Глава 2. Белая Лилия

– Значит, спускаешься, забираешь и обратно.

– А ты ждешь там, где условились, на своей «букашке».

– Учти, мой экран не продержится долго. Перебирай своими острыми коленками шустрее.

Эша приподняла бровь:

– У тебя все еще приступы папули? Или уже старческий маразм?

Пришла очередь Тордена продемонстрировать танец бровей.

– Не беси меня, малявка, иди уже.

Эша встала на борт «букашки» – так она называла миргу «Град», воздушную прогулочную капсулу Тордена, – раскинула руки, закрыла глаза и, наклонившись, упала за борт, прямо в золотистые облака.

Через мгновение вверх взмыл грифон. Издав пронзительный крик, он сделал круг и пошел на снижение.

– Позерша, – ухмыльнулся Торден вслед удаляющейся Эше и, прежде чем вернуться за штурвал, залюбовался кайрином. – Хорошо летит, зверюга!

Бист занял кресло пилота, поерзал и поднес ладонь механической руки к пучку пульсирующих проводков, похожих на длинные усики. Усики почувствовали его, развернулись, засветились сильнее и стали вытягиваться.

«Каждый раз как в первый», – подумал Торден.

Вдох, выдох, синхронизация. Нити имбиру, древесного симбиота с Архипелага, обвили энергоруку, пронзили иглами боли, пройдя импульсом до самого предплечья и впившись в живую плоть.

Всего лишь мгновение в яркой вспышке, и вот Торден чувствовал каждый сантиметр поверхности миргу. Синхронизация прошла успешно. Бист стал единым целым с этим маленьким яйцеобразным корабликом. Интересно, что чувствует грифон, в котором эти нити пульсируют постоянно?

Второй рукой Торден по привычке держал штурвал. Бист ослабил хватку и любовно погладил дерево. Великаньи деревья, выращенные над рубиновыми жилами, впитывали в себя энергию кристаллов. В последней войне все они были пущены на постройку летающих кораблей и осадных машин. Этого малыша Торден собрал, наткнувшись однажды на могилу имперского корабля. Его осколки унесло в один из гротов скелета Силурии – скальных колец, напоминающих с воздуха рифы, что остались после подъема Парящих Островов в небо. Узкие каменные полоски, словно сеть, до сих пор не были изучены. Их называли «корни», «скелет», «подошва» Силурии. Официально это была территория элвингов, но кому нужна земля без земли?

С воздуха они казались лишь каменными мостиками, сплетенными над океаном в причудливое кружево. А стоило спуститься под воду, и дух захватывало от «корней» Силурии, что уходили отвесами черных скал, теряясь в глубине океана. И вот тут можно было найти пещеры, что иногда выводили в гроты и пустоты с воздушным пузырем. О «корнях» ходило немало легенд: от древних кладов и затопленных рубиновых жил до ужасных монстров и проходе в мир легендарной цивилизации морвингов. Исследуя «корни», Торден не встретил монстров, но обнаружил каменные чаши на поверхности, что наполнялись водой во время приливов, а отлив иногда обнажал их дно, вознаграждая терпеливых искателей сокровищ.

В одном из таких скрытых гротов Торден нашел разбитый корабль. За годы от него мало что осталось. Бист не обнаружил ни одного тела, даже скелетов. Это было странно, но с другой стороны… Раз не было павших, то не было и причин сообщать о находке властям.

Годной обшивки хватило лишь на пару капсул – «Град» и «Рорх» – и починку «Молниеносного», которого изрядно потрепали на последней Регате.

Но интереснее и ценнее была другая находка – судовой журнал с неизвестного корабля. И в последнее время Торден все чаще подумывал о том, чтобы обратиться к Эше и вместе расшифровать то, что там написано. Пожалуй, так он и сделает. Но это после, а сейчас стоит поработать, чтобы потом хорошенько отдохнуть.

Торден опустил купол «букашки», накрыв палубу и превратив миргу в огромное яйцо с крыльями.

– Полетели, «Град», – произнес бист и мысленно задал курс.

Капсула сделала маневр и шмыгнула к Клыкам, миновав посты, ушла к морю. Там, упав на воду, она залегла в дрейф, ожидая багряного часа.

