Российский Государственный военный архив, Москва, март 2017 года
Сигнал тревоги не прозвучал. Поэтому дышать можно. Владимир Коротаев проверил, работает ли вентиляция и есть ли циркуляция кислорода. Система пожарной безопасности в помещениях, где хранятся архивы, может показаться архаичной, но на самом деле она дьявольски эффективна. Во избежание опасности пожара кислород просто удаляется из кабинетов каждый вечер после закрытия помещений.
Такой режим обеспечения пожарной безопасности вступит в действие только через полчаса. Затем прозвучит сигнал тревоги, и у нас будет всего несколько секунд, чтобы освободить помещение. Владимир неоднократно предупреждал нас об этом, когда мы шли по лабиринтам коридоров здания.
Как только раздастся сигнал тревоги, надо будет немедленно уходить. После этого будет уже поздно, двери блокируются автоматически, а доступ воздуха перекрывается. Тогда верная смерть! «А есть ли способ приостановить процесс, вырубить экстренную сигнализацию?» – спрашивали мы, следуя бегом за Владимиром. «Нет!» – Его тон был категоричным и безапелляционным. Не позволяющим дальнейшие расспросы.
Впрочем, не в наших интересах было ни проверять меры противопожарной безопасности архивов, ни давать Владимиру веский повод прервать наше посещение.
Теоретически мы не имеем права находиться тут, в этой части Российского государственного военного архива. За несколько минут до этого Лана сумела уговорить замдиректора позволить нам посетить святая святых: помещения, где хранятся секретные архивные материалы по Красной армии, начиная с момента ее создания, а кроме того – документальные свидетельства и материалы, касающиеся ее нацистского врага. Как Лане удалось это сделать? Благодаря ее обычным приемам, тому, что можно обозначить одним словом: «психология». Честно говоря, она добавила к этому еще свою улыбку и прекрасное знание русского менталитета.
Мы были в его кабинете, знакомились с делами военнопленных Линге, Гюнше и других. Надо сказать, что ему потребовалось некоторое время, чтобы найти их на пыльных стеллажах архива. Необычное усилие для такого высокопоставленного чиновника, больше привыкшего приказывать, чем выполнять. Ласково, неторопливо, целенаправленно и настойчиво Лана подбиралась к цели, немного подразнивая собеседника, но совсем чуть-чуть. «А что, действительно нет других важных материалов, которые могли бы облегчить наше расследование?» Она настаивала все больше, еще и еще. Владимир начал с того, что снял очки. Он потер глаза, словно стирая боль. Возвращаться в архивохранилище и снова оставлять нас наедине с папками он вряд ли хотел. Чувствуя, что он колеблется, Лана тут же воспользовалась этим: «Мы можем пойти с вами в запасник, если хотите…» Предложение показалось ему настолько неуместным, что он даже не отреагировал. Затем, неожиданно, посмотрев на часы, он просто сказал: «Пойдемте. У нас есть еще немного времени».
Две маленькие электрические панели прикреплены над зеленоватой бронированной дверью. Первая горит и указывает: «Автоматическое отключение». На другой, выключенной, табло: «Газ. Не входи». За дверью один из десяти залов архивохранилища Российского государственного военного архива. По одному на каждом этаже. Воздух здесь сухой, а температура ниже, чем в кабинетах, она не должна превышать 18–19 °C. На потолке расположены внушительные светильники, но включен только каждый второй из них, что создает впечатление сумерек, или, точнее, больничного освещения. Мы находимся в самом сердце Российского государственного военного архива.
Металлические стеллажи высотой около 2 метров раскинулись не менее чем на 200 квадратных метров. Все они заполнены большими прямоугольными картонными коробками. Внутри бумажные документы, большей частью со штампом «секретно». Только этот отсек вмещает каких-нибудь 5000 коробок, а их не менее полусотни. Страстная мечта историка. Какие тайны сокрыты в этих коробках, прямо тут, перед нашими глазами? Тайные соглашения Сталина с Чан Кайши против Мао, кубинский ракетный кризис, французы, арестованные в подразделениях СС… столько таинственных дел, тщательно засекреченных, на расстоянии протянутой руки.
Я открываю коробку наугад, машинописные листки, а вот документы на кальке с какими-то непонятными схемами и чертежами. Потребовались бы долгие и долгие месяцы, чтобы все это проанализировать, отсмотреть, перепроверить. «И ничего из этого не оцифровано», – словно читая мои мысли, негромко уточняет Владимир. Столько исторических драм, горестей, государственных тайн исходят с полок этих стеллажей, что мы, все трое, не сговариваясь, заговорили шепотом. «Теперь Вы лучше понимаете, почему нам так сложно сразу же найти нужные материалы».
