8

Публичность

Научное исследование нельзя считать завершенным, пока его результаты не опубликованы. Среди представителей естественных наук почти всегда публикация означает статью, написанную для научного журнала, тогда как гуманитарии нередко представляют результаты своих изысканий в виде книг. Вообще, «естественники» столь редко выпускают книги, что старомодные гуманитарии, которых вполне еще можно повстречать в колледжах Оксфорда и Кембриджа, порой высказывают публичные сомнения в их научной плодовитости и прилюдно задаются вопросом, на что на самом деле тратятся долгие лабораторные часы – уж не на хобби ли или на какие-то развлечения?

Выступление с докладом перед ученым сообществом – тоже форма презентации результатов, но она считается промежуточной по отношению к публикации статьи. На каком-то этапе работы молодому ученому неизбежно придется делать доклад – впрочем, не раньше, чем он изложит свои идеи и наработки в кругу друзей, скажем, на факультетском семинаре. Такое обсуждение обыкновенно проходит в дружеской обстановке, а вот доклад перед сообществом требует определенной подготовки. Ни при каких обстоятельствах не следует зачитывать доклад по бумаге! Для аудитории нет ничего отвратительнее монотонного чтения; это верный способ спровоцировать разочарование и недовольство. Поглядывайте в заметки, но не читайте; если решите выступать без заметок, помните, что это в какой-то степени показное, и у слушателей складывается впечатление (быть может, вполне обоснованное), что выступающий повторяет одно и то же в который уже раз. Заметки должны быть короткими и ни в коем случае не содержать длинных отрывков в стиле классической прозы. Если ряда таких заметок недостаточно для того, чтобы подстегнуть выступающего, значит, следует тщательно продумать и озвучить себе тезисы доклада (не обязательно вслух), пока не возникнет надежная связь между заметками и содержанием доклада. Я сам довольно быстро обнаружил, что существенно помогают дополнительные пометки (например, «ЭТО НУЖНО РАЗЪЯСНИТЬ») в сценарии выступления; такие пометки побуждают докладчика выражаться яснее.

Обильный словесный поток может показаться выступающему доказательством того, что он провел блестящую презентацию, но в действительности аудитория, скорее всего, сочтет его пустомелей. Думаю, Полоний рекомендовал бы взвешенное, краткое, но емкое выступление с легким налетом серьезности. Кроме того, постарайтесь не выглядеть занудой. Ученый, который в свободное время читает лекции школьникам, практически мгновенно понимает, удалось ему «зацепить» аудиторию или нет. Дети и так не в состоянии сидеть спокойно, а если им скучно, они принимаются ерзать пуще прежнего, и докладчику даже может показаться в какой-то момент, что он обращается к многочисленной группе мышей; но если ребятишкам и вправду интересно, они слушают жадно и сидят ровно.

Занудным я назову не только того, кто склонен к велеречивости или занимается исследованиями, скучными по своей природе, но и того, кто склонен вдаваться в мельчайшие и ненужные технические подробности. Иногда крайне разумно и полезно избавить слушателей от необходимости вникать в такие подробности. Если же подробности важны, если аудитория на самом деле желает знать, в каком порядке докладчик растворял различные компоненты тестового биологического образца, об этом спросят сразу после выступления – или поинтересуются в частной беседе.

По возможности следует отдавать предпочтение графической доске или экрану, а не слайдам; мне довелось председательствовать на множестве чрезвычайно успешных мероприятий, где запрещались и слайды, и официальные отчеты. Конечно, бывают исключения: если обсуждается, к примеру, форма конкретной кривой или конкретного семейства кривых – или перечисляются числовые параметры показателей радиоактивности. Но очень часто слайды оказываются лишними; если взаимоотношение между переменными является линейным (допустим, простая пропорция), скажите об этом – и все. Если аудитория не поверит докладчику на слово, то она не поверит и слайдам. А вот если из зала станут оспаривать выводы доклада, тогда действительно можно попросить техника: «Покажите, пожалуйста, слайд номер семь», – и все увидят воочию, что отношение между параметрами действительно линейное.

