Тренировка в субботу была последним пунктом в моем списке дел перед пикником в Художественном музее Далласа, и я постоянно отвлекалась во время игры, а потом и вовсе увидела Хэнка, сидящего на трибунах. Он помахал мне, и я расплылась в идиотской улыбке и помахала ему в ответ. Какого черта он здесь делал? Я имею в виду, он должен был приехать, но после тренировки, через тридцать минут!
Внезапно мои ноги ослабели, я буквально забыла, как бежать и смешно заковыляла по полю. Эти тридцать ярдов никогда еще не казались такими огромными.
– Меган! – закричала Нэш, и я помахала ей, признавая свою вину.
Кэт потребовалось всего тридцать секунд, чтобы понять, что симпатичный парень, сидящий на трибуне, здесь из-за меня.
– У тебя есть брат, красавчик? – крикнула она Хэнку, пробегая мимо.
– Извини! – крикнул он в ответ, улыбнулся и покачал головой.
– А сестра у тебя есть? – Это уже Мэрайя решила поразвлечься.
– Я единственный ребенок!
– Внимание на поле! – пронесся над стадионом голос тренера, и это положило конец откровенным вопросам.
Прежде мальчики никогда не приходили на нашу тренировку. То есть прямо вот вообще никогда. И появление Хэнка стало настоящей сенсацией.
Когда тренировка закончилась, я подошла к нему на негнущихся ногах, а он встал, чтобы поприветствовать меня. В светло-сером клетчатом костюме, он выглядел невероятно красивым Кэт, Линдси и Лашель крутились неподалеку, явно намереваясь подслушивать.
– Привет, – сказала я.
– Привет.
– Ты рано.
– Подумал, что приду пораньше и немного посмотрю.
– Зачем?
– Потому что ты мне нравишься.
Лашель всхлипнула.
– Два, один, четыре, семь, шесть, два… – Это Линдси начала диктовать свой номер телефона.
– Линдси! – закричала я, и подруга остановилась. – Хм… спасибо, – обратилась я снова к Хэнку.
Спасибо? Да ладно, Меган, не будь такой унылой, покажи, что ты польщена.
– Я про тебя почитал. Ты звезда команды.
– Вряд ли, – пробормотала я, но моя скромность только подогрела неудержимый энтузиазм Хэнка.
– В прошлом году ты забила девять голов, – сказал он. – Я купил билеты на игру в Хьюстоне.
– Серьезно?
Он поднял телефон, подтверждая свои слова. У него и правда было два билета, и он собирался посмотреть, как мы играем в университете Хьюстона в следующую среду. Кэт и Линдси вздохнули, притворились, что им дурно, и картинно повалились на траву.
– Они всегда такие? – удивленно спросил Хэнк.
– Не обращай внимания. Они не привыкли к высшему обществу. – Я широко улыбнулась в ответ. – Мне нужно переодеться.
– Я буду ждать тебя.
– Договорились, – бросила я через плечо, а затем прикусила губу – глупо, потому что я уже повернулась к нему спиной, и он при всем желании не мог оценить мою жалкую попытку флирта.
– Совершенство, – заявила Лашель по дороге в раздевалку.
– Спасибо, – ответила я.
– «Я буду ждать тебя!» – передразнила Кэт, и я шутливо толкнула ее. – Поэтому мы не смотрим телевизор по вечерам во вторник?
– Кэт, ты же знаешь, как я занята, извини. Это продлится до января, не дольше.
– Я знаю, – вздохнула она, но я могла с уверенностью сказать, что она расстроена.
Двадцать минут спустя я вышла из раздевалки с распущенными волосами, на мне было светло-фиолетовое платье без бретелек от Тори Берч и пара самых хорошеньких сандалий на свете от Александра Маккуина. Их нашла Марго, и главная их прелесть заключалась в том, что они были на плоской подошве. Она действительно старалась подбирать то, что нужно мне.
– Ух ты! – воскликнул Хэнк, когда я подошла.
Он стоял рядом с очень дорогой машиной.
