Декабрь

С наступлением холодов Татьяна Александровна почти беспрестанно простужалась. Вере приходилось часто навещать ее и помогать по хозяйству, потому что отец все еще жил в квартире Галины Ивановны. Ближе к середине декабря мать в лоб задала вопрос дочери:

– Маша сказала, Андрей снова живет с вами?

– Да, мы забрали заявление о разводе. Разве ты не этого хотела?

– Ну, пока не выяснилось, что он домогается юных девиц, конечно, этого.

– Как раз выяснилось, что он никого не домогается.

– Что-то я об этом в новостях не слышала, – скептически произнесла мать.

– В новостях рассказывают о том, что вызывает самый большой резонанс. Скандальчик получился слишком локальным, громкого продолжения не последовало, так зачем бы СМИ стали говорить об этом снова? Им нужны рейтинги.

– Ты опять просто поверила Андрею на слово? – усмехнулась Татьяна Александровна, решившая, что дочь пространными рассуждениями лишь прикрывает свою бесхарактерность.

– Нет. Я встречалась с этой девушкой.

– Неужели? Тет-а-тет?

– Нет, при разговоре присутствовали еще Нотя с Алексой. И старшая сестра Аси – Инна.

– Зачем?

– Андрей хотел, чтобы мы могли задать любые вопросы им обеим. Я, кстати, очень благодарна и Наталье, и Алексе, без них я бы не нашлась, что спросить и что вообще делать.

– Не понимаю, – хмыкнула Татьяна Александровна, – причем здесь сестра-то?

– Она училась на спортфаке вместе с Андреем. И у них вроде как был роман.

– А, вот как! Так там целая история с продолжением!

– На самом деле, Инна была не в курсе проделок Аси так же, как и Андрей.

Мать с сомнением сжала губы. Вера постаралась как можно короче передать суть инцидента, чтобы закрыть эту тему раз и навсегда. Дело в том, что, оканчивая факультет журналистики, Ася мечтала работать в каком-нибудь «глянце» и писать о всяких светских сплетнях, но на последней вузовской практике ее направили в холдинг, который занимался исключительно спортивными новостями. Друзья стали посмеиваться над ней, говорили, что никаких сенсаций ей там не светит – максимум написать о каком-нибудь допинг-скандале, не более. Но кто запомнит при этом имя журналиста? Героем скандала будут спортсмены и тренеры. И тогда начинающая журналистка стала искать способ заявить о себе и утереть нос однокурсникам. В телефонном разговоре Ася пожаловалась сестре, которая давно уже жила за границей, что ее направили на спортивный канал, на что Инна вскользь упомянула, что там работает ее бывший однокурсник, с которым в годы учебы на спортфаке у нее было что-то вроде романа.

Ася разузнала все об Андрее и решила, что это неплохая зацепка для скандальчика. Она рассудила так: раз ее сестра в свое время нравилась Землицыну, то и на нее он должен клюнуть. Диспозицию для этого девушка посчитала идеальной: у них с сестрой разные отцы и, соответственно, разные девичьи фамилии, поэтому Ася подумала, что ее связь с Инной не проследить, а во внешности есть неуловимое сходство, что на подсознательном уровне может привлечь Андрея.

Ася напросилась к Землицыну в подмастерья, обосновав это тем, что надо учиться у лучших, и начала подбивать к нему клинья. Когда стало ясно, что он не реагирует на ее намеки, придумала «стопроцентный план»: сама пришла к нему в номер отеля, просила помочь со статьей, а когда уходила, вот так банально сыграла на камеру, расстегнув на себе блузку, а потом сняла видео со слезами уже у себя дома. На всякий случай Ася сначала окончила вуз и получила диплом, и только летом, пока все были в отпусках, сделала пробный заброс в интернет. Первые результаты порадовали начинающую журналистку – на факультете клюнули и сделали сюжет, правда, быстро его удалили, что расстроило девушку. Когда же нависла угроза статьи за клевету и вероятность выплаты компенсации пострадавшей стороне, Ася испугалась, все поудаляла и стала просить помощи у сестры, которая была не в курсе ее задумок. Сестра надрала ей уши и велела сидеть тихо. Та и сидела, пока на Инну не вышел сам Андрей, который настоял на встрече девиц с его женой.