Система хранения военных архивов работает по старинке: на небольших карточках архивного фонда указаны тема, дата и местонахождение каждого документа, но без подробностей. Работа усложняется, когда речь идет о документах на иностранных языках. Это относится и к материалам, составляющим досье на нацистов. «Нет больше такого, чего бы мы не знали», – усмехнулся Владимир, несколько раздраженный нашим удивлением. «В нашем историческом фонде больше нет ничего, что можно было бы изучать. Все рассекречено или почти все…»
Ах, это «почти», которое мы так часто слышим, ведя свое расследование. Фотографии вскрытия 8 мая 1945 года предполагаемых трупов Гитлера и Евы Браун? Невозможно. Официально их не существует. Приказы Сталина скрывать правду от союзников? Также. Результаты судебно-медицинской экспертизы трупов?.. Список длинный. Владимир слушает и вздыхает. Мы его утомили. Пора покидать помещение. Полчаса прошло. Газ, кислород, вентиляция, он снова перечисляет инструкции по технике пожарной безопасности. Пора отсюда выбираться. Быстро.
В вертикальных створах дверей с раскатистым грохотом защелкиваются пять стальных засовов. Попробовав дверную ручку, Владимир убеждается, что помещение надежно заперто. Затем, засунув ключи в карман, он указывает нам на лифт. Визит окончен. Конечно же, он тщательно собрал и вернул на место в архивохранилище все документы, связанные с операцией «Миф», подальше от наших глаз. Досье Линге, Гюнше, Баура и Раттенхубера остаются секретными до сих пор. К счастью, мы смогли просмотреть их в его кабинете. Правда, это было недолго, но достаточно, чтобы ухватить главное. То есть годы застенков, принудительных работ и пыток. До сих пор мало известные подробности жизни эсэсовцев, ставших наиболее разыскиваемыми пленниками победителей Третьего рейха.
Заговорят ли они, наконец, под угрозой насилия? Будут ли они признаваться, жаловаться, колоться? В «Бутырке» долго никто не сопротивляется. «Бутырка» – это самая известная в Москве тюрьма. Она расположена на периферии центра города и по сей день служит временным изолятором. В 1945 году «Бутырка» даже превзошла Лубянку по условиям содержания. Если в зимние ночи в ее камерах стужа, то летом, когда в Москве страшный зной, они просто невыносимы. Но все-таки какие-никакие удобства в «Бутырке» есть, хотя появились они относительно недавно.
Она была основана в XVIII веке. Первоначально Бутырка была военной крепостью. Екатерина Великая, чтобы чувствовать себя в безопасности на троне, окружила себя своими верными казаками. А казаки, как известно, непритязательны и прекрасно переносят отсутствие удобств. К тому же их не запирали в тесных, в несколько квадратных метров, камерах, а главное, их не мучили целыми ночами. А вот тех, кто успел сбежать из фюрербункера, да.
Для большей эффективности к началу 1946 года все заключенные, кто прямо или косвенно участвовал или был свидетелем смерти Гитлера, были собраны в «Бутырке». Чтобы отыскать их, сотрудникам НКВД пришлось неделями рыскать по лагерям немецких военнопленных, находящимся под советским контролем, правда, за исключением тех, что были подведомственны Смершу, который по-прежнему отказывался сотрудничать. Они пытались отыскать свидетелей последних часов Гитлера. Мало-помалу был составлен точный список из трех десятков нацистов, а их перевод из лагерей был одобрен.
Затем заключенных классифицировали по степени важности:
Уровень 1: лица, имевшие прямые контакты с Гитлером по своей должности.Уровень 2: служба личной охраны и охраны СБ (служба безопасности).Уровень 3: обслуживающий персонал имперской канцелярии.Лица, относящиеся к уровню 1, привлекают особенное внимание советских спецслужб. Они требуют особого обращения, среди них:Хайнц Линге, камердинер Гитлера, тридцать два года, штурмбанфюрер СС (майор);Ганс Баур, личный летчик Гитлера, сорок семь лет, обергруппенфюрер СС (генерал-лейтенант);Отто Гюнше, адъютант Гитлера, двадцать восемь лет, штурмбанфюрер СС (майор).
В начале мая 1945 года во время ареста некоторые из них старались скрыть свое имя и звание, как, к примеру, Линге, камердинер и доверенное лицо фюрера. Он был задержан уже 2 мая 1945 года, но ему удалось слиться с массой немецких военнопленных. «Я был захвачен, ну и все […] Никто мной не заинтересовался», – сообщает Хайнц Линге в своих мемуарах. Вместе с тысячами других немецких военнопленных его отправляют в лагерь близ города Познань, далеко на восток от Берлина. Во время допросов он сообщает советским военным, что он всего лишь простой офицер административной службы. Его уловка прекрасно срабатывала, до тех пор, пока не вмешался другой близкий Гитлеру человек – его личный пилот Ганс Баур.
