Книга: Смерть Гитлера
Назад: Российский Государственный военный архив, Москва, март 2017 года
Дальше: Берлин, 30 мая 1946 года

Часть IV
Выводы?

Москва, март 2017 года

У нас всего два дня. Именно столько нам предоставили российские инстанции. Два дня, чтобы провести научную экспертизу. Даже за такой краткий срок нам пришлось здорово побороться. «А Вы никогда не думали провести научное исследование фрагментов останков Гитлера? Ну, в общем, предполагаемых останков Гитлера?»
Александр Орлов, наш консультант из МИДа, не ожидал такого вопроса. Это было в декабре прошлого года. Он связался с нами, чтобы узнать, как прошел наш поход в архив ФСБ. Он надеялся, что с нами все закончено. Зубы, череп и секретные материалы, ну разве этого недостаточно? «Мы хотим получить для себя окончательный ответ, чтобы уж не было даже малейших сомнений…» Такие доводы он слышал уже не раз – и от журналистов, и от историков, и даже от ученых. Исследования, новые технологии, без каких-либо повреждений черепа или зубов. Александр хорошо говорит по-французски. Но в стрессовой ситуации он предпочитает отвечать на родном языке, русском. Лана снова спрашивает, убеждает. Александр сопротивляется. Утверждает, что он не в курсе.
У нас только одна цель, дорогой Александр, – покончить с легендами и слухами о возможном побеге Гитлера. А разве для России не интересно, действительно ли у нее подлинные останки Гитлера? Есть только один способ закрыть эту главу раз и навсегда: пусть доктор судебно-медицинской экспертизы Филипп Шарлье приедет и осмотрит череп и зубы.
Тишина.
В его голосе вдруг послышались мрачные интонации: «Я понял. Скоро вы получите ответ…»

 