Длина доклада требует пристального внимания. Выступающим нужно следовать принципу, едва ли не ньютоновскому по своей природе (по-моему, впервые его сформулировали, независимо друг от друга, мы с доктором Робертом Гудом): если есть что сказать, говорите кратко; лишь тот, кому сказать нечего, все болтает и болтает, будто не может остановиться.

Среди многочисленных чудовищ научной фантастики наибольший страх – во всяком случае, на научных конференциях – вызывает Борон. Кстати, нет, пожалуй, более надежного способа обзавестись заклятыми врагами, чем отнимать время у следующего докладчика (но это вряд ли случится, если ведущий собрания не задремлет в своем кресле).

Даже опытнейшие докладчики немного нервничают перед выступлением, и это очень хорошо и полезно, поскольку нервозность служит залогом удачного выступления. Слушатели не слишком-то радуются, когда докладчик принимается шарить по карманам в поисках мятой бумажки и сообщает (так было однажды с Дж. Б. Холдейном): «Знаете, по дороге сюда я все думал, что бы вам сказать…» Намного лучше аудитория реагирует, когда чувствует, что докладчик и правда готовился к выступлению. Но слайдов, на которых присутствуют отпечатки пальцев докладчика или иные помарки, следует всемерно избегать.

С точки зрения самодисциплины, труднее всего научиться сохранять хладнокровие, когда случается что-то, нарушающее запланированный ход выступления. Аудитория будет снисходительнее к тому докладчику, который теряет мысль, путается в слайдах или даже спотыкается на сцене, чем к тому, кто, как кажется слушателям, не проявляет к ним должного уважения.

Довольно скоро после серьезной болезни, которая сильно ослабила мое зрение и фактически лишила меня одной руки, я, увы, безнадежно перепутал свои заметки на выступлении перед многолюдной аудиторией. Моя супруга в итоге поднялась на сцену, чтобы мне помочь, а аудитория, страдавшая молча, как подобает воспитанным людям, одобрительно загудела, когда услышала через динамики: «Ничего страшного, просто страница пять идет за страницей четыре».

В Великобритании Институт инженеров электротехники опубликовал замечательную книгу под названием «В помощь докладчику», где, в частности, выступающему рекомендуется «расставить ноги на 400 миллиметров, чтобы на сцене не била дрожь». Инструкция забавна отнюдь не потому, что электротехники особо подвержены дрожи на сцене, а потому, что приводит точные цифровые значения – как если бы некие эксперименты показали, что расстояние в 350 или 450 миллиметров между стопами провоцирует конвульсии.

При выступлении ученому надлежит вести себя так, как, по его представлениям, должны вести себя все прочие. Известен непоколебимый закон природы: лекторы всегда замечают в зале зевающую публику, и такие откровенные зевки, разумеется, лишают выступающего всякого присутствия духа. Это же касается любых других поступков, способных отвлечь выступающего (не исключено, что подобные действия могут совершаться преднамеренно), – громкого перешептывания, нарочитых взглядов на часы, смешков, когда ничего смешного сказано не было, медленного и печального качания головой и т. д. Тем слушателям, которые считаются экспертами в области, которой посвящен доклад, стоит заблаговременно подготовиться к возможности того, что ведущий заседания повернется к кому-то из них и скажет: «Доктор Такой-то, у нас осталось время на обсуждение, не хотите ли поделиться своими соображениями?» Будет попросту нелепо, если человек, к которому обратились с такой просьбой, ответит: «Боюсь, я не смогу – проспал весь доклад». А если он всего-навсего спросит докладчика: «Каким, по вашему мнению, должен быть следующий шаг в ваших исследованиях?» – аудитория примет как данность, что он не слушал выступление. По правде говоря, в залах, где читаются доклады, нередко бывает душно, и это обстоятельство провоцирует сонливость, что также следует учитывать и не торопиться объявлять конкретный доклад скучным.