Он также был арестован красноармейцами и заключен в тот же лагерь для военнопленных. Там он беспрестанно хвалится перед окружающими своими заслугами и званием генерала, требуя к себе особо уважительного отношения. «Я не только генерал, я был личным пилотом Гитлера», – целыми днями повторяет он. Охранники лагеря ему не верят, и тогда у Баура появляется, как ему кажется, удачная идея доказать это. Среди военнопленных в лагере он уже углядел Линге. Так вот этот бравый Линге и сможет свидетельствовать в его пользу. Он сообщает охранникам лагеря, что Линге может подтвердить тот факт, что он действительно был личным пилотом Гитлера. Он это знает, так как сам был его камердинером. «Так улетучилось мое прикрытие, – рассказывает Линге. – Мне пришлось переделать все заявления, сделанные раньше, когда я лгал, но на этот раз пришлось сказать правду». Зато Баур получил удовлетворение. Теперь-то его воспринимают всерьез, и он по праву считается военнопленным особой важности. Вскоре его переводят из обычного лагеря военнопленных в Познани. Направление – Москва, тюрьма на Лубянке. Туда его отправляют вместе с Линге. Там их ожидает обращение и пытки, достойные их ранга.
Заключенные 1-го уровня отделены друг от друга. И все же они не одни в своей камере. Они делят ее каждый раз с новым заключенным. Это всегда немец, но незнакомый им. Скоро такой товарищ по несчастью становится их единственным доверенным лицом, готовым поддержать, выслушать их жалобы, стенания, возмущение. Что касается выслушать, да, сокамерник их слушает внимательно. Речь идет о «подсадных утках», доносчиках, находящихся на балансе НКВД. Им поручено собирать малейшую информацию и следить за физическим и душевным состоянием своих «соратников» по камере. Чтобы не возбуждать подозрений, они передают свои сообщения начальству, когда сокамерника уводят на допрос.
Осведомитель в камере Линге под кодовым названием «Бремен» сообщает, что Линге находится в сильно подавленном настроении. Он повторяет: «Пусть меня убьют, пусть поскорее прикончат! Меня пытали уже на Лубянке, а здесь опять продолжается…»
Тайный агент всеми силами старается сломать сопротивление тела и духа эсэсовца, которого ему поручили.
Агент «Бремен» подтверждает, что Линге находится в депрессивном состоянии […] Но он считает, что принятые меры окажут положительное влияние на Линге и подтолкнут его к сотрудничеству. Агент уверен, что Линге знает и скрывает важную секретную информацию. Агенту было приказано наблюдать за Линге и следить, чтобы он не покончил с собой.
Во время допросов следователи пытаются нащупать слабое место заключенного, чтобы склонить его к сотрудничеству.
Заключенный Линге обеспокоен тем, что его семья может быть похищена из немецкой зоны под контролем США, чтобы переправить ее в советскую зону.
Хайнц Линге, безусловно, остается самым важным из свидетелей уровня один. И одним из самых слабых в психологическом отношении. Линге далеко не прирожденный боец. На его безупречном темном эсэсовском мундире никогда не было ни капли крови и ни пятна грязи с поля боя. Самое большее, чем он мог быть испачкан, так это пятнами от французского шампанского или каплями от венгерского токая, полученными во время официального приема с изобилием изысканных напитков. Надзиратели сорвут с него этот элегантный мундир. В рапорте агентов НКВД об этом сказано так.
После того как его тщательно обыскали и заставили сменить военную униформу на грязные поношенные лохмотья заключенного, Линге прибыл в комнату для допросов совершенно подавленный.
Эсэсовец Линге никогда раньше не подвергался насилию. На протяжении всей войны он терпел только многословные разглагольствования вождей режима и перепады настроения Гитлера. Зверства, происходившие ежедневно в Европе по приказу его хозяина, оставались для него отвлеченными понятиями. Вонь от смердящих мертвецов из концентрационных лагерей и с поля битвы, смрад, где мешаются запахи внутренностей, фекалий, крови, – все это зловоние смерти не достигало безмятежных покоев немецкой власти. Как можно представить себе такое? Как можно представить себе немыслимое, бесчеловечное, если сам ни разу с этим не сталкивался? Линге не знал. И не хотел знать.
