Глава тридцать шестая

Клара

Мы с мамой выходим из зала, держась за руки. Миллер в конце коридора перекидывает содержимое мусорной корзины в контейнер. Мама его не замечает, а я – да. До того как мы сворачиваем к выходу, парень мне улыбается.

Мы с ним даже не наедине, но какое-то выражение в его глазах подсказывает: он влюбился в меня по-настоящему.

Я отвечаю на улыбку Миллера, понимая, что навсегда запомню этот трехсекундный молчаливый обмен взглядами.

Глава тридцать седьмая

Морган

Этим утром наш дом впервые после автокатастрофы не был наполнен напряженной тишиной. Я принялась учить терминологию по продаже недвижимости, готовясь к предстоящему собеседованию, и Клара обняла меня, прежде чем выбежала за дверь с тостом в руке.

После школы она написала сообщение и предупредила, что будет работать над кинематографическим проектом с Миллером. Не знаю, сказала ли она правду, но ей уже семнадцать. Пока она возвращается вовремя, я не стану допрашивать о том, чем они занимались, пока были вдвоем. Я убедилась, что дочь принимает противозачаточные таблетки, и благодаря ее пьяной исповеди почти уверена, что они не занимаются сексом.

Я снова подниму эту тему, но только когда момент будет подходящим. Нужно приспособиться к той новой манере поведения, которая установилась между нами. Если надавить слишком сильно, то Клара опять может взбунтоваться, а этого мне хочется меньше всего.

Я пригласила Джонаса на ужин. Это было невероятно приятно: мы сидели за столом и по очереди кормили Элайджу, посмеиваясь над его нетерпением попробовать новую еду.

Сейчас племянник играет в манеже, установленном для него отцом на полу гостиной.

Мы же с Джонасом устраиваемся на диване. Он опирается на подлокотник, вытянув ноги, я же удобно лежу на его груди. Мы оба смотрим, как Элайджа резвится.

Левой рукой возлюбленный обхватывает меня за талию и периодически целует в висок, пока мы разговариваем. Чем чаще он так делает, тем больше я привыкаю к этому жесту и испытываю все меньше и меньше вины. Нужно продолжать, пока я совсем не перестану ее ощущать. Хотя мне кажется, на это уйдет не меньше пары месяцев.

Погрузившись в раздумья, я вздыхаю, и Джонас совершенно естественно интересуется:

– Что-то не так?

– Полагаю, я просто слишком много беспокоюсь. Переживаю, что предательство Криса и Дженни никогда не позволит нам полностью доверять друг другу.

– А я вот совершенно не переживаю на этот счет, – с полной уверенностью заявляет он.

– Но почему?

– Потому что раньше мы никогда не встречались с тем, кто был предназначен нам судьбой.

Я запрокидываю голову, чтобы видеть его лицо, а потом целую, благодаря за эти слова.

Джонас проводит большим пальцем по моим губам и рассматривает меня с умиротворенным выражением. Мне кажется, я никогда раньше не видела у него подобного взгляда. Он так долго боролся с самим собой, и теперь, когда сопротивляться больше не нужно, покой ясно читается во всех его чертах.

– У нас все будет хорошо, Морган. И даже лучше, чем просто хорошо, обещаю.

Заслышав, как щелкает замок, мы немедленно реагируем: я сажусь прямо, Джонас высвобождает из-под меня ноги. Мы не ждали Клару по крайней мере еще час или два.

Она застывает на пороге, окидывая нас внимательным взглядом. Затем закрывает дверь.

– Можно больше не притворяться. – Она бросает сумочку и проходит в комнату, потом опускается рядом с Элайджей.

Джонас растерянно смотрит на меня, молча спрашивая, следует ли ему уйти. Дочь перехватывает направленный на меня взор, тянется к ребенку и поднимает его на руки, устраиваясь на диване рядом с нами.

– Останьтесь, – просит она Джонаса, не сводя с него глаз. – Мне хочется поиграть с малышом.

Мы с Джонасом наблюдаем за Кларой, не произнося ни слова. Мы оба не знаем, чего ожидать. Прошлым вечером у нас установились хорошие отношения, но мы еще не обсудили с Кларой мои встречи с другим мужчиной.

Она тем временем прижимает к себе мальчика, пытаясь заставить его повторять за ней звуки.

– Он уже начал говорить? – интересуется дочь.

– Пока нет. Это случится не раньше чем через несколько месяцев.

Она опускает голову к Элайдже и возвращается к своему занятию.

– Можешь сказать «папа»?

Племянник ударяет ее ножкой в живот и принимается раскачиваться у нее на руках, бессмысленно агукая. Затем, ко всеобщему изумлению, он вторит за Кларой, произнеся слово так четко, что мы все неподвижно застываем, не веря своим ушам.

– Он что, сейчас сказал?.. – спрашивает Джонас.

– Мне кажется, да, – кивает дочь.

Гордый отец садится ближе к ней и наклоняется над сыном. Тот еще слишком мал, чтобы осознанно повторять звуки, но я тоже придвигаюсь, на случай если это снова произойдет.

