– Бенино, – сказала Мия.

– Нет.

– Тогда Бертино. Ты похож на Бертино.

– Нет. – Клауд нахмурился. – И как, ради бездны, должен выглядеть Бертино?

– Назови первую букву, – потребовала Мия. – Это «б», я верно угадала?

– Никаких подсказок, донна Мия. Мы же договорились.

– Ты должен дать мне хоть какую-то пищу для размышлений, – льстиво взмолилась она.

– Я ничего не должен, – капитан вскинул бровь. – Я поставил свой гребаный корабль на то, что ты не угадаешь мое имя, так с чего, во имя Трелен, мне тебе помогать?

– Может, ты устал от моря и хочешь осесть где-нибудь в лесах?

– Дерьмо свинячье! – фыркнул пират. – Перережешь мне вены – и они истекут морем.

Они отплыли от Уайткипа три перемены назад и лихо рассекали морские просторы. Их следующий пункт назначения – город Последняя Надежда – находился в другой части Моря Мечей, на побережье Ашкаха. Добравшись до этого хлипкого порта, они пересекут Пустыню Шепота и прибудут к Тихой горе. Мия понятия не имела, как именно Красная Церковь держит в плену Меркурио и как спасти его из их клешней. Но, хоть она мало кому бы в этом призналась, Мия любила старика больше, чем кого-либо с момента смерти отца. А теперь – больше, чем вообще кого-либо. И будь она проклята, если бросит его гнить там.

На юге простирался кривой берег Лииза, на севере – белые скалы Итреи, «Дева» что есть мочи мчала по бугрящейся синеве. Бывшие Соколы Рема в основном толпились на носу корабля, наслаждаясь дующим в лицо морским бризом.

Сидоний представлял собой то еще зрелище; его бронзовая кожа блестела в луче солнечного света, волосы были сбриты до темного пушка, глаза сияли детской лазурью. Огромный итреец старался постоянно держать Мию в поле зрения – оставаясь преданным Дарию Корвере, он взял девушку под крыло, когда они оба были Соколами, и с тех пор его заботы ни на каплю не убавилось. После того, как он взошел на борт, Мия почувствовала себя так, будто у нее появилась еще одна опора, на которую всегда можно положиться. Может, ее младший брат и был невыносимым засранцем, но если бы Мия могла выбрать себе старшего, ее выбор непременно пал бы на Сидония.

Волнозор, не стесняясь, предложил свою помощь экипажу – как и большинство двеймерских островитян, он вырос на кораблях и знал океан как свои пять пальцев. Бывший трагик возвышался над солеными Корлеоне и развлекал их бесконечными песнями, которые исполнялсвоим рокочущим баритоном. От его голоса заплакала бы и шелкопрядица, и Мия по-прежнему чувствовала себя виноватой из-за того, что отдалила его от давней мечты управлять театром. Девушка поклялась себе, что сделает все возможное, чтобы Волнозор смог заняться этим, когда все закончится.

Мечница тоже чувствовала себя на «Деве» как рыба в воде, но держалась в носовой части, поглядывая на вздымающиеся волны темными глазами. Когда двеймерцы достигали совершеннолетия, им наносили татуировки на лицо, но у Мечницы замысловатые узоры покрывали каждый сантиметр ее махагониевой кожи – наследие тех времен, когда она готовилась стать жрицей. Мие до сих пор было трудно представить эту женщину за молитвой в храме. Мечница была одним из лучших воинов коллегии, просто совершенство на песках. К сожалению, судя по всему, рана, которую Мечница получила во время боя с шелкопрядицей, по-прежнему ее беспокоила…

Брин тоже выглядела не лучшим образом, и Мия знала причину – всего несколько месяцев назад ее брат Бьерн погиб на арене. Девушка не отходила от Волнозора, болтала с ним и смотрела, как он работает, и его присутствие, похоже, отгоняло самых страшных ее внутренних монстров. Брин, как и Эш, была ваанианкой – крепкой, как гвозди, – и искусной лучницей, лучшей из тех, кого Мия когда-либо встречала, что не могло не радовать в их ситуации. Но Мия все равно боялась, что их безрассудная миссия может свести Брин и остальных Соколов в могилу, где они будут лежать рядом с Бьерном.