Татьяна Александровна выслушала дочь и недовольно произнесла.

– Ну, не знаю… Оговорили его, значит, прилюдно, а извинения в узком кругу принесли.

– Не совсем в узком. Мы с девчонками предложили начинающей журналистке самостоятельно найти какое-нибудь решение, чтобы все могли достойно выйти из сложившейся ситуации. Инна, кстати, поддержала нашу идею, потому что ей тоже очень не понравилось, что ее впутали в эту историю.

– Ну и что, она нашла?

– Я считаю, что да. Ася набралась смелости и выступила на форуме молодых журналистов с докладом о профессиональной этике, приведя свой пример как неудачный и недопустимый.

– Она рассказала все, как было? – не поверила Татьяна Александровна.

– Не совсем. Она выдала ситуацию за социальный эксперимент на тему сексуальных домогательств на работе, который она провела в рамках прохождения практики. И затем проанализировала его со всех сторон: реакция коллег и общественности, необходимость в первую очередь проверять факты, несмотря на то, что сразу хочется встать на сторону жертвы, ответственность журналиста за клевету и все такое. Потом она со сцены принесла извинения Андрею. Мне кажется, это мужественный поступок.

– Кажется… Откуда ты знаешь, что так все и было? – не сдавалась мать.

– Я там была. На этом форуме. И даже сказала несколько слов.

– Да? – Татьяна Александровна была обезоружена. – О чем же?

– О том, что поднятая Асей тема действительно важна, потому что, когда дело касается человеческих отношений, очень легко в них вмешаться и сломать то, что строилось годами. Например, я, даже после пятнадцати лет брака, сначала поддалась эмоциям и подала на развод. Мы сумели разобраться в ситуации и не рушить семью, но всем ли так повезет. Я сказала, что горжусь своим мужем, который нашел в себе силы проявить великодушие и не подавать встречный иск. У нас есть дочь, которая немногим младше этой Аси, и Андрей Землицын решил не уничтожать карьеру девушке, которая делает в профессии первые шаги и ошиблась в выбранных методах работы. Он принял ее извинения.

Мать дослушала и недовольно отвернулась к окну.

– В интернете есть запись с этого форума. Могу тебе показать, сама увидишь, – сказала Вера.

Татьяна Александровна молчала, всем своим видом демонстрируя, что не собирается продолжать общение.

– Мам, я знаю, тебе кажется, что я поступаю бесхарактерно. Как бабушка, да?

– А это не так? – обронила мать, не оборачиваясь.

– Мам… – Вера попробовала сзади обнять ее за плечи. – Ну, у нас у каждого свои слабые места. Баба Даша терпела побои мужа, ты вышла замуж за человека, которого не любила…

Татьяна Александровна нервным движением плеч сбросила руки дочери и повернулась:

– Ты ставишь это в один ряд? В один ряд? А знаешь почему? Потому что у тебя нет того, что есть у меня!

– Чего же?

– Воспоминаний, которые преследуют меня с детства. Воспоминаний о том, как ночами мы, полураздетые и сонные, ходим по улицам и ждем, пока пьяный отец успокоится. Воспоминаний о том, как он проломил голову брату, когда кинул в него кастрюлей, как он бил ногами маму, как он, голый и безумный, бегал по подъезду, как приводил домой баб… И как мать все это терпела. Зачем-то терпела.

Вера хотела в свое оправдание сказать, что она может это представить, но мать будто услышала ее и пояснила:

– Между «представить» и «прожить» разница такая же, как между «мечтать о ребенке» и «вырастить его». Ты сама давно мать и знаешь теперь на своей шкуре, что это далеко не одно и тоже.

Тут не поспоришь.

