Холод.

Это было первое, что ощутила Мия. Мороз, пробирающий до костей. Камень под ее спиной. Холодный, твердый и влажный.

Она подняла руку и попыталась пошевелиться.

Боль.

В голове. В спине. В ноге. Ее пальцы коснулись лба, и с уст сорвался стон, свет наверху был слишком ярким, чтобы рискнуть открыть глаза.

– НЕ ШЕВЕЛИСЬ, – раздался голос. – ВОЗМОЖНО, У ТЕБЯ СОТРЯСЕНИЕ.

Игнорируя боль, Мия открыла глаза и увидела над собой юношу, которого когда-то, вероятно, любила. Грянул гром, отдаваясь эхом в ее черепе. Мия скривилась от вспышки молнии и вновь сомкнула веки. И снова увидела момент удара, обрывки воспоминаний, блекнущие в угасающем свете.

Тени.

Клинки.

Кровь.

– Тишь, – ахнула она, садясь.

Мия почувствовала удивительно теплые руки Трика на своих плечах, услышала его тихое бормотание, приказывающее ей лечь, но отмела все это в сторону – нежное прикосновение, глубокий, как океан, голос, острую, как осколки стекла, боль – и вскочила на ноги, тяжело дыша и пытаясь сфокусировать взгляд. Заставляя себя вспомнить.

Башня. Они все еще в башне. Сид, Мечница, Мясник и, Богиня… Эш с Йонненом. Все лежали вокруг костровой ямы. На ужасную, бездонную секунду Мия подумала, что они мертвы, что их больше нет, что у нее никого и ничего не осталось. Эта мысль была слишком ужасающей, чтобы с ней справиться, слишком мрачной, чтобы ее принять. Но затем Мия увидела, как плавно поднимаются их грудные клетки, и вздрогнула, когда Эклипс слилась с ее тенью и поглотила весь страх.

– …Все хорошо, Мия…

– Нет, – прошептала она.

Ее взгляд наткнулся на тела – мертвые и неподвижные.

– Нет.

Трик спустил их вниз на своих сильных черных руках и положил в стороне. Отдельно от остальных, но все же укрыв их от дождя. Камень вокруг них потемнел от крови. Их глотки были перерезаны до кости.

– Брин, – прошептала Мия надламывающимся голосом. – В-Волнозор.

– СМЕРТЬ НАСТУПИЛА БЫСТРО. ОНИ ПОЧТИ НЕ ПОЧУВСТВОВАЛИ БОЛЬ.

– О Богиня, – выдохнула она, опускаясь на колени рядом с их телами.

Мия протянула дрожащую руку, ее глаза защипали слезы. Она коснулась щеки Брин, пригладила дреды Волнозора. Вспомнила искреннюю радость на лице двеймерца, когда он описывал свою жизнь в театре, и как мелодии его песен облегчали бремя перемен в коллегии. Вспомнила слова Брин о том, как терпеть нестерпимое на песках. Что в каждом вдохе живет надежда.

Вот только Брин уже не дышала.

– …Мне жаль, Мия…

При звуке этого шепота ее глаза расширились, а зрачки уменьшились от ярости. Она взглянула на его очертание, возникшее на стене впереди. Очертание кота. Очертание, которое он украл у нее в детстве, уподобившись любимому питомцу, убитым Юлием Скаевой прямо на ее глазах. Очертание чего-то знакомого. Чего-то утешающего. Чего-то, что закроет ей глаза на ужасную правду: что у него вообще нет очертания.

Гнев был приятен.

Если злиться, то не нужно думать.

Если злиться, можно просто действовать.

Ранить.

Ненавидеть.

– Ублюдок, – прошептала Мия.

– …Мне жаль…

– Сволочь! – перешла она на крик. – Я говорила, что это произойдет! Я говорила, что не хочу их участия, и взгляни на них теперь! Взгляни, что ты, блядь, натворил!