– Это платьице? Пустяки, – сказала я, стараясь изящно приподнять подол.
Он придержал дверь, и я устроилась на сиденье. Салон был роскошным – кожа и деревянные панели, кондиционер уже работал вовсю. Через мгновение я почувствовала, как воздух задувает снизу, колышет подол моего платья. Возможно, кондиционеры были устроены и где-то внизу. Хэнк обошел машину, сел на водительское сиденье и дал задний ход.
– Ты правда пойдешь на игру? – спросила я, когда он переключил скорость.
Он кивнул и с самым серьезным видом спросил:
– Ты собираешься забить гол в мою честь?
Я поняла, что он перешел в высшую лигу флирта, и меньшее, что я могла сделать, это попытаться ему соответствовать.
– Всего лишь один простой гол? – спросила я, лихорадочно пытаясь придумать остроумный, полный скрытого чувственного подтекста ответ. – Может быть, все-таки дубль?
– Дубль? – Он поднял брови и улыбнулся.
– Два гола, – ответила я, подняв два пальца.
– Почему тогда не хет-трик?
– А почему бы и нет! – лихо согласилась я.
– Тогда по рукам.
Мы выехали со стоянки стадиона, остановились у светофора на Мокинбед и стали ждать, пока он не переключится.
– Неужели я только что пообещала в среду забить три гола? – недоуменно выдохнула я.
Хэнк медленно кивнул, а потом лучезарно мне улыбнулся:
– А это сложно?
Я не хочу сказать, что его глаза мерцали, потому что это было бы банально, но они явно поблескивали, когда он смотрел на меня. И я сияла в ответ.
– Так-то нет. Но проблема в том, что я никогда не забивала хет-трик.
– Тогда я увижу твой первый!
Ну и как можно было остаться к подобному равнодушной? Хэнку Уотерхаусу я была явно интересна, и это было очень мило. Супермило на самом деле!
– Эндрю! Сюда! Эндрю! Мистер Гейдж! Эндрю! Эндрю! – Дюжина папарацци, толпившаяся за стальным ограждением стадиона, подорвалась в один момент, когда Эндрю Гейдж вышел из своего «мерседеса» – той же самой машины, на которой он приехал в первый день.
Даже я понимала, что эти парни не были обычной массовкой, как на вечеринке Эбби. Нет, они были настоящими стервятниками, прожженными профи. Никто не мог скрыться от прицела их фотокамер. Эндрю выглядел сначала удивленным, а затем раздраженным. Он опустил голову и развернулся к машине, чтобы подать Лорен руку. Фотографы кричали наперебой и непрестанно щелкали затворами, умоляли его повернуться. Лорен чувственно улыбнулась, явно наслаждаясь моментом, но на лице Эндрю не дрогнул ни один мускул, и через мгновение они скрылись в саду скульптур Нашера, куда папарацци ход был закрыт.
Мы с Хэнком прибыли на обед в Далласский музей прямо за ними следом и наслаждались местами в первом ряду на спектакле. Для какого-нибудь Беверли-Хиллз или Нью-Йорка это было рутинным событием, но уж точно не для Далласа.
– Он такая большая шишка? – спросила я Хэнка, когда мы остановились.
Парковщик тут же подлетел к нам, чтобы помочь выйти.
– Во всяком случае, он так думает, – фыркнул Хэнк, выходя из машины.
Фотографы не проявили к нам никакого интереса, когда мы поднимались по ступенькам, но, прежде чем мы прошли в высокие двери, я украдкой кинула на толпу журналистов еще один взгляд. Некоторые уткнулись в свои камеры, просматривая получившиеся снимки, другие уже вовсю болтали по телефону. Хэнк тоже остановился на секунду, и его губы слегка изогнулись в презрительной гримасе.
– Что? – спросила я, заметив выражение его лица.
– Да так, ничего.
– Если ты что-то знаешь, то скажи мне. – Я потянула его за руку.
– На самом деле он сам звонит им. Или его пресс-агент звонит.