Роль камердинера он исполнял десять лет. Теперь, когда нацистский режим рухнул, он за это расплачивается. Дорого. Очень дорого. Его близость, его тесное общение с фюрером вызывает к нему особо внимательное отношение со стороны советских следователей. В начале 1946 года они убеждены, что ключ в руках Линге. И с этого момента он как заключенный приобретает первостепенное значение. Хотя поначалу ничто не предвещало ему такой судьбы.
Хайнцу Линге было девятнадцать лет, и он работал каменщиком вплоть до вступления в сентябре 1933 года в нацистскую партию. Несколько месяцев спустя он был зачислен в ваффен-СС, военный филиал организации. В январе 1935 года его и еще двух других солдат отбирают для поступления в «личную охрану фюрера». С этого момента он больше не расстанется с Гитлером. Он занимается его гардеробом, готовит его личные вещи в поездку, следит за тем, чтобы обслуживающий персонал четко исполнял свои обязанности. Когда в сентябре 1939 года начинается война против Польши, вместо того, чтобы отправиться на фронт, он становится одним и единственным дворецким у Гитлера. Двух других парней, пришедших с ним, возвратили в их воинские подразделения. Чтобы вознаградить его за верную службу, ему присваивают чин гауптштурмфюрера СС (эквивалент капитана. – Прим. авт.) и звание начальника личной службы фюрера. В конце войны, находясь в бункере фюрера и так и не побывав на поле боя, по личному решению своего хозяина он получает чин штурмбанфюрера СС (майор).
Агент камеры «V–III» сообщает, что Баур напуган физическими пытками.
Баур тоже мало соответствует образу нацистского воина со стальными нервами, столь любимого пропагандой режима. Так же, как и Линге, этот сын почтальона заработал свои генеральские галуны в салонах рейхсканцелярии. Надо сказать, что в молодости он пережил испытание огнем. В 1915 году, когда ему было восемнадцать лет, он участвовал в Первой мировой войне, сначала в качестве помощника механика в воздушном флоте, а затем как пилот самолета. С шестью победами в воздушном бою он получает завидный статус аса авиации (чтобы считаться асом, надо одержать не менее пяти побед. – Прим. авт.).
После окончательного поражения немцев в 1918 году Баур остается еще несколько лет в армии. В 1922 году он демобилизуется в звании лейтенанта и продолжает летать, но уже в гражданской авиации. В 1926 году он поступает в только что созданную национальную авиакомпанию «Люфтганза» и становится командиром корабля. Его летные навыки и приверженность нацистскому движению (он становится членом нацистской партии в 1926 году) обеспечат ему блестящее будущее. Когда он летает по маршруту Берлин – Мюнхен, он знакомится с пассажирами в темных мундирах. Среди них некий Гиммлер, начальник СС. Именно он подскажет Гитлеру имя Баура в 1932 году.
Германия еще демократическая, и там идет бурная кампания всеобщих выборов. Президентских и законодательных. Это важный этап для нацистской партии, НСДАП. Победа кажется возможной и вслед за ней и захват власти. Гитлер ищет хорошего пилота, способного переправлять его с митинга на митинг, чтобы помочь одержать победу на выборах. Баур соглашается. По тем временам такая идея лидера нацистов была революционной. Использовать самолет авиалинии, чтобы передвигаться оперативно и выступить в нескольких городах за один день. Никто из его соперников так до него не делал. Ганс Баур соглашается стать Ständiger Flugkapitän und Chefpilot of Führers (командиром корабля и главным пилотом фюрера). Он помогает на двух этапах.
Первый раз с 3 по 24 апреля. А затем с 15 по 30 июня. Полный успех. НСДАП становится первой немецкой политической партией по набранным голосам и количеству депутатов. После новых парламентских выборов в ноябре того же года и нескольких месяцев переговоров Гитлер назначен канцлером 30 января 1933 года. Гитлер никогда не забудет неоценимую помощь Баура. Он сразу же назначает его своим официальным личным пилотом и отказывается летать с кем-либо кроме него. Кроме того, Гитлер присваивает ему чин полковника СС. В 1944 году, всего в сорок семь лет, Баур будет даже назначен обергруппенфюрером (полный генерал) СС, а также генерал-лейтенантом полиции (дивизионный генерал). Несмотря на оба чина, он так никогда и не командовал ни воинским подразделением, ни полицейским взводом.
В 1946 году этот паркетный «двойной генерал» и близкое доверенное лицо Гитлера тяжело переживал заключение в советских тюрьмах. Его попытка к бегству из фюрербункера в ночь с 1 на 2 мая 1945 года стала для него катастрофой. Он был тяжело ранен, и в заключении ему пришлось ампутировать правую ногу. Операцию провел немецкий врач, тоже заключенный. Условия операции были далеко не идеальны. «У него не было даже скальпеля, – вспоминает Баур в своих мемуарах. – Тогда немецкий хирург ампутировал мне ногу складным ножом». Скорей всего, все-таки это была пила.