– …Не мой клинок убил их…

– Если бы не ты, их бы тут не было! – проревела она, ее ярость пылала ярче и жарче, пока не заполнила девушку целиком. – Эгоистичный мелкий говнюк! Они здесь из-за тебя! Они мертвы из-за тебя!

– …Мия, они сами хотели быть здесь…

– Мразь! Конечно, они хотели! Они скорее перестанут дышать, чем откажутся вернуть долг! Ты это знал, но все равно раззявил свою гребаную пасть! – она быстро поднялась и воскликнула, пытаясь перекричать гром: – Тебе всегда все виднее, не так ли? Ты всегда знаешь лучше всех!

– …А если бы их здесь не было? Что тогда? Этого секундного предупреждения было достаточно, чтобы изменить ход битвы. Без него вы все могли бы быть мертвы…

– Ты этого не знаешь! – распалялась она. – Ты ничего не знаешь!

– …Я знаю, что они были здесь, потому что любили тебя, Мия. Как и я…

– Любишь? – сплюнула она. – Ты меня не «любишь», ты даже не знаешь, что такое гребаная любовь!

Не-кот покачал головой, в его бархатистый голос просочилась грусть.

– …Это неправда. Я – часть тебя. А ты – мое все…

– Херня! – воскликнула Мия, и небо расколола молния. – Ты пиявка! Гребаный паразит! Ты любишь меня лишь за то, что я даю тебе, и на этом все!

– …Мия…

– Я хочу, чтобы ты исчез, слышишь?!

Не-кот наклонил голову. Слегка задрожал. И впервые с перемены их встречи, впервые с того момента, как он заговорил с ней из тьмы ее собственной тени, все те годы, мили и убийства тому назад, в его голосе почудился страх.

– …Что ты имеешь в виду?..

– Я имею в виду, что ты должен свалить на хрен от меня! – проревела Мия, брызжа слюной, по ее губам стекали сопли. – Возвращайся в Годсгрейв и ползи обратно в ебучую черную дыру, из которой ты вылез! Найди себе другого хозяина. Я больше не желаю тебя видеть!

– …Мия, нет…

Ее руки сжались, вокруг ног растекалась кровь ее друзей, ритм в голове вторил пульсу. Вид этих трупов, воспоминания о смехе Брин, об улыбке на лице Волнозора, пока он гордо расхаживал по своему ветхому старому театру… это наполнило ее живот битыми осколками, а глаза – обжигающими слезами.

Между ними возникла Эклипс, ее голос понизился от горя.

– …Вероятно, тебе лучше уйти…

– …О, на тебя всегда можно рассчитывать, дворняжка, если требуется несвоевременный и непрошенный совет…

– …Она сказала тебе убираться…

– …Здесь у тебя нет права голоса. Я был с ней восемь лет, а ты – всего несколько мгновений. А теперь прикуси язык, пока я не вырвал его…

– …Не нарывайся, киса…

– …Тогда свали с моего п…

– ХВАТИТ!

Мия замахнулась и, согнув пальцы, ударила по воздуху между ними, по тьме, из которой он был создан. Тенистый кот взвыл и дернулся от ее удара, стену позади него забрызгал черный туман и тут же испарился. Он быстро побежал, исчезая из виду, и материализовался на разрушенном втором этаже.

– Уходи! – прокричала она.

– …Мия, не надо…

– Уходи!

– …Мия…

– УХОДИ! – проревела она, вновь замахиваясь рукой.

И, кинув прощальный взгляд

и тихо вздохнув,

– …Как угодно…

он исчез.

Мия вновь опустилась на колени и обхватила себя руками за грудь, чтобы сдержать всхлипы. Из всех смертей, которыми она одаривала или одаривали ее, эти ранили глубже других. Это ее друзья. Люди, которые любили ее. Люди, ради которых она рискнула всем, и которые рискнули всем ради нее. Все те месяцы в коллегии они жили вместе, истекали кровью вместе, сражались вместе, но в итоге все закончилось здесь. В разрушенной башне в непонятной глуши.

