55. тем временем на «болт-забее»

Сара Лавлок сидит буквально верхом на моей машине. Через лобовое стекло я вижу Пенни с перцовым баллончиком в руке, она вывернула шею и пытается разглядеть постороннюю девицу, сидящую на крыше, как часовой на посту. Могу ошибаться, но Марк Уолберг спокойно дрыхнет на заднем сиденье.

У барбоса железные нервы.

– Клевая тачка, – говорит Сара, похлопывая ладонью по крыше.

Я застегиваю куртку:

– Мой друг Алан называет ее…

– Как?

– Что как?

Сара прячет руки в рукава пальто:

– Ты начал говорить: «Мой друг Алан называет ее», а потом замолчал.

– Боюсь, название неприличное.

– Ной! Я буквально сижу верхом на твоей машине.

– Тогда ладно. Видишь ли, это машина марки Hyundai, и мой крутой, умудренный жизнью друг Алан прозвал ее «хентай». Так или иначе, недавно он обнаружил, что Hyundai надо произносить «хендэй», а не «хендай», и тогда Алан такой: «Даже круче!», и вот тебе полная история превращения моего Hyundai в «болт-забей».

У владельца барбоса нервы и вовсе стальные.

– Прикольная история, – резюмирует Сара.

– Только не проси меня повторить. Представление одноразовое.

Пенни отчаянно машет мне с переднего сидения, и я уже собираюсь открыть дверь и сказать ей, чтобы не волновалась насчет сидящей на крыше незнакомой девушки, как Сара спрашивает:

– Так что, ты собираешься звать меня на свидание или как?

– Что?

– Ну блин.

– Погоди, я не… Извини, ты меня застала врасплох.

Она вытаскивает руки из рукавов, хлопает ими по крыше – отчего Пенни подпрыгивает в машине на полметра, не меньше – и съезжает на землю.

– Мы слишком часто сталкиваемся друг с другом, а я не склонна искушать судьбу. Кроме того, меня заводят парни, которые каждый день ходят в одном и том же.

– У меня десять комплектов в обороте, чтоб ты знала. То есть нельзя сказать, что я всегда в одной и той же конкретной футболке.

Позади нас в машине на несколько сантиметров приоткрывается водительское окно.

– Ной? – Пенни держит перед собой перцовый баллончик, с подозрением разглядывая Сару.

– Все в порядке, Пенн. Не волнуйся. Это Сара. Она… друг.

– Привет, – говорит Сара, улыбаясь Пенни. – Ты сестра Ноя?

Пенни окидывает ее свирепым взглядом, ничего не отвечает и снова закрывает окно.

– Прошу прощения. Она немного дикая, – поясняю я.

– Да чего уж там, я ведь влезла на крышу машины, в которой она сидела.

– Верно.

– Собака, правда, даже ухом не повела.

– Это Марк Уолберг.

– Ты назвал собаку Марком Уолбергом?

– Думаю, на сегодня я исчерпал лимит историй, которые представляют меня одиноким идиотом.

– Не буду настаивать. – Она непринужденно улыбается.

– Ладно, короче… – Давай, Но. Возьми и сделай. – Не хочешь когда-нибудь прогуляться со мной?

– Да ни за что, чувак.

Тошнота резко подступает к горлу.

– Шучу, – говорит Сара. – С удовольствием. У тебя телефон с собой?

Я вынимаю из кармана мобильный:

– Только он вроде сдох.

– Ной, Ной, Ной, – качает головой Сара, открывает дверь соседней машины, забирается внутрь и достает ручку. Выудив из кармана смятую бумажку, она начинает записывать номер.

– Как ты узнала, что это моя машина? – спрашиваю я.

– А может, я шпионю за тобой в соцсетях. Ага, и знаю о тебе все на свете, включая номер социального страхования, штрафы за неправильную парковку и всякое такое.

– Тогда ты, наверное, знаешь, что меня разыскивают за убийство седьмой степени?

– А что это такое? – Сара, улыбаясь, протягивает мне бумажку.

– Это когда замышляешь прикончить бойфренда троюродной сестры друга.

– Да уж, могла бы и догадаться. Но если серьезно. В тот раз, когда ты виделся с моим братом, ты умудрился въехать задом на нашу дорожку. Твою машину я узнала бы из тысячи.

Я беру бумажку, ожидая увидеть телефонный номер, но там некое подобие списка:

Будет только лучше

Моби Дик отстой

Один или одинок

– Это названия песен? – спрашиваю я.

– С другой стороны. И даже не думай, что приглашение ненастоящее. Потому что оно настоящее.

– Понял, оно настоящее.

– Я серьезная девушка, Ной. Не шути со мной или проклянешь тот день, когда родился.

На заднем сиденье ее машины я замечаю гитарный чехол, и тут до меня наконец доходит. Я снова переворачиваю бумажку, ангельский голос начинает звенеть у меня в ушах, и каждая нота – как яркое пятно цвета, дрейфующее в воздухе наподобие пылинок в лучах солнца.

– Ты сегодня выступала.

Сара смотрит себе под ноги, и я понимаю, что настроение разговора меняется. Она заводит мотор, но не уезжает.

– Ты потрясающе поешь, – говорю я.

– Спасибо. – Она не поднимает взгляда. – Знаешь, раньше я толком не понимала, что именно Мила Генри подразумевает под «выходом из автопилота». Думала, что понимаю, но не понимала. Пока не начала выступать. На сцене я не думаю ни о ком в зале или даже в моей жизни, просто полностью растворяюсь. Теряю себя. И это хорошо. Или не хорошо, но необходимо.

– Должно быть, непросто.

– Труднее всего найти себя после выступления, снова наполнить себя собой. И еще околомузыкальная тусня.

– Околомузыкальная тусня?

– Я выступаю достаточно давно и знаю, что музыканты совершенно беззащитны перед публикой, но в компании других музыкантов они изображают из себя крутых, будто им все пофиг, хорохорятся. Не дай бог показать слабость перед коллегами по сцене.

Мы прощаемся, я обещаю позвонить или прислать сообщение, и пока машина Сары исчезает в по-зимнему темных улицах Чикаго, я уже точно знаю план дальнейших действий.