– Правда?
Хэнк кивнул:
– Он делает вид, будто удивлен и не хочет их видеть, но это все игра. Им заранее говорят, где он будет, в какое время, на какой машине приедет.
Ни и что это за человек такой, а? Впрочем, я о чем-то подобном догадывалась. Он был… подделкой. Жаждал чужого внимания, питался им.
– Мерзость! – произнесла я с чувством.
– Пойдем. – Хэнк взял меня за руку, и я кинула еще один взгляд через плечо, когда мы вошли внутрь.
Каждый год руководство Художественного музея Далласа устраивало обед для дебютанток клуба «Блубонет», зная, что многие из приглашенных станут главными благотворителями сезона. В саду Нашера есть небольшое здание галереи, в которой проводятся выставки и проходят всевозможные мероприятия. Туда-то мы и направлялись.
Когда мы вошли, там уже было не протолкнуться от народа. В воздухе витал аромат больших денег.
– Диетическая кола, – сказал Хэнк, когда мы добрались до бара.
– Не пьешь? – спросила я.
Он покачал головой и улыбнулся:
– Я должен доставить ценный груз обратно в целости и сохранности.
Я улыбнулась ему в ответ и поняла, что это может быть самый милый комплимент, который я когда-либо получала. Я – ценный груз? Ну подумать только!
– Белое вино, пожалуйста, – сказала я бармену.
– Ты уже бывала в «Нашере»? – спросил Хэнк, пока мы ждали заказ.
– Хм… – Я смутилась. – Если я скажу «нет», это выставит меня в плохом свете?
– Нет, это значит, что тебя ждет настоящее удовольствие!
– Правда?
– Приготовься… удивляться! – заявил он и картинно развел руками, как цирковой артист на сцене. – Позвольте?
Хэнк предложил мне руку, и я взяла его под локоть. Волнение в одно мгновение пропало. Он повел меня через задние двери, и мы принялись спускаться по ступенькам.
Небольшой оркестр играл на веранде, и музыка кружилась над вековыми дубами, словно легкий туман. Сам сад был великолепен, я бы даже сказала, безупречен: мягкий осенний свет заливал ухоженные газоны, извилистые каменные дорожки, разбегающиеся в разные стороны, прятались в тени раскидистых деревьев. На центральной поляне были расставлены столики, за которыми еще никто не сидел. Гости пока прогуливались по парку, любуясь постоянной экспозицией скульптур, большинство из которых были очень большими и, очевидно, установленными с помощью подъемного крана.
– Знаешь, в Далласе есть свое очарование. Тут тоже можно развлечься на славу: балет, симфонический оркестр, много маленьких театров, даже прекрасный океанариум, – сказал Хэнк, все еще держа меня за руку и ведя по тропинке. – А еще есть Музей искусств – удивительно скучное место, где хранятся всякие доколумбовые горшочки и ложечки, а еще работы этого странноватого Шагала и раннего Баскии.
– Доколумбовые горшки и ложечки? – переспросила я, смеясь.
– Хорошо, ты меня раскусила, я не в восторге от истории, – улыбнулся он. – Прошлое уже прошло.
Он же знал, что история была моей главной дисциплиной в колледже, верно?
– В любом случае, – продолжил Хэнк, – собери вместе все находки, которые ты можешь найти у себя на заднем дворе, когда копаешь огород, и получишь коллекцию среднестатистического музея. Довольно скучно, ты не находишь? В лучшем случае эти заведения могут похвастаться какой-нибудь уже никому не нужной короной без драгоценных камней. – Он остановился и широко развел руки. – Но, к счастью, у нас есть Нашер. Да, эти несколько ничтожных акров значат для мирового искусства больше, чем все музеи Далласа, вместе взятые. И я тебе сейчас все покажу.
– Ведите, сэр, – сказала я и немного расслабилась.
Мы пошли по тропинке к первой скульптуре – огромной наковальне, на которой лежали три гигантских овала из ржавого металла.