Ответ нам пришел в начале марта. Это было: «Два дня! По одному на архив. Приходите в конце месяца».
А вот это было удачно. Мы как раз получили зеленый свет в военных архивах. Так мы сможем убить одним выстрелом двух зайцев.
Доктор Филипп Шарлье собирался присоединиться к нам на эти два дня. Выбор на этого французского судмедэксперта и палеоантрополога, естественно, пал не случайно. Всего за несколько лет этот судмедэксперт создал себе солидную репутацию в разгадывании исторических тайн. Под его умелыми руками заговорили самые известные «убиенные» в истории. Яд, холодное оружие, пистолет – ничто от него не ускользает. Его методы «охоты» производят неизгладимое впечатление не только на его соратников, но и на широкую общественность во всем мире. В его руках побывали останки многих королей, таких как Генрих IV, Людовик IX Святой, Ричард Львиное Сердце, а также таких легендарных персонажей, как Жанна дʹАрк или трибун Французской революции грозный Робеспьер…
Филипп Шарлье публикует результаты исследований своих «пациентов» в лучших мировых научных журналах. Ему всего около сорока лет, восторженный и напористый (обожает путешествовать по самым отдаленным уголкам планеты для проверки на практике своего искусства), он умеет понятно и доступно говорить о своих открытиях, при этом неукоснительно соблюдая классические научные принципы. Нет ничего удивительного в том, что СМИ видят в нем «кладбищенского Индиану Джонса» и сообщают в мельчайших подробностях о каждом его новом историческом вскрытии. Вот и дело Гитлера от него не ускользнуло.
Значит, два дня. День на череп в архиве ГА РФ и еще один на зубы в компании недоверчивых сотрудников ФСБ. ГА РФ и ЦА ФСБ, как обычно, тянут с окончательным ответом и ставят условия. На наше предложение они реагируют одинаково: «В нашей стране много отличных специалистов в области судебной медицины. Зачем нужен иностранный специалист?»
И они абсолютно правы. Мы вовсе не сомневаемся в том, что россиянин тоже мог бы провести серьезное научное исследование. Однако, на наш взгляд, ради нейтралитета приглашение иностранного ученого тут вполне уместно. К нашему большому удивлению, такой аргумент был принят довольно быстро. Чтобы не было ни подозрений, ни давления с российской стороны, было решено, что в исследовании будет участвовать только один, французский, специалист, тот, которого выберем мы. Оставалось назначить даты, удовлетворяющие всех. Назначили на 29 и 30 марта.
28 марта, Москва. У меня есть всего сутки, чтобы убедиться, что все будет готово к приезду доктора Шарлье. Российская столица выглядит спокойнее, чем обычно. У кремлевской стены не слышно воркованья туристических групп. У могилы Ленина не видно толп почитателей. Вместо них тут десятки полицейских с дубинками, в серых форменных шапках, значки с эмблемой правоохранительных органов. У них сосредоточенные лица, какие бывают у тех, кто получил строгие указания. За два дня до этого в центре Москвы манифестация противников режима собрала около 10 000 человек. Это был вызов Путину.
Власть не стала вдаваться в подробности и задержала 700 демонстрантов. Кадры об этом показали новостные каналы всего мира. Вот уже десять лет, как Россия переживает беспрецедентный политический и экономический кризис. Страна словно сжалась в клубок и застыла. Малоподходящие условия для расследования по делу Гитлера. В лучшем случае у чиновников нет ни времени, ни желания выслушивать наши просьбы, а в худшем – они видят в них новый источник проблем. Поэтому я совсем не удивился, когда встретил Лану в кафе, где мы обычно встречались, с мрачным лицом и потухшим взглядом. Она могла бы ничего не объяснять, я и так все понял. Они только что отменили! Правда, не все. Только ЦА ФСБ. Без причины, без объяснения. Остается ГА РФ, Государственный архив с фрагментом черепа. Эти не передумали. Пока не передумали.
Руководство ГА РФ на звонки больше не отвечает! Мы ждем в вестибюле уже целый час. Время 15 часов, дата 29 марта, и самолет Филиппа Шарлье только что приземлился в международном аэропорту Шереметьево, а это в часе езды от центра Москвы. Вчера Александр лично обратился к Лане. Да, ФСБ отменила, «отложила», но не ГА РФ. «Приходите, там вас ждут». Он и вправду так сказал? Я еще раз переспрашиваю Лану. В ответ она вздыхает: «Он именно так и сказал».
Итак, руководство Государственного архива знает, что мы тут и что французский эксперт специально прилетает из Парижа, чтобы осмотреть фрагмент черепа, тот самый, что они прячут в коробке из-под дискет! Тогда почему никто не отвечает на наши звонки? Даже наши пропуска не готовы. Мы подтвердили доктору Шарлье «встречу по черепу». Зубы будут позже, скорей всего, в другой раз. «Когда?» – заволновался он. Вскоре. Здесь мы были вынуждены применить те же приемы, что и российские инстанции: ответ расплывчатый, но с примесью надежды.
Филипп Шарлье успокоил нас сразу. «Не волнуйтесь, я выкрою время, когда будет нужно. Проект меня очень интересует, можете на меня рассчитывать. А с черепом, значит, все в порядке?» Априори так оно и было. Тем не менее сейчас мы просто кипим от негодования, теряя время в напрасном ожидании в вестибюле. Их хотя бы предупредили о нашем посещении? Или им просто нравится играть у нас на нервах? Или это всего лишь проявление родимых пятен неумелости, унаследованных нынешней бюрократией от советского периода? За единственным окошком бюро пропусков сидит женщина лет шестидесяти. Это она выписывает пропуска. Короче говоря, эта дама может делать все, что ей в голову придет. При этом никто из посетителей ГА РФ не смеет ей что-нибудь возразить. Вот сейчас она ест кебаб, листая популярный журнал и не обращая на нас ни малейшего внимания. «Ей должны позвонить по телефону, чтобы заказать нам пропуска, – объясняет Лана, сохраняя еще бодрость духа. – Это всего лишь вопрос нескольких минут».
Николай, архивист с восковым лицом, наконец, решился прийти и вызволить нас. Он принес наши «охранные грамоты», пропуска. Дама в окошке только что покончила со своим кебабом и приступила к чтению нового журнала. Она даже не подняла головы, когда мы уходили. Спокойней, обходительней, без нервов, это всего лишь маленькое испытание, тест. Все это пустяки, главное то, что череп нас ждет, и мы проведем экспертизу. С Филиппом Шарлье, который прибудет к нам через полчаса. У нас как раз есть время, чтобы убедиться, что все в порядке.
«Череп не готов?!» Я не могу поверить тому, что нам только сообщил Николай. Тем не менее он подтверждает сказанное со свойственной ему невозмутимостью. Ничего не подготовлено. Его опаловые глаза еще ни разу не были такими оживленными, как в этот момент. «Мы дождемся доктора Шарлье и тогда все принесем», – продолжает он, когда мы проходим через двор ГА РФ по направлению к зданию Главного управления. «До его прихода не начнем. И для информации: все должно быть закончено к закрытию, в 17 часов 30 минут».
Вот мы снова в той самой комнате, где в прошлом году нам показывали череп. Только картины на стенах другие. Вместо революционных плакатов 1917 года теперь тут серия черно-белых фотографий императорской семьи Николая II, последнего царя Святой Руси. Нужно ли усматривать тут желание и готовность российских властей прославлять имперское прошлое страны? Я не смею рассуждать о таком идеологическом выборе ни перед Николаем, ни тем более перед Диной, которая только что присоединилась к нашей компании. Начальник отдела секретных фондов явно не ожидала, что мы увидимся снова.
Как обычно, она ведет себя по настроению. В конце рабочего дня Дина выглядит расстроенной и даже не отвечает на наши приветствия. Узнаю большую коробку из-под обуви, в которой хранятся кости, приписываемые Гитлеру. Она высовывается из маленькой тележки, с которой Николай никогда не расстается. Тележка аккуратно приставлена к краю стола. Все того же большого деревянного стола. «А можно ли будет открыть коробку?» Лана переводит мою просьбу. Никто из архивистов не отвечает. Как будто они нас не слышат или уже перестали понимать по-русски. В конце концов, Николай дает ответ.
