доложили полковнику Бертрану?! Я сейчас же…»

«Замри! И не руби с плеча. Бертран тут же доложит отцу, а отец очень серьезно болен. Почти при смерти. Что с ним будет, если он узнает, что его старшая дочь пыталась убить его сына?»

«Ристана должна ответить!»

«Она ответит. Я обещаю. А ты обещай, что о покушении никто не узнает. Только ты, я и Герашаны. И Зако, но с него придется взять клятву о неразглашении, иначе он вынужден будет доложить полковнику Бертрану, и тогда мы приедем аккурат на похороны отца».

Ругательства Кая в адрес Ристаны и ее прихвостней Шуалейда слушать уже не стала. Она знала: брат поругается, успокоится и будет действовать здраво. Как и положено будущему королю.

Шуалейда продержалась до того момента, как Энрике уложил бесчувственного юношу на кровать Каетано, а Бален закрыла двери прямо перед носом любопытствующей толпы. Она даже успела потребовать со всех присутствующих клятву о неразглашении.

Даже ее получить.

И позорно разрыдалась, осев на край кровати.

Она не собиралась рыдать. То есть собиралась, но не по-настоящему же! Ей надо сначала дожать барона Наба… вот только успокоить дыхание, вытереть слезы, и…

– Шу, ну что ты, все уже хорошо, все хорошо! – Кай обнял ее, прижал к себе.

А на Шу внезапно нахлынули воспоминания, которые она почти сумела похоронить. Олойское ущелье, зурги и смерть, подступившая к самым стенам крепости. Она сама, ставшая смертью.

– Не хочу… Кай, я не хочу, чтобы кто-то еще умер! Я не позволю!..

– Ваше высочество, ведь ничего ужасного не случилось, – подал голос оглушенный выплеском ее эмоций барон Наба.

– Не случилось?! Этой ночью чуть не погиб мой брат, мой Кай! Вы… если бы видели… этот убийца… – Она снова разрыдалась, не в силах даже говорить.

Кажется, барон Наба дрогнул – а может быть, ей только показалось. Сейчас ей было все равно. Лишь бы только больше никого не убивать…

Вместо нее о покушении на Каетано рассказал Энрике – кратко, без лишних подробностей и обвинений. А Шуалейда все пыталась успокоиться и снова забыть мертвых зургов, ураган, перепуганных солдат и собственную жажду. Кажется, она сквозь слезы жаловалась, что не хочет больше убивать, никого, никогда… что она – не темная, она не хочет…

– Ты не виновата, Шу, – утешал ее Кай. – Ты убила зургов, но спасла наших подданных! Вот, смотри, барон и его сын живы только благодаря тебе! Ведь баронство Наба – рядом с Олойским ущельем, зурги бы разорили его подчистую! А что было бы с одаренным шером Наба-младшим, попадись он в лапы зуржьих шаманов, страшно даже подумать!

Шу только успела подумать, что Кай – молодец, надо дожимать проклятого барона. И плевать, что она своим вмешательством и этой истерикой наверняка покалечила его психику. Связь-то не разорвана, и что сейчас барону отчетливо видятся все страхи Шу, только применительно к его собственной семье…

Эти соображения помогли Шу взять себя в руки и начать мыслить здраво, несмотря на слезы ручьем и всхлипы.

А вот барон Наба разрыдался. Напор эмоций смыл все наносное – расчеты, самооправдания, даже гнев – и оставил чистое раскаяние. До него дошло, что он не просто предал собственного короля, но и отплатил черной неблагодарностью тем, кто спас его семью и его земли. И что только волей богов не случилось непоправимое!

– Мне нет прощения, сир… – Наба бросился в ноги Каетано и принялся каяться.

Искренне.

Наверное, Шу стоило порадоваться: чудо свершилось. Но у нее не получалось. Слишком тяжело ей далась эта проклятая интрига. Первая, всего лишь первая! Ведь они с Каем даже не успели добраться до столицы, а их уже пытаются убить.

