12. Осада

– Что он с тобой сделал? – спросила Лерка. – У тебя везде кровь!

– Ерунда. – Я потрогал пальцами макушку. – На голове все раны быстро заживают.

– У тебя и рубашка в крови. Сбоку. Давай я посмотрю…

– Я сам!

Я стеснялся Лерки. Поэтому я расстегнул рубаху и, скосив глаза, принялся изучать свою рану. В боку торчали острые чёрные осколки. Я осторожно выковырнул их из-под кожи. Кровь почти не текла.

– Скотч, – попросил я. – Скотч где-то валяется, поищи.

– Надо продезинфицировать…

– Нечем.

Лерка подала мне моток скотча. Я оторвал от рубашки рукав, приложил его к ране и примотал скотчем. Обмотал порезанную руку. И на рану на голове тоже приложил полиэтиленовую заплату.

– Что ты делаешь? – спросила Лерка. – Так же нельзя…

– Ничего. Скотч на крайний случай годится. Всё равно ничего лучшего нет. Как Катька?

– Нормально. Спит опять.

Катька лежала на полу возле окна.

Я поднял гантель, немного сдвинул в сторону кровать. Затем со всего размаху стукнул гантелью по паркету. С двух ударов я пробил дыру. Вторую дыру в полутора метрах от первой. Вставил ножки кровати в дырки. Проверил. Дверь была заклинена намертво. Привалился к стене.

Лерка устроилась рядом.

– Что произошло?

– Троян, – сказал я.

– Что?

– Троянский конь. Вирус, проникающий внутрь обороны. Враг.

– Враг? – спросила Лерка. – Этот парень? Он вроде бы хотел нам помочь!

– Это не тот парень. – Я закрыл глаза. – Это она. Костриха.

– Как? – прошептала Лерка.

– Так. Она забрала лицо у Мертвеца. У настоящего. Каким-то образом. И ещё что-то… То ли память, то ли часть души…

– Как она его вычислила? Этого парня? Что-то слишком уж оперативно, только он приехал – и…

– Не знаю, – ответил я. – Не знаю как. Скорее всего, они, эти колдуны, экстрасенсы, друг друга чувствуют. Добро чувствует зло, а зло чувствует добро. Мертвец знал, где я живу, и направлялся сюда. Едва он приехал, она, Костриха, наверняка его сразу учуяла. Может, она его ещё издалека почуяла, пока он подъезжал. И приготовилась. Ждала его где-то неподалёку, а когда он шёл к нам – прикончила. Он вроде бы не очень опытный был, судя по разговору, ведьма, наверное, легко с ним справилась. И как-то стала им, не знаю… Бред какой-то. Наваждение.

– Она прикончила этого парня и выпила у него кровь! – неожиданно резко сказала Лерка. – Вот так!

Я промолчал. Не хотелось думать, что произошло с этим Мертвецом. И так тошно.

Лерка поглядела на дверь.

– Как ты догадался? Что он… не настоящий?

– Не знаю. Почувствовал. Он отобрал у Катьки колокольчик. Он допытывался, где я спрятал доску. У него не очень хорошо работает правая рука. Настоящему Мертвецу я не говорил про то, что дом с красной крышей…

– А ты спрятал доску?

– Угу.

– А где ты её спрятал? – спросила Лерка. – Здесь?

Я кивнул на батарею.

И тут свет погас.

Было тихо. Мы сидели в темноте. Вернее, сначала это была темнота, потом глаза стали потихоньку привыкать, очертания комнаты проступали, проступали…

Далеко, за холмом, полыхнула молния, село озарилось белым светом.

– Грома нет, – сказала Лерка.

– Далеко потому что, – объяснил я. – Вот грома и не слышно. Опять гроза…

– Не, – покачала головой Лерка. – Это гроза такая. При такой грозе молнии не в землю бьют, а по небу распространяются. Как зарницы. При такой грозе свету много, а грома вообще нет. И дождь может быть совсем мелкий.