Из пяти Соколов только Мясник страдал от морской болезни – но, если учесть, что в их первую с Мией встречу он нассал в ее плошку с овсянкой, она видела в этом некую справедливость. Здоровый лиизианец никогда не считался лучшим бойцом коллегии, однако нехватку мастерства он восполнял добрым сердцем, бахвальством и умением поразительно ругаться. Он держался по левому борту корабля, где вероятность, что его рвоту сдует ему обратно в лицо, сводилась к минимуму, и проклинал богинь и Волнозора, которого больше всех веселили его проблемы с желудком.

В общем и целом, бывшие гладиаты неплохо свыклись с жизнью в открытом море.

Но не везде на палубе царила такая умиротворенная обстановка. Эшлин с Триком кружили друг вокруг друга, как пара змей, готовящихся к удару. Хотя Корлеоне обеспечил каждого своей каютой и они жили порознь, напряжение между ними будто усилилось с тех пор, как «Дева» причалила к Уайткипу. Мия так и не определилась со своими чувствами по поводу возвращения Трика, но Эшлин не скрывала своих подозрений и неприязни. Мия с Мистером Добряком тоже не общались с тех пор, как корабль отплыл от гавани и не-кот перестал обитать в ее тени.

Как бы она ни злилась из-за его предательства, Мия скучала по не-коту.

Поэтому она стояла у штурвала вместе с капитаном «Кровавой Девы» и играла в свою новую любимую игру, наслаждаясь дуновениями прохладного ветра. После долгих месяцев, проведенных в Коллегии Рема и в клетках под аренами, даже бриз казался божьим благословением. А пытаться выиграть у капитана его корабль было веселее, чем беспокоиться о буре, назревающей на его борту.

– Впереди буря, – объявил Клауд Корлеоне.

– Ага, – пробормотала Мия, глядя на палубу. – Я знаю.

– Нет, я имел в виду буквально, – он показал на восток, где на горизонте темнело мрачное пятно. – И мы плывем прямо к ней.

Мия прищурилась.

– Это опасно?

– Ну, судя по ее виду, мы вряд ли пойдем ко дну, но в течение пары перемен нам придется нелегко, – капитан сверкнул фирменной улыбкой. – Так что, донна Мия, если хочешь воспользоваться предложением о ванне в моей каюте, то советую поторопиться.

– Может, я так и сделаю, – задумчиво произнесла она.

– Чудесно, я занесу мыло.

– Я бы посоветовала заодно прихватить шины для твоих сломанных пальцев, – Мия кривовато улыбнулась. – И лед для изрядно помятых бубенцов.

Корлеоне тоже ухмыльнулся и снял треуголку с пером. Он был хитер, как лис в курятнике, и изворотлив, как струпопес. Впрочем, невзирая на его наглое поведение, Мие нравился этот мерзавец. Корлеоне, похоже, любил пофлиртовать, но по его игривой манере было ясно, что для него это просто забава, какими были для нее попытки угадать его имя. В воздухе между ними по-прежнему звенели отголоски истории его брата и воспоминания о смерти Дуомо, и, глядя пирату в глаза, Мия полагала, что заручилась его пожизненной поддержкой.

– Я прикажу юнге набрать воду и нагреть ее аркимической плитой, – Корлеоне подмигнул. – Если захочешь, чтобы кто-нибудь потер тебе спинку, только свистни.

– Ой, иди подрочи, – рассмеялась Мия, показывая костяшки.

– Увы, – он прижал руку к сердцу, словно мучаясь от боли. – Похоже, это единственно доступный мне вариант, донна Мия. Пока, по крайней мере.

– В каждом вдохе живет надежда… – ухмыльнулась она.