Не говоря ни слова, он подходит к своей тележке, вызывающе скрещивает руки перед собой и пристально смотрит на нас. Такой поворот в нашей встрече не обещает ничего хорошего. Наступает тяжелое молчание. Лана прерывает его. «А Лариса, Ваша директриса, не собирается ли она присоединиться к нам?» Мы немного встревожены и теперь даже желаем ее присутствия. Судя по всему, Дина и Николай не участвуют в проекте экспертизы. Хотелось бы знать, идет ли речь о невыполнении приказа или о протесте двух сотрудников против того, чтобы какие-то посторонние люди копались в их «сокровище». Или, если говорить вообще, не решило ли руководство ГА РФ таким способом помешать нашей работе?
Филипп Шарлье только что связался с нами. Он уже в вестибюле, напротив дамы с журналом. Очевидно, она не хочет его впускать. Николай соглашается пойти еще раз. Медленно, очень медленно он надевает шапку на свои соломенные волосы, накидывает пальто и сопровождает меня. Он невозмутимо приветствует французского эксперта своим ледяным «здравствуйте».
Я предупреждаю доктора Шарлье о том, что ситуация осложнилась. Я делаю это шепотом, ведь многие русские понимают французский язык, потому что учили его в школе. В советские времена в учебных заведениях в качестве обязательного иностранного языка французский был даже более распространенным, чем английский язык. А школьные годы Николая как раз прошли под серпом и молотом. «Понял, я пристроюсь, – пробормотал доктор. – Я привык». Наконец-то идут позитивные волны. У Филиппа Шарлье их хватает. Входя в комнату, где нас ждут Лана и Дина, он добавляет: «Я получу доступ к черепу. И уже это потрясающе».
Мы понимаем, откуда это прохладное отношение к нам со стороны наших собеседников. «Большое спасибо» за это профессору Николасу или, как его называют кратко, Нику Беллантони из Коннектикутского университета в США. Этот американский профессор археологии исследовал череп в 2009 году и заявил, что он принадлежит молодой женщине! Как мы поняли во время первой встречи с сотрудниками ГА РФ в прошлом году, такая выходка американца глубоко травмировала Дину и Николая.
После этого скандала ни один ученый не смог близко подойти к этим костным останкам. Филипп Шарлье – первый. И за ним внимательно следят. Николай стоит в нескольких сантиметрах от него, готовый, если понадобится, вмешаться в любой момент. Первый шаг: наблюдение. Французский эксперт хватает коробку с дискетами, в которой находится кусок черепа. Он рассматривает его, поднеся близко к глазам, изучает со всех ракурсов. Все его внимание сосредоточено на костях. Его уверенное поведение так озадачивает русских архивистов, что они не осмеливаются возражать ему. Пока что…
«Первая важная информация: невозможно определить пол человека, которому принадлежал череп, только с помощью визуального анализа», – уверенно говорит судмедэксперт. И продолжает: «Принадлежит он мужчине или женщине? Никто не может определить это точно. По крайней мере, мне кажется, что рискованно утверждать что-либо по этому поводу на основе столь небольших костных фрагментов. У нас есть только левая задняя часть черепа. Эта часть никоим образом не показательна для определения пола. Утверждаю это категорически». Всего за несколько минут Филипп Шарлье развенчивает часть теории своего американского коллеги. Последний утверждал, что структура костных тканей слишком тонкая, слишком хрупкая и не соответствует структуре костей, принадлежащих пожилому мужчине.
«Неправильно!» У француза нет никаких сомнений. «У скелета пол определяется по тазовым костям. По черепу, по нижней челюсти или бедренной кости сделать это нельзя. Вот хорошо бы еще иметь весь череп целиком. Тут такого нет». А что касается возраста? Беллантони приходит к выводу, что череп принадлежал человеку в возрасте от двадцати до сорока лет. А Гитлеру было пятьдесят шесть. Как американец это установил? «Должно быть, он основывал свои утверждения на степени срастания черепных швов», – предположил Шарлье. Это именно так.
В многочисленных интервью археолог из Коннектикута не делает тайны из своих рассуждений. Речь идет о швах, которые соединяют кости черепа. Вот что говорит Ник Беллантони в видео, снятом в его университете в Коннектикуте, УКОНН, как его еще называют: «Обычно с возрастом черепные швы закрываются, а тут они еще открытые, что соответствует индивиду между двадцатью и сорока годами». Эти пресловутые черепные швы как раз рассматривает внимательно Филипп Шарлье. «Я бы не рискнул определить возраст таких костных останков, как этот, основываясь на степени сращенности черепных швов. Этот процесс у всех людей идет по-разному. Например, у меня они могут быть полностью закрытыми, как у пожилого человека, а у моей бабушки в момент ее смерти они были открытыми. Повторяю: по степени закрытости черепных швов невозможно точно определить возраст человека, которому он принадлежал. Тем более, когда у вас есть только треть всего черепа. Не получится».
«Нет!» Дина недовольна. «Нет!» – вторит ей Николай. Лана поясняет: у нас есть разрешение. «Нееет!» Доктор Шарлье собирается надеть стерильные перчатки. Он хочет, чтобы ему открыли коробку из-под дискет и вынули оттуда фрагмент черепа. Лана переводит его просьбу с какой-то лихорадочной возбужденностью. Ответ обоих архивистов холоден, как сибирская зима. Не откроем. Особенно для иностранного ученого или для журналистов, сухо и резко повторяет Дина. Даже не обсуждается. В комнате нарастает напряжение. Обстановку разряжает Филипп Шарлье, он тихонько говорит: «Да это неважно. Без этого обойдемся. Я могу продолжать рассматривать череп?» Николай не ожидал такой хладнокровной реакции. Судмедэксперт поворачивается к нему, он на голову выше него. «Только посмотреть. Я не трогаю». В конце концов, Дина выдавливает из себя: «Да». Да.
«Тогда я продолжаю. Я не тороплюсь, и тем хуже для них, если они рассчитывали закончить пораньше сегодня вечером». Лана воспользовалась моментом, выскочила в коридор и стала звонить Александру, прося о помощи. После десятка гудков он все-таки взял трубку. Лана подает сигнал бедствия. Ситуация сложная, в архиве отказывают, чинят препятствия. Александру все уже надоело, и он отвечает, что больше ничего сделать для нас не может. «Разбирайтесь сами!»
Время приближается к 18 часам. Николай смотрит на часы и топает ногой от нетерпения. Французский эксперт чувствует, как вокруг него нарастает напряжение. Он невозмутимо набивает в свой портативный ноутбук всю информацию, которую ему удается наскрести. Полученные данные он обработает и изложит в своем отчете. В дополнение и подтверждение выводов своей экспертизы он включит в доклад сверхвысокого разрешения фотографии черепа и всех предметов, выложенных на столе. «Теменное отверстие (правая теменная кость), звездчатый разрыв в левой теменной…» В своей работе профессионал по исследованию мертвых не нуждается в помощи живых, которые рядом с ним. Даже в содействии изощренных российских архивистов.
«Вот, посмотрите вот тут, например, очень интересно…» Он указывает пальцем на отверстие, хорошо различимое на макушке черепа. «Очевидно, что это следы от выстрела. Пуля прошла голову насквозь и вышла на уровне теменной кости. И это выходное отверстие, а не входное. Характерна его форма, вывернутая наружу. Шириной около 6 миллиметров. Это не означает, что калибр оружия был 6 мм. Я не могу установить калибр только по выходному отверстию. Пуля вполне могла раздробиться или деформироваться». Зато он считает, что можно с уверенностью сказать, в какой момент был произведен выстрел. «Пуля пробила еще свежую влажную кость», – утверждает он. И если речь идет действительно о черепе Гитлера, то выстрел был произведен либо когда он был еще жив, либо вскоре после его смерти.
Исследование продвигается с невероятной скоростью. Теперь внимание французского судмедэксперта привлечено к черноватым пятнам на черепе. «Это остатки почвы, из захоронения, скорей всего. Можно также видеть следы обугливания. Они доказывают, что он подвергся длительному воздействию огня. Обладатель черепа был сожжен при очень высокой температуре». По словам тех, кто был в бункере и выжил, было израсходовано почти 200 литров бензина. «Совершенно верно, – соглашается Шарлье. – Сжечь тело непросто. Чтобы полностью уничтожить труп человека, необходимо не менее 100 килограммов дров или несколько сотен литров бензина. В организме человека много жидкости. Отсюда часто и происходит неоднородность карбонизации».