* * *

Все шло по плану. Эша без труда нашла Фрави у Стуриона.

– Доброго дня и доброй торговли, – улыбнулась она старому бисту и лисенку.

– О, да это же Вэлла Ашри, – расхохотался бист. – Скучала по моим фруктам? Таких сладких и свежих не найти нигде, кроме как у торговца Стуриона.

Фрави же стоял, разинув рот. И удивление его было вызвано вовсе не появлением элвинг, а зверем, что сидел на крыше ближайшего дома.

Стурион тоже заметил грифона.

– Навели же вы шума, птички, – снова расхохотался бист и протянул Эше яблоко.

– Благодарю, Вэл Сту. Признаться, я скучала по Аббарру.

– Так возвращайся! В Аббарре прошлое не настигает, если сам того не желаешь. И кайрину твоему клюворылому найдется место. Погляжу, так он уже получил жетон на вход, подозрительно похожий на те, что носят караванщики.

– Еще когда уходила, оформила по купчей, – импровизировала Эша. – Какой дали, такой и носим.

Элвинг рассмеялась и посмотрела на лисенка:

– Смотрю, ты подрос, Фрави.

Фирменная гекконская улыбка расползалась от уха до уха. Паренек был до ужаса рад старым знакомым. Грифон спрыгнул и размеренной походкой ленивой кошки подошел к Эше.

– Это надо же! – Аллати обежал вокруг Сварга несколько раз. – Вот это да! Красавец!

Его восторг было легко понять: год назад грифон еле держался на лапах и напоминал живой труп. А сейчас перья и шерсть сияли лунной сталью, глаза блестели, а главное – вместо уродливого обрубка было механическое крыло. По тонким крепким спицам пульсировали ленточки света, черная кожа на деле оказалась пластинами гибкого и прочного металла. Такое крыло не только держало зверя в воздухе, но и при ударе легко могло рассечь плоть противника.

– Ух ты! – издал очередной восторженный вопль Фрави. – Как вы такое крыло сделали? О, да тут энергоблоки!

Сварг опустил механическое крыло, чтобы лисенку удобнее было разглядывать.

«Я чувствую себя почти как на арене», – заворчал Сварг у Эши в голове.

«Признайся, тебе нравится ТАКОЕ внимание», – так же мысленно ответила Эша.

«Знаешь, мне немного обидно, что основное внимание протезу».

«Ты ворчишь, как Торден. Он тебя покусал, что ли, пока крыло наращивал?»

Вокруг собиралось все больше зевак. Может, среди них даже были те, кто делал ставки на боях грифона, или те, кто год назад видел, как изможденный зверь выходит из Павильона Смерти. Интересно, узнали они его сейчас?

– Ашри, – прокатился шепот по толпе.

«Узнали, – довольно отметила Эша. – Нас обоих».

«Признайся, тебе нравится ТАКОЕ внимание», – вернул ей ее же слова Сварг.

Элвинг погладила грифона.

«Готов, вредина?» – мысленно спросила она.

Сварг прищурился и легонько боднул клювом Фрави. Парнишка захохотал:

– Чего это он?

Грифон боднул еще раз и подставил шею.

– Это он меня полетать зовет? – Лисенок вытаращил глаза.

– Ага, давай смелее, – подбодрила его Эша.

Фрави переминался с ноги на ногу и все так же забавно прижимал к груди ладони, как год назад. И все так же на его руках были потертые перчатки, чтобы скрыть гекконью наследственность.

– Тебя подсадить или сам справишься? – Эша хитро улыбнулась.

Фрави набрался решимости, сжал кулаки, шагнул ближе и проворно забрался на грифона.

– У тебя прямо талант наездника грифонов, – улыбнулась Эша. – И я рекомендую снять перчатки, чтобы крепче ухватиться.

Фрави стал пунцовым, как яблоки Стуриона.

– Если упадешь и разобьешься, то сам будешь виноват, – серьезным тоном произнесла элвинг.

– Понял, – лисенок закивал так, что уши забились, как паруса на ветру, и послушно стянул перчатки.

– Тогда давай держись крепче и лети выше неба!

