Прошло два года. Отбыл свой срок Леха Суклетин и дождался долгожданной воли. Вышел он, спокойный и самодовольный, и не пацан уже, а настоящий мужик, прошедший огонь и воду. Теперь он сам, пожалуй, может кое-чему научить малолеток. А как сыпанет тюремными словечками – так все сразу и заткнутся.

Старуха Казань, ты все та же! Грязно-неумытая и разбитная. Правда, кое-где пивнухи позакрывали, да кое-кого из друганов нет. Спился Генка-слесарь, чахнет где-то в ЛТП. Да, плевать, другие найдутся… Все бабы наши будут! Да вот только мать–дура замучила: «На работу бы тебе, Лешенька!» Какая работа, к черту.

Как-то возле пивной Суклетин встретил Гошку Куликова – Кулика, давнего своего приятеля. Разговорились, толкаясь за тесным столиком, в дымно-пивном чаду маленького сырого зала. Пивко ударило в голову. Долго шарил Кулик и Леха в карманах, да ничего не нашли. А выпить хотелось. Глупо было прекращать такой хороший «базар».

– Есть идея, – предложил Суклетин. – Знаю тут одну старуху, мой друган все к ней ходит плитку чинить. У ней деньжата водятся. Найдем инструменты, придем к ней. А там уж по обстановку, а?

– А че? – пьяно кивнул Кулик и икнул. – Давай! Только без мокрухи, лады?

Сказано – сделано.

Они уверенно постучали в обшарпанную дверь дома, что стоял на самом краю улицы, откосом выходящей к Казанке.

Мария Черткова, одинокая пенсионерка, никогда дверь посторонним не открывала. Но на свой вопрос: «Кто?», – она услыхала приглушенный и уверенный голос: «Горгаз, с проверкой!» Двое высоких мужиков протопали в кухню, один из них наклонился к плите, а другой, темноволосый и длиннолицый, отойдя к кухонной двери, сказал с усмешкой оторопевшей старушке:

– Давай, бабуля, раскошеливайся, да поживее, а не то пристукнем тебя!

– Да вы что, сыночки!... Как же это… Ах, пресвятая богородица, да нету у меня ничего и от пенсии ничего не осталось…

– Ну-ну, бабуль, выдумывай… Давай уж по–хорошему! – внушительно вставил Кулик.

– А че с ней цацкаться?! – Суклетин подскочил к старушке и начал заламывать ей руки. – А ты давай сюда тряпку! – крикнул он Кулику.

Связав полуживую от страха жертву, Суклетин воткнул ей кляп, но, подумав, вдруг ударил ее по голове железной статуэткой, что подвернулась под руку. Чертовка потеряла сознание, а «газовики» бросились шарить в ящиках стола и комода. Наконец нашли, что искали: тщательно завернутые в тряпицу восемьдесят рублей. Наверное, та самая пенсия, о которой заикнулась старушка. Даже не взглянув на неподвижно лежащую хозяйку квартиры, они поспешно вышли, хлопнув дверью. Дверь, однако, не закрылась, но ни Суклетин, ни Кулик, опьяненные легким успехом, этого не заметили.

Именно это обстоятельство и выручило Марию Черткову.

Минуты через две, когда она с трудом начала приходить в себя, но не смогла ни пошевелиться, ни позвать на помощь, в дверь ее постучали, и она услыхала голос соседки:

– Петровна! Дома что ли? Слышь?...

Мария Петровна только глухо простонала в ответ, а соседка, не дождавшись ответа, осторожно заглянула в квартиру…

…Милиция недолго искала преступников, которых Черткова смогла описать довольно подробно. Суклетин и Кулик поленились даже поискать себе местечко подальше и поукромнее – их нашли в ближайшей пивной, за квартал от дома ограбленной пенсионерки.

На сей раз суд не стал либеральничать с боксером–разбойником, определив ему наказание в виде длительного срока – двенадцати лет лишения свободы в колонии строго режима. Суклетин не забывал советы Карася, всеми силами искал способы сближения с кем-то из окружения «законника». И она добился своего: стал денщиком самого советника князя.