– Да… да, Вера, я не любила твоего отца, когда вышла за него замуж, – на глазах Татьяна Александровны навернулись слезы.

– А сейчас ты его любишь?

– А что такое любовь? Ты знаешь? Ты уверена, что любишь своего мужа? Сейчас любишь, вчера любила, завтра будешь любить?

Вера не нашлась, что ответить.

– Да, я жила с тем, кого не люблю. Но я дала возможность тебе жить с теми, кто любит тебя. Любит и никогда не обидит. Для меня это было важнее и ценнее всего. Что стоит преданность женщины извергу, который калечит своих детей?

Вера молчала. Она помнила добрую и сильную бабу Дашу, дарившую ей всю свою любовь, мудрость и простоту. Но эта же бабушка была для матери Веры забитой слабой женщиной, живущей в плену деревенских предрассудков, которые ставили под угрозу здоровье ее детей.

– Знаешь, Вера, говорят, что любовь с годами становится привычкой. Так вот, привычка долго жить вместе тоже может стать любовью. Да, возможно, не той, страстной и романтичной любовью, о которой пишут книги, но настоящим крепким чувством.

Татьяна Александровна отвернулась, ее трясущиеся плечи выдали, что она плачет. Вера обняла мать и, помолчав, спросила:

– Так ты его любишь? Ты скучаешь без него?

Мать зарыдала в голос.

– Мама, но почему ты не позовешь его назад? Я была у отца. Он очень страдает. Он любит тебя. Он хочет быть рядом. Но он устал от твоих придирок. Мы все устали.

– Я и сама от них устала… – призналась Татьяна Александровна, вытирая глаза.

– Ты сможешь быть хоть чуть менее строгой? Ну черт с ней, с пылью-то? И пусть все лежит, где лежит. Это же маразм – постоянно все класть по своим местам.

– Почему же маразм? Зато искать не надо.

– Зато и людей, желающих жить в таком порядке, тоже искать надо.

Они встретились взглядами и прыснули со смеху.

– Давай договоримся так, – предложила Вера, – ты выделишь ему комнату для работы, это будет его кабинет. И ты не будешь туда совать свой нос. Пусть делает там, что хочет. А на всей остальной территории квартиры будут твои правила. Должен же у него быть свой угол. Ну, он же не дите малое. А?

– Ну, хорошо… Но я не буду его звать назад.

Мама такая мама…

– А ты знаешь, мам, ты права. Словами тут не поможешь. Давай мы обустроим для него кабинет, а я потом найду предлог его привезти. Когда он увидит удобный стол, кресло, пустые полки, он обалдеет от возможности сделать все по-своему и поймет, что тут его теперь ждет другая жизнь. Прежняя и другая.

– У меня сейчас с деньгами не очень, я не смогу купить хорошее кресло – смутилась мать.

– Я выберу стол и кресло для отца. Это будет подарок вам на Новый год. От нас. И не спорь! А ты займись реорганизацией пространства. Зачем ты держишь в квартире комнату для гостей, когда там кто-то останавливается раз в сто лет?

– Ну, а где же постелить гостям, если они приедут?

– В кабинете постелишь. Складные кровати ведь есть, какая разница, где их ставить?

– Ну не знаю… Может, ты и права.

– Только прошу вас обоих, мама, возьмите все только хорошее и от прежней совместной жизни, и от будущей.

– И вы тоже, Вера.

Мать и дочь обнялись.

До Нового года оставалось дней десять – двенадцать. Гирляндовая лихорадка охватила город, сигнализируя о необходимости спешно завершать все начатые дела.

Андрей между командировками наслаждался каждым вечером дома. Однажды он вернулся с работы и сообщил Вере, что виделся с фотографом, сделавшим обложку журнала с осенним дубом, в кадр с которым попала Маша.

– Представляешь, он сам хотел найти ее. Сказал, что девушка очень фотогеничная, с харизмой. Уверяет, ей светит большое модельное будущее.

