Эпилог

В тусклом свете лампы сгорбленная фигура Стуриона напоминала горгулью. Но стоило взглянуть в лицо торговца, и сходство улетучивалось. Перед Ашри был старик, полный печали.

– Ты уверена, что нет иного пути? – спросил бист, не особо ожидая ответа.

Ашри присела рядом, хотела было положить руку на плечо старика, но, передумав, опустила.

– Я не уверена, что и этот путь правильный.

Какое-то время они сидели в тишине. Лишь свеча в лампе изредка потрескивала, слизывая прилетавших на свет насекомых, да вскрикивали древесные лягушки, жившие в закрытом саду торговца.

– Как они?

– Спят. Знаешь, а я неплох в чтении книжек на ночь. – Стурион крякнул. – Дети есть дети, пока взрослые берегут их от взрослых проблем.

– Что читаешь им?

– Сказки и легенды Мэйтару. Там порою, правда, есть небольшой перебор. – Бист попытался подобрать слова, но бросил эту затею и сменил тему: – Кстати, твоя пернатая зверюга не вернулась.

– Наверное, улетел в Клыки. Надеюсь, ему хватит мозгов не возвращаться в Аббарр. А лучше ему совсем покинуть эти мертвые пески.

Опять повисла пауза, и тишину заполнили звуки ночи.

– Знаешь, почему Зурри получил свое имя? – заговорил старик. – Азуррит. Южнее Аббарра в пустыне Мэй лежит оазис Азур, где растет самая сладкая чавуки в мире. И тот, кто видел ее цветение, знает, что оазис этот не зеленый, как прочие, а синий, как небо. Тот, кто дал ему имя, явно видел Азур.

Ашри молчала.

– Ты ведь не можешь обещать, что вы вернетесь обратно?

Ашри покачала головой.

– И меня ты не желаешь брать?

– Нет смысла идти со мной. Вы больше пользы принесете, оставшись здесь.

– Что значит Ключ?

– Ину говорит, Ключ – то, без чего… без кого, – поправилась Ашри, – нам не пройти последние Врата. Белый Пес будет держать их открытыми, пока я не найду путь к логову Пожирателя и не верну заблудшие души.

– Он станет подношением Бездне? Это цена, которую нужно заплатить?

– Вэл Сту, я не знаю. Я не могу согласиться, но Совет не спрашивал моего согласия. – Ашри встала и обхватила голову. – Это неправильно! Если мы принесем в жертву невинного ребенка, мы перешагнем черту. Черту, что нельзя пересекать. Стоит найти оправдание один раз, и второй сделать это будет еще легче. Я не знаю, что делать. Я не могу заставить или попросить его. Мы не должны…

– Я пойду сам.

Ашри и Стурион обернулись: в дверях стоял Зурри. Они не заметили, как он вошел.

– Я пойду с вами, – повторил бистеныш таким обыденным тоном, словно речь шла о прогулке в купальни. – Вам не придется делать выбор. Это будет мое решение.

– Зурри, ты не понимаешь, о чем говоришь…

– Я понимаю, Вэл Стурион. Я понимаю, что могу умереть и что скорее всего так оно и будет. Но без меня у других не получится попытаться спасти уснувших. Вы же говорили, что я сообразительный, так что такую простую вещь сообразить могу.

– Зурри…

Маленький бист улыбнулся:

– А вдруг это – тот самый мир, в котором из всех возможных вариаций со мной ничего не случится, и я вернусь помогать вам раскладывать чавуки. Вы, кстати, заметили, что мой цвет кожи увеличил ваши продажи синих фруктов на кварту?

Ашри молчала. Она смотрела на индигового бистеныша, который все еще боялся неизвестности, но решился и взял на свои детские плечи груз ответственности. Стал добровольной жертвой и избавил их всех от тяжелого выбора. Что с этим миром? Почему дети становятся орудием в руках света и тьмы? И есть ли свет среди этих двух сторон, если мерила у них одни?

– Мы поищем другой путь! – не сдержалась Ашри.

– Но ведь Вэлла Ашри говорила, что это единственный! – Зурри сжал кулаки.

– Нам нужен бист Бездны, а ты – не он.

– Я знаю, что это лишь вопрос времени! – закричал Зурри. – Я все равно утрачу разум и память, так позвольте мне хоть что-то сделать до того, как я забуду себя и тех, кого люблю!

От крика синего биста задрожала посуда в шкафу. Горизонтальные зрачки сжались в ниточку, а глаза вспыхнули желтым огнем. По индиговой коже пробежали огненные искорки. Ваза лопнула, разлетевшись вдребезги, и все стихло. Зурри покачнулся и тряпичной куклой рухнул на пол. Стурион и Ашри переглянулись и бросились к малышу. Он был без сознания, недвижим, лишь тонкая струйка синей крови бежала из широкого носа.

* * *

Ашри заснула у постели Зурри. Казалось, лишь на мгновение закрыла глаза, а когда открыла, постель была пуста.

– Зурри, – тихонько позвала Ашри, оглядывая комнату.

Ашри вышла в коридор. В проеме входной двери вырисовывался маленький силуэт в белой ночной рубашке.

– Зурри? – Ашри осторожно приблизилась к малышу, который с кем-то разговаривал.

– Как ты мог допустить это? – Зурри сжал кулаки. – Ты все видел, за всем следил, но не помог. Только наблюдал!

Ашри удивленно посмотрела на синего малыша. Азуррит стоял на крыльце дома, смотрел в пустоту и яростно жестикулировал.

Девушка подошла и присела так, чтобы быть на равных.

– С кем ты говоришь, Зурри?

Он словно очнулся, непонимающе взглянул на нее и, смутившись, прижал большие уши.

– Я, наверное, спал. Мамауна говорила, что я иногда хожу во сне.