Если слушатели и вправду засыпают в ходе доклада, выступающему остается утешаться мыслью, что нет на свете сна более освежающего, чем сон на лекциях, к которому нас столь усердно и настойчиво влечет Морфей. С точки зрения физиологии поистине поразительно, сколь быстро всякие признаки утомления, вызванного недостатком сна или затянувшейся лабораторной процедурой, исчезают после короткой дремы протяженностью всего несколько минут и даже секунд.

Написание статьи

Все обилие лекций, семинаров и прочих форм вербальной коммуникации не идет в сравнение с публикацией статьи в научном журнале. Но хорошо известно, что сам процесс написания статьи повергает ученого в уныние и тоску и заставляет отвлекаться на различные посторонние занятия – ставить бессодержательные эксперименты, подбирать лишенный функциональности и ненужный справочный аппарат и даже, в предельных случаях, посещать заседания всяких комитетов («Если я не буду время от времени бывать на заседаниях комитета общественной безопасности, все решат, что я вор»). Традиционно нежелание ученых писать статьи объясняют тем, что приходится частично жертвовать текущими исследованиями, но истинная причина заключается в том, что написание статьи – написание вообще чего угодно, даже мольбы о выделении средств, дабы лаборатория оставалась на плаву – представляет собой настоящее испытание для ученого (мы-то знаем, что не слишком хороши в этом и не преуспели в освоении этого навыка).

Принято думать, что ученые обладают некоей врожденной способностью к написанию статей – ведь они прочитали столько статей других! (Точно также, от молодых преподавателей принято ожидать умения читать лекции – ведь они столько их прослушали в бытность студентами!)

Пусть меня обвинят в неуважении к профессии, но я скажу прямо: большинство ученых не понимает, как надо писать статьи. Если только стилистика не выдает l’homme meme, научные статьи производят впечатление, что их авторы ненавидят писать и торопились поскорее отделаться от этой необходимости. Единственный способ научиться писать состоит прежде всего в том, чтобы читать как можно больше, изучать качественные образцы – и практиковаться. Причем я не имею в виду ту практику, к которой обыкновенно принуждают юных пианистов. Нет, речь о том, чтобы откликаться и писать всякий раз, когда журналы просят статьи, а не придумывать оправдания для отказа; писать и переписывать до тех пор, пока содержание материала не окажется понятным для постороннего и пока не выработается стиль – пусть не литературный, но хотя бы не прежнее топорное, неудобоваримое изложение. Хороший стилист никогда не создаст у читателя впечатление, будто тому приходится ступать босыми ногами по битому стеклу или брести по грязи. Кроме того, следует учиться писать как можно естественнее – образно выражаясь, не надевать выходной костюм каждый день, но при этом не рядиться в обноски уличной речи; писать нужно так, как ты отвечаешь на вопрос главы факультета или иной начальствующей персоны, которая интересуется ходом твоих исследований.

Разумеется, никакое количество запретов не породит положительного результата, но все же перечислю практики, которых определенно стоит избегать. В частности, из немецкого языка в американский английский проникла практика употребления отглагольных существительных, и порой их даже, так сказать, нанизывают друг на друга, производя на свет чудовищное нагромождение, грозящее вот-вот развалиться. Опытный лингвист (правда, известный любитель преувеличивать) поведал мне однажды, что в немецком имеется одно громоздкое существительное, заменяющее нашу фразу «вдова человека, который продавал билеты со скидкой на посещение зоопарка по воскресеньям». Это, конечно, байка, но она отлично иллюстрирует мой посыл, и, пусть мне самому, хвала Небесам, не попадались фразы вроде «vegetable oil polyunsaturated fatty acid guinea pig skin delayed type hypersensitivity reaction properties», должен признать, что порой встречаю в научных статьях лишь чуть менее пугающие словесные конструкции. Именно поэтому многие редакторы журналов сознательно ограничивают длину статей, и ученый, способный употребить одно слово взамен целого десятка, наверняка будет ими обласкан.