Девушка быстро спустилась по лестнице с кормы на шканцы. У стены корпуса сидел Йоннен, играя с Эклипс в их излюбленную игру. Мальчик собирал горстку теней и раскидывал их по палубе, а Эклипс мчалась за ними, как щенок за костью. Время от времени Йоннен перемещал тени прямо из-под носа волчицы и смеялся, когда она промахивалась – его смех казался радостным, а не насмешливым.

Как только Мия спустилась по ступенькам, игра прекратилась, а его улыбка исчезла без следа. Сделав глубокий вдох, она присела рядом с братом и скрестила ноги. Эшлин спустила почти все их сбережения на рынке в Уайткипе, но она подобрала Мие хорошие кожаные штаны – черные и узкие – и пару сапог из волчьей шкуры. Две перемены назад Мия выкинула свою кожаную гладиатскую юбку за борт с короткой благодарственной молитвой.

Но лучше всего было то, что ее возлюбленная вернулась с…

– Сигариллы? – спросил мальчишка, глядя на нее с презрением. – А это обязательно?

– Еще как, – кивнула Мия, зажимая одну между губ и ударяя по новому кремневому коробку.

– Мама говорит, что курят только проститутки и глупцы.

– И кто из них я, братец? – спросила она, выдыхая дым.

Мальчик наблюдал за ней с поджатыми губами.

– Возможно, и то, и другое?

На досках между ними возникла Эклипс, опуская голову на колени Мии.

– …Не говори так с ней, Йоннен…

– Я буду говорить с ней так, как посчитаю нужным, – заявил он.

– …Помнишь, что я рассказывала тебе об одном мальчике? Кассие?..

– Да, – Йоннен покосился на волчицу и шмыгнул.

– …Он всегда говорил, что кровь пятнает сильнее, чем вино. Знаешь, что это значит?..

Тот покачал головой.

– …Это значит, что семья может ранить тебя глубже, чем кто-либо другой. Но лишь потому, что она важнее, чем кто-либо другой. Когда ты говоришь с ней подобным образом, хоть Мия этого и не показывает, ты ранишь ее…

– Вот и славно, – огрызнулся он. – Мне она не нравится. Я не хочу здесь находиться. – Йоннен посмотрел на синие воды, текущие вдоль корпусов. – Я хочу домой.

– Мы будем проплывать мимо него где-то через неделю. – Мия кивнула на итрейское побережье. – Воронье Гнездо.

– Это не мой дом, Царетворец.

– …Дом там, где твое сердце, дитя…

Мия постучала по груди и улыбнулась.

– Тогда понятно, почему у меня его нет.

– …Вздор… – фыркнула Эклипс. – …У тебя львиное сердце…

– Скорее, воронье, – она пошевелила пальцами перед волчицей. – Черное и сморщенное.

– …Ты поймешь, что это ложь, еще прежде, чем все закончится, Мия. Обещаю…

Мия улыбнулась и медленно затянулась, наслаждаясь теплом дыма в легких. Затем незаметно покосилась на Йоннена. Брат. Незнакомец. Он был умен, это очевидно: обучение у лучших преподавателей в республике плюс грандиозная сообразительность Алинне Корвере и коварство Юлия Скаевы. Наблюдая за его поведением, манерой говорить, Мия подумала, что он вырастет даже толковей ее. В нем чувствовалась зловещая жилка – скорее всего, унаследованая от отца. Но в ней она тоже ощущалась. Йоннен по-прежнему был ее родной кровью, ее семьей. Единственной, что у нее осталась, если не считать того ублюдка, которого Мия намеревалась убить. И после стольких лет одиночества она ощутила в себе жажду обрести с ним хоть какую-то связь.

– Я помню ту неночь, когда ты родился, – сказала она мальчику. – В Вороньем Гнезде. Я была немногим старше, чем ты сейчас. Повитуха привела меня, чтобы познакомить с тобой, и когда мама передала тебя в мои руки, ты начал кричать. Просто… кричать так, будто миру пришел конец. – Мия покачала головой. – Бездна и кровь, ну и глотка у тебя была.