Я посмотрел в окно. Молнии стали вспыхивать чаще, гроза приближалась.

– Где она? – спросила Лерка. – Почему не ломится?

– Не знаю. Может, готовится. А может, инструменты ищет. С голыми руками через эту дверь не пройти. Башку обломает.

Лерка взяла меня за руку.

– Я сказала дедушке, что до утра меня не будет, – вздохнула она. – Что пойду к тёте Вале, у них караоке. Будем петь, это здорово. Так что дед не станет меня искать. Не станет. Нам каюк… Нам каюк?

– Не знаю, – ответил я. – Может, всё и обойдётся. А может, нет. К утру станет ясно.

Я встал и на всякий случай проверил дверь ещё раз.

Закрыто. Надёжно, плотно. Кровать тоже хорошо держит. Через такую дверь пройти будет тяжеловато.

Но я не сомневался, что Костриха попробует пройти. Попробует.

– Она к нам полезет? – Лерка тоже посмотрела на дверь.

– Полезет. – Я снова уселся рядом с ней. – Я ей нужен.

– А как она до нас доберётся? Если ты говоришь, что дверь надёжна?

Я не ответил. В коридоре послышались шаги. Затем приятный женский голос сказал:

– Доберусь.

Лерка прижалась ко мне.

– Открывайте. От-кры-вай-те…

В темноте этот голос звучал жутко.

– Валерия, – позвали из-за двери. – Валерия, открой дверь! И я тебя не трону.

Лерка вздрогнула и прижалась ко мне.

– Валерия, я тебе ничего не сделаю, – продолжала Костриха. – Ты мне не нужна. Мне нужен он. Он. Открой…

– Замолчите! – крикнула Лерка. – Я не хочу вас слушать!

Костриха засмеялась.

– У тебя ведь есть родители, – зашептала Костриха. – Валерия, у тебя есть папа, у тебя есть мама. Они ещё очень молодые. И у тебя есть дедушка. Старый человек, но тоже хочет пожить. Открой, или я…

– Замолчи! – закричала Лерка. – Заткнись! Я не открою!

В дверь стукнули. Несильно. Затем шаги. Шаги удалялись от нашей комнаты к лестнице. Медленные шаги. После каждого шага пауза.

Потом снова тишина.

– Она ушла? – шёпотом спросила Лерка.

– Нет. Она вернётся. Подготовится и вернётся.

– Как подготовится?

– Не знаю… В гараж спустится, лом возьмёт. У тебя фонарика нет?

Лерка промолчала.

– Извини, что я…

Лерка махнула рукой.

Я сидел и пытался что-нибудь придумать.

Мы были заперты на втором этаже. Вокруг никого, до ближайшего дома на краю села километр. Кричи не кричи, никто не поможет. Ловушка. Конец.

Как я проворонил этого Мертвеца? Ведь что-то насторожило меня в нём, что-то напрягло, когда он переступил порог. Но я всё равно купился. Купился, как последний баран…

Лерка начала потихоньку молиться. Приложила руки к груди и шептала что-то.

Я молитв не знал, поэтому просто сидел и глядел в потолок. Завидовал. Если всё кончится хорошо, то я обязательно выучу молитвы. Лерка меня научит. Я буду хорошим учеником.

В книжках часто пишут, что герои, попав в сложную ситуацию, о чём-то думают – о прежней жизни, о судьбе, о других ненужных в подобных обстоятельствах вещах. Ни о чём таком я не думал. Я думал о пельменной. Да, да. Я думал о пельменной. Я не псих. Но такие вещи со мной случаются, иногда начинаешь вспоминать какую-нибудь страничку жизни и не можешь остановиться. Однажды, во время нашего очередного переезда в другой город, мы задержались пообедать на трассе. Маленькая деревушка. Там была пельменная. Старая, видимо, ещё с советских времён. Даже вывеска старая. И внутри тоже всё старое, ни пластика, ни металла. Дерево и какая-то медь почерневшая. Касса старая, столы старые… Еда вкусная, котлеты, чай с мятой. Лучшее воспоминание в моей жизни. И сейчас, сидя в забаррикадированной комнате и ожидая развития этой малоприятной ситуации, я вспоминал пельменную на краю дороги, в деревеньке, названия которой я даже не помнил.