Все было впустую.

Она почувствовала чье-то ласковое прикосновение к своему плечу.

– ТЕПЕРЬ ОНИ У ОЧАГА, МИЯ, – пробормотал Трик, и небеса содрогнулись от грома. В ее глазах набухли горькие слезы.

– Думаешь, от этого легче? – прошептала она.

– ТАМ ТЕПЛО И СВЕТЛО. ЭТО МЕСТО ПОЛНО ЛЮБВИ И УМИРОТВОРЕНИЯ.

Мия опустила голову. Ее лицо скривилось в попытке сдержать всхлипы. Порывы ветра казались теперь еще холоднее. Руки судьбы – и вовсе ледяными. Однако Трик утешал ее не банальными фразами – он сам побывал по ту сторону завесы между жизнью и смертью. И если там действительно можно было обрести покой…

– Что они увидят? – прошептала Мия, поднимая на него взгляд. – Что ты видел?

Мертвый юноша повернулся лицом к буре, наблюдая за клубившейся серостью глазами цвета ночи. Вновь прогрохотал гром, и Мия поежилась. Прошли долгие минуты, прежде чем Трик ответил.

– КОГДА Я ОЧНУЛСЯ ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ, ТО ОКАЗАЛСЯ В МЕСТЕ, ПОЛНОСТЬЮ ЛИШЕННОМ КРАСОК. ПОЗАДИ ВОЗВЫШАЛАСЬ ТИХАЯ ГОРА, ОКУТАННАЯ НОЧЬЮ. А ВПЕРЕДИ, ДАЛЕКО-ДАЛЕКО, ГОРЕЛ ЯРКИЙ ОЧАГ. Я ПОЧУВСТВОВАЛ ЕГО ТЕПЛО НА СВОЕЙ КОЖЕ. УВИДЕЛ ВОКРУГ НЕГО ЛИЦА ЛЮБИМЫХ ЛЮДЕЙ, ПОКИНУВШИХ ЭТОТ МИР. – Он тихо вздохнул. – Я ЗНАЛ, ЧТО МОЕ МЕСТО ТАМ. ЧТО, КОГДА Я СЯДУ, ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО. ВОТ ГДЕ ОНИ СЕЙЧАС. В ТЕПЛЕ, БЕЗОПАСНОСТИ И ВДАЛИ ОТ ВСЕГО ЭТОГО. ВМЕСТЕ.

– Так почему…

Мия шмыгнула и попыталась успокоиться.

– Почему ты не остался, если там так охренительно?

– ЭТО… – юноша покачал головой, – …МНЕ НЕ СТОИТ ОБ ЭТОМ ГОВОРИТЬ.

– Трик. – Мия потянулась за его рукой. С удивлением вновь отметила ее тепло. Еще недавно он был твердым, как камень, но теперь его кожа стала мягкой, а пальцы казались чернильно-черными на фоне ее молочно-белых. – Расскажи мне. Пожалуйста.

Он по-прежнему всматривался в небо, капельки дождя стекали по его щекам, как по прекрасной статуе на Форуме. Но в конце концов он опустил взгляд, в его черных глазах читалась скорбь.

– ПОТОМУ ЧТО, КОГДА Я ПОСМОТРЕЛ НА ТЕ ЛИЦА… НА ЛИЦА ВСЕХ, КОГО Я ЛЮБИЛ… ТОГО, КОГО Я ЛЮБИЛ БОЛЬШЕ ВСЕХ, НЕ БЫЛО СРЕДИ НИХ.

Желудок Мии кувыркнулся, дыхание сбилось.