– Это же замечательно, – обрадовалась Вера, но осеклась. – Ты боишься, что это будет слишком схоже с судьбой Лолы?

– Не знаю. Не знаю, Вер. На меня такой страх опять навалился. Как тогда. После Барселоны, вроде все наладилось, а потом Маша как начала взрослеть и с каждым днем становиться все более и более похожей на мою мать, у меня снова все рухнуло. Если бы не терапия…

– Может, тебе сходить на прием?

– Да уже. Вот, – Андрей достал из рюкзака кассету VHS, – ездил к отцу на дачу, взял у него на время видео, которые у него остались.

– Тут… она?

Андрей кивнул.

– Но как же мы посмотрим запись? Мы же давно выбросили видеомагнитофон.

– Я оцифровал. Мы посмотрим с флешки, а кассету я отцу верну. У него есть на чем смотреть.

Вера оставила все дела, на скорую руку нарезала бутербродов и пошла за мужем в гостиную, где он уже настроил просмотр и расположился в кресле.

Экран над камином ожил, и в комнату ворвалась Лола. Сначала ее волосы, веснушки, губы, брови, даже глаза – все казалось однотонным, но потом она улыбнулась и… ее лицо вспыхнуло, будто рыже-белое кино резко стало цветным. Казалось, что это фильм не из прошлого, а из будущего – чуть повзрослевшая Маша.

– Сколько ей тут? – спросила Вера.

В кадре появился толстый рыжий мальчик лет трех, значит, ей немногим больше двадцати.

– Ты был такой смешной, – умилилась Вера. – У вас уже тогда была камера?

– Это не наша. Кто-то из ее знакомых заезжал иногда поснимать нас после ее съемок. Она составляла домашний фото- и видеоархив. За этим она следила тщательнее, чем за самой жизнью. Будто персонально для себя изобрела Инстаграм на тридцать лет раньше. Кстати, ты заметила, что отца нет в кадре? И нигде его не будет. Она стеснялась его. Пользовалась им и не афишировала его.

– Слушай, ты был настоящим медвежонком, – попыталась сменить тему Вера.

– Обрати внимание, Маша маленькой была не на меня похожа, а сразу на нее.

– Правда. А может, она в детстве такой же была? Сохранились ее фото?

– Нет. Она почему-то избавилась от них. Наверное, считала себя некрасивой.

– Она и правда была очень красивой, – признала Вера, глядя на экран. – Ой, смотри, такие джинсы уже опять были в моде! И водолазки такие тоже… Она выглядит довольно современно и сейчас.

Родители не заметили, как дочь вернулась домой и неслышно зашла в комнату.

– Где это вы меня так сняли? – с ходу спросила Маша, но, присмотревшись, усомнилась. – Это я?

– Это твоя бабушка, – ответил Андрей.

Маша вопросительно посмотрела на отца, потом на мать. Девочка вглядывалась в знакомые черты незнакомого лица, поражаясь все больше:

– Почему вы мне никогда ее не показывали?

– Я сама вижу это видео в первый раз, – призналась Вера.

– Обалдеть, как она на меня похожа! – сказала Маша, забравшись на пуфик с ногами и продолжая следить за рыжеволосой женщиной.

– Не она на тебя, а ты на нее, – поправил Андрей, тяжело вздохнув.

– Папа! Почему ты скрывал ее? С ума сойти. У меня есть копия!

– Была копия. Еще до тебя.

– Тем более! Что за семейные тайны, колитесь, – захохотала Маша, но скорбное лицо отца заставило ее вмиг посерьезнеть и добавить. – Я бы хотела побольше узнать о ней.

– Я не рассказывал тебе… – с трудом вытащил из себя слова Андрей. – И не показывал ее… потому что она была очень красивой.

– Вижу. И что в этом такого?

– Только то, что при этом человек она была нехороший.

– Нехороший? – не поняла девочка.

– Да. К сожалению, это так.

– А в чем… она была плохой? – рискнула спросить Маша, глядя то на отца, то на мать.