 

Николай слушает так, будто понимает каждое произнесенное по-французски слово. Он почти оттаял. В его глазах даже появляются искры восхищения. Рядом с ним, в тележке, полное досье документов по делу Гитлера. Я не могу удержаться, чтобы еще раз не покопаться в старых пыльных папках. Я легко читаю подписи советских руководителей того времени. Имена, ставшие привычными по мере проведения нашего расследования: Берия – «главный полицейский Сталина», Молотов – дипломат, Абакумов – честолюбивый сыщик… Я ищу нечто конкретное. То, что касается допроса Хайнца Линге, камердинера Гитлера. Доклад от 27 февраля 1946 года. Он напечатан на машинке и подписан нацистским заключенным внизу, на каждой странице. Я показываю его Филиппу Шарлье.
Вопрос: Расскажите о событиях, которые произошли 30 апреля 1945 года в бункере бывшей имперской Канцелярии.
Ответ: Около 16 часов, когда я находился в приемной Гитлера, я услышал револьверный выстрел и почувствовал запах пороха. Я позвал Бормана, который находился в соседней комнате. Вместе мы вошли в комнату и увидели следующую картину: на диване слева, лицом к нам, сидел Гитлер, его левая рука висела вдоль тела. На правом виске Гитлера зияла огнестрельная рана величиной с монету […] На ковре возле дивана лежал револьвер системы Вальтера калибра 7,65 мм и другой, той же системы, калибра 6,35 мм. Справа на диване, подобрав ноги, сидела Ева Браун. Ни на ее лице, ни на теле не было никаких следов огнестрельных ранений. Оба, Гитлер и его жена, были мертвы.
Вопрос: Вы точно помните, что у Гитлера была огнестрельная рана в правом виске?
Ответ: Да, я это хорошо помню. У него было огнестрельное ранение в правый висок.
Вопрос: Какого размера была рана на виске?
Ответ: Входное отверстие было большим, размером с монету в 3 марки [Линге заявит в других отчетах: «Рана размером с монету в пфенниг». – Прим. авт.].
Вопрос: Каков был размер выходного отверстия?
Ответ: Я не видел выходного отверстия. Но хорошо помню, что череп Гитлера не был деформирован и оставался целым.
Описание раны соответствует визуальному осмотру, проведенному доктором Шарлье. Даже если на данном этапе невозможно установить принадлежность черепа, данные совпадают. Более того, показания камердинера многое проясняют для судмедэксперта. Особенно тот факт, что череп после выстрела оставался целым. «Если действительно стреляли в правый висок, то логично предположить, что выходное отверстие будет как раз в левой теменной области. И у нас есть способ выяснить, лгал ли Линге или нет. Мы можем проверить гипотезу, согласно которой выстрел был произведен в рот». – «Как?» – «Да по зубам! Если мы обнаружим следы пороха на зубах или на деснах, это будет доказательством того, что выстрел был произведен в ротовое отверстие». Ох уж эти пресловутые зубы, находящиеся в архивах ФСБ, доступ к которым нам пока отложили.
Дина устала, она хочет домой. Уже 18 часов 30 минут, мы на час превысили время окончания работы в ГА РФ! «Мы можем вернуться завтра? И продолжить исследования черепа и фрагментов дивана?» Вот не надо бы Лане было это говорить. Ее вопрос вызывает только раздражение у старого архивиста. «Нет! У вас нет разрешения на завтра. Заканчивайте сегодня. Я дам вам еще несколько минут».
Филипп Шарлье ничего не понимает по-русски и не может оценить степень накала в разговоре двух женщин. Однако суровый тон архивиста дает ему понять, что ситуация ухудшается. Тем не менее он сохраняет спокойствие и невозмутимо обращается к другим деталям головоломки, выложенным перед ним. Помимо фрагмента черепа тут можно видеть деревянные части от дивана, среди которых подлокотники. А также фотографии из отчета дополнительного расследования по самоубийству Гитлера, проведенного в апреле – мае 1946-го. Эта серия черно-белых фотографий, которые мы видели в прошлом году, представляет место самоубийства со следами крови на диване и на стене.
«Мы не можем утверждать, что это следы крови, – осторожно уточняет Шарлье. – На данном этапе мы можем говорить только о темных следах потеков». Прошло более полувека, а они еще проявляются на светлой фактуре, скорей всего, сосновой, гитлеровского дивана. Их не уничтожили ни время, ни плохие условия хранения в ГА РФ. Если, конечно, это подлинные фрагменты, а не подделки российских спецслужб. В этом расследовании можно допустить все, даже самое худшее. «Мне кажется, что такую подделку изготовить трудно», – замечает Филипп Шарлье. Ведь все эти следы тождественны тем, что запечатлены на фотографиях 1946 года. Фальсификатору пришлось бы здорово постараться, чтобы изготовить подобную копию».
Лана советует Шарлье: «Вы можете потрогать, если хотите, можете повернуть их, вот, посмотрите сюда, видите тут следы от…» Доктор вскрикивает, видя протянутую руку журналистки. «Нет! Не трогайте! Вы оставите на улике следы своей ДНК». Лана смущенно извиняется. «Это именно то, чего ни в коем случае не следует делать, – сокрушается французский эксперт. – И, конечно, что было сделано уже не раз. Вот почему я многого не ожидаю от этих обломков дивана. Они хранились в нестерилизованном материале. Очевидно, что к этой древесине прикасалось множество рук, что ее трогали голыми руками, без защитных перчаток. Я уж не говорю о брызгах слюны, которые могли оставить на ней многочисленные наблюдатели. Тут можно обнаружить только ДНК, оставленную несколько минут назад. ДНК Гитлера, конечно, давно исчезла». Затем, немного подумав, он добавляет: «Так что в этом отношении надеяться не на что. Если только…»