– Я ВЕРНУЛСЯ РАДИ ТЕБЯ, МИЯ, – сказал Трик, и в его глазах загорелся черный огонь. – ВОТ КАКОЙ ДАР ПРЕДЛОЖИЛА МНЕ МАТЬ. ЕЙ НЕ ХВАТАЛО СИЛ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ МЕНЯ САМОЙ, НО ОНА ПОКАЗАЛА МНЕ ПУТЬ. – Он вытянул руку, запятнанную черным. – МНЕ ПРИШЛОСЬ ПРОЦАРАПЫВАТЬ СЕБЕ ДОРОГУ ЧЕРЕЗ СТЕНЫ САМОЙ БЕЗДНЫ. ВОТ ПОЧЕМУ Я ПОЖЕРТВОВАЛ СВОИМ МЕСТОМ У ОЧАГА. НЕ РАДИ ВОЗМОЖНОСТИ ВОССТАНОВИТЬ БАЛАНС, ОЖИВИТЬ ЛУНУ ИЛИ ВЕРНУТЬ МИР НА КРУГИ СВОЯ. МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ВСЕ ЭТО.

Он взял руку Мии и прижал к своей груди, и девушка с потрясением ощутила четкое сердцебиение под своей ладонью.

– НО Я БЫ ЗАКЛЮЧИЛ ТЫСЯЧУ СДЕЛОК С НОЧЬЮ РАДИ ЕЩЕ ОДНОГО МГНОВЕНИЯ С ТОБОЙ. Я БЫ УМЕР ТЫСЯЧЬЮ СМЕРТЕЙ И ПЕРЕЖИЛ БЫ ИХ ВСЕ, ПРОСТО ЧТОБЫ ЕЩЕ ОДИН РАЗ ОБНЯТЬ ТЕБЯ.

Весь мир затих. Весь мир замер.

– Трик, я…

– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МИЯ. И С ПОЗВОЛЕНИЯ НОЧИ, Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ВЕЧНО.

– …Мия?

Голос Йоннена вернул ее в холодную и мокрую, безобразную и кровавую реальность. Но она еще секунду смотрела в его темные колодцы. Прижимая руку к его мускулистой груди. Косясь на Эшлин, изнывая и недоумевая.

Разрываясь надвое.

– Мия? – вновь простонал Йоннен.

– Все хорошо, братец, – ответила она, отворачиваясь от Трика. – Я здесь.

Мия пересекла башню, ее голова все еще пульсировала, тело ныло, нога кровоточила под полоской темной ткани, которой, несомненно, ее перевязал Трик. Обходя костер, она наблюдала, как его язычки голодно бросаются в ее сторону. Наконец Мия присела перед братом и, зашипев от боли, взяла Йоннена на руки.

Он был еще сонным от «синкопы», его глаза покраснели, лицо побледнело. Но Эклипс скользнула в его тень, чтобы успокоить любые страхи, и Мия была достаточно разбиралась в ядах, чтобы знать, что примерно через час он полностью оправится, – даже быстрее, чем взрослые, которые только начинали просыпаться.

Мия благодарила Богиню, что в тот миг они сидели все вместе, что задача схватить Йоннена живым была важнее желания ассасинов убить остальных. Она вспомнила битву, стук собственной крови, силу, журчавшую в ее венах. Прежде такого никогда не было – Мия еще ни разу не управляла тьмой с такой легкостью. Дело не только в том, что ныне в небе светили всего два солнца. Новый фрагмент Луны – некогда находившийся в Фуриане, а теперь в ней – сделал ее могущественнее.

Тут Мия невольно задумалась о Клео. Женщине, которая вела тот старый дневник, найденный в недрах читальни летописцем Элиусом. Она дала Мие единственные реальные подсказки о сущности даркинов. Эта женщина посвятила всю свою жизнь поискам осколков, но оступилась и так и не завершила пазл, который теперь должна каким-то чудом сложить Мия.

В дневнике говорилось о том, что Клео была беременна. И о материнских грехах.

Было ли это как-то связано с ее неудачей?

И что стало с самой женщиной?

Ее дочерью?

Сыном?

Трик наблюдал за ней сквозь пелену дождя. В ушах Мии по-прежнему звенело его признание – громче, чем буря, бушующая снаружи.

– Как твоя голова? – спросила она у Йоннена.