Психологически слабый и сильно запуганный Баур, не колеблясь, выдаст своих бывших коллег по СС, чтобы попытаться спасти свою шкуру.
Он начал это делать уже на Лубянке, как только его доставили в Москву. После Линге он выдает телефониста фюрербункера обершарфюрера (старшина) СС Рохуса Миша. Через шестьдесят лет тот расскажет об этом в своей биографии.
Нас перевели на Лубянку, в штаб КГБ [на самом деле в НКВД, так как КГБ будет создан только в 1954 году. – Прим. авт.], секретной полиции. Именно там, в одной из комнат первого или второго этажа, нас и допрашивали. Они начали с Баура. Подручные следователей его сильно избили. Через некоторое время Баур им говорит: «Ну ладно, спросите человека, который со мной, он [sic] знает все это лучше меня!».
Этот совет не останется без последствий для унтер-офицера Миша. Он тут же попадает в список важных свидетелей. Его судьба уже сыграла с ним злую шутку несколько недель назад, когда он предложил Бауру свою помощь. Пилоту только что ампутировали ногу в лагере Познань. Миш, который знал его, так как несколько раз пересекался с ним в фюрербункере, предложил ему свои услуги. Он менял ему перевязку каждый день, приносил еду. За это старшина Миш надеялся воспользоваться привилегиями, какие обычно предоставляются генералам в лагерях для военнопленных. Такое рассуждение было бы оправдано в зоне, контролируемой западными союзниками, но никак не в советской.
Вскоре лагерное начальство сообщает Бауру, что его переводят в Москву, в санаторий. Там, заверяют его, он получит то отношение, которое подобает ему по генеральскому званию. Немец соглашается, но с единственным условием, что его помощник, Миш, отправится с ним. Баур прекрасно помнит эту сцену: «Я просил взять с собой помощника, это был бывший телефонист рейхсканцелярии, один капрал [тот был старшиной. – Прим. авт.] по имени Миш. С трудом я получил разрешение, чтобы он сопровождал меня в Москву. На самом деле, я вовсе не уверен, что это пошло ему на пользу».
Мягкий эвфемизм. На самом деле вместо санатория Баур «приземляется» в «Бутырке». И Миш тоже. Они присоединяются к Линге, Гюнше и Раттенхуберу, которые уже обосновались в своих камерах. Сотни блох и тараканов, студеный холод московских зим, почти несъедобная пища – такие условия ошеломляют гордого генерала Баура и его верного Миша. Вдобавок к этому изощренные издевательства. Особенно то, которое состоит в том, что носовым платком надо вымыть пол, загрязненный мочой и экскрементами. А еще физическое насилие во время бесконечных допросов. Баур не понимает, что происходит, почему он здесь. Это может быть только по ошибке. Да, конечно, он в чине генерала, но он никогда не командовал и не приказывал убивать. Что же касается Гитлера, то он не так уж и хорошо его знал. Вот что он пытался объяснить своим надзирателям. В доказательство своей добропорядочности и готовности к сотрудничеству он сдает Гюнше. Уж этот-то знает все.
Агент отметил следующее заявление Баура, достойное внимания: «Я не знаю, по каким причинам русские уверены, что я все знаю о фюрере. Они бы лучше обратились к его адъютанту [Отто Гюнше. – Прим. авт.], который все время был рядом с ним в его апартаментах».
Русские не стали дожидаться советов Баура, чтобы проявить особый интерес к Гюнше. Но эсэсовский громила становится проблемой для следователей НКВД. В отличие от Линге и Баура, это крепкий орешек. Даже подсадной утке по кличке Зигфрид, которого поместили к нему в камеру, не удается разговорить его. Недоверчивый и немногословный от природы, Гюнше не сообщает ему ничего полезного.
По данным нашего источника [агента. – Прим. авт.], Гюнше воздерживается от разговоров о смерти Гитлера […]
Спецслужбы пытаются найти к нему подход. Они постоянно меняют подсадных агентов, тщательно подбирают их, чтобы они сумели войти к нему в доверие. Ничего не получается. Гюнше не колется и не меняет свои показания.
Несмотря на то что этому майору СС всего двадцать восемь лет, за его плечами уже десять лет службы в униформе с нашивкой «Мертвая голова». Он прекрасно знает все приемы, чтобы сломить сопротивление узников.