 

И пока, держась на почтительном расстоянии (чтобы не добавить свою ДНК через крошечные капельки пота и слюны), судмедэксперт склонялся над одним из фрагментов дивана, ему в голову пришла еще одна идея. Он обращается к фотографиям из отчета, составленного советскими следователями. Потом к вещественным доказательствам. Потом снова к фотографиям. И так несколько раз, все быстрее. Он хватает один из стульев, стоящих вокруг стола, и начинает странную демонстрацию.
«Это очень интересно. Потрясающе. Посмотрите…» Его возбуждение передается даже обоим архивариусам. Они невольно подходят ближе, словно притянутые магнитом. «Представим себе, что жертва на этом стуле. Она только что получила пулю в голову. Голова склонилась на подлокотник, медленно вытекает кровь, капли падают на пол и образуют брызги». Он говорит быстро, сопровождая свое объяснение широкими жестами. Рана в голове обычно вызывает обильное кровотечение. Крови должно было натечь много, даже за несколько минут между выстрелом и появлением в кабинете Бормана и Линге. Густая, тяжелая, темная кровь растекается по полу. Либо прямо по полу, а там он бетонный, либо по ковру. «Ковер или бетон, не важно. Крови так много, что она образует лужу, а капли продолжают падать и оставляют брызги на диване, но не везде, а под диваном. Эти брызги, вот они!» На одном из обломков мебели видны крошечные темные пятна, въевшиеся в прожилки древесины. При слабом освещении они почти незаметны. Картина места преступления, самоубийства, если быть более точным, становится яснее. А вот согласуется ли гипотеза Шарлье с показаниями свидетелей? Показаниями камердинера Линге и адъютанта Гюнше? О том, что они увидели, войдя в кабинет, они рассказали советским следователям, которые их допрашивали.
Допрос военнопленного Линге Хайнца, бывшего штурмбаннфюрера СС. 26–27 февраля 1946 года.
Линге: «На ковре было много крови, а также на стене возле дивана».

