ГЛАВА 21. «И ТУТ
Я СЛОМАЛАСЬ ПОД ГРУЗОМ
ОТВЕТСТВЕННОСТИ»

Час ночи, я только-только уснула, как вдруг послышалось:

Просыпаюсь. Состояние сомнамбулическое. Встаю с постели. Иду в комнату к сыну и даю ему воды. Мальчик поворачивается на другой бок и засыпает. Я тоже ложусь, но после подъема уснуть мгновенно не получается, начинаю дремать через полчаса. Как только я погружаюсь в сон, снова раздается: «Водички!» Снова сын. Повторяю всё заново. На этот раз я пробудилась окончательно, а поскольку уснуть сразу не могу, принимаюсь думать обо всех делах, запланированных на следующий день, в первую очередь о репортаже, который наша команда никак не может закончить. Наконец засыпаю. Это поверхностный сон. На сей раз мне не обязательно слышать голос. Я чувствую, как сын ворочается, и уже знаю, что сейчас он снова попросит воды. Так и есть. Теперь восклицание сопровождается хныканьем, от которого пробуждается и дочка, а открыв глаза, тоже просит пить. Приношу воду обоим. Дети засыпают. А я нет. Снова и снова думаю про репортаж, перечисляю мысленно самые неотложные дела. Ворочаюсь в кровати. Поскольку уснуть больше не получается, слежу за часами и постепенно начинаю нервничать. Лежу без сна. Сын снова просит воды. Четыре раза за семь часов. За окном светает. Больше я уже не засну. Да и зачем?

Последняя тысяча ночей моей жизни протекает более или менее одинаково. Вначале я кормила грудью, потом смесью из бутылочки, теперь дети по ночам просят водички. Мои близнецы еще маленькие, они родились в 2016 году. Иногда они могут проспать четыре или пять часов подряд. Когда такое случается, чувствую себя Ларой Крофт.

Перейдя на кормление из бутылочек, мы с мужем поделили детей. Одним занималась мама, другим папа. Малыши спали в разных комнатах. Кому доставалась дочка, изрядная любительница поспать, тому везло больше, потому что с ней ночи были спокойнее. С мальчиком дело обстояло сложнее. Периодически мы менялись ролями, поэтому никаких гарантий ни у кого из нас не имелось.

Другие матери советовали оставлять бутылочку с водой у детей в кроватках, чтобы они пили сами. Но у меня сложилось впечатление, будто вода — лишь способ убедиться в том, что мы рядом: не может быть, чтобы малыши просыпались от жажды четыре раза за ночь. По крайней мере, это очень странно.

Детям важно знать, что родители рядом. Это нормально, они еще маленькие. Если у них такой период, что поделать? Не давать воды? Оставлять им бутылочку с водой — но это вряд ли помогло бы: в другой раз они попросили бы соску или пожаловались, что их укусил комар, что кровать неудобная, что приснился плохой сон. Детям нужно совсем немногое: комфорт и безопасность, — а я обязана всё это обеспечить. Есть люди, которым уснуть гораздо проще, но если я просыпаюсь три-четыре раза за ночь, то, скорее всего, мне вообще не удастся поспать.

Кроме того, тело привыкло реагировать на малейшее движение детей. Иногда я накрепко запираю двери нашей спальни и их комнат, чтобы не подскакивать как пружина от малейшего шороха, который доносится с их стороны: например, когда дети ворочаются. Я знаю, что, если действительно что-то случится и понадобится мое присутствие, я пробужусь точно так же. Чтобы не слышать детей и выспаться, мне нужно спать на соседней улице. Но даже тогда мое тело будет на них реагировать — уже по инерции. Я примерно представляла, что с появлением детей такое случается: когда-то мне об этом говорили, но вскользь, и я не обратила внимания на эту информацию. В довершение бед мне рассказали, что подобная ситуация может продолжаться чуть ли не до пяти лет, особенно когда детей двое.

Ситуация обострилась прошлым летом. В июле я вернулась из Аргентины, где у нас были съемки. Это была одна из немногих командировок, на которую я отважилась с тех пор, как изменился формат моей передачи. Репортаж оказался непростым, мы снимали его в колонии меннонитов, людей и целых семей, по религиозным соображениям живущих как в XVI веке: без электричества, автомобилей, телефонов, телевидения и других достижений современной цивилизации. Если бы я не поехала, не получилось бы полноценного репортажа, поэтому мне пришлось отправиться в Аргентину. «Меня не будет всего четыре дня, — подумала я. — Два на дорогу, два на проживание в колонии».

Приземлившись на обратном пути, я испытала джетлаг размером с «Боинг 747», в котором летела, и простудилась. Обычно смена часового пояса действует на мой желудок, начинаются тошнота и даже рвота. Через десять минут после обеда я почувствовала сильную резь в желудке. На несколько часов меня буквально скрутило в узел. Когда такое случается, я пытаюсь выпить активированный уголь или «Альмакс», а иногда просто терплю или, на худой конец, вызываю у себя рвоту, лишь бы не болело столь мучительно.