«Ты знаешь, что делать, – мысленно добавила она Сваргу. – Пусть на тебя смотрит весь город».

Грифон издал громкий крик, захлопал крыльями и, оттолкнувшись от земли, устремился в небо. Толпа, ахнув как единое существо, устремила десятки глаз в небо. Все внимание было приковано к прекрасному крылатому зверю с мальчишкой на спине, которые парили в бледном пустынном небе.

* * *

Пока Сварг выполнял отвлекающий маневр и кружил над Аббарром с Фрави на спине, вызывая восторг и зависть всех детей и некоторых взрослых, Эша добралась до центральной площади. Она не могла отказать себе в удовольствии, задрав голову, полюбоваться на Башню Правителя и установленный на ней Хронометр. Магия и технология сплеталась в этом устройстве, но были в нем еще любовь мастеров к своему делу, свобода воплощения, страсть к пустыне и смелое желание покорить все стихии… И несколько сотен рубинов, что сияли огнем на солнце. Говорили, что сердце механизма – особый камень, размером с яблоко, и мощь его способна поднять в небо целый город.

«Когда-нибудь я взгляну на вас изнутри», – подумала Эша и нырнула в утопающие в зелени сады, окружавшие башню.

Сварг отлично справлялся – даже охрана посматривала в небо. Без особых трудностей Эша пробралась в оранжерею. Признаться, она думала, что сделать это будет куда как сложнее, но, видимо, одно имя Орму внушало ужас, почтение и еще что-то, что держало любопытных, воришек и врагов подальше от резиденции. А пару-тройку каменных бистов – излюбленных телохранителей-увальней Черного Цветка – было легко обойти. Главное, не наткнуться на их секиры.

Оранжерея примыкала к башне с востока. Забавно, что она находилась на той же прямой, что и Последняя Дорога на некрополь. Вкладывали ли в это некий символизм строители?

Проскользнув в дверь, элвинг очутилась в оазисе, нет, даже больше – в сказочном месте, пронизанном магией и чудесами. Кроме разнообразных растений, парящих бабочек и шныряющих ящерок Эша уловила звук воды, прошла мимо нескольких мраморных чаш с плавающими золотыми рыбками. Если коллекция Узурпатора была словно выточена изо льда – от животных-альбиносов до белых деревьев и белых мраморных валунов, – то тут словно радуга рассыпалась на миллион частей: экзотические цветы росли из земли, опутывали деревья, летали в воздухе и плескались в воде.

Эша напрягла слух и осторожно пошла вглубь, осматриваясь, фиксируя любую мелочь. Она перешла через резной мостик, на мгновение засмотревшись на синих змееподобных рыбок, устроивших чехарду с упавшим в воду листочком.

«Ты тут не на экскурсии», – одернула себя Эша и углубилась в сад.

Пройдя несколько мостиков, она наконец-то нашла, что искала.

Должно быть, это был центр оранжереи. Все дорожки сходились к огромной клумбе, полной пышных белых цветов. Прямо над ней располагался стеклянный купол. Предзакатный солнечный свет играл на лепестках лилий, и среди них, как в облаках, сидела изящная девушка. Золотые длинные волосы и заостренные уши свидетельствовали о принадлежности к древнему роду элвингов. Слухи о красоте наложницы Орму не врали: она и впрямь была великолепна.

– Они гибнут в этом климате, – сказала девушка, срезая увядший бутон.

– Силурийские лилии цветут всего день, Парме Илламиль, – сказала Эша. – И вы это отлично знаете.

– Мы знакомы?

Илламиль встала, расправив складки белоснежного, полупрозрачного платья, державшегося на золотых застежках с изумрудами. Камни были точно подобраны в цвет ее глаз.

– Можно и так сказать. – Эша пыталась говорить мягче, но стальные нотки то и дело проскакивали в ее голосе.