Допрос военнопленного штурмбанфюрера СС и слуги Гитлера Гюнше Отто, 18–19 мая 1945 года.
Вопрос: Когда вы впервые вошли в кабинет, где произошло самоубийство, что Вы увидели?
Ответ: Я вошел в кабинет в 16.45. Я увидел, что ковер на полу был немного сдвинут и что было пятно крови.
После освобождения из советских лагерей, в 1955 году, Линге вспомнит о бесконечных допросах, которым его подвергали в советских тюрьмах: «Сколько крови было на ковре? Как далеко от ног Гитлера находилась лужа крови? Где именно лежал пистолет? Какой пистолет он использовал? Как и где именно он сидел? Вот лишь некоторые из неизменных и бесконечно повторяющихся вопросов, на которые у меня требовали ответа».

 

На эти вопросы Филипп Шарлье может дать ответ. Во всяком случае, на некоторые. Он откладывает в сторону деревянные куски от мебели, считая их непригодными для анализа ДНК, и возвращается к фрагменту черепа. Он хватает коробку. Он подносит ее ближе к свету, чтобы лучше рассмотреть темные следы, кое-где выступающие на кости. «Это именно то, что я думал, – произносит он вполголоса, будто разговаривая с самим собой. – Это не органические остатки, принадлежащие индивидууму. Ни кожа, ни плоть. Все сгорело. Хорошо видны следы обугливания. Это доказывает, что он подвергся длительному воздействию огня». Эксперта привлекают другие следы. «Думаю, что это остатки земли. С примесями элементов коррозии и ржавчины. А известно, где был найден этот череп?»

 

Благодаря делам, обнаруженным в архивах, мы знаем это точно. Вернемся на семь десятилетий назад. 30 мая 1946 года. Через тринадцать месяцев после самоубийства Гитлера производится новый осмотр места события в рейхсканцелярии в Берлине. Он проходит в рамках сверхсекретной операции «Миф», инициированной 12 января 1946 года преемником Берии в Министерстве внутренних дел Кругловым. Следственная комиссия, специально направленная из Москвы, изучает штаб-квартиру фюрера. Спецкомиссия получила точные приказы от своего начальства:
Совершенно секретно

УТВЕРЖДАЮ
Заместитель министра внутренних дел
Союза Советских Социалистических Республик
генерал-полковник И. Серов
16 мая 1946

План оперативных мероприятий по расследованию обстоятельств исчезновения Гитлера

Для выяснения обстоятельств исчезновения Гитлера провести следующие мероприятия:

I

1. Составить план (в масштабе) расположения новой и старой имперских канцелярий, а также бомбоубежища (бункера) Гитлера, сфотографировать эти объекты.

2. Произвести осмотр внутренних помещений бомбоубежища Гитлера, проделав следующее:
а) составить план расположения помещений в бункере;
б) сфотографировать комнаты, занимавшиеся Гитлером и Евой Браун;
в) осмотреть всю мебель, сохранившуюся в этих комнатах, а также снять полы и потолки с целью возможного […] обнаружения следов, могущих внести ясность в вопросе об обстоятельствах исчезновения Гитлера;
г) навести справки, где находится в настоящее время мебель, ранее вывезенная из бункера, и также осмотреть ее;
д) с целью опознания сохранившейся мебели и уточнения порядка ее расположения в комнатах Гитлера и Евы Браун доставить на место бывшего старшего камердинера Гитлера Линге, допросив его предварительно по этим вопросам;
е) произвести исследование места обнаружения трупов мужчины и женщины у выхода из бомбоубежища в саду имперской канцелярии для возможного обнаружения предметов, могущих иметь значение для расследования.
3. Навести справки, где находятся изъятые из бункера ранее лично принадлежащие Гитлеру и Еве Браун вещи, для их исследования.

II
1. Произвести судебно-медицинское перевскрытие трупов мужчины и женщины, обнаруженных в первых числах мая 1945 года в саду имперской канцелярии с целью восстановления возраста умерших, примет и причин смерти. Зафиксировать заслуживающие внимания изменения частей скелета и некоторых внутренних органов путем их фотографирования и рентгенографии.
2. Для этого эксгумировать трупы и перевезти их в специально отведенное помещение в госпитале Бух.

III
На основе результатов вышеперечисленных мероприятий и ранее собранных материалов провести следственные действия по отдельному плану.