По счастью, ее участия пока не требовалось. Все нужные слова сказал Каетано. Нет, он не простил барона и не кинулся ему в объятия – он Суардис, а не томная экзальтированная барышня. Как и положено будущему королю, Каетано высказал барону все. И о позоре древнего рода, и о преданном доверии, и об ответственности перед собственными детьми. Ведь его сын – светлый шер, он приносил присягу Суардисам перед лицом Двуединых!

– Мануэль не знал, ваше высочество, клянусь, мой сын не виноват! Я один… я отвечу за все!.. Пощадите мальчика!..

Наконец-то слезы Шуалейды сменились здоровой злостью.

– Вы серьезно, барон? Серьезно думаете, я бы спасла… Мануэля… – Она запнулась перед именем младшего Наба. Хорошо, что она узнала его сейчас, а не перед дуэлью, человека с именем убить гораздо сложнее. – Спасла, чтобы отправить на плаху? Ваш сын не виноват, что его отец – предатель и дурак!

Она снова всхлипнула и зло утерла слезы белоснежной вышитой перчаткой, перепачканной кровью Мануэля Наба. Имени самого барона она не помнила и помнить не хотела. Предатель – он и есть предатель.

– Неужели вы рассчитывали на благодарность Ристаны? – продолжил вместо нее Каетано. – Она – Суардис. Она не оставляет предателей за спиной. Не удивлюсь, если гильдия уже приняла заказ на вас.

– Разумеется, приняла, – кивнул Энрике. – Барон должен был умереть сразу после вас, сир. Гильдия практична, оба заказа достались одному мастеру теней.

Это известие добило барона. Он опустил плечи и закрыл лицо руками. А Шу поразилась: в столь почтенном возрасте – и такая наивность! Ведь он искренне считал себя в безопасности!

– То есть раз мастер теней убит – заказ считается неугодным Хиссу? – уточнила до того молчавшая Бален.

– За вторым дело не станет, – покачал головой Энрике. – Не факт, что все семейство Наба доживет до плахи.

Барон вздрогнул и полыхнул страхом.

Что, только сейчас дошло, что за измену королю карают весь род?

Однако барон быстро взял себя в руки. Собрался. И попробовал торговаться, хорошо хоть, не открыто.

– Ваше высочество желает?..

– Письменного признания, заверенного настоятелем храма Светлой и Магбезопасностью, – ответил Каетано. – Затем вы уедете в поместье и останетесь там до моего распоряжения. Возможно, Темный Хисс явит милость, и гильдия ткачей не возьмет второго заказа на вас. Молитесь ему.

– А мой сын? Мануэль?

– Ваш сын получит шанс искупить вашу вину службой лично мне.

– Заложником…

– Живым и не запятнанным предательством. Это лучше, чем плаха, не находите?

– Нахожу. Я ошибся, посчитав вас наивными детьми, сир. Могу лишь молить Двуединых, чтобы мой сын не повторил этой ошибки.

– Не портите впечатление лестью, барон, – поморщилась Шу. Она уже вполне успокоилась, содрала к ширхабам лысым окровавленные перчатки и даже проверила младшего Наба, чтобы не вздумал очнуться не вовремя. – У вас будет возможность поговорить с сыном. И дайте ваш ментальный амулет. Как давно он у вас?

– Десять лет, ваше высочество. – Барон, так и не встав с колен, протянул Шуалейде топазовую брошь, которой был заколот его шейный платок.

– А тот амулет, который вы передали Мастеру Ткачу, вам дал сам Бастерхази?

– Нет, ваше высочество. Я нашел его в своей комнате в Риль Суардисе, он был в бархатном мешочке без каких-либо знаков, без записки или письма. Я опознал его, потому что с юности увлекаюсь артефактами. Я вообще не имел дела с придворным магом ни разу за последние три года.