Отто Гюнше – сын офицера полиции. Он вступил в гитлерюгенд в четырнадцать лет, а затем в 1934 году, в семнадцать лет, в «Лейбштандарте СС». Это ударное подразделение СС объединяло самую воинственную элиту режима. Туда набирали, в частности, по физическим критериям: минимум 1,80 метра (никто из вождей режима не удовлетворяет этому критерию: Гитлер был 1,76 метра, Гиммлер 1,74 метра и Геббельс 1,65 метра), кроме того, необходимо доказать «расовую чистоту», отсутствие еврейской крови в нескольких поколениях и, конечно, поклясться в верности до смерти нацистским принципам. В следующем году, в свои восемнадцать лет, Гюнше вступает в НСДАП. Этот атлетически сложенный парень ростом 1,93 метра, блондин, широкоплечий, привлекает внимание начальства. Не удивительно, что вскоре он отобран в группу СС, обеспечивающую личную безопасность Гитлера. Это было в 1936 году, Гюнше тогда исполнилось девятнадцать лет. 1 марта 1943 года он становится адъютантом Гитлера. По своей должности он контактирует с фюрером ежедневно. Он участвует во всех его военных и дипломатических встречах, фиксирует все его высказывания и следит за правильным исполнением его приказов.
Так же, как и Линге, Отто Гюнше становится одной из теней Гитлера и важнейшим свидетелем последних месяцев его правления.
Советским следователям, которые его допрашивают, он заявляет, что точно знает, как Гитлер покончил с собой. Так же, как сказал Линге. Так же, как утверждает Баур.
30 апреля 1945 года Гитлер последовал за своей женой Евой Браун в свой кабинет в фюрербункере. Там они покончили с собой. Через некоторое время оба тела были сожжены в саду рейхсканцелярии и захоронены.
Однако в некоторых деталях рассказы трех свидетелей не совпадают. Линге услышал выстрел. Гюнше нет. Баур утверждает, что попрощался с фюрером около 18–19 часов, тогда как двое других клянутся, что он покончил с собой около 16 часов. Кто прав? Кто лжет?
Берия не имеет права на ошибку. Сталин только что снял его с командования НКВД. 29 декабря 1945 года главного шпиона Советского Союза сменил его заместитель Сергей Круглов. Означает ли это отстранение от должности конец кровавой карьеры Лаврентия Берии? Подвластны ли ему теперь спецслужбы? Конечно, внешне Сталин ослабляет власть «своего Гиммлера» над сектором столь важным и чувствительным, как госбезопасность. Но Берия, только что получивший почетное звание маршала Советского Союза, остается незаменимым в сложном балансе сил московской власти. Важнейшим проводником в механике репрессий и наблюдений за страной. Он сохраняет право приглядывать за всеми секретными службами в качестве члена Политбюро и заместителя председателя Совета министров. От него ничего не ускользает. Тем более досье «Миф».
В середине февраля 1946 года начинаются интенсивные допросы. Их методы иные, нежели те, что использовал Смерш в мае – июне 1945 года. Они более жесткие, даже жестокие. Однако даже эти допросы с пристрастием следователям НКВД нового не дают ничего. Или почти ничего. Это можно понять по графику допросов, анализируя время, на которые они назначались. Чаще всего это было посреди ночи, с 23 часов до 5 утра. Время некоторых допросов не превышает двух часов, другие могут продолжаться шесть часов подряд, а то и больше.
Сломать тело и разум, сделать противника уязвимым, окончательно сокрушив его сопротивление, – все это знакомо офицерам советских спецслужб. Годами пытая «контрреволюционеров» и других «врагов народа», они смогли в совершенстве овладеть таким тонким искусством, как ведение допроса. Задавать бесконечно одни и те же вопросы, день за днем, а точнее, ночь за ночью, что может подвести заключенного к вратам безумия.
Бывший камердинер Гитлера скоро сможет в этом убедиться.
Следователь Швейцер. Допрос заключенного.С 3.30 до 5.30 утра 19 февраля 1946 г.На заявление следователя о том, что его предыдущие показания были проверены и признаны неправильными, Линге сказал, что все, что он трижды повторил во время следствия и писал в своих показаниях, соответствует действительности. Ему больше нечего ни добавить, ни изменить.Вот его сценарий смерти Гитлера.Гитлер удалился в свой кабинет около 15 часов 45 минут 30 апреля 1945 года. Он последовал туда за Евой Браун. Линге все время оставался за дверью. Через несколько минут он услышал хлопок. Он побежал предупредить Бормана, секретаря фюрера. Вместе они открыли дверь и констатировали смерть супругов Гитлер. Он застрелился, она отравилась. Затем они вынесли тела в сад и сожгли их.