– Это, – с умным видом проговорил Хэнк. – «Три танцующие чипсины» Ульриха Ракрима. – Он сделал драматическую паузу, чтобы обдумать увиденное, и в жесте глубокой задумчивости обхватил пальцами подбородок. Я подхватила игру и принялась нарочито серьезно рассматривать скульптуру, одновременно подавляя желание рассмеяться. – Отметь, как заманчиво, как вкусно они выглядят – отличный образчик легкого перекуса.
Мы пошли дальше и остановились у другой скульптуры – паутины из черного металла, которая выглядела как частично разваливавшийся тренажерный зал.
– Ах! – воскликнул Хэнк. – Вот это да! – И наклонился, чтобы увидеть имя художника. – «Что я нашел в переулке», авторство Дэвида Смита.
– Серьезно? – спросила я, едва сдерживая смех.
– Да, да, это одна из его самых знаменитых работ, вдохновленная обыкновенной утренней прогулкой по центру Сакраменто.
Я фыркнула, и мы отправились дальше.
Мы прошли мимо Зака и Джулии, стоящих возле фонтана, а затем мимо Эшли номер один и ее кавалера, старательно читавших брошюру. Конечно же она воспринимала всю эту чепуху серьезно. Вскоре мы оказались в дальнем уголке сада, где Хэнк показал мне «Половину готовой работы», произведение «Стамеска сорвалась» самого Пикассо и шедевр Джузеппе Пеноне – разорванную картонную коробку под названием «После доставки».
На обратном пути мы осмотрели один из самых больших экспонатов – два огромных изогнутых металлических прямоугольника цвета поджаренного тмина. Я смотрела насмешливо и ждала, пока Хэнк расскажет мне об этом… шедевре.
– О, о, о! – завосторгался он. – Просто слов нет!
Я хихикнула. Хэнк шагнул ближе, протянул руку, как будто хотел дотронуться до металла, а затем резко ее отдернул и потер глаза, как будто вытирая слезы. Я уже еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться в голос.
– Это волшебная работа непревзойденного Ричарда Серры, его последнее слово в искусстве. Свой шедевр маэстро назвал это «Мои кривые не безумны».
Он произнес название с глупым испанским акцентом, и я наконец расхохоталась.
– Все… умоляю… хватит! – выдавила я сквозь смех.
– Да нет, я серьезно, – сказал Хэнк, и я уставилась на него во все глаза.
– «Мои кривые не безумны?» – Я изобразила его акцент. – Нет, ты должно быть шутишь.
– Посмотри сама, – сказал Хэнк, и я наклонилась прочитать медную табличку с подписью.
Конечно же на ней значилось «„Мои кривые не безумны“. Ричард Серра».
– Но другие названия ты точно выдумал! – воскликнула я.
– Неужели? – ответил он, лукаво улыбаясь.
Это была хитрость, достойная первостатейного мошенника, и мне почему-то стало еще смешнее, ведь Хэнку удалось все на свете смешать в одну кучу и подсунуть мне вначале выдумку, а потом выдать порцию правды, вот только такой дурацкой, что поверить в нее было попросту невозможно. Хэнк Уотерхаус был умен. Уж точно умнее меня.
Мы отстояли очередь за едой и, получив наши тарелки, сели рядом с мамой и папой, после чего я представила их друг другу. Маме Хэнк понравился, потому что он был милым и был со мной. Конец. Папа и Хэнк оба посещали Техасский университет, что фактически делало их братьями. Через пятнадцать минут после начала обеда мама похлопала Хэнка по руке, и они с папой наперебой принялись вспоминать былое.
– Надо было поступать в корпус, – заявил папа. – Вообще-то… Ну, у меня было ранчо, я знал, что не собираюсь идти в армию, но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что должен был это сделать.
– Да, это было лучшее, что я когда-либо делал, – поддержал его Хэнк. – Это дало мне ощущение принадлежности к чему-то значимому. Тогда моя система ценностей полностью и сформировалась. Я наконец получил что-то, во что можно искренне верить, понимаете?