Другое важное правило (важное как минимум для медицинских специалистов) заключается в том, что нельзя упоминать об инфицировании мышей, крыс или иных лабораторных животных. К слову, найдется мало игл, достаточно крупных для того, чтобы инфицировать мышей. («Мышей инфицировали кроличьим сывороточным альбумином в сочетании с адьювантом Фрейнда» – читаем мы в статье и сразу слышим голос возмущенной общественности: «Да разве так можно?!») Допускается делать мышам инъекции или вводить какие-то препараты. Скажете, я придираюсь? Быть может, и да, однако изобилие подобных стилистических погрешностей в тексте статьи, сколь угодно внятной и значимой, создает ощущение неряшливости. Также следует по возможности отказываться от клишированных словосочетаний («роль, которую играют адренокортикальные гормоны в обеспечении иммунитета»); почему бы не написать просто: «Адренокортикальные гормоны влияют на…»? Еще обращайте внимание на предлоги и предложные обороты: регулирование электролитов в теле осуществляется надпочечниками, а не при посредстве надпочечников, и мы терпимы (или нетерпимы) к ошибкам, а не в ошибках вкуса – и т. д.

Будем помнить и о том, что стилистически правильная статья по теме всегда окажется короче стилистически неверной. Кто, кроме Уинстона Черчилля, мог сказать столько всего несколькими словами, воспроизводя замечание милорда Бэкона в адрес своего амбициозного политического соперника: «Он ведет себя как обезьяна – чем выше забирается, тем больше показывает зад».

Но если молодой ученый хочет следовать образцам для подражания, кому и в чем ему подражать? Тут подойдет любой технически искушенный автор, особенно тот, кем восхищается публика и кого она готова читать. Вдобавок отлично годится беллетристика и прочая «неспециальная» литература: скажем, Бернард Шоу замечательно составлял предложения, а некоторые пассажи Конгрива удивительно хороши; но прежде всего я советую изучать творчество тех, кто пытался объяснить нечто непонятное и донести свое мнение до читателей. Далеко не все философы соответствуют этой характеристике, но в целом их творения вполне можно признать образцовыми, и в первую очередь я рекомендую сочинения тех, кто числился профессорами философии лондонского Университетского колледжа – А. Дж. Айера, Стюарта Хемпшира, Бернарда Уильямса и Ричарда Уоллхайма, среди прочих. Еще полезно присмотреться к эссеистам: трактаты Бэкона великолепны, да и отдельные сочинения Бертрана Рассела (те же «Заметки скептика») написаны очень хорошо. То же самое относится ко многим работам Дж. Б. Холдейна, ныне почти не переиздаваемым. А джонсоновские «Жизнеописания поэтов» остаются непревзойденными по серьезности темы, остроумию и глубокому проникновению в суть предмета.

В англоговорящем мире (быть может, в той же Франции все обстоит иначе) от научных и философских сочинений сегодня не требуется упражнений в риторике, это даже возбраняется, но ранее, когда еще тлел конфликт между стилем и сутью, средством и содержанием, доктор Джозеф Гленвилл (1636–1680), член Королевского общества, полагал необходимым наставлять естествоиспытателей в стилистике. Ученый труд, как говорится в его «Plus Ultra», должен быть «мужественным по духу и одновременно простым… учтивым и твердым, подобно камню»; этот труд не следует портить «обрывками латыни и цитатами не к месту… а также… пытаться внести живость за счет несообразных или неподобающих выражений».

