Глава 18,

в которой у Меган все идет наперекосяк

– Это ужасная история, – сказал Хэнк. – Но если ты действительно хочешь узнать, я расскажу тебе все.

– Я хочу, – твердо сказала я.

Мы сидели в кафе «Тихий океан» на примирительном ланче, и он извинялся за то, что оставил меня на выходных. Было уже обеденное время, и зал наполнился характерной для этого места толпой бизнесменов и их жен, и наш маленький угловой столик казался мне островком спокойствия посреди бушующего моря.

– Я родом из мест западнее Амарилло. Вырос в маленькой собачьей будке в городе под названием Далхарт. Моя семья была… Ну, скажем так, не очень благополучной. Отец бросил нас, когда я был еще совсем маленький, а мама… старалась изо всех сил. Хваталась за любую работу и постоянно встречалась с разными парнями. Когда я был ребенком, я действительно любил ходить в школу и оставался там как можно дольше. Я постоянно торчал в библиотеке, читал взахлеб все, что только попадалось под руку. Я думаю, таким образом я пытался защититься от того, что происходило дома.

Я чуть не заплакала. Хэнк был таким искренним, таким уязвимым, а его голос был полон боли. Я протянула руку через стол и сжала его ладонь. Он сжал ее в ответ.

– У меня не было ничего, кроме школы, которую я в конце концов действительно очень хорошо закончил – отличные оценки и высокие результаты всех возможных тестов. По совету школьного консультанта, хотя на самом деле больше ради забавы, я подал документы в Гарвард. И поступил.

– Серьезно? – Хэнк кивнул. – Как ты смог себе это позволить?

– Видишь, я не соврал, я действительно очень хорошо учился. Будь мои оценки хоть капельку хуже, они бы меня и на порог не пустили. Ты можешь себе представить, насколько долог был мой путь от Далхарта до Кембриджа. Эндрю Гейдж стал моим соседом по комнате. По университетским правилам все первогодки должны первые два года учебы провести в общежитиях – таким образом руководство, я полагаю, старалось всех перезнакомить и социально выровнять. Вероятно, у того, кто занимался расселением, было своеобразное чувство юмора, и он подумал: «Эй, а почему бы не поселить бедняка с единственным сыном миллиардера». – Хэнк горько усмехнулся, как и я, да уж, ничего веселого тут не было. – Я не могу объяснить, как так вышло, но мы действительно стали друзьями. Поладили с первых дней. Я не знаю, как он тогда ко всему относился, но для меня это было круто. Захватывающе. Мир Гейджа казался мне сказкой. Я, конечно, знал о том, что он существует, но был от него бесконечно далек. А потом я вдруг в нем оказался. Вечеринки, кредитки и внимание прессы. Уже тогда репортеры охотились на него, спрашивали, куда он ходил, с кем встречался. Знаешь, я был похож на поклонницу солиста рок-группы, которая во всех турне таскается за своим кумиром.

Я кивнула, точно не зная, чем закончится его рассказ, но ясно понимая, что ничем хорошим. Хэнк сделал большой глоток пива. Подошел официант, поставил перед нами тарелки, но мы их проигнорировали.

– К Дню благодарения он уже все обо мне знал, знал, что у меня нет денег даже на то, чтобы поехать домой на несколько дней. Я планировал остаться в общежитии и позаниматься, но он пригласил меня к себе домой. Вначале я подумал, что он просто пожалел меня, но он настаивал, горячо уверял меня в том, что это не так, что он искренне хочет провести со мной праздники, и я в конце концов согласился. А почему бы и нет? – подумал я тогда.

– Должно быть, это было дико – День благодарения у Гейджей. Все равно что сцена из фильма.

– «Дико» не достаточно сильное слово, чтобы описать происходящее. Мы прилетели на частном самолете из Бостона, и, когда мы приземлились, нас встречал телохранитель. Он ждал нас в черном «кадиллаке» с тонированными окнами. Он называл Эндрю «мистер Гейдж», а меня – «мистер Уотерхаус». Они жили тогда в поместье под названием «Виноградники Марты» – крытый бассейн с подогревом, теннисные корты, дом размером… Даже сейчас я не могу в полной мере описать это место. Я познакомился с его матерью. Его отец был еще жив, и это было просто… Да, ты права, это было дико. Они были так добры ко мне, правда. Я отлично поладил с его отцом. Он был впечатлен тем, что я самостоятельно поступил в Гарвард, снова и снова говорил мне, что я молодец, что меня ждет большое будущее. На обеде в честь Дня благодарения присутствовало, наверное, человек восемьдесят – знаменитости, их богатые друзья и соседи… Я даже уже и не помню в точности, кто там был. Подали целых шесть огромных индеек, шампанское лилось рекой. Его отец сказал вначале приветственный тост, а когда мы расселись за столом, он был особенно внимателен ко мне, рассказал всем, как благодарен за то, что я присматриваю за их сыном в университете, как здорово, что я все-таки принял их приглашение, и как они гордятся тем, что делят свой стол со мной. – Хэнк буквально смаковал все эти горько-сладкие воспоминания, и его голос дрогнул.