 

Акт о вскрытии ямы с трупами. 11 февраля 1946 год. Документ хранится в архивах ФСБ в Москве.

 

Главная цель, стоящая перед комиссией МВД, – найти недостающую часть тела, обнаруженного в мае 1945 года. В отчете о вскрытии, произведенном 8 мая 1945 года, судмедэксперты указывают на отсутствие левой задней части черепа. Вскоре, а именно в мае 1946 года, в саду были откопаны два фрагмента черепа на расстоянии 3 метров от входа в фюрербункер. Именно в том месте, где 4 мая 1945 года были обнаружены предполагаемые трупы Гитлера и Евы Браун. Один из фрагментов был продырявлен пулей. А не является ли этот фрагмент кости недостающим звеном головоломки? Если так, то это наносит удар по версии о самоубийстве с помощью яда.
А вдруг и правда, что Гитлер покончил с собой не с помощью яда, а с помощью пули? Обнаружение двух кусков черепа, возможно, положит конец спекуляциям по поводу его смерти. Но для этого необходимо доказать, что найденные костные останки точно принадлежат трупу, приписываемому Гитлеру. Нет ничего проще, ибо Министерство внутренних дел полностью поддерживает расследование. Вот только этот самый предполагаемый труп зорко и ревниво охраняется Министерством обороны.
Вот уже несколько месяцев руководитель советской контрразведки Виктор Абакумов пользуется практически полной безнаказанностью в командном звене СССР. Сталин делает его своим новым доверенным лицом. Абакумов пользуется этим, чтобы делать все, что хочет. Так, по его инициативе 21 февраля 1946 года его подчиненные по Смершу, базирующиеся в Германии, перезахоранивают труп Гитлера, а также трупы Евы Браун, Геббельсов (родителей и детей) и генерала Кребса. До этого они были захоронены в роще неподалеку от небольшого городка Ратенов. Перезахоранивают без объяснения причин.
Зачем перезахоранивать такие важные трупы? Абакумов делает это, чтобы сохранить контроль над своим «трофеем». Штаб Смерша в Магдебурге, в 150 км к юго-западу от Берлина, обеспечивает идеальную защиту от «ищеек» из Министерства внутренних дел. Вполне понятно, почему трупы были перезахоронены. Они не должны были снова попасть в берлинский госпиталь в Бухе на новое вскрытие. Абакумов пользуется полной поддержкой Кремля, так как всего через несколько недель он назначен министром госбезопасности в генеральском звании. Затем членом Комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) по судебным делам. Всего в тридцать восемь лет человек становится не только неприкасаемым, но и страшно опасным для тех, кто осмелился бы бросить ему вызов. Положение, которым он намерен воспользоваться.
Ходатайство комиссии, проводящей операцию «Миф», о повторном вскрытии трупов перенесли в Магдебург. Против этого выступила контрразведка, не приводя никаких доводов. Но из директив, поступающих из Министерства внутренних дел, причины становятся понятными. Подполковник Клаузен, отвечающий за следствие в Берлине, привозит с собой приказ о командировке, который он считает исчерпывающим.
Май 1946
Совершенно секретно

Заместителю начальника оперативного отдела ГУПВИ МВД СССР подполковнику Клаузену

Получите приказы первостепенной важности. Вы командируетесь в город Берлин в распоряжение генерал-лейтенанта Серова для выполнения особого поручения Министерства внутренних дел Союза Советских Социалистических Республик.
Мы просим все военные подразделения МВД и советской оккупационной администрации оказывать всяческую поддержку подполковнику Клаузену с момента прибытия в пункт назначения и до момента его возвращения в Москву.

Заместитель министра внутренних дел Союза ССР генерал-лейтенант Чернышов
Это командировочное удостоверение не производит должного впечатления на сотрудников Смерша. Ведь они подчиняются Министерству обороны и не обязаны делать что-либо для других министерств. Из-за их отказа от сотрудничества никто никогда не сможет сравнить оба фрагмента черепа с остальной частью мужского трупа. Ни в 1946 году, ни когда-либо еще. Никогда.
Весной 1970 года все захоронение, произведенное в Магдебурге и контролируемое контрразведкой, будет полностью уничтожено. По решению, принятому на самом высоком уровне неким Андроповым, будущим руководителем Советского Союза (1982–1984). В 1970 году Андропов уже занимает ключевой пост в системе госбезопасности страны. Он всемогущий председатель Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР. В общем, он тот, кто руководит всеми советскими спецслужбами. Ни одна спецоперация не проходит без его согласия. Как и эта, получившая кодовое название «Архив».
Цель операции: удалить и физически уничтожить останки захороненных в Магдебурге 21 февраля 1946 года в военном городке по улице Вестендштрассе возле дома № 36 (ныне улица Клаузенерштрассе) военных преступников.
Зачем было принято решение через двадцать пять лет после падения Третьего рейха уничтожить эти скелеты? Не боится ли Кремль, что однажды будет раскрыта государственная тайна и труп Гитлера, если это действительно он, попадет в руки представителей Запада? Или просто-напросто советские власти намерены перевернуть старую страницу и окончательно избавиться от поверженных врагов? Москве даже не придется оправдывать свои действия, поскольку все происходит в строжайшей тайне.
Эту высокочувствительную и секретную миссию возглавляет полковник особого отдела КГБ. В начале 1970-х годов Европа оказалась в центре основных геополитических напряжений. Немецкая зона под советским управлением в 1949 году объявляет о своей независимости от остальной Германии. Она приняла название ГДР, Германской Демократической Республики, и безоговорочно подчиняется приказам из Москвы. Это эпоха биполярного мира (с одной стороны – капиталистический лагерь во главе с США, с другой – коммунистический лагерь во главе с СССР) и страха перед Третьей мировой войной. Официально Москва продолжает отрицать, что труп Гитлера находится в ее руках. В этом сложном геополитическом контексте и проводится операция «Архив». Секретность должна быть полной. По своему обыкновению, Кремль остерегается всех, а в первую очередь своих собственных людей. Поэтому даны строгие и точные указания (см. стр. 246–247).
Совершенно секретно
Единственный экземпляр
Серия «К»