Она снова затянулась, прищурив глаза от дыма.

– Мама сказала, чтобы я спела тебе. Что, хоть твои глаза и закрыты, ты все равно узнаешь сестру. И я запела. А ты перестал плакать. Будто кто-то опустил рычаг в твоей голове. – Мия покачала головой. – Бездновщина какая-то.

– Моя мать не поет, – возразил Йоннен. – Ей не нравится музыка.

– О нет, она любила ее, – возразила Мия. – Она постоянно пела и…

– Моя мать – Ливиана Скаева. Жена императора.

Мия почувствовала, как кровь приливает к щекам. В висках запульсировало. Брови девушки невольно сдвинулись к переносице. Дым в легких обернулся пламенем.

– Твоя мать – Алинне Корвере, – твердо сказала она. – Жертва императора.

– Лгунья, – насупился мальчик.

– Йоннен, зачем мне…

– Ты лгунья! Лгунья!

– А ты – гребаный сопляк, – рявкнула она.

– Негодяйка! Воровка! Убийца!

– Каков отец, такова и дочь, я полагаю.

– Мой отец великий человек! – воскликнул Йоннен.

– Твой отец – та еще манда.

– А твоя мать – шлюха!

Мие потребовались все силы, чтобы снова не поднять на него руку.

– …Мия…

Она вскочила на ноги, ее самообладание сгорало в пламени гнева. Тело содрогалось от злости. Ей хотелось прикусить язык, но Мия боялась, что утонет в крови. Разговаривать с мальчишкой было все равно что биться головой о кирпичную стену. Пытаться пробить его броню бесполезно, это как возиться с замком, пытаясь открыть его, десятью большими пальцами. Мия не знала, что это такое, быть старшей сестрой, и уж явно не обладала природной склонностью к этому. И посему, как обычно, ее раздражение распахнуло дверь и позволило норову вырваться на свободу.

– Я пытаюсь, Йоннен, – процедила она. – Зубы Пасти, я правда пытаюсь. Будь ты не моим братом другим, я бы столкнула твой зад за борт за такие слова. Но больше никогда не смей так о ней говорить. Она любила тебя. Слышишь?

– Все, что я слышу, Царетворец, – сплюнул он, – это ложь из уст убийцы.

Она сделала глубокий вдох. Опустила голову и закрыла глаза.

– Надеюсь, нынче бури тебе больше по душе, чем в детстве, – сказала Мия, вновь подняв на него взгляд. – Впереди нас ждет серьезный шторм. И если я услышу, что ты плачешь во сне, то уже не приду спеть тебе.

– Ненавижу тебя, – прошипел мальчик.

Мия щелчком отправила сигариллу за борт и выдохнула дым.

– Каков отец, таков и сын, я полагаю.

Это была скорее не ванна, а медная бочка.

Она была привинчена к полу в покоях Корлеоне – ванной комнате, смежной со спальней, которая, в свою очередь, вела в главную каюту. Когда Мия только увидела ее, то первым делом задумалась, как именно разбойник планировал там поместиться, если бы она приняла его предложение занести мыло. Сама-то она хоть и влезла туда, с некоторым усилием, но так называемая ванна не могла похвастаться размерами.

Она больше напоминала ведро.

Тем не менее от воды, подаваемой по трубам из аркимической плиты в камбузе, шел пар. Раздевшись и погрузившись в горячую ванну, Мия поняла, почему Корлеоне, несмотря на расточительность затеи, потакал себе в этой прихоти.

– О, Черная гребаная Мать, – простонала она. – Как же хорошо-о-о.

После пары неловких маневров ей удалось нырнуть с головой; Мия обнаружила, что, если свесить ноги с края, большая часть ее тела будет погружена под воду. Откинувшись назад, она намочила полотенце и накрыла ею лицо. Затем прикурила еще одну сигариллу и довольно выдохнула серый дым, прислушиваясь к песне моря снаружи.