– Если мы отсюда выберемся, то я… – сказала вдруг Лерка. – То я… я траву в огороде буду пропалывать каждую неделю.

Я рассмеялся.

– Чего смешного? – спросила Лерка.

– Смешная ты, – сказал я. – Нас скоро… побеспокоят. А ты про траву – выполю…

– Выполю. И жуков колорадских соберу. А ты что сделаешь? Если выберешься?

– На море поеду, – сказал я. – Зароюсь в песок и буду пить ананасовый сок. На море я никогда не был, хочу очень.

– Не, не так надо отвечать, – возразила Лерка. – Ты должен от чего-то отказаться, чтобы нас спасли! Вот если бы ты курил, то ты должен был бы бросить. А ты не куришь… Какой-нибудь порок у тебя есть?

Я подумал и решил, что один порок у меня всё-таки есть. Не очень серьёзный, но есть.

– Ну, хорошо, – сказал я. – Я откажусь. Даже больше, дам зарок. Если мы отсюда выберемся, я не буду целый год играть в компьютерные игры. Хотя нет, пожалуй, год – это слишком долго… Пусть будет полгода…

Лерка ткнула меня в бок.

– Нельзя торговаться в таких случаях.

Я подумал, что торгуйся не торгуйся, а всё равно ничего не изменится.

Со стороны гостиной послышался рёв. Долгий, протяжный, болезненный.

– Это кто? – спросила Лерка.

– Она. Превращается. Наверное, это очень больно – превращаться. Всё растягивается…

– В кого она превращается? В белую кошку?

– Нет, не в кошку. В кошку она легко превращается, быстро. Значит, сейчас она превращается во что-то другое…

– Во что?

Я не знал. И не очень-то хотел знать.

– Послушай, Лер, – сказал я, – если у нас часть её книги, она не может ни в кого превращаться.

Лерка промолчала. Она протянула руку и подкатила к себе гантель. Подняла и положила к себе на колено. Лерка была сильной.

– Если бы у нас была целая книга, – Лерка постучала по полу, – тогда бы всё… А так… Может быть, она только какую-то маленькую часть своих возможностей утратила? Но эта возможность ей важна, она хочет её вернуть…

Рёв повторился. Лерка приложила ладони к ушам.

– Лерка, а поедем на Чёрное море с нами?

– Да иди ты со своим Чёрным морем, – устало ответила Лерка. – Я в Новую Зеландию хочу. Там хорошо.

– Знаешь, Лерка, – улыбнулся я. – Не хочу тебя расстраивать, но в Новую Зеландию ты вряд ли попадёшь.

– Почему это? Потому что я отсюда не выберусь?

– Потому что у тебя денег не хватит. До Новой Зеландии на электричке не доедешь!

– У меня родители сейчас в Новой Зеландии, – сообщила Лерка. – Они там на маслозаводе опыт передают.

– Какой ещё опыт?

– Масло вологодское учат новозеландцев делать. Новозеландцам оно очень понравилось. Так что я там через месяц уже буду, – Лерка показала мне язык, но в темноте его было видно плохо.

Я позавидовал.

– А твой телефон нельзя починить? – спросила Лерка.

Я покопался в обломках трубки. Ничего. Даже батарея и та была расплющена.

– Мёртв. – Я забросил куски пластика в угол. – Восстановлению не подлежит. А другой? Я же тебе давал?

– Внизу забыла. А дверь крепкая?

– Крепкая. Долго будем мучиться.