– Болит, – захныкал он.

– Все хорошо, милый. Я рядом. Когда всё – кровь…

– …Кровь – это всё, – пробормотал мальчик.

Мия крепко его обняла и поцеловала в лоб. Думая обо всем, что могло бы быть, обо всем, что могло произойти. Ее живот наполнялся ледяным страхом.

Такое незнакомое чувство. Кожу покалывало, желудок крутило. Уход не-кота будто открыл брешь в ее груди. Отломал кусочек от нее самой. Но его заменил поток гнева, и Мия крепко, отчаянно за него схватилась, словно утопающий за корягу. Позволив горькой, огненной злости наполнить ее до краев.

Красная Церковь сделала свою ставку, отправив пятерых лучших Клинков и опустошив тем самым часовню Галанте, чтобы убить ее.

Им не удалось. А теперь…

«А теперь, Богиня тому гребаный свидетель…»

Грядет расплата.

– Наив.

– ТАК БЫЛО НАПИСАНО КРОВЬЮ.

Они сгрудились у костра, все еще приходя в себя после «синкопы». Хладные Волнозор и Брин неподвижно лежали на каменном полу. В глазах оставшихся Соколов горело такое же пламя, что вспыхнуло в груди Мии.

– Кто, бездна ее побери, эта Наив? – требовательно спросил Мясник.

– Моя подруга, – ответила Мия. – Она Десница. Последовательница, которая служит Церкви в Тихой горе. Я спасла ей жизнь.

Мия вспомнила, как Наив стояла у изножья ее кровати, проводя ножом по ладони, и из пореза потекла кровь, забрызгивая пол.

«Она спасла Наив жизнь. Поэтому Наив перед ней в долгу. И, на глазах у Матери Ночи, клянется своей кровью».

– Так она может манипулировать кровью? – поинтересовался Сидоний.

– Нет, это Адонай, – ответила Эшлин, скривив губы. – Он и Мариэль колдуны. Мастера древней ашкахской магики и самые ебнутые на голову брат с сестрой, которых тебе когда-либо посчастливится встретить. – Она протянула руки к огню и согнула пальцы. – Этот ублюдок убил моего брата.

– ПОСЛЕ ТОГО, КАК ВЫ ПРЕДАЛИ КРАСНУЮ ЦЕРКОВЬ, – уточнил Трик.

– Если бы я хотела услышать говорящую жопу, то воспользовалась бы уборной, Трикки.

– Может, обойдемся без этого? – рявкнула Мия, теряя самообладание. – Пожалуйста?

– Ладно, – сказала Мечница. – Значит, этот колдун Адонай – твой союзник, Ворона?

Та пожала плечами.

– Я и ему жизнь спасла. Он говорил, что в долгу передо мной. Но не могу сказать, что он когда-либо казался мне надежным ублюдком. Как и его сестра, если уж начистоту.

Очертание Эклипс подрагивало на стене в такт выплясывающему пламени.

– …Он убил Тишь, Мия. Я сама видела. Пока ты и другие были в его руках, кровавая магика Адоная нанесла удар по юноше…

– И теперь Адонай отправляет нас к этой Наив, – сказал Сид.

Мия кивнула.

– Она занимается снабжением, снаряжая экспедиции для Церкви. Ведет караван из Тихой горы в Последнюю Надежду и обратно. Наверное, они работают вместе.

– Но почему? – спросила Эшлин.

– Не знаю, – вздохнула Мия. – Но зато знаю, что я на верном пути. Мы дойдем до Амая, а затем я переплыву океан и доберусь до Последней Надежды. Оттуда отправлюсь в Тихую гору и спасу Меркурио. Как и планировалось.

– …Стоп, – между темными бровями Сидония появилась морщинка. – Что значит ты доберешься до Последней Надежды? А все остальные?

– Ты вернешься в Уайткип. Думаю, Корлеоне сможет тебя подбросить. Йоннену придется пойти со мной, и вряд ли мне удастся уговорить Эшлин оставить нас, но вы, Мечница и Мясник, отправитесь домой.