– Дикость… – прошептала я еще раз.

Хэнк кивнул, было ясно, что я правильно его поняла.

– Дикость, – согласился он. – Тогда же я познакомился с его сестрой Джорджиной.

Внезапно у меня появилось ужасное чувство. И все потому, что ее имя Хэнк произносил как-то по-особенному. Он с тоской посмотрел на меня, печально улыбнулся, и я поняла, что конец истории дастся ему особенно тяжело.

– Ей тогда было семнадцать, она еще училась в старшей школе, но она была не по годам умна. Ты знаешь, она одевалась как взрослая. И все время крутилась рядом, вообще не отлипала от Эндрю. Она участвовала во всех делах и развлечениях, в которых участвовал он. Если ему нравилась какая-то группа, ей она тоже нравилась. Если ему понравился фильм – ну, ты поняла. Каникулы быстро подошли к концу, и пришла пора возвращаться. Но эти дни многое изменили в наших отношениях. Мы стали еще ближе – не просто приятели, а самые настоящие друзья. Потом Гейджи пригласили меня на Рождество. Во время весенних каникул его отец заявил, что по окончании университета возьмет меня на работу. И это для меня, бедняка, каких-то полгода назад свалившего из Западного Техаса! И вот я стою посреди роскошного кабинета и слушаю, как один из самых важных людей в стране говорит о том, что мы будем работать вместе. Это было… нереально. Но уже в октябре его отец скоропостижно скончался. Все были… в шоке. Я пошел на похороны, а потом его мать, миссис Гейдж, сказала, что все еще намерена взять меня на работу в память о муже. Я бы солгал, если бы не сказал: тогда я чувствовал, что нахожусь на верном пути, что это моя жизнь. Следующее Рождество мы опять провели с Эндрю, но уже в его доме в Нью-Йорке. Они называли это квартирой, но поверь мне, это был самый настоящий дом. Пентхаус на шесть спален, расположенный на двух этажах. Поздно вечером, очень поздно, в мою дверь постучали. Я открыл. На пороге стояла Джорджина. И она… она была… раздета.

– О боже, нет, – выдохнула я.

Мне не хотелось верить, но в глубине души я знала, что все это правда. Хэнк виновато опустил голову. Я все еще держала его за руку и теперь сильно сжала ее, пытаясь одновременно оказать поддержку и дать понять, что сумею справиться с чувствами и дослушать историю до конца.

– Я спросил ее, что ей надо, а она заявила, что любит меня. Боже, это звучит так глупо, но она сказала, что безумно влюблена. И что полюбила меня сразу, как только увидела, и она хотела… она предложила мне… Ну, ты понимаешь? Я был поражен и сказал ей «нет». Я сказал ей, что не думаю о ней в этом ключе, что я польщен, но нет – этого не произойдет. Я сказал, чтобы она вернулась в свою комнату и мы все забудем.

– Но она не пошла… – Я могла представить себе эту девушку, этакую вечную младшую сестру, жаждущую красивого друга своего старшего брата.

– Нет, она не ушла. – Хэнк покачал головой и посмотрел на меня, и я могла заглянуть в его душу, будто в колодец, и увидеть все его чувства. – Она вышла из себя. Буквально умом тронулась. Она закричала на меня, набросилась и попыталась расцарапать лицо. Я знаю, это звучит дико, но она прямо-таки обезумела. Никогда еще я не видел, чтобы кто-то переменился так разительно и внезапно. Она кричала на меня, обзывала последними словами. Я умолял ее успокоиться, попытался обнять, но она укусила меня и здорово поцарапала. Все это время она не переставала кричать. Вскоре на крики прибежала ее мать. Я попытался объяснить ей, что произошло, но Джорджина снова переменилась в мгновение ока. Она задрожала, заплакала, рассказала нелепую историю о том, что я давно с ней заигрываю, а теперь и вовсе затащил ее в свою комнату и пытаюсь принудить к сексу. Я протестовал, но она – Джорджина – поклялась матери, что я лгу. Я был… парализован от ужаса. Наконец, миссис Гейдж велела мне уйти, и я ушел. Наверное, я не должен был сдаваться. Надо было остаться и доказать свою невиновность, но это был их дом, это была ее дочь, и я был уверен, что с Джорджиной действительно что-то не так – возможно, она и впрямь была немного сумасшедшей. Я решил вернуться в кампус и в ту же ночь сел в поезд. На следующий день я позвонил Эндрю, но он не ответил. Я все еще не понимал, что на самом деле произошло, убеждал себя в том, что им сейчас нужно просто успокоить Джорджину, а потом все наладится.