В один прекрасный миг безликая высшая элвинг из Силурии – причина всех ее бед – обрела плоть и голос. Как же долго – слишком долго! – Эша копила комок ненависти к той, кого ни разу не видела. Сколько раз она представляла, как отомстит ей за всю причиненную, нет, испытанную боль. За всех, кто погиб из-за нее. И вот Парме Илламиль, единственная дочь сенатора Силурии, перед ней. Кровь от крови элвинга, что отдал распоряжение об аресте Эши и Рэда, а потом продал их Империи. Вот она, среди цветов-однодневок, всего лишь в паре шагов. Как долго Эша представляла эту встречу, а когда она произошла, то внутри ничего не осталось. Только пустота. Словно клубок ненависти исчез, но та дыра, что он успел выесть, осталась.

Илламиль внимательно смотрела на Эшу и словно чего-то ждала. Изумрудные глаза наложницы были печальны.

– Когда-то давно силурийские лилии росли повсеместно на Парящих Островах. Там, где шли жилы рубиновых руд, они горели алым огнем и никогда не вяли. А там, где земля была пуста, – лилии были белые, как облака, и таяли так же быстро. Мой отец владел шахтами и назвал меня в честь алых цветов – Илламиль, или «лилия».

Парме отвернулась, чтобы срезать очередной мертвый бутон.

– Мне было десять, когда цветы на последней отцовской шахте побелели. Я застала его в кабинете. Он сидел, склонившись над бумагами. Глаза впали, волосы растрепались, рядом пустая бутылка, которую он хранил для особого случая со дня своей свадьбы. Он словно постарел на век. Словно он жил только благодаря красной энергии. Перед ним на куче бумаг лежала абсолютно белая лилия. Он поднял взгляд на меня и произнес: «Теперь у нас осталось только небо».

Илламиль подошла к Эше. На ходу она касалась руками цветов, и мертвые лепестки осыпались пеплом на землю.

– Существует легенда, что среди тысячи белых лилий рождается одна, в чьем соцветии растет багряный камень. И если этот камень опустить в землю, то от него пойдет новая жила, и тысячи алых лилий вновь взметнутся вверх.

Эша посмотрела на хронометр на руке – до багряного часа оставалось меньше кварты.

– Нам лучше поторопиться, Парме Илламиль. Следуйте за мной.

Эша сделала пару шагов, прежде чем поняла, что златокудрая элвинг не сдвинулась с места.

– Почему вы не идете?

– Куда?

– Домой.

– У меня больше нет дома.

Эша вернулась к Илламиль, хотела взять ее за руку, но передумала.

– Мы отвезем вас в Силурию, к отцу.

Казалось, взгляд Илламиль стал еще грустнее:

– Я не могу вернуться. Теперь я принадлежу правителю Мэйтару – Вэл Тар Орму, будет он славен в веках.

Илламиль повернулась спиной, отодвинула волосы, обнажив шею. На светлой, словно фарфоровой, коже черной меткой горел цветок Аббарра – клеймо, которое получают все наложницы.

– Это не столь важно. Его не видно, а специально никто проверять не станет. Ваш отец…

– Мой отец никогда не примет меня, – печально усмехнулась Илламиль.

– Я не понимаю, – начала было Эша, но Парме перебила ее:

– Я благодарна за заботу. Правда, мне очень приятно, что кто-то вспомнил обо мне. – Илламиль сделала паузу. – О той, кем я была. Но теперь я принадлежу Аббарру.

Эша все еще стояла, не зная, что ответить, когда по дорожке из ракушечника пронесся маленький смерч и, врезавшись в Илламиль, зарылся в ее юбки.

– Мама, мама, я видел глифона, настоящего живого. Пледставляешь? В небе Абблла! И на нем был мальчик! Пледставляешь? А когда я стану сталше, я тоже смогу летать на глифоне?

Ребенок пытливым горящим взглядом ярко-алых глаз посмотрел на мать.

– Конечно, мой милый Рибу, когда ты подрастешь, ты сможешь все.

Маленький бист прижался к элвинг, продолжая с восторгом лопотать об увиденном, а Илламиль гладила его непокорные волосы, сквозь которые торчали маленькие рожки, и улыбалась.

Когда она взглянула на Эшу, то в ее глазах были любовь и легкая грусть. «Рибу» – так называли рубины в пустыне. Эша перевела взгляд с матери на ребенка, хотела что-то сказать, но передумала и, развернувшись, зашагала прочь. Второй раз за сегодня у нее не нашлось подходящих слов.