Надежда заключенного на то, что он сможет выйти из этого положения с наименьшими потерями, быстро улетучивается. Советское расследование только начинается. Первый допрос со следователем Швейцером длится всего два часа. Просто разминка на грядущие ночи. К сожалению для дворецкого Гитлера, вопросы о последних днях диктатора будут следовать один за другим.
Допрос заключенного в Бутырской тюрьме с 23 часов 19 февраля до 5 часов 20 февраля 1946 года. Заключенный Линге снова дает показания о последнем дне Гитлера в бункере имперской канцелярии 30 апреля 1945 года. В течение шести часов снова и снова одни и те же показания. Линге держится и излагает версию, идентичную той, что давал в первые дни заключения летом прошлого года. Допрос идет на немецком языке. Переводчик работает в течение всего допроса. Вопросы задаются снова и снова. На этот раз Линге спрашивают, не удалось ли Геббельсу в последний момент убедить Гитлера бежать. Линге слушает и признает, что это вполне возможно. Но тогда потребовался бы танк, чтобы пробить стену русских солдат, окруживших бункер, поясняет бывший дворецкий.
Допрос Линге, проведенный следователем Швейцером, с 23 часов 30 минут 20 февраля до 4 часов 45 минут 21 февраля 1946 года. Заключенного допрашивали о лицах, присутствовавших в бункере имперской канцелярии с вечера 29 по 30 апреля 1945 года. По его словам, таковых было пятьдесят восемь человек. Он уверен в этом и четко утверждает.
Вернувшись в свою камеру, Линге хвастается перед своим товарищем по заключению тем, что лжет во время допросов. Агент «Бремен» не теряет ни слова и все доносит своему начальству: «Линге не дает правдивых свидетельств, потому что уверен в том, что русские следователи не смогут подловить его в обмане. По той простой причине, что есть только два человека, которые знают все обстоятельства “смерти” Гитлера: он и Борман. А последний вне досягаемости русских». К этому времени Мартин Борман все еще находится в розыске. Никто не знает, жив он или мертв. На самом же деле он не пережил попытку побега из бункера 2 мая 1945 года.
Три почти бессонные ночи. Линге так и не удается выспаться в камере. Он возвращается изнуренный этими бесконечными вопросами. А днем ему не дают спать надзиратели. Такой жуткий и бесконечный ритм.
Следователь Швейцер, допрос заключенного с 23 часов 30 минут 21 февраля до 4 часов 20 минут 22 февраля 1946 года. Во время допроса Линге, отвечая на вопрос о количестве людей, находившихся в бункере, настаивает на исправлении своих показаний, данных 20 февраля 1946 года.
Первые трещины в показаниях камердинера. Крики, угрозы, град ударов, разрыв барабанных перепонок. Он снова возвращается к своим показаниям, данным накануне. Вместо пятидесяти восьми человек в бункере он называет только двенадцать, которых на самом деле видел вечером с 29 на 30 апреля 1945 года.
Допросы продолжаются.23 февраля с 12 часов 30 минут до 16 часов.24 февраля он получает право на небольшой отдых.25 февраля возобновляются ночные допросы.С 23 часов 30 минут до 4 часов утра.26 февраля Линге сдается. Недели такого обращения хватило, чтобы сломать его. Когда пришли за ним в камеру в 23 часа, он отреагировал на это как безумный и начал кричать. Сотрудник НКВД фиксирует это в своем отчете.Линге кричал: «Умоляю, убейте меня, все, что угодно, только не пытки. Если вы не прекратите, я сам себя убью». Ему сообщили, что будет лучше, если он решит, наконец, говорить правду. Линге истерично закричал: «Я говорю правду на каждом допросе! Я не могу для Вас выдумать что-то другое!». Потом он заплакал. Когда он успокоился, следователь возобновил процедуру и начал допрос…
В отчетах советских следователей никогда не указывается, какие методы использовались во время допроса. Чтобы узнать это, обратимся к свидетельствам заключенных. Линге сообщил некоторые страшные подробности своего пребывания в советских казематах. В частности, о физическом насилии.
«Так как я не говорил того, что хотел услышать комиссар, мне велели раздеться и голым лечь на дыбу. Комиссар предупредил меня, что меня изобьют, если я не “расколюсь”. Голый и униженный, я упорно приводил одну и ту же версию: “Адольф Гитлер покончил с собой 30 апреля 1945 года! Я сжег его тело!” Тогда комиссар обратился к крупному и по виду сильному лейтенанту, который держал в руках кнут и приказал: “Всыпь ему то, что он заслуживает!” Я визжал, как свинья, которую режут. Тогда он цинично заметил: “Ты должен знать эти приемы лучше нас. Мы о них узнали от СС и гестапо”».
Ганс Баур, уже сильно ослабевший после ампутации ноги, подвергается такому же обращению.