– Что за хрен, – фыркнул Мясник. – Мы с тобой до конца.

– Нет, – в голос Мии начал просачиваться гнев. – Вы вернули свой гребаный долг, ясно? Волнозор и Брин мертвы из-за этого, и я не хочу, чтобы и ваша кровь была на моих руках. Наши пути разойдутся в Амае.

Сид нахмурился пуще прежнего.

– Мия, может, меня и выперли из легиона, но я дал клятву Дарию Корвере. Меня не было рядом, когда погиб твой отец, но…

– Он не мой отец, Сид! – огрызнулась она, вскочив на ноги. – И близко нет! Я – дочь Юлия ебаного Скаевы, понимаешь? Я – дочь человека, который убил Дария Корвере!

– Бездна и кровь, – выдохнул он.

– …Ты дочь этого ублюдка? – изумленно спросил Мясник.

– Да, – сплюнула Мия. – Мужчина, которого я пыталась убить последние восемь лет, оказался тем, кто подарил мне жизнь. И если этого «пошла на хрен» со стороны божеств вам недостаточно, то добавлю, что, судя по всему, во мне находится фрагмент мертвого бога, который я унаследовала от него! О, и кстати говоря, последний парень, с которым я трахалась, был убит последней девушкой, с которой я трахалась, а затем его воскресила Мать Ночи, чтобы помочь мне с вышеупомянутой проблемой с богом, а урод, который перерезал глотки Брин и Волнозору, когда-то был моим другом! Я гребаный яд, разве вы не видите? Гребаная опухоль! Кто сближается со мной, умирает. Так что валите на хрен от меня, пока и вас не убили.

– Ты не можешь винить себя во всем, Мия, – сказал Сидоний.

– Не надо! – предупредила она. – Просто не надо.

– Это не твоя вина.

– Пошел ты, Сид! – сплюнула Мия, и на глаза девушки накатились слезы. – Взгляни на них!

– Обвинять себя в том, что сделали другие, все равно что обвинять себя в плохой погоде, – ответил Сид, глядя на тела Брин с Волнозором. – И я буду скорбеть по ним, как по потерянным брату с сестрой, да. Но поражения – часть нашей жизни. И позволь кое-что прояснить, Мия: лучшие бойцы, которых я когда-либо встречал, были самыми уродливыми. Сломанные носы, выбитые зубы, деформированные уши. Потому что лучший способ научиться побеждать – это проиграть.

– Я не…

– Смазливые воины – дерьмовые воины. Ты не поймешь, насколько сладок вдох, пока тебе не сломают ребра. Ты не начнешь ценить своего счастья, пока не познаешь горя. И нет никакого смысла винить себя в том, что жизнь дала тебе пинок. Просто подумай, насколько это больно, и как сильно ты не желаешь почувствовать это вновь. В следующий раз это поможет тебе сделать все возможное ради победы.

Сид скрестил руки и сердито посмотрел на нее в тот момент, когда раздались очередные раскаты грома.

– Мне насрать, чей хер помог тебя зачать. Я все равно тебя не брошу.

– Как и я, – подала голос Мечница.

– И я, – поддакнул Мясник.

Мия повесила голову, в ее глазах блестели слезы. Она смахнула их рукой и сделала глубокий, порывистый вдох, пытаясь придумать, как поколебать их решимость. Но она хорошо знала Соколов – они упертые, как ослы, и так же тверды в своем решении, как почва под ее ногами. Мия могла бы уйти, но они последуют за ней. Она могла бы спрятаться с Йонненом под плащом и сбежать, но тогда ей придется расстаться с Эш и Триком…

Девушка села на пол неподалеку от костра, но не настолько близко, чтобы он мог ее согреть. А затем молча кивнула.

– Славно, – сказал Сид. – Теперь нам нужно найти эту Наив и узнать, что она может нам предложить.

– Для этого все равно придется пересечь Море Сожалений, – подметила Эш.