– Постойте, – окликнула ее Парме.

Эша остановилась.

– Спасибо, Вэлла Ашри, и пусть песок не обожжет твой след.

Эша, не оборачиваясь, кивнула и покинула оранжерею.

* * *

Торден правил миргу к морю. Бист был не в духе. Эша сидела рядом, скрестив руки на груди и нахмурив брови.

– Ты говорила, дело выгорит, и мы не просто срубим «драконов» с напыщенного силурийского индюка, но еще и героями будем.

– Она не могла вернуться. Ей действительно было некуда возвращаться. Не могла же я ее силой увести?

– Да, понятно. У высших совсем крыша едет на чистоте крови, – забурчал Торден. – Так она хотя бы останется на родовом древе. А вернись с бистенышем, так ее имя вымарают из всех хроник, и Илламиль исчезнет навсегда. Остроухие снобы!

– Эээээ, уши не трогай! – возмутилась Эша.

– Да твои хоть растут под другим углом. – Торден окинул быстрым взглядом Эшу. – И цвет у тебя слишком экзотичный, а про глаза так совсем молчу. Так что ты скорее бист, чем элвинг.

– Я вроде никогда и не стремилась к высокой знати.

– Ха! С твоим характером ты б сошла за свою, но манеры вот подкачали! – Торден загоготал, как всегда, довольный своей шуткой.

Но Эша сидела молча. Бист удивленно взглянул на нее.

– Обиделась, что ли? – осторожно спросил он.

– Думаешь, она счастлива?

– Не знаю, Эша, – голос Тордена стал серьезен. – Счастье – странная субстанция. Иногда мне кажется, что оно живет только в прошлом, когда уже ушло. Но, возможно, девица смирилась, расслабилась и нашла плюсы в новой жизни. Переродилась, так скажем, адаптировалась ради выживания.

– Ее ребенку года два, – задумчиво произнесла Эша, – не больше. А исчезла она больше четырех лет назад.

– Интересно, что с ней произошло, – хмыкнул Торден. – До того, как она стала любимой женой. Наверное, никогда не узнаем.

– Может, оно и к лучшему, – ответила Эша.

Какое-то время они молчали, думая каждый о своем.

– А его куда? – буркнул Торден и кивнул на спящего в углу Фрави.

– В идеале в академию Силурии.

– Шутишь? В самую пафосную школу снобов? Да они сожрут грязнокровку и даже не подавятся.

– Тех, кто выжил в Аббарре, так просто не съешь.

– Эх, Эша, снобизм богатеньких ублюдков в разы хуже самых темных закоулков Аббарра. В Академии важнее не кто ты, а какая в тебе кровь. А в этом парнишке она хоть и горячая, но не голубая. Они даже породистых аллати гнобят, а тут…

– Ты говоришь так, словно сам там учился.

– Я вырос на острове механиков. Там хотя бы ценили не аристократичные зады, а зоркий глаз, острый ум и ловкие руки.

– Его мечта – быть наездником на грифоне, а Академия – единственное место, где можно воплотить эту мечту.

Торден хмыкнул:

– В Аббарре благодаря своим лапам он мог бы устроиться мойщиком башенных окон, найти какую-нибудь симпатичную грязнокровочку, родить бистиков… А в Силурии? Он не протянет и полгода, эти же свои лапы на себя и наложит.

– Говори тише. Не хватало еще, чтобы Фрави услышал твои «мотивационные речи». Он на своей шкуре знает все прелести грязной крови.

– Ой, да спит он, пушкой не разбудишь.

Тут миргу покачнулся – что-то упало на крышу капсулы. Торден согнулся, словно сам получил дубиной по спине – побочная сторона синхронизации. Кораблик повело, накренило, но бист, прошипев пару проклятий, быстро выровнял курс.

– Скажи своей курице не плюхаться на крышу, – рыкнул он Эше. – Пусть сам летит, не филонит. Крыло я ему на что сделал?

– Сам ты курица, – вздернула бровь Эша, уперев руки в бока. – А Сварг, между прочим, считает Фрави другом.

– Так ты еще и ябедничаешь ментально этому клюворылу?