Ночные допросы и один и тот же беспрерывно повторяющийся вопрос: умер ли Гитлер?
Поначалу немецкий летчик пытается сохранять достоинство. Он даже жалуется на условия содержания в своей новой тюрьме и ходатайствует о возвращении на Лубянку. Запрос, конечно, отклонен. Вместо этого ему кричат: «Ты врешь! Ты врешь! Ты врешь!..» Измученный, испуганный Баур признается, что он действительно обманывает. Он сам не знает, что в его показаниях ложь, но он готов все признать. У него только одно желание: чтобы все это скорей прекратилось.
«Мой привлеченный следователь все время ходил вокруг меня широкими кругами, а когда ненадолго останавливался, то глотал какие-то таблетки, видимо, для поддержания бодрствования […] Однажды ночью я испытал жуткий шок. Пока я, как обычно, шел в допросную, мой следователь вдруг громко заорал: “Баур, ты сейчас расскажешь нам все, что знаешь. Через день-два твоя жена будет здесь. И если ты не заговоришь, мы разденем ее догола прямо перед тобой. Если этого будет недостаточно, мы ее изобьем. А если этого недостаточно, мы опозорим ее на твоих глазах”».
Угроза возымела действие. Летчик сбрасывает маску.
Самоубийство Гитлера? – Он не присутствовал.
Обнаружение мертвых тел Гитлера и Евы Браун в кабинете бункера? – Он при этом не присутствовал.
Сожжение двух трупов в саду? – Он не присутствовал.
Почему он отсутствует постоянно в самые драматические моменты жизни человека, которому он так усердно служил?
«Я был занят сбором вещей перед бегством из этого района. И потом, это было слишком опасно – находиться средь бела дня в саду императорской канцелярии, чтобы смотреть, как сжигают тела. Весь квартал находился под артиллерийским обстрелом».
Баур больше не приписывает некоей значимости своим действиям. Он говорит так, как было, ничего не приукрашивая.
Что же касается подробностей смерти Гитлера, то он их узнал только гораздо позже. «Это было 22 или 23 октября 1945 года в лагере для военнопленных в Познани». Об этом ему поведали два охранника из службы личной безопасности Гитлера.
Баур поспешил сообщить имена этих двух солдат: «Речь идет о Бергмюллере и Хефбеке».
Советские следователи еще сомневаются в правдивости заявлений Баура. Они знают, что Гитлер поручил лично ему сжечь свое тело после самоубийства и сделать так, чтобы никто никогда не смог его найти. Тем не менее ничего этого Баур не сделал. Можно ли ему доверять?
Когда вы в последний раз видели Гитлера?
30 апреля 1945 года около 18 или 19 часов он объявил мне о своем намерении покончить с собой. Затем я покинул его апартаменты, чтобы собрать вещи и бежать.
Когда Вы вернулись в бункер Гитлера?
Через два часа […] Я спросил у тех, кто был там: «Все уже кончено?» Мне ответили, что он покончил с собой, выстрелив из 8-милиметрового военного пистолета.
Показания Баура совершенно не совпадают ни с заявлениями Линге, ни с показаниями Гюнше. Последний повторяет на каждом допросе одно и то же. Гитлер покончил с собой 30 апреля 1945 года в 16 часов. Его обнаружил Линге. Зато, находясь всего в нескольких метрах от двери кабинета Гитлера, Гюнше не слышал звука выстрела. Именно в этот момент никаких посторонних звуков в бункере не было, кроме шума вентиляционной системы. Как мог молодой эсэсовец не услышать звук выстрела?
Tаблица обобщенных советскими следователями различных версий смерти Гитлера. (Архив ГА РФ).
Колонки слева направо: показания Гюнше, Линге, Баура и данные англо-американского расследования. Подчеркнуты наиболее важные места показаний.
В советском стане результаты допросов без устали препарируют, анализируют и сравнивают.
Два основных различия бросаются в глаза:
• время самоубийства:
• между 15 и 16 часами у Линге и Гюнше.
• между 19 и 21 часами у Баура;
• причина смерти:
• выстрел из пистолета у Линге и Баура.
• неопределенная у Гюнше.
После месяца допросов приходится констатировать, что операция «Миф» так и не продвинулась вперед. Сомнения не только сохраняются, но и усиливаются.
На этой стадии для советских спецслужб смерть Гитлера по-прежнему остается загадкой.
Что же касается обнаруженного трупа, то ему ли он принадлежит? Если да, то почему судмедэксперты не заметили отверстия от выстрела в черепе? Если только Линге и Баур не лгут?
Назад: Москва, май 1945 года
Дальше: Часть IV Выводы?
