Глава 22,
в которой у Меган появляется план Б
Я выглянула в окно своего номера в отеле «Плаза», снаружи тяжелыми белыми хлопьями падал снег, и люди, снующие вдоль Пятой авеню, были похожи на снеговиков. Выпало уже пять дюймов, а по прогнозу снег будет идти до утра и, может быть, насыпет целый фут. Я протерла окно и снова посмотрела вниз. Отсюда я могла видеть угол универмага «Бергдорф», а рядом со входом в отель, на крошечном расчищенном пятачке тротуара, толклись водопроводчики-латиноамериканцы. Я приложилась к стеклу и услышала, как они ругаются друг с другом, обсуждая какое-то из своих дел.
До сих пор поездка была идеальной. Мой люкс был великолепен – угловой на верхнем этаже с полноценной гостиной, чудовищных размеров спальней и ванной комнатой, которая была больше, чем во многих квартирах Манхэттена. Прошлой ночью я наслаждалась горячей ванной с лавандовой японской солью. Еда была вкусной, покупки – удачными. Мы с Эбби решили адаптировать для бала свадебные платья Веры Вонг, и они были уже почти готовы. Мы увидели рождественскую елку, установленную в Рокфеллер-центре, и сходили на «Проклятого» в театре «Гершвин». А еще побывали в Музее естественной истории, Музее современного искусства и посмотрели выставку Эндрю Уайета в моем любимом новом Музее Уитни.
Была ли я счастлива? Отнюдь.
– Ответ – «нет». – За ночь до моего отъезда Джулия была настроена решительно.
– Но почему нет? Это прекрасная возможность.
– Я не буду бегать за ним, Меган.
– Я не прошу тебя бегать за ним, я прошу тебя разрешить мне бегать за ним вместо тебя!
Девушка упрямо скрестила руки на груди и опустила голову. Настолько решительной и непреклонной моя вечно добрая и покладистая сестра становилась только в самых серьезных ситуациях.
– Я звонила ему, – начала она. – Я написала ему. Он не ответил.
– Но он слышал только одну версию. – Я замерла над открытым чемоданом.
– Он порвал со мной отношения, это очевидно. И я не виню его. Я неудачница, а неудача заразна.
Спокойный голос сестры не обманул меня. Я знала, что она переживала из-за Зака, что его молчание убивало ее. Но она так и не сдалась, и я уехала в Нью-Йорк с Эбби и тетей Камиллой. Мама взяла себя в руки, не стала сосредоточиваться на проблемах и с головой погрузилась в подготовку нашей венецианской вечеринки-маскарада, которая с каждым днем требовала все больше и больше вложений, и я уже подумывала, не свозить ли всю честную компанию в Венецию – так, на мой взгляд, вышло бы дешевле. Во всяком случае, там уже были каналы и гондолы! Мама велела мне как можно быстрее выбрать подходящий благотворительный фонд, потому что у меня на продажу было целых сто пятьдесят столов.
Каждый день в Нью-Йорке я думала о том, чтобы позвонить Заку. Он ведь ходил где-то совсем рядом! Но пока я никак не могла решиться. Зато, куда бы мы ни пошли, я искала его в толпе, надеясь, что наткнусь на него случайно. Удачи, Меган, здесь живет всего-то двенадцать миллионов человек.
Я даже подумала, что можно наткнуться на него «случайно». Я погуглила адрес компании Гейджей. Она находилась на Уолл-стрит, довольно далеко от Центрального парка, и казалось маловероятным, что я смогу убедить Джулию в том, будто оказалась в этом районе ненамеренно. Но завтра был последний день поездки, и возможность встретить Зака стремительно ускользала.
Неосознанно я нарисовала два больших знака вопроса на окне. Что я хотела бы выяснить? Как перехитрить Джулию, конечно. Она запретила мне связываться с Заком. Хорошо. Но она не запретила мне связаться с Эндрю Гейджем. Мне, конечно, не хотелось этого делать, но идея объяснить ему ее ситуацию, поделиться своими мыслями была слишком заманчивой. Это должно было помочь.
На следующее утро я заявила, что страшно устала, и тетя Камилла пожалела меня. Она велела мне отдохнуть, пойти в спа, а они заглянут позже и проверят, как я поживаю. Я зевнула в качестве подтверждения своих слов, но как только за ними закрылась дверь, быстро приняла душ и оделась. Накинув кашемировое пальто Бёрберри, я спустилась вниз, опасливо озираясь по сторонам. Там швейцар поймал мне такси и велел водителю отвезти меня на Саут-Уильям, 14. Проезжая по Седьмой авеню, я представила здание, в котором Эндрю Гейдж разместил свой офис. Должно быть, это был один из пафосных, устремленных ввысь небоскребов, которые я видела издалека.