– Я могла бы быть пиратом, – пробормотала девушка, и с ее губ сорвались дымные завитки. – Эй, вы, лодыри! Встряхните потрохами! Соберите бизань-херь, свиноебы обезъяноподобные…

– Наконец-то ты одна, – раздался голос.

Мия убрала полотенце и увидела Эшлин, прислонившуюся к двери. На ней был корсет из костей драка поверх красной рубашки, кожаные узкие штаны и сапоги до бедра. В Уайткипе она купила какие-то травы и смыла хну с волос. Теперь ее косички были распущены, и локоны золотистыми водопадами струились по плечам.

– Уже нет, – заметила Мия.

Эш провела пальцем по дверному косяку.

– Я могу уйти, если хочешь.

– Нет, – Мия улыбнулась. – Останься.

Лицо Эш просияло, и она скользнула в комнату, закрывая за собой дверь. Сесть было некуда, так что она оседлала бочонок. Забрав сигариллу прямо изо рта Мии, наклонилась и легонько поцеловала ее в губы. Эш не отстранялась, их носы, щекоча, задевали друг друга.

– Ну здравствуй, – прошептала Эш.

– Здравствуй, – ответила Мия.

Эш снова прильнула к ней губами – нежными, теплыми и дурманящими. Они приоткрылись в знак приглашения, и Мия почувствовала дрожь девушки, когда их языки легонько, как перышки, соприкоснулись. Она выдохнула в рот Эшлин и подняла руку, чтобы погладить ее по щеке. Их поцелуй стал более страстным – Мия тонула в нем, но не желала выныривать для вдоха, втягивая нижнюю губу Эш, пока девушки медленно отстранялись.

Открыв глаза, она увидела лицо Эшлин всего в паре сантиметрах от своего. Ее губы задели рот подруги, когда она пробормотала:

– Ты целуешься так же, как убиваешь, Мия Корвере.

– Это как же?

– С изяществом.

Мия ухмыльнулась, и Эшлин поцеловала ее еще раз, и еще, и еще; дюжина легких, как шепот, касаний сыпались на ее губы и щеки, подобно лепесткам роз.

– Я так скучала по тебе, – выдохнула Мия.

– Насколько?

– Я не уверена в том, как это можно измерить, – Мия нахмурилась. – Может, парой метров?

– Иди в жопу.

– Для этого ванна слишком маленькая.

– Ненавижу тебя.

– Странно. Я ненавижу всех, кроме тебя.

– Сядь, – Эш улыбнулась и снова ее поцеловала. – Помою тебе спину.

Эшлин встала с бочонка, чтобы Мия могла окунуть ноги, и сесть ровно, положив руки на край и уткнувшись в них подбородком. Затем обошла ее со спины и расставила ноги по бокам от ванны. Мия не видела, что она делает, но вскоре почувствовала теплые мыльные руки на своих плечах, запах жимолости и солнечных колокольчиков в воздухе. Эш надавила большими пальцами на ее ноющие мышцы, разминая напряженные точки, словно тесто.

– О, Черная Мать, это… просто… охренительно… – простонала Мия.

Она закрыла глаза и позволила рукам Эш на секунду заслонить весь остальной мир. Ее раздражение из-за Йоннена и злость на Мистера Добряка. Беспокойство за Сида и остальных при мысли, что ждет их по ту сторону океана в Ашкахе. Переживания из-заа Меркурио, Луны и его гребаной короны.

Эш тоже помалкивала и Трика не упоминала, хотя обе девушки чувствовали, как вопрос о нем подмораживает воздух. Эш была слишком умна, чтобы поднимать эту тему. Она не желала открывать эту дверь, позволив тем самым испортить радость их первого уединения со времени «Магни».

Вместо этого Мия ощутила губы подруги на своей шее, и по спине пробежали мурашки.

– Ты всегда можешь вылезти из ванны, – пробормотала Эш. – Если она недостаточно большая.