Папа кивнул.
На мгновение я подумала, что он сейчас отдаст честь.
– Как тебе нравятся скульптуры? – спросила мама.
– О, они великолепны, – восторженно ответила я. – Мне особенно понравились «Три танцующие чипсины».
– У меня есть паяльная лампа, немного лома и несколько подков. Думаю, что за час или два я мог бы изобразить нечто, от чего все эти недотепы придут в восторг, – фыркнул папа.
Мама с укором посмотрела на него.
– Ангус, как вы, наверное, уже поняли, предпочел бы сейчас смотреть футбол, – сказала она сухо.
Я заметила, что ситуация с прошлой недели не улучшилась. Напротив, все стало только хуже.
– Четырнадцать – семь, ведут «Агги», – прошептал Хэнк папе, проверив свой телефон. – Начало второго тайма.
– Отлично. Но не говори мне больше ни слова – я поставил матч на запись.
Разговор о футбольном матче стал последней каплей для мамы, и она, резко поднявшись, бросила:
– Я собираюсь осмотреть предметы аукциона.
– Постарайся случайно не купить что-нибудь за сотни тысяч, – сказал папа.
Конечно, это была жалкая шутка, но мама тут же перехватила эстафету.
– Я уверена, что входной билет даже мы все еще можем себе позволить, – с пренебрежением бросила она и направилась к зданию галереи, всем своим видом показывая, насколько она раздражена.
– Все еще злится, а? – спросила я.
Папа вздохнул, сложил руки на груди и кивнул:
– Да, она все еще в восторге от этой проклятой затеи с землей. Я пришел сюда сегодня, пропустив игру, желая пойти на мировую. И ты видишь, во что это все вылились?
– Я не понимаю, папа. Она сказала, что тоже не хочет, чтобы ранчо разграбили эти жадные стервятники. Тогда почему она все еще злится?
– Потому что можно получить много денег, Меган. Ты сама понимаешь, это здорово облегчит жизнь. Когда тебе делают такое щедрое предложение, пусть даже ты и не собираешься его принимать, ты начинаешь думаешь об этом, начинаешь надеяться…
К его чести, Хэнк молчал все то время, пока перед ним разыгрывалась семейная драма. Теперь я повернулась к нему и улыбнулась, копируя улыбку Джулии для Зака, и осторожно откинула волосы назад:
– Извини, Хэнк, сейчас не время для таких разговоров.
– Все в порядке, – сказал он, а потом обратился к папе: – Нефть и газ?
– Да, – кивнул папа.
– Ну и что с этими парнями не так? Какую букву слова «нет» они не понимают? – усмехнулся Хэнк. – Хочется им того или нет, но иногда люди просто не хотят продавать свою землю, даже за очень большие деньги.
– Да нет, ты знаешь, все гораздо сложнее. Честно говоря, я бы продал землю, если бы намечалась хорошая сделка. Я не собираюсь работать на ранчо вечно. Меган, Джулия – они не станут разводить скот. Но я не буду продавать ранчо за… гроши. Чтобы его уничтожили просто так.
Мы все помолчали.
– Но разве нельзя продать участок под строительство домов или что-то подобное? – мягко спросил Хэнк.
– Конечно. Я бы точно не возражал против такого.
– Заплатили бы меньше, но… – сказал Хэнк.
– Вообще-то нет, заплатили бы хорошо. Но эти парни, к сожалению, ко мне не обращаются. Моя земля слишком ценная, чтобы просто строить на ней дома.
– Не обязательно. Вы удивитесь, когда узнаете, как заключаются сделки. Я вижу это все время на работе. Даже если пока вы видите только один вариант развития событий, это вовсе не означает, что вы не можете все повернуть к своей выгоде.
– Ну, как я и сказал, никто никогда не говорил со мной об этом.
– На самом деле, – уверенно продолжил Хэнк, – вы в прекрасном положении. Когда строитель заключает с вами сделку, у него уже есть заранее представление о том, что он хочет и как он это сделает. И если вам сразу что-то не нравится, то вы еще на берегу обсуждаете все детали сделки и заявляете о своих желаниях. Если же у вас есть собственное видение развития территории, то вы просто ищете покупателя.