– Она постоянно врала близким. Тем, кто ее любил больше всех. Это сильно ранило их, – с трудом вымолвил Андрей.

– Ты… считаешь, я буду, как она? – начало доходить до Маши.

– Внешне ты уже, как она.

– И что? Разве и в остальном тоже должна быть? Ты хочешь сказать, я тоже вру? – набросилась на отца Маша, но осеклась и посмотрела на мать.

Вера пожала плечами.

– Я этого не утверждаю, – сказал Андрей, обращаясь к дочери. – Я лишь честно тебе говорю, что боюсь, что сходство окажется не только внешним. Прости, я понимаю, что ты совсем другой человек и это лишь мои заморочки. Я работаю над этим… Но мне все еще очень страшно. Я не хочу, чтобы ты повторила судьбу моей матери.

– Погибла так рано?

– И это тоже. Маша, я хочу, чтобы ты поверила мне. И чтобы ты поняла, что я действительно борюсь со своими страхами, что, несмотря на них, я даю возможность тебе самой принимать решения… Я… сейчас, подожди, – отец на минуту вышел из гостиной.

Вера и Маша непонимающе переглянулись. Андрей вернулся с визиткой в руках и подал ее дочери:

– Вот, это контакт очень известного фотографа. Он хочет с тобой поработать. Если тебя это заинтересует, я не буду против и подпишу разрешение на твое участие в фотосессии. Да, для несовершеннолетних нужно согласие родителей. Мама говорит, что ты отлично справляешься с распределением своего времени на домашнем обучении.

Маша взяла карточку, но не могла сообразить, о чем идет речь. Она была не любительницей позировать и сниматься: танцевать – да, оттачивать свои движения – да, но фотографироваться – по минимуму.

Андрей принес журнал с уже знаменитой в их семье обложкой, Вера показала фото со своего телефона, на пару родители объяснили Маше, в чем дело. Девушка была шокирована, но предложение ее явно заинтересовало. Она села на пол, сложив ноги по-турецки, и обратилась к отцу:

– Папа, – серьезно произнесла Маша, – прости, я соврала тебе.

– В чем? – замер Андрей.

– Не было никакого Николая, – после секундной паузы все-таки призналась девушка.

Андрей удивленно посмотрел на Веру, будто спрашивая «Ты знала?». Она пожала плечами в ответ, мол, да, но дочь должна сама тебе все рассказать.

– Я просто очень хотела, чтобы вы разрешили Кит поехать со мной на море, – пояснила Маша.

– Почему мы могли быть против? – Андрей сел рядом с дочерью на пол.

Маша глянула на мать и ответила:

– Ну… Она такая неформалка…

Вера пришла на выручку дочери:

– Иногда проще сказать неправду, когда уверен, что тебя не поймут и не смогут принять.

– Да, – поддержала Маша Веру. – Или вообще ничего не говорить до последнего.

– Ничего не говорить до последнего… – повторил Андрей. – В этом ты права – озвучить свои страхи очень страшно. В любом возрасте.

Вера с благодарностью посмотрела на мужа.

– Значит… ты прощаешь меня? – Маша заглянула отцу в глаза.

Он обнял ее за плечи:

– Думаю, это урок нам всем. Доверять близким – это важно.

– И не осуждать их, что бы они тебе ни доверили, – добавила Вера и села на пол с другой стороны от дочери.

– Значит, нужно обо всем – обо всем рассказывать друг другу? – спросила Маша.

– М-м-м… – замешкался Андрей.

– Если абсолютно обо всем, то жить будет совсем некогда. Пересказы займут все время, – пошутила Вера.

Муж и дочь поддержали ее смехом.

– Думаю, у каждого должно быть личное пространство, – сказала Вера. – Совсем не обязательно давать полнейший отчет о всех своих мыслях и переживаниях, но давайте договоримся не врать друг другу.

Все согласно кивнули.

– Папа, можно тебя спросить?

– Конечно.