– От Амая до Последней Надежды шестьсот морских миль, – пробормотала Мечница. – И каждую из них Леди Океанов и Леди Бурь будут пытаться нас утопить.

– Так, давайте решать проблемы по мере их поступления, – вздохнул Сид, проводя рукой по своим коротким волосам. – Похоже, нам придется подождать, пока Налипсе не наскучит буянить, или пока солнца хоть частично не разгонят тучи.

– Вам всем не помешает выспаться, – тихо сказала Мия.

Все посмотрели на нее с подозрением и сомнением.

– Клинки, которые работали на часовню Галанте, мертвы. Вряд ли в ближайшее время кто-то кинется за нами в погоню. Трик, ты не мог бы подежурить наверху, просто на всякий случай?

Юноша кивнул; его признание в любви висело между ними, словно безответный вопрос.

– ХОРОШО.

– А как же ты? – спросила Эш. – Тебе тоже нужен сон, Мия.

– Я лягу через пару часов. Сид сменит меня, а вы пока отдыхайте.

– Ты же не попытаешься сделать какую-нибудь глупость, пока мы спим? – спросил итреец. – Например, сбежать посреди бури, как воровка, и оставить нас тут?

– Вы и так знаете, куда я направляюсь, – она покачала головой. – И последуете за мной.

– Совершенно верно, – насупился он.

– Ложись спать, Сид.

Соколы все еще были немного сонными от «синкопы», и их не пришлось долго уговаривать. Эшлин прижалась к Мие спиной, рядом свернулся Йоннен. Сид еще пару часов делал вид, будто спит, но на самом деле искоса наблюдал за ней.

Мия же просто смотрела на огонь.

Дрова, принесенные снаружи, уже почти высохли, и костер разгорелся в полную мощь, излучая тепло, которого она почти не ощущала. Трик стоял на посту на верхнем этаже, иногда кидая на нее взгляды своих бездонных глаз.

Но Мия смотрела только на огонь.

Распаляя тот, что горел у нее в груди. Чувствуя его, как живое существо. Она волновалась за друзей. Несмотря ни на что, радовалась, что они решили остаться с ней. Она устала, была ранена и напугана. Но в основном Мию просто тошнило от всей этой херни. От Скаевы и Церкви. От того, что из-за нее постоянно страдают другие. От того, что ее всегда превосходят числом и застают врасплох. Она знала, что держит пусть прямиком в огонь. В логово волков. Но, по правде говоря, эта мысль была ей приятна. Поскольку, помимо ярости, еще Мия чувствовала, что в ней набухает тьма. Она вспоминала черный и глубокий пруд гнева под плотью Годсгрейва, злобу подло убитого бога, злобу, которую она хранила в себе всю свою жизнь.

Анаис.

Силуэт из ее снов, объятый черным пламенем и увенчанный серебряным кругом на лбу. Убитый собственным отцом. Его мать навеки заключили в тюрьму Бездны.

Отец Мии тоже пытался ее убить. И запер ее мать в Философском Камне, чтобы она зачахла и умерла. Волей-неволей она начинала видеть параллели между собой и павшим Луной. Сотканные в гобелен ее жизни. Плавно разворачивающиеся, подобно судьбе. Но разница с Луной в том, что, несмотря на старания отца, Мия не умерла. Не рухнула на землю, разбившись на тысячу осколков. Не сломилась. Не распалась. Вместо этого она стала тверже. Стала не железом и не стеклом.

Сталью.

В этом была доля истины. Но это не значит, что он не пожалеет об этом. Мия видела истину и в словах Сида. Потерпеть поражение, чтобы узнать, как это больно, и как сильно она не хочет пережить поражение снова.

«Я больше не хочу терпеть поражений».

Посему Мия всмотрелась в огонь, и ее глаза загорелись молитвой. Ее клятвой.

«Отец,

когда последнее солнце зайдет,

когда солнечный свет умрет,

это случится и с тобой».