Дальше вопросы задавал Энрике. Барон отвечал подробно и правдиво: без ментального амулета его эмоции были как на ладони. Но оба, и барон, и Ристана, вели себя как истинные параноики: ни единого слова о смерти Каетано! Все только на уровне «я знал, чего на самом деле хочет ее высочество», и «ее высочество любезно предложила моему сыну место в свите наследника». Благолепие, ширхаб его нюхай, и ни единого доказательства участия в заговоре Ристаны.

– Поздравляю, барон, – Энрике сочувственно похлопал его по плечу, – подставили вас. Такого хитрого, такого осторожного, ай-ай-ай.

Барон скривился и покосился на мирно спящего сына.

– Не беспокойтесь, Мануэль не узнает о вашем позоре. – Каетано был в бешенстве, но разговаривал спокойно и разумно, как истинный Суардис. – Не от нас. Мне нужен одаренный шер рядом. Как друг, а не как заложник или должник.

– Благодарю вас, сир, – склонил голову барон Наба.

Что ж. Его благодарность, раскаяние в собственной дури и уважение к победителям было искренним. Теперь оставалась сущая малость – сделать Мануэля Наба другом Каетано. А, да. И что-нибудь правдоподобное соврать Бертрану.

Злые боги, как же Шуалейда ненавидела врать!

– Ступайте к себе, барон, скажитесь больным и ни с кем не разговаривайте, – велел Энрике и напомнил: – Вы едете с нами до ближайшего храма Светлой, а дальше – в свое поместье.

Лишь когда барон ушел, даже не заикнувшись о возвращении ментального амулета, все пятеро переглянулись.

– Я справлюсь, – сказал Зако, кивнув на спящего Мануэля Наба. – Тебе нужен верный друг, а не жертва ментальной манипуляции, не так ли, твое высочество?

– Разумеется, ты справишься. – Кай похлопал Зако по плечу. – Я же вижу, он тебе нравится.

– Не так часто мне достается почти равный противник, – усмехнулся Зако. – Хоть и опять одаренный шер. Чем хоть одаренный?

– Земля, третья светлая категория. Та третья, которая когда-то была слабенькой четвертой, но по нынешним временам – сокровище, – отозвался Энрике. – Твой ментальный дар лишь самую малость слабее.

Зако лишь пожал плечами. Его дара хватало только на самопроизвольный ментальный блок и способность видеть сильные магические потоки. Ну и по мелочи – реакция, здоровье, капелька везения. Но даже на третью категорию его уже не хватало. И что Шуалейде всегда очень нравилось в Зако – так это полное отсутствие зависти к дару друзей.

– А нам придется как-то объясняться с полковником Бертраном, – вздохнул Кай.

– Ну, думаю, в дела барона Наба с Магбезопасностью мы лезть не станем. – Шу взяла его за руку и слабо улыбнулась. – Рана Мануэля – следствие чьего-то дурного глаза, вопль шеры Ландеха с утра пораньше – мышь. Я сама поговорю с ним, Кай. Привыкай – ты добрый, хороший наследник короны, а я… мне можно быть не совсем примерной девочкой.

– Я не собираюсь снова прятаться за твоей юбкой! – возмутился Кай, но его оборвал Энрике:

– Не уподобляйтесь барону Наба, ваше высочество. Вам придется еще не раз разыгрывать эту партию и не раз прикрывать сестру там, где она не справится сама. Доблесть правителя не в том, чтобы лезть на передовую, забыв мозги в кармане, а в том, чтобы принимать неприятные, но необходимые решения для блага семьи и подданных.

– Ты зануда, – лишь вздохнул Кай.

– Как дохлая мышь, – кивнул Энрике и стряхнул несуществующую пылинку с обшлага своего черного капитанского мундира.

Кай с Зако хмыкнули и переглянулись, а Шу подумала: как только поговорит с Бертраном – непременно выяснит, при чем тут дохлые мыши. И конечно же, расскажет эту историю светлому шеру Люка, чтобы он мог ею гордиться. Ведь если бы не его рассказы, ей бы и в голову не пришел такой замечательный план!

Ох, боги, когда же наконец они встретятся? И она обязательно, непременно скажет ему «да»!