– Что ж, это интересно. Я никогда не думал об этом таким образом. – Папа глотнул пива. – Отхватила умника, да? – спросил он меня, и я улыбнулась.
Хочешь покорить девушку – покори ее отца. Я снова улыбнулась Хэнку, на этот раз искренне.
– Папа, хочешь еще пива? – спросила я отца.
– Конечно, спасибо.
– Я схожу, – предложил Хэнк, но я остановила его:
– Останься. Может, и ты хочешь что-нибудь?
– Еще одну диетическую колу?
– Ты ее получишь.
Я практически поплыла к бару. Я как раз заказала коктейль для себя, пиво для папы и диетическую колу для Хэнка, когда ко мне подошла Сидни.
– Привет, Сидни, – сказала я.
– Привет. – Появился еще один бармен. – Два бокала белого вина, пожалуйста, – сказала Сидни, после чего мы остались в баре одни.
Повисло неловкое молчание.
– Сидни, я помню, где мы познакомились, – обратилась я к ней, и она испуганно огляделась по сторонам. – Я просто хочу, чтобы ты понимала: от меня никто ничего не узнает.
Бармен поставил перед нами два бокала.
– Да, спасибо, – коротко сказала она, подхватила свои бокалы и ушла.
Вообще-то я рассчитывала не на такой равнодушный ответ, ну да ладно. Я прислонилась к стойке и посмотрела в толпу – Эндрю Гейдж проталкивался к барной стойке, наши глаза встретились. Он дернулся и быстро развернулся. Что это с ним?
– Вот, пожалуйста, – сказал бармен, поставив мои напитки.
– Спасибо. – Я взяла заказ, повернулась и чуть ли не врезалась в Эндрю, преграждающего мне дорогу.
– Меган, – сказал он официально.
– Привет, Эндрю.
– Я хотел поговорить с тобой.
Вот это да! Что мог бы мне сказать Эндрю Гейдж? Даже интересно.
– Я пытался извиниться на вечеринке твоей кузины, – начал он, – но не смог застать тебя одну, поэтому подумал, что лучше уйти и попробовать в другой раз. В любом случае, я хочу попросить прощения за свои нелепые комментарии. Я просто повторял то, что сказала Лорен, но это не оправдание. На самом деле я так не думаю, и мне очень жаль, что сказал нечто подобное и… что ты это слышала.
– Хм… хорошо, спасибо. – Это было нормальное извинение, но звучало оно странно, будто он заранее его отрепетировал.
– Пожалуйста.
Я стояла с напитками в руках и выжидательно смотрела на Эндрю, а ему, похоже, было нечего больше сказать. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке: переминался с одной ноги на другую, глаза его бегали.
Тут нас увидела Лорен и поспешила подойти.
– Я искала тебя, – промурлыкала она Эндрю, полностью проигнорировав меня.
– Привет, Лорен, – сказала я, впрочем, без всякой охоты начинать разговор.
– О, привет, Меган, как проходят уроки в классе манер?
Как она могла узнать об этом?
– Я лучшая ученица, спасибо за вопрос.
– Представляешь, она там учится ходить, – сказала Лорен с приторной улыбкой, обращаясь к Эндрю.
Я проигнорировала ее и посмотрела на парня:
– Что-то еще?
– Нет, это все.
– Хорошо, тогда увидимся.
На обратном пути я остановилась и посмотрела на Хэнка и папу, увлеченных беседой. Они могли говорить о земле, футболе или о корпусе. Это было чертовски сексуально, и я подумала о том, что может случиться позже. Хэнк наверняка отвезет меня домой и, что-то мне подсказывало, захочет проводить до двери. От этих мыслей мурашки побежали по моему телу. Должна ли я пригласить его войти? Будет ли это слишком быстро? Он поцелует меня?
Хотя на последнее я уж точно надеялась.