– Должно быть, это было ужасно.

– Так оно и было. Но хуже всего было то, что я не мог защитить себя, не мог доказать, что она лгала. И у меня никогда не было такого шанса. После рождественских каникул Эндрю так и не вернулся в общежитие. Ребята забрали его вещи, он переехал в город, и я больше никогда с ним не разговаривал. Я ждал его в кампусе, пытался объясниться несколько раз, но он лишь отмахивался от меня, как от надоедливой мухи. А потом, в конце года, меня вызвали в ректорат: оказалось, мое присутствие в Гарварде больше нежелательно.

– Ты шутишь!

– Хотелось бы… Потому что, что бы ни случилось, я намеревался доучиться до самого конца. Даже если мы с Эндрю больше не были друзьями.

– Но они не могли этого сделать, не могли просто взять и отчислить тебя, если ты сам не сделал ничего плохого! Ты что, провалил экзамены? Они вообще тебе хоть что-нибудь объяснили?

– Они сказали, что в пределах их компетенции ежегодно оценивать кандидатуру каждого учащегося и принимать касательно него любые решения, которые они сочтут нужными.

Я готова была поклясться, что Хэнк дословно запомнил слова, которыми ему указали на дверь. Даже сейчас в его голосе слышалась плохо скрываемая горечь.

– Это был конец. Я знал, что миссис Гейдж состояла в совете университета, и знал, что она все подстроила, но что я мог сделать? Поэтому я вернулся в Техас и поступил в Техасский университет.

– Ты когда-нибудь видел ее снова? Джорджину? Говорил с ней?

– Никогда. – Хэнк покачал головой.

– Ты должно быть так зол на нее.

– Нет, – тихо сказал он. – Я уже не зол. Я имею в виду, я бы хотел, чтобы все сложилось иначе, или, вернее, когда-то хотел этого. Но теперь мне ее жаль. Я думаю, с ней действительно что-то не то. Сейчас я просто надеюсь, что она получит помощь, в которой отчаянно нуждается. Одни лишь деньги определенно не приносят счастья, это совершенно точно.

– Боже мой… – вздохнула я. – Какие же они трусы! Они даже не позволили тебе слова сказать… О, как же меня это злит!

– Неверие – вот что было хуже всего. Я думал, что Эндрю действительно знал меня, понимал, откуда я и что мое честное слово – это все, что у меня есть. Я бы никогда не рискнул своей репутацией. А если бы я и правда обратил внимание на его сестру, то он первым бы узнал об этом. Впрочем, он тогда защищал семью. Я думаю, что могу его понять.

Мы все еще держались за руки. Моя ладонь вспотела, как и его, но это не имело значения. Я снова сжала его руку, печально улыбнулась.

– Я предупреждал тебя – это некрасивая история, – сказал он.

– Да, хорошего тут мало, но я рада, что теперь все знаю. Спасибо, что рассказал мне.

Некоторое время мы сидели в тишине, а затем Хэнк жестом попросил официанта принести счет. Я посмотрела на стол – наш обед давно остыл, но мы больше не были голодны.

– Я отвезу тебя домой, – предложил он.

Я кивнула.

Поездка домой прошла в неловком молчании. Когда мы приехали, Хэнк открыл мне дверцу и проводил до квартиры. Уже вставив ключ в замочную скважину, я повернулась, чувствуя, что должна что-то сказать, но я просто понятия не имела что. Мы пристально посмотрели друг на друга.

– Эй, я не тупой. – Хэнк первым прервал молчания. – Я знаю, как все это звучит и что это, возможно, меняет положение вещей. Но ты спросила, а я не мог не сказать тебе правду. Ты мне нравишься. Я действительно отлично провел время с тобой в эти последние несколько недель, но… Ты знаешь, никаких обид. Я все понял.

Он чмокнул меня в щеку, повернулся и пошел прочь.

– Хэнк, нет. – Он остановился и обернулся. – Я в шоке, конечно. Это ужасно, но… но я не хочу разрывать наши отношения.

– Нет?

– Нет. Мне правда плохо, но я переживаю из-за тебя.

– Мне не плохо. – Хэнк вернулся и встал прямо передо мной. – Урок выучен. Техасский университет многое мне дал – это было отличное образование, немалому я научился и в Корпусе. Серьезно, я бы не променял то, что имею сейчас, на все богатство Гейджей. Плюс… я встретил тебя.

Я улыбнулась, и тогда он обнял меня. В его объятиях я чувствовала себя в безопасности.