– Мне показалось или ты на самом деле не хотел давать мне телефон этого фотографа? Если ты против, то я не буду ему звонить. Я не хочу, чтобы ты переживал.

– Похоже, дочь, я буду переживать в любом случае, – признался отец.

– Да, не только подростком быть сложно, но и родителем подростка тоже, – добавила Вера с улыбкой.

– А все публичные профессии – дополнительная сложность. И для самого человека, и для его близких. Не каждый выдержит, – пояснил Андрей.

Маша поморщилась, не понимая, о чем речь.

– Например, я всегда на работе в напряжении, – объяснил он, – даже компьютер на секунду не оставишь: кто-нибудь может что-то посмотреть, стырить информацию. Пришлось завести железное правило: встал из-за стола – выруби ноутбук, телефон – все, что угодно. Так, чтобы другой не разблокировал.

– Поэтому даже дома ты так делаешь?

– Да. Чтобы это было на уровне привычки. Иначе обязательно когда-нибудь забудешь. Кроме того, твои слова запросто могут переврать, тебя самого обвинить в чем угодно…

Вера покачала головой, давая знать Андрею, что Маша не в курсе истории с Асей.

– В общем, это всё сложно. Очень. Но если ты решишь – я буду тебя всячески поддерживать. В журналистике тоже можешь себя попробовать. Кстати, предлагаю поехать нам всем вместе на новогодние каникулы.

– Разве ты не работаешь?

– Работаю. Но не круглые сутки. И не все дни подряд. Я не буду тратить время на перелеты, и мы сможем отдохнуть вместе и попутешествовать.

– Но мне надо сдать зачеты за первое полугодие.

– По скайпу можно?

– Да.

– Тогда нет проблем. Там, где я работаю и останавливаюсь, всегда есть хороший Интернет.

Маша и Андрей уставились на Веру.

– Что? Я тоже могу высвободить это время.

– Тогда по рукам! – Маша предложила всем свою ладонь для закрепления договора коллективным рукопожатием.

Когда дочка ушла в свою комнату, Андрей сказал Вере:

– Меня успокаивает и дает надежду, что у дочери все будет хорошо, то, что ее мать – ты.

Вера благодарно улыбнулась.

– Знаешь, Андрей, каждый из родителей важен ребенку. И хорошо, если они – пара.

Она на секунду углубилась в закрома своих тайных шкафов и подала мужу небольшую коробочку:

– Вот, это тебе.

– Что это? – Андрей открыл футляр. – Запонки? Горный хрусталь?

– Да. Не с платиной, конечно, – улыбнулась Вера, – но тоже с надежным металлом.

– Красивые. Спасибо, – поблагодарил Андрей, разглядывая подарок. – А по какому поводу? На Новый год?

– На новую жизнь, – уточнила она и предупредила: – Их нельзя ронять, могут разбиться.

– Как и серьги. Все самое ценное – очень хрупкое, даже в стальной оправе.

«LoveLoveLove» – эта мантра снова настигла Веру. Готовое платье с такой вышивкой было отдано клиентке еще в начале августа, но странная девушка возникла опять. Она до сих пор не вышла замуж, сменила жениха, и сейчас ей была нужна другая символика на том же самом платье.

– В прошлый раз ситуация была прозрачной, и мы писали черным по белому, – объяснила она. – Теперь произошли печальные события. Но новая любовь вытащила меня. Это очень светлое чувство. И мне нужна вышивка белой нитью на черном фоне. Сколько вы хотите за новую «Любовь»?

Последнее предложение невесты заставило Веру улыбнуться:

– Новая любовь будет не дешевле старой, – ответила она. – Усилий требует не меньше. Я же вас предупреждала, что бархат не терпит переделок. Проще сшить заново.

Наверное, символично, что последним заказом Веры как портнихи стала работа, включающая в себя десятки часов вышивания одного и того же слова – именно этого слова. Как запросто порой черное и белое меняются местами… Как опасно делить все только на черное и белое – столько всего можно упустить из виду!