Но Саут-Уильям-стрит казалась изящной улочкой, застроенной невысокими историческими зданиями, прячущимися в тени монстров с Уолл-стрит. И но-мер 14 был церковью. Когда я подошла к двери, то подумала, что у меня неправильный адрес, и проверила телефон. Но все было верно. На фасаде не было никакой вывески, только табличка с номером 14 и простая деревянная дверь с кованой ручкой. Нет ворот, нет строгой безопасности, нет лифтов, нет шума и суеты. Поднимаясь по трем каменным ступеням, я была уверена, что ошиблась. Я подергала дверь, но она была заперта. Я поискала звонок или домофон, но нашла только старинный дверной колокольчик. Чувствуя себя слегка нелепо, я дернула язычок и услышала, как он зазвонил внутри. Обдумывая, что должна сказать пожилому священнику, который обязательно откроет дверь, я с удивлением услышала вместо этого словно бы из ниоткуда голос:
– «Гейдж групп», чем я могу вам помочь?
Я не видела ни динамиков, ни проводов – вообще на двери не было никакой электроники. Но если они могли говорить со мной, то и я могу поговорить с ними.
– Здрасьте. Я здесь, чтобы увидеться с Эндрю Гейджем.
– Кто его спрашивает?
– Меган Макнайт.
Пауза, а потом дверь загудела, хотя я все еще не могла понять, как они ей управляют, но когда я толкнула ее, она распахнулась с тихим шуршанием. Я вошла, и дверь мягко закрылась за мной.
Я прошла через вестибюль. Когда-то это была самая настоящая церковь, построенная в классическом стиле, теперь же самое необычное, я бы даже сказала, единственное в своем роде офисное здание, прочно связывающее прошлое и настоящее. От прежней церкви сохранились каменный пол, центральный неф, колонны, две винтовые лестницы и сводчатый потолок с фресками.
Однако все скамьи были убраны, двери, ведущие в офисы, были обрамлены антикварными панелями. Они выстроились по обеим сторонам центрального прохода. Окна украшали старинные витражи, изображающие религиозные сцены. Они отражали свет ярких офисных ламп, отчего по полу и стенам плясали разноцветные всполохи. Я заметила несколько старинных, обитых кожей скамеек, явно прекрасно отреставрированных. Лестницы справа и слева вели к хорам, где располагалось больше офисов с такими же деревянными панелями и еще больше витражей. Верхний этаж светился, как аквариум ночью.
Еще два офиса располагались в северном и южном трансептах, а вот алтарную зону от прочих помещений отгораживала массивная стена, сложенная из старинных кирпичей, во всяком случае, если судить по их цвету и внешнему виду. «Возможно, из них когда-то были выстроены хозяйственные постройки», – подумала я.
В этой стене находились две старинные двери, сколько им было лет, я даже представить не могла.
Я вспомнила свой разговор с Эндрю в сарае. Что он тогда сказал? «Ты не поверишь, что только не забрасывают». Была ли эта церковь тоже когда-то заброшена? Хотела бы я знать.
Дверь в офис южного трансепта открылась, и ко мне подошла молодая афроамериканка. На ней были джинсы и белая льняная рубашка – очень по-деловому.
– Я Грейси, – сказала она, протягивая руку. – Помощница Эндрю. Я прошу прощения, но сейчас его здесь нет.
– Ох, а Зак здесь?
– Нет, извините, – сказала Грейси, качая головой. – Сегодня он нанимает сотрудников в штат. Я оставила Эндрю сообщение, и он должен перезвонить через несколько минут. Вы не могли бы подождать?
– Конечно, – сказала я.
– Пожалуйста, садитесь. – Грейси указала на скамью. – Хотите кофе?
– Да, спасибо.
– Черный кофе или вы предпочитаете капучино? А может быть, латте?
Вот это она разошлась. Неужели собиралась сбегать в местный «Старбакс»?
– Не беспокойтесь, пожалуйста.
– Это не проблема, – искренне улыбнулась Грейси.
Я подумала о холоде и слякоти на улице, о сильном ветре, дующем с Гудзона так сильно, что стекла в домах дребезжали.
– Латте было бы здорово.
Она кивнула и ушла. Я присела на скамью. Надо же, удобно.
Вскоре Грейси вернулась и вручила мне латте в керамической чашке с блюдцем с двумя крошечными кусочками сахара и кофейной ложечкой. Пока я размешивала сахар, не переставала думать, почему она позвонила Эндрю и где все-таки взяла этот идеальный латте – сделала ли напиток сама или тут совсем рядом была настоящая итальянская кофейня? Возможно, она пряталась в ризнице?
– Огромное спасибо.
– Всегда пожалуйста. – Грейси села рядом. – Вы приехали из Далласа?
– Да. А как вы узнали?
– Я узнала ваш акцент. И мне знакомо ваше имя. – Девушка снова тепло мне улыбнулась и это была первая настоящая улыбка, которую я получила с момента прибытия в Нью-Йорк. – Могу ли я показать вам здание, пока мы ждем возвращения Эндрю?
– Конечно. – Я поднесла чашку к губам и сделала глоток.
На вкус кофе был бесподобный.