– До утра, может, выдержит? А утром дедушка посмотрит, что меня нет, и станет меня искать…

– Опять же не хочу тебя расстраивать, – сказал я, – но мне кажется, что Костриха направилась прямиком в гараж. А в гараже отличные топоры. Против такого топора ни одна дверь не выстоит. Так что скоро…

В гостиной что-то громко хлопнуло. Потом тяжело заскрипела лестница. Будто по ней поднимался медведь. К нашей комнате приближались шаги.

– Что это? – насторожилась Лерка.

– Это она. Вернее, оно.

– Оно?

– Существо, в которое Костриха обернулась. Может, волк, но скорее всего пантера. Пантерой удобнее… Я, если бы мог в кого-нибудь превращаться, превращался бы именно в пантеру. Зубы, когти, может и бегать быстро, и лазать. Универсальная форма.

– А почему она раньше не превращалась в пантеру? – Лерка упиралась в кровать ногами. – Почему только в кошку?

– Тут всё ясно. Представь, что она по улицам стала расхаживать бы в виде настоящего зверя… Тут уж никто не смог бы терпеть. К тому же… Я читал книжку про оборотней. Чтобы стать зверем, им надо напиться человеческой крови. Причём свежей. И чтобы обратно – тоже. А кошка…

– Ты думаешь, что она попробовала крови?

– Наверное. Что касается кошки…

– С кошкой понятно, – перебила меня Лерка. – Говорят, что когда девушку посвящают в ведьму, то другие ведьмы смотрят ей в душу и узнают, какой зверь там живёт. Потому что в каждом человеке живёт зверь, в каждом свой. И этого зверя любая ведьма может выпускать, когда захочет. То есть если в душе кошка, то в любой момент ведьма может обернуться кошкой, если ворона, то вороной, а если собака, то собакой. В Кострихе, наверное, живёт белая кошка…

– Это её тотемный зверь, – сказал я по-научному.

– Тотемный?

– Угу. Знаешь, всякие дикие племена, те, что живут на Амазонке, они считают, что все люди произошли от разных животных. И эти животные проявляются в чертах характера, их нельзя убивать, оскорблять, ну и так далее. Значит, у Кострихи тотемный зверь – кошка…

Шаги остановились напротив нашей двери. Стало тихо-тихо. Потом бах, удар в дверь. Мощный, дверь выгнулась внутрь. Замок вылетел. Дешёвые петли из порошкового металла лопнули пополам.

Но дверь, укреплённая кроватью, выстояла.

Лерка взвизгнула.

– Пошла вон! – заорал я.

За дверью было тихо.

– Она… она ушла? – прошептала Лерка.

– Она там, – ответил я. – Она там, и она ждет.

В дверь снова ударили. На этот раз удар был не такой сильный. Но верхняя петля разошлась окончательно.

После удара наступила тишина.

Я встал рядом с кроватью и поднял гантель.

Из-за двери послышалось рычание.

– На чердак нам не выбраться? – спросила Лерка.

– Не-а… А даже если и выберемся – ничего не сможем сделать…

– Думай! – шептала Лерка. – Думай, ты же мальчик, в конце концов.

Дверь вздрогнула, в щель протиснулась лапа. Я схватил гантель и со всей силы долбанул ею по лапе. Коготь хрустнул и сломался с мерзким звуком. Кажется, это снова была правая лапа.

Тварь заревела и втянула конечность. Я прижал дверь, снова придвинув кровать, бросил гантель на пол.

За дверью опять зарычали. Я сел на кровать. И тут мне в голову пришла идея.

– Надо спускаться по стене, – сказал я. – Только так можно уйти. Прыгать высоко, да и Катька не спрыгнет. Сделаем верёвку.

Я сдёрнул с кровати покрывало. Ножика не было. У Лерки тоже. Я взял гантель, подошёл к окну. Залепил стекло скотчем, стукнул железякой. Стекло не разбилось.

– Органическое, – я ударил ещё, и снова бесполезно. – Не разбить.