Конечно, большая часть этих наставлений успела устареть, как и советы Эбрахама Каули в оде Королевскому обществу, где содержится призыв не допускать «пестрых картин и пышных одежд». В ту пору длинные волосы вышли из моды, короткие стрижки сделались отличительным признаком радикальных пуритан, которые приложили столько усилий к тому, чтобы научная революция оказалась востребованной обществом. Возьмем, к примеру, начальные абзацы расселовских «Заметок скептика», в которых он излагает свои намерения по отношению к тексту. Трудно вообразить себе более ясный стиль письма, более емкий и более точный; отмечу, кстати, близость текста к манере Рассела говорить – фактически слышишь его суховатый, слегка язвительный тон:

Мне хотелось бы представить благосклонному вниманию читателя гипотезу, которая, боюсь, может показаться на первый взгляд чрезмерно парадоксальной и даже опасной. Эта гипотеза такова: нежелательно верить во что-то в отсутствие доказательств обоснованности подобной веры. Разумеется, я должен признать, что, если подобные воззрения распространятся, нашу общественную жизнь и политическую систему ожидает полное преображение; поскольку же обе выглядят на сегодняшний день безупречными, это говорит против моей гипотезы. Также я сознаю (что более важно), что эта точка зрения приведет к сокращению доходов ясновидцев, издателей, епископов и всех прочих, кто живет иррациональными страхами людей, ничем не заслуживших благополучия ни при этой, ни в загробной жизни. Но все же, вопреки этим существенным препятствиям, я полагаю, что мой парадокс подлежит распространению – и намерен этого добиваться.

Готовя статью, молодой ученый должен отчетливо представлять себе, для кого он пишет. Проще всего воображать, будто обращаешься к своим ближайшим коллегам – и, помимо них, к людям, которые занимаются исследованиями в той же области, что и ты сам. Но это, конечно, далеко не весь круг читателей. Ученому нужно понимать, что умудренные опытом и знаниями старшие коллеги тоже могут в поисках литературы для интеллектуального развлечения заинтересоваться тем, что он написал. Более того, неизбежно наступит пора, когда доброжелатели и недоброжелатели начнут оценивать этого ученого по его опубликованным работам. Те и другие будут в полном праве выражать недовольство – зачастую так и происходит – тем фактом, что не понимают, чему посвящена статья и зачем автор вообще предпринял свое исследование. Поэтому статью надлежит начинать с объяснительного абзаца, где описываются сама исследовательская задача и те способы, какими автор надеется ее разрешить.

Необходимо приложить все усилия к тому, чтобы составить толковое резюме статьи, с использованием всего отведенного под него в журнале места (обычно одной пятой или одной шестой от общего объема текста), и составление резюме бросает серьезнейший вызов литературному мастерству автора, особенно сегодня, когда «емкий стиль» отброшен большинством научных заведений и университетов вследствие опасений по поводу того, что такая «дрессура» может негативно сказаться на творческом потенциале ученых. Составление резюме требует от автора умения выделять главное и распределять текст пропорционально; понимать, что действительно важно, а что можно опустить. При этом существуют определенные правила для резюме: полагается начинать с формулирования гипотезы, выносимой на обсуждение, и заканчивать оценкой ее обоснованности. Нет ничего более жалкого, чем фразы вроде «Рассматривается связь полученных результатов с этиологией брайтовой болезни». Если такая связь действительно рассматривается, итоги рассмотрения тоже следует отразить в резюме. А если нет, о ней лучше не упоминать. Подготовка резюме – это деятельность, отмечу, на которую молодому ученому полезно время от времени вызваться добровольно. Даже под руководством опытного редактора, который просмотрит материал перед публикацией, это отличное упражнение в писательском мастерстве.

Количество позиций в списке литературы (будьте всегда скрупулезны в соблюдении правил и требований конкретного журнала) должно быть достаточным и необходимым; стремление насытить текст ссылками на публикации столь давние, что библиотекари давным-давно убрали их в дальние помещения, может быть воспринято как признак научничества (см. главу 6). Разумеется, предшественникам нужно воздавать должное уважение, но некоторые имена настолько, что называется, на слуху, а некоторые идеи настолько хорошо известны, что само отсутствие упоминаний о них послужит проявлением уважения, в отличие от прямого цитирования. Впрочем, в цитировании вообще требуется осмотрительность: комплимент одному может оказаться упреком другому.