– Через минуту… – Мия скривилась, когда Эш начала массировать особо напряженные мышцы. – Богиня… продолжай…

– Что-то ты вся на взводе, милая.

– Тяжело, знаешь ли, быть самой разыскиваемой убийцей во всей республике.

Еще один поцелуй. Легкое покусывание мочки уха. Шепот Эш: «Я помогу тебе расслабиться». Мия почувствовала, как ее руки медленно скользят к груди. Пальцы щекотливо пробежали по гладкой коже. Дыхание Мии участилось, в животе все затрепетало, по телу вновь прошла дрожь. Кожа покрылась мурашками, с губ сорвался тихий вздох. Эш ласкала губами ее шею, руки девушки гуляли по телу Мии: одна, дразня, водила по затвердевшему соску, другая плавно и мучительно вырисовывала спираль, опускаясь ниже. Ниже. По ребрам, сантиметр за сантиметром, по напряженному животу, легонько обводя пупок кругами аркимических разрядов.

– Еще? – прошептала Эш, коснувшись губами ее уха.

Мия задумалась, правильно ли это. Где-то внутри нее затесалось чувство вины – то ли из-за безочажного юноши на палубе наверху, то ли из-за ссоры с братом, или от мысли, что не стоит потакать своим прихотям в водах столь опасных. Но тут рука Эш погрузилась в воду, и внутри Мии загорелось пламя, растопив все опасения, когда она ощутила нежнейшие прикосновения между своих ног.

Потрясающие.

Умопомрачительные.

– Еще, – выдохнула Мия.

Эш подняла вторую руку и запустила пальцы в волосы девушки. Мия застонала, когда Эш оттянула ей голову, заставив подругу – безоружную, с поднимающимся от кожи паром, с подрагивающими ногами, – сесть прямо. Губы Эш вновь прильнули к ее шее, а рука между ног Мии начала двигаться твердыми, уверенными кругами, наигрывая мелодию, которую так хорошо знала ее возлюбленная. Мия со вздохом отклонилась, схватила волосы Эш в кулак и прижала девушку сильнее к своей шее. То, что Эш прижималась к ней, полностью одетая, в то время как ее подруга была обнажена, ощущалось как некое запретное наслаждение. Мия предоставила себя в полное распоряжение возлюбенной, содрогаясь всем телом.

– Твою мать, – выдохнула она, двигая в такт бедрами. – Твою мать.

– Еще? – прошептала Эшлин ей на ухо.

Губы щекотали ей кожу.

Зубы покусывали шею.

Пальцы выплясывали на плоти.

– Еще, – взмолилась Мия.

Эш принялась за работу обеими руками – сзади и спереди. Мия выгнулась и впилась пальцами в ягодицы девушки. Пальцы Эшлин поглаживали, сжимали, пели на ее клиторе. Время будто замерло и воспламенилось в свете черного солнца. С губ Мии срывались несвязные вскрики, глаза закатывались, а касания возлюбленной возносили ее все выше, в полет; каждая ласка, каждое движение притягивало ближе к темному самосожжению.

– Да, – выдохнула Эшлин.

– Да, – простонала Мия. – О да. Да.

Она откинула голову, загоревшись огнем, – рот открыт, каждая мышца напряжена и поет от блаженства, каждый нерв объят пламенем. Руки Эшлин продолжали творить магию, продлевая сотрясающее, пульсирующее наслаждение. Мия закричала, прижимая Эшлин ближе к себе, ее обмякшее тело била дрожь, в легких не хватало воздуха, а в жилах – крови.

Движения Эшлин замедлились – сладкая и нежная пытка, – пока Мия не остановила ее своей рукой.

– Хватит, – выдохнула она. – Богиня… хватит.

Губы Эшлин изогнулись в улыбке, и она вновь легонько укусила Мию за шею.

– Никогда, – прошептала девушка. – Ни-ко-гда.

Она плавно поднялась и протянула Мие руку.

– Пойдем со мной, красавица.