Я оглядел комнату. Глаза окончательно привыкли к темноте, видно было хорошо. Ничего стеклянного или острого. Кроме…

Дверь опять дрогнула. Рама затрещала, из-под косяков посыпалась штукатурка.

Я подошёл к компьютеру.

– Ты что, собираешься… – начала Лерка.

Но по-другому было нельзя, я накрыл монитор одеялом и стукнул гантелью по экрану. Монитор звякнул. Я сдёрнул одеяло. Из экрана просыпалась мелкая стеклянная пыль, экранное стекло раскололось на разнокалиберные куски, армированные какими-то тонкими нитями, я выковырял самый длинный. Обмотал кусок скотчем. Получился острый, как бритва, кинжал.

– Держи покрывало, – попросил я Лерку.

Лерка растянула покрывало, я разрезал его самодельным ножом на несколько длинных полос. Затем мы разрезали простыню, пододеяльник и даже наволочки. Я свернул получившиеся полосы жгутами и связал их в длинную верёвку. Закинул конец на люстру, повис. Верёвка держала.

– Спустимся вниз. – Я поднял оконную раму. – Сначала ты. Потом я спущу Катьку. Затем слезу сам…

Удар в дверь.

Через окно в комнату ворвался ночной дождь, он приятно холодил. Я закрепил верёвку за батарею и выбросил наружу.

Ещё один удар в дверь. Рычание.

Лерка вдруг заплакала. Слава богу, Катька не просыпалась. Белизна вытянула из неё все силы.

– Не плачь, – сказал я. – Всё будет хорошо. Давай, лезь первая. Дверь скоро не выдержит…

– А если мы спустимся? – спросила Лерка. – Она догонит нас. Мы не уйдём далеко с Катей…

– И что? – Я совсем растерялся.

– Беги один, – Лерка села на пол рядом с моей сестрой. – Вместе нам не уйти. А мы ей не нужны. Даже если она сюда и ворвётся, она не будет тратить на нас время.

Я подумал, что если она сюда ворвётся, то на Катьку и Лерку она и не потратит много времени. Взмахнёт лапой, и всё. А потом скажут, что из цирка шапито убежал тигр и расправился с несколькими жителями небольшого села…

Но я не стал говорить это Лерке, не стал её пугать ещё больше.

– Беги к моему дедушке. Пусть поднимает народ… Хотя нет, к нему не беги, он не откроет. Да и не разбудить его ночью. К кому? К кому тогда бежать?

Лерка бешено зачесала голову, стараясь придумать, кто может нам помочь.

– Никто не откроет, – сказала Лерка, опустив руки. – Никто не поможет. И не поверят. Беги на водокачку.

– Зачем?! – не понял я.

– Забыл?! На крыше, где железная пальма и вся эта ерундистика, там телефон! Прямая связь с дедушкой. Повернёшь рычажок, у нас дома зазвонит специальный громкий телефон. Скажешь ему всё как есть. Он поможет. Так что беги. Беги, только так можно…

– Лер…

– Беги! – Лерка толкнула меня к окну. – Давай! И поспеши! Времени мало.

Косяк отвалился. Дверь отошла. В щель снова просунулась большая белая лапа. Похожа на лапу пантеры. Или тигра-альбиноса.

Я взглянул на Катьку и Лерку.

– Гантель не возьмёшь? – спросила Лерка.

– Не, – отказался я. – Слишком тяжело. Да и вам нужнее.

– Я буду с тобой разговаривать, так она решит, что ты здесь.

– Угу.

Я наклонился, достал из-под батареи колдовскую доску с гвоздём и заткнул её за пояс на спине. Свесил ноги с другой стороны окна, послал Лерке воздушный поцелуй, взялся покрепче за верёвку из простынь и нырнул в дождь и темноту.

– Ей не пройти! – громко сказала Лерка. – Я вижу. Пусть спит…

Лерка продолжала говорить. Я сполз по верёвке и упал на мокрую траву.