Редактор журнала способен отвергнуть статью, излагающую результаты хорошо выполненной работы, по множеству причин. Издатели научных журналов стремятся продемонстрировать, что их буквально осаждают просьбами напечатать тот или иной материал, и чаще всего причиной для отказа в публикации выступает чрезмерная затянутость текста. Еще журналы не любят ссылок на литературу, которая никак не фигурировала в тексте статьи. Если случай и вправду таков, значит, статью отвергли заслуженно. Как бы то ни было, отказ от публикации всегда больно уязвляет, но я бы советовал подать статью в другой журнал, а не пытаться оспаривать это решение. Бывает, что редакторы исходят из каких-то личных соображений и им доставляет удовольствие ущемить гордость конкретного ученого; да и попытки переубедить редакторов, как правило, слишком утомительны, причем чаще всего они заканчиваются лишь тем, что редактор начинает видеть в авторе параноика.

О внутренней структуре статьи скажу только, что начинать нужно с объяснительного параграфа, где характеризовалась бы научная проблема, привлекшая внимание автора. Последовательность изложения обыкновенно выбирается таковой, чтобы у читателя возникала иллюзия индуктивного процесса мышления (см. главу 11). При таком изложении в разделе «Методы» описываются, порой в ненужных подробностях, технические процедуры и реагенты, которыми пользовался автор, а иногда добавляется раздел «Предыдущие исследования», где показывается, как другие ученые вслепую и на ощупь брели к той истине, каковую автор теперь открывает. Лично меня коробит, когда научная статья в подобной стилистике содержит раздел с названием «Результаты»: обычно там приводятся фактические сведения, без всяких объяснений по поводу того, откуда взялись данные наблюдений или почему был проведен один эксперимент, а не другой. Далее идет раздел с названием «Обсуждение», где автор вываливает на читателя все шарады, какие он намерен разгадать, и сортирует информацию, полученную сугубо объективными способами, дабы понять, насколько она содержательна. Перед нами индукция, доведенная до абсурда, наглядное воплощение убежденности в том, что научные изыскания представляют собой компиляцию фактов посредством логических манипуляций, из чего, как предполагается, должно проистекать приумножение знания. Это разделение текста на «Результаты» и «Обсуждение» можно счесть аналогом той прославленной редакционной политики многих достойных уважения газет, согласно которой новости отделяются от комментариев к ним, но, на мой взгляд, между этими примерами нет ничего общего. Появление раздела «Обсуждение» в научной статье обусловлено исключительно свойственным повседневной жизни стремлением утаивать часть полезной информации. По сути, это произвольное разделение раскалывает на части единый процесс мышления. Как я уже сказал, тут нет ничего общего с отделением новостей от комментариев, ведь в газетах новости и комментарии к ним могут существенно различаться.

Ученый, справившийся с подготовкой текста (как обычно говорят, сочинивший статью, хотя здесь мы, скорее, говорим о работе, а не о творчестве), должен гордиться собой – дескать, эта статья «заставит публику разинуть рты». Пожалуй, если автор материала не испытывает подобных эмоций, это означает, что он малодушничает – или, наоборот, мыслит предельно трезво.

В мою бытность директором Национального института медицинских исследований некий молодой коллега написал открытое письмо в журнал «Нейчур», признанный источник публикации важных научных новостей; он считал этот текст крайне важным и настолько полезным для всего человечества, что не доверил его пересылку почте, а решил доставить лично. Что ж, позднее его открытое письмо, к сожалению, затерялось в редакции, и ему пришлось сочинять текст заново. На сей раз он воспользовался услугами почты. Мы все, люди его окружения, думали, что в предыдущем случае он просто сунул письмо в щель под дверью редакции – и оно угодило под половик. Мораль: полагайтесь на общепринятые каналы коммуникации.