г. Магдебург (ГДР)
в/ч № 92626
5 апреля 1970 г.

АКТ

(О физическом уничтожении останков военных преступников)

Согласно плану проведения мероприятия «Архив», опергруппой в составе начальника особого отдела КГБ при Совете Министров СССР в/ч № 92626 полковника Коваленко Н.Г. и военнослужащих той же части майора Широкова В.Л. и старшего лейтенанта Гуменюка В.Г. 5 апреля 1970 года произведено сожжение останков военных преступников, изъятых из захоронения в военном городке по ул. Вестендштрассе возле дома № 36 (ныне улица Клаузенерштрассе).
Уничтожение останков произведено путем их сожжения на костре на пустыре в районе г. Шенебек в 11 км от Магдебурга.
Останки перегорели, вместе с углем истолчены в пепел, собраны и выброшены в реку Бидериц, о чем составлен настоящий акт.

Начальник ОО КГБ в/ч п/п № 92626
полковник Коваленко
<…>
Расшифровка. См. рукописный акт, стр. 248–249.

 

Редко можно увидеть подобный документ советских спецслужб. Вот уже более семидесяти лет он держится в секрете. Не случайно и хранится он в архиве ФСБ (бывший КГБ). Он показывает, как проводится спецоперация с использованием «легенд» и сценариев, призванных обеспечить достоверное прикрытие для разведчиков. Но в данном случае удивительно то, что «легенда» служит для сокрытия истины от собственных солдат СССР.

 

 

План КГБ по проведению секретной операции «Архив» по полному уничтожению трупов Гитлера и Евы Браун от 26 марта 1970 года.
Документ хранится в архивах ФСБ в Москве.

 

 

Единственный экземпляр отчета об успешном проведении операции «Архив», проведенной КГБ. Датирован 5 апреля 1970 года. Хранится в архивах ФСБ в Москве.

 

Расшифровку документа см. на стр. 245.

 

Официально операция «Архив» была проведена в указанные сроки. Предполагаемые трупы Гитлера и его близких, Евы Браун, семьи Геббельс и генерала Кребса были полностью уничтожены. Такова, по крайней мере, версия, которая была представлена советскими спецслужбами и которой до сих пор придерживаются российские власти. Вот полная копия этого отчета.
Филипп Шарлье всматривается в фотографии сада рейхсканцелярии, сделанные в мае 1946 года, когда были обнаружены фрагменты черепа. Скопление металлических осколков, покрывающих землю, пожженную артиллерийским огнем в битве за Берлин. Маленький крестик, начертанный карандашом на фото, показывает точное место, где были обнаружены оба фрагмента. Прямо напротив входа в бункер. Только позже российские ученые сложат два этих фрагмента в один. Тот, что хранится в архивах ГА РФ.
«Итак, эти кости были погребены под щебнем посреди множества металлических предметов… Это важная информация. Напомните мне, как долго этот кусок черепа находился в земле?» Каждая деталь имеет свое значение. «Пролежал более года в этой железной трясине?! Что ж, соответствует. Во всяком случае, не исключено, – комментирует французский ученый. – Понятно, что фрагменты черепа, которые перед нами, несут все следы длительного пребывания в коррозионной земле».
Это то, что касается положительных моментов. Теперь отрицательные. «Изучать череп под Вашим пристальным присмотром, разве для этого мы сюда пришли?» Филипп Шарлье, в свою очередь, пытается убедить архивистов. Дина не разрешает. Она обращается к Николаю. Тот, схватив коробку с куском черепа, бросает, не глядя на нас: «Нет. В другой раз». Когда? Завтра? Скоро? Дина снова берет слово: «Мы не знаем, будет ли у нас время принять вас. Вы должны получить еще одно разрешение». «Но оно у нас есть!» – упрямо утверждает Лана. Николай уже ушел со своей тележкой. Он почти бежит по коридору. Уже 8 часов вечера. Мы и так достаточно злоупотребляли их терпением.
Назад: Российский Государственный военный архив, Москва, март 2017 года
Дальше: Берлин, 30 мая 1946 года