– Эта церковь была голландской, – сказала Грей-си, обводя пространство рукой. – Датируется серединой семнадцатого века. Веками здесь собирались люди, но потом прихожане разъехались кто куда, церковь закрыли, и она стала постепенно разрушаться. – Теперь мы стояли в центральном проходе, и Грейси указала на круглый купол – Купол и крыша частично обрушились, церковь стала домом для голубей и бездомных. Но городу было не нужно это место. В конце концов участок продали за копейки одному застройщику, который планировал снести церковь и построить на ее месте отель. Несколько человек, в основном ученые, протестовали, так как церковь имела реальное историческое значение. Но у застройщика были друзья в мэрии, и уже казалось, что сноса не избежать, а потом в последний момент Эндрю принес судебный запрет.
Мы поднялись по ступенькам, прошли мимо офисов наверху и остановились в небольшой нише. Стена там была украшена мозаикой, на которой тысячи и тысячи крошечных золотистых плиточек разных тонов изображали смиренного Христа, едущего на осле, а его ученики следовали за ним. Недолго думая, я протянула руку и легко прикоснулась к ней, прежде чем отступить. Когда я была еще маленькой девочкой, то однажды, не желая сделать ничего плохого, я дотронулась до лилии на картине Моне в музее. Моя мать была в ужасе и наказала меня так сильно, как еще никогда не наказывала.
– Это… это просто…
– Правильно? – подсказала Грейси. – Это был самый настоящий сюрприз. Знаете, а ведь они были заштукатурены. Все мозаики, фрески… – Она указала на верхние ниши, каждую из которых тоже украшала мозаика.
– Заштукатурены? – Я была изумлена: какому придурку только в голову могла прийти мысль замазать такую красоту?
– Эндрю привез экспертов из Голландии, и они вынесли заключение – церковь действительно представляет историческую и художественную ценность. Нельзя сказать, что после этого все пошло гладко, однако на городские власти в конце концов надавали на политическом поле, и они были вынуждены уступить – здание было историческим наследием, а Эндрю выкупил участок у застройщика. В прессе тогда над ним смеялись: мол, глупый молодой человек, идеалист с колоссальным наследством, у него слишком много денег, но отчаянно мало опыта. Однако Эндрю не обращал внимания на насмешки и был полон решимости спасти здание… Он нашел подрядчика в Миссула, который специализировался на реставрации старинных зданий, тот укрепил несущие стены каркасом из дерева и стали. Штукатурку отчищали очень аккуратно, вручную, на случай, если под ней найдут что-то интересное. Большая часть витражей, которые вы видите, были найдена в подвальных окнах. Они были замазаны аэрозольной краской. Материалы для реставрации заказывали в Пенсильвании, Теннесси и Латвии. А входные двери Эндрю нашел во время путешествия в одной аргентинской деревне. Но, похоже, Эндрю с самого начала имел представление о том, какой будет церковь после реставрации.
– Это замечательно.
И я правда так думала. Это был шедевр – самое необычное, самое красивое офисное здание из всех, какие я только видела.
Грейси повела меня вниз по центральному коридору, а потом мы снова поднялись вверх и подошли к той самой кирпичной стене и старинным дверям. Это был кабинет Эндрю, святая святых, дом первосвященника от бизнеса. Грейси открыла дверь. Комната оказалась на удивление просторной. Обставлена она была по деловому, однако каким-то удивительным образом в ней было уютно. На столе лежали стопки бумаг, ворох каких-то чертежей и зеленый молескин с календарем, стояла подставка с письменными принадлежностями и валялись какие-то безделушки. Кресло за столом был старым, с кожаной высокой спинкой на шарнирах. На таком когда-то, должно быть, сидел какой-нибудь сенатор, и вот сейчас, вместо того чтобы отправиться на помойку, кресло обрело новую жизнь.
– Это его отца, – сказала Грейси, указывая на кресло.
Я положила руку на спинку и у меня возникло чувство, какое появляется, когда держишь в руках первое издание какой-нибудь знаменитой книги.
– Вы меня извините. Мне надо отлучиться ненадолго, – сказала Грейси.
Я кивнула, и она вышла. Оставшись одна, я села в кресло. Отец Эндрю был необычайно богат, имел политические связи, обладал реальной властью в реальном мире. Это было во всех смыслах кресло большого босса. Могу поспорить, Эндрю трудно в нем сидеть.
Когда Грейси вернулась, я уже стояла у стола.
– Я снова попробовала дозвониться до Эндрю, но он ужасно не любит отвечать по телефону.
– Ничего страшного. Я пришла без предупреждения.
– Позже он собирался поехать к своей матери. Хотите попробовать поймать его там?
Я удивилась предложению Грейси, но еще больше своему ответу:
– Конечно.
– Тогда я вызову машину.
И прежде чем я смогла отказаться, Грейси ушла. Через несколько минут я уже устроилась на заднем сиденье обычного городского такси.
– «Дакота», пожалуйста, – сказала Грейси водителю.
– Рада знакомству, Грейси! – Я протянула ей руку в открытое окно. – И спасибо!
– Я тоже, Меган. Я написала Эндрю, что ты уже в пути, надеюсь, он прочитает мое сообщение.
Когда мы отъезжали, я оглянулась назад через заднее стекло. Грейси стояла на тротуаре, сложив руки на груди, чтобы защитить себя от холода. Когда она увидела, что я смотрю на нее, то снова улыбнулась и помахала рукой. Я помахала в ответ.