Нередко такое случается ночью. В тот раз я тоже думала: если отдохну, как в прошлые разы, мне станет лучше. Именно это я и попыталась сделать, не придавая ситуации особого значения. Но у меня ничего не получилось, потому что рядом, разумеется, были дети. К счастью, меня вырвало и стало чуть легче, но эпизоды дурноты стали повторяться регулярно каждую неделю, даже если я никуда не ездила. Складывалось впечатление, что мой желудок протестует против общего истощения.

Помню ужасный момент, когда у нас были съемки в Валенсии. Снимали на улице в страшную жару, термометр показывал 38 градусов, а влажность была невыносимой. В тот день мы пообедали отлично приготовленным рисом, оплатили счет, загрузились в такси вместе с главным героем репортажа и отправились к нему домой. И тут у меня заболел желудок. К счастью, ехать было недалеко, и вскоре я вылезла из такси.

Проблема в том, что после взаимной неловкости нам предстояло провести вместе остаток дня. Мне нужно было закончить репортаж, потому что в нашем распоряжении оставался только один вечер. Герой передачи — очень занятой человек, стоило немалых усилий уговорить его сниматься. Уехать домой раньше, до того как работа будет закончена, было абсолютно невозможно. К счастью, кому-то пришло в голову пригласить героя нашей передачи вместе со съемочной группой выпить кофе, и мне выдалось двадцать минут отдыха на маленьком, но очень уютном диванчике. Рядом тихо работал кондиционер, я закрыла глаза и четверть часа просто сидела, а когда они вернулись, сполоснула лицо, поправила прическу — и снова в бой. Мы снимали весь остаток дня, прервавшись только на перекус. В ту ночь я наконец-то выспалась, потому что мы были в Валенсии, а дети с мужем — в Барселоне. Я проспала без задних ног часов десять и наутро встала как новенькая.

Ночи бывают изнурительными, но и дни немногим лучше. Я работаю на телевидении двадцать лет, и уровень запросов неуклонно растет. Ежедневное наблюдение за аудиторией и подсчет рейтингов — задача непростая; к этому надо прибавить мою любовь к риску и перфекционизм. Мы хотим, чтобы качество наших программ постоянно росло, чтобы они становились всё интереснее, чтобы удивляли, — а для этого мы должны быть креативными и предлагать зрителю большое количество различных новинок. Перечень требований с каждым днем возрастает, а здоровье ухудшается.

Поскольку боли в желудке не проходили, в какой-то момент я решила обратиться к врачу, чтобы исключить серьезные заболевания. Мне назначили полное обследование, включая анализы на целиакию, а также гастроскопию (это когда вы сидите десять минут, а вам в пищевод засовывают трубку с микрокамерой, чтобы наблюдать за желудком). Изображение показало, что стенки моего желудка раздражены как раз в том месте, где болело особенно сильно; потом мне сделали биопсию дна желудка, чтобы проверить, нет ли там бактерий, которые также могут стать причиной рвоты.

Когда гастроскопия завершилась, а ее результаты показали, что особых нарушений у меня нет, доктор впервые произнесла слова, которых я ни от кого не ожидала услышать. Она сказала, что мне надо изменить всю мою жизнь; она добавила, что некоторые из нас, женщин, принимают всё слишком близко к сердцу и слишком многого от себя требуют. В заключение она посоветовала мне меньше нервничать и больше отдыхать.

Всё это лишь подтвердило мои подозрения, и я попыталась взглянуть на свою жизнь со стороны. Постоянный стресс, связанный с детьми, ежедневные обязанности по дому, утомление от необходимости совмещать профессиональную карьеру с частной жизнью, а также напряжение, связанное непосредственно с работой и количеством служебных обязанностей. Иногда мне кажется, что я дошла до предела моих физических возможностей. Тело не успевает за моей жизнью, я просто заболеваю; очевидно, мне нужно снизить темп.

Каждый человек время от времени испытывает стресс. Я, например, привыкла к тому, что в моей работе присутствует некоторая доля напряжения: оно даже стимулирует мою креативность. Но когда из-за этой самой доли вы уже начинаете испытывать хронический дискомфорт, становится не до шуток. Я уверена, что всему виной самый обычный бытовой стресс, связанный с нагрузкой на работе, в семье и повседневной жизни. Со мной не случалось внезапных негативных изменений, я не побывала на вой не, чтобы объяснить это состояние посттравматическим синдромом.

Люди реагируют на стресс по-разному. Некоторые, подобно мне, испытывают проблемы с пищеварением. Встречаются и другие симптомы: головная боль, бессонница, депрессия, гнев, раздражительность. Однако две мои знакомые в сходном случае реагировали более радикально: у одной случился паралич лицевого нерва, у другой — амнезия. Так или иначе, груз ответственности — штука серьезная; важно знать предел своих возможностей и вовремя брать тайм-аут, чтобы не сломаться.

В исследовании, проведенном «Клубом плохих матерей» («Concilia13f»), собраны данные о том, на что у нас, женщин, уходит время. Эти факты наглядно показывают, что такую жизнь вообще трудно считать нормальной.

Я почти уверена, что упомянутый час свободного времени — как в моем случае, так и в случае многих других женщин — не предлагается им целиком, а рассредоточен в течение всего дня. Кроме того, у меня не остается сомнений в том, что большинство женщин используют это время не для того, чтобы ничего не делать и дать голове немного отдохнуть, а для того, чтобы опять-таки заняться чем-нибудь полезным.

Отправить