Миргу снова покачнулся, и морда Сварга свесилась с крыши, заглянув через лобовое стекло.

Торден издал рык отчаяния:

– Из-за вас у меня сплошные убытки. Если он поцарапает обшивку, я продам его обратно на Арену.

Эша закатила глаза и скрестила руки на груди:

– Ну, возьми Фрави юнгой к себе. Он шустрый и работящий. А будешь в Силурии, высадишь у Академии.

– Мне чужих на «Молниеносном» не надо! У меня даже корабельного филина нет, сам справляюсь! А ты двуногого хочешь подсунуть! Ребенка! Ест много, шумит, не пьет, по кабакам не ходит… Смерти моей хочешь? И так не даешь пожить спокойно.

– Без меня ты бы давно заржавел от скуки.

– Да какая скука! Кстати, у меня есть одно дельце к тебе… Тебе точно понравится! Из самых «корней» Силурии!

Фрави давно проснулся и лежал, свернувшись калачиком, слушая препирательства Эши и этого странного биста с механической рукой. Глаза предательски защипало: ведь то, что говорил Торден, было правдой. Но даже если так и у него ничего не получится в Академии, он будет меньше жалеть о провале, чем если даже не попытается поступить. Лисенок стиснул зубы, сжал кулаки и постарался не заплакать. Ведь в Силурии говорить ему будут вещи и похуже, и не только за спиной, но и в лицо.

* * *

Илламиль любовалась искрящимися прожилками открывающихся бутонов. Одна за другой расцветали новые лилии. Земля под ними была усеяна мертвыми лепестками вчерашних цветов. Рибу сопел на развилке росшего недалеко кряжистого низкого дерева.

«Как иногда странно сплетает нити Судьба», – думала Илламиль. В своих несчастьях она столько лет винила неизвестную девочку, которую должны были обменять на ее свободу. И вот, накануне сделки, все перевернулось в одно мгновение. Девочка исчезла, а ее, дочь сенатора, выставили как животное на торги. Элвинги в Аббарре ценились высоко – чем знатнее, тем дороже. И за нее платили рубинами. Отец был бы впечатлен, узнав, сколько рубинов принесла Белая Лилия Илламиль своим хозяевам.

Каждый раз, когда ее тело продавалось, душа ненавидела безликую элвинг, и тьма росла, кормясь болью и обидой. За каждого биста, что владел ею, за каждый лепесток цветка, что выбит на ее шее, она злилась на эту неизвестную девочку все сильнее.

И вот сегодня она увидела ее – ту, которую когда-то ненавидела больше всего на свете. Вот только внутри уже не было тьмы, лишь легкая тоска по тому, что могло бы быть, но не случилось. И она увидела такую же пустоту в глазах незнакомки.

У Илламиль был Рибу, она была признательна Орму, что выкупил ее и дал свободу. Он любил ее, и она со временем по-своему полюбила сурового биста. Она не сказала гостье, что уже давно могла уйти и вернуться в Силурию. Но ее дом был тут.

Парме улыбнулась, дотронувшись до очередного раскрывающего лепестки бутона, и ахнула: в самом центре пульсировал алый камень. По прожилкам прошла красная искра – словно кровь по венам, – и лепестки налились багрянцем.

Слезы скользнули из изумрудных глаз элвинг.

Она не заметила, как пришел Вэл Тар Орму.

Он подхватил сына как пушинку и, подойдя, обнял Парме.

Рибу потянулся, потер кулачками глаза и сонно проговорил:

– Мама, ты плачешь? Смотли, папа плишел. Мы накажем всех, кто тебя обидел.

Правитель Аббарра, самый влиятельный бист пустыни Мэй, а возможно и всего мира, наклонился и поцеловал свою любимую жену в макушку. Его взгляд был полон нежности и заботы, которых не видел никто, кроме Илламиль и Рибу.

Парме прижалась к Вэл Тар Орму и сыну, а слезы все продолжали течь, и вместе с ними из прекрасных изумрудных глаз Илламиль уходила печаль. И с последней слезинкой Белая Лилия поняла, что она счастлива, здесь и сейчас, прямо в этот самый момент.