– Ты помнишь наш разговор? – осторожно спросила Ашри.

– Разговор? – Зурри нахмурился, но, похоже, приступ стер из его памяти произошедшее.

– Но если я забыл что-то важное, это не страшно, я вспомню. Я всегда вспоминаю наутро.

Ашри встала и протянула малышу руку:

– Пошли в дом.

На пороге, прежде чем закрыть дверь, она оглянулась. Мелькнувшие в темноте зеленые огоньки глаз напомнили Ашри, что наблюдатели действительно следят за ними, хотя, возможно, и не те, к кому обращался Азуррит.

Разлив по кружкам ароматный травяной взвар, Ашри села на софу. Зурри, обхватив обеими руками пузатую разноцветную чашку, устроился на стуле напротив.

– Простите, Вэлла Ашри, мне иногда кажется, что за нами кто-то наблюдает. Как незримый призрак. Смотрит, но молчит. За всеми нами. И за мной.

– Во-первых, зови меня просто Ашри, а во-вторых, возможно, ты и прав.

Азуррит округлил глаза.

– Ашри, а ты тоже чувствуешь их?

Девушка покачала головой:

– Не то чтобы, но я видела достаточно, чтобы понять: мир куда сложнее и больше, чем мы думаем. Но ты же сам рассказываешь сотни историй, в которых живут герои. Почему бы и нам не быть всего лишь героями чьей-то истории?

– Но почему тогда никто не спас Сиолу или Мамауну? Неужели их все устраивает? Или конфет зажали? – Зурри отставил пустую кружку и посмотрел на свои перепончатые руки. – А тот, кто создал меня… Почему он не сделал меня хоть чуточку красивее?

Ашри взглянула на маленького биста, поставила свою кружку на подлокотник и постучала ладошкой рядом с собой:

– Иди сюда. – Она обняла прильнувшего малыша. – Я тоже скучаю по ним. Но, может, наша история уже написана, и твои наблюдатели бессильны ее изменить. Как мы не можем менять легенды и события прошлого. А может, в одном из бесконечного множества миров не было Пожирателя, и Уна все так же растит детей в приюте, а ты и Сиола, счастливые, живете в новых семьях.

– В старых, – перебил Зурри и пояснил: – Может быть, в одном из бесконечного множества миров я, Сиола, Ньюр и Мьюр и остальные… все мы живем с настоящими родителями, которые не бросили нас. Ведь такое возможно?

Ашри закусила губу и погладила ребенка по бугристой голове:

– Конечно, возможно. Непременно.

– А может быть, наши семьи дружат, и иногда мы играем все вместе в парке у Павильона чудес… Если бы я только мог все изменить!

– Это было бы слишком опасно.

– Для меня? Я бы рискнул. Вдруг бы получилось. – Улыбаясь, Зурри устроился поудобнее и зевнул. – И даже не за конфеты.

Ночь давно накрыла бархатным одеялом пустыню, рассыпав золотые звезды. Песок, оставленный бурей, вымел ветер, и город готовился вновь вернуться к обычному ритму жизни – с первыми лучами на горизонте. Вместе с бурей закончился и комендантский час. Никто особо не придаст значения усилению стражи и тому, что теперь Башню Орму, вместо привычных каменных бистов, будут охранять наемники с глазами цвета Зеленого Пламени. Никто не узнает о вторжении куфов и цене, которую пришлось заплатить, чтобы сдержать их. И лишь десятку избранных будет известно о совете в Башне Силы, в ходе которого на плечи нескольких легла ответственность за многих.

Зурри спал, прижавшись к Ашри, изредка что-то бормоча во сне. Ашри разглядывала призрачный ночной потолок, пытаясь заглянуть в глаза невидимым наблюдателям, о которых говорил Зурри. Но чем пристальнее она всматривалась, тем глубже опускалась на самое дно единственно доступной каждому бездны – отчаяния. Невозможность изменить, починить и исправить гневом бессилия выжигала душу изнутри.

Она была уверена, что даже самая малая жизнь не могла быть принесена в жертву во имя благого дела. Нельзя на горе построить счастье, а на смертях – жизнь. И, лежа в темноте, Ашри пыталась найти выход. Ведь в одном из бесконечного множества миров он был. И вдруг – именно здесь и сейчас?

А еще Ашри знала, что есть одно, что связывает все миры: Бездна, первозданный хаос, межмирье с бесконечным множеством лабиринтов, прогрызенных в ткани бытия, как ходы дождевого червя. И нужно лишь попасть туда, и тогда можно попытаться исправить все. Переписать. Создать новый лучший мир с единственно правильной историей. Стоит лишь понять, как упорядочить хаос. Ведь однажды ей это удалось. Давным-давно. В прошлой жизни, о которой остались лишь крохотные обрывки воспоминаний.

И когда взойдет солнце, она отправится к Вратам, чтобы вернуть долги и спасти тех, кого еще можно спасти. А пока у нее остались лишь эти несколько часов до того, как все необратимо изменится. Тишина убаюкивала, от маленького биста шло тепло: его искра горела ярко, слишком ярко, чтобы остаться незамеченной. Ашри закрыла глаза, погружаясь в сон.

* * *

Фиолетовый мотылек летел в темноте, роняя еле заметные искры с крыльев. Вот в конце темной бесконечной бездны загорелась звезда. Она была крохотной, как дырочка от иглы в черном покрывале ночи. Чем ближе подлетал к ней мотылек, тем светлее становилось, пока звезда не превратилась в пламенный желтый цветок. Стоило мотыльку коснуться его, как крылья начали таять и осыпаться на раскрытый венчик лепестков. И там, где фиолетовое пламя касалось желтого, образовывалась тьма. Когда же мотылек исчез, погас и свет, остался лишь черный цветок.