Клара повторяет то же слово снова и снова, пытаясь заставить Элайджу подражать ей. Но он только смеется и невнятно лепечет. Я понимаю, что это была простая случайность, но по времени она совпала идеально.

Клара наклоняет младенца так, чтобы он смотрел на Джонаса.

– Это твой папа, вон там, – показывает она.

Не знаю уж, из-за сказанной фразы про отцовство или из-за первого слова сына, но глаза Джонаса наполняются влагой.

Увидев, как по его щеке скатывается слеза, я тоже начинаю плакать.

Клара переводит взгляд с меня на отца младенца и обратно, а потом комментирует:

– Отлично. А я-то была уверена, что с рыданиями покончено.

И начинает реветь сама.

Я смотрю, как она играет с Элайджей, улыбаясь сквозь слезы. Затем случается нечто совершенно неожиданное: дочь вздыхает и опускает голову Джонасу на плечо.

Для нее, возможно, это не кажется чем-то особенным, но для меня это значит многое. Ее жест стоит большего, чем какие-либо слова.

Таким образом она выражает сожаление о том, как поступил с ним Крис. Сожаление, что винила в произошедшем нас.

Я рыдаю еще сильнее. Думаю, как и Джонас, потому что, стоит Кларе поднять голову, как он отворачивается, стараясь скрыть свои чувства.

Из нас четверых спокоен только Элайджа.

– Ого, – произносит его отец, медленно выдыхая. Затем вытирает глаза рубашкой. – Мы такие ранимые.

– Ранимее не придумаешь, – соглашается дочь.

Мы трое сидим рядом какое-то время, играя с ребенком и улыбаясь при виде рожиц, которые он корчит. И отвечая на его заливистый смех. И безуспешно пытаясь заставить его еще раз произнести слово «папа».

– Что ты собираешься рассказать Элайдже обо всем этом? – интересуется Клара.

– Правду, – отвечает Джонас.

– Хорошо, – кивает она. – Правда – это всегда наилучший выбор. – Она поднимает мальчика и целует его в лобик. – Всегда хотела младшего братика. Может, я и имела в виду более традиционный способ, но так тоже сгодится.

Мне нравится, что ей хватает зрелости отделить причину появления на свет Элайджи от своей любви к нему. Отвращение – слишком тяжкая ноша для маленького ребенка.

Последние двадцать четыре часа я так горжусь дочерью. Я безумно счастлива наблюдать, как она справляется со свалившимися на нее новостями по-взрослому благородно.

Племянник зевает, и Джонас начинает собирать вещи, чтобы ехать домой. Я помогаю ему, но, когда мы прощаемся у порога, становится неловко. Мне так хочется проводить его, но я не знаю, как Клара это воспримет.

Заметно, что Джонасу не терпится меня поцеловать, но он останавливается, глядя на нее.

– Доброй ночи, – шепчет он, моргая, словно сама мысль уйти, не коснувшись меня, невыносима, ведь ему слишком часто приходилось так поступать раньше.

– О-о, да ладно вам, – раздраженно произносит Клара, почувствовав нашу неловкость. – Это странно, ну да все равно, я переживу.

На наших лицах немедленно появляется облегчение, и я решаю проводить Салливанов, раз уж мы получили благословение.

Усадив сына в кресло, Джонас захлопывает дверцу, обхватывает меня за талию и прижимает спиной к автомобилю. А затем целует в щеку.

Ощущая его объятия, я испытываю облегчение. В последние несколько дней так много вещей могли пойти по неверному пути, но этого не произошло. Возможно, благодаря Кларе. Или Джонасу. Или всем нам сразу. Я не знаю.

– Она потрясающая, – произносит любимый.

– Да, это точно. Я иногда забываю, как тяжело быть подростком. Особенно в ее ситуации. Постоянно недооцениваю силу воздействия гормонов и эмоций, свойственных ее возрасту, на поведение.

– Ты проявила невероятное терпение за прошедшие месяцы.

– Ты так считаешь? – Комплимент заставляет меня горько рассмеяться. – А вот мне кажется, что я пару раз вышла из себя.

– Остается лишь надеяться, что я буду хоть наполовину таким же отличным родителем, как ты, Морган.

– Ты воспитываешь ребенка, которому не приходишься биологическим родственником. Это уже дает тебе фору.

Джонас немного отодвигается, чтобы лучше видеть меня.

– Мне так нравится, когда ты делаешь комплименты моим родительским качествам. Ужасно сексуально.

– Я тоже так думаю. То, что ты такой замечательный отец, привлекает меня в тебе больше всего.

– Мы оба такие странные, – комментирует он.

– Знаю.

Джонас переплетает наши пальцы и заводит руки мне за спину, упирая их в дверцу машины. Потом снова целует в щеку.

– Можно кое-что спросить? – Он легко проводит губами по моей коже, пока не добирается до рта. Я киваю. Тогда он отстраняется, но лишь настолько, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза. – Ты согласишься быть моей девушкой?

– А что, парни до сих пор так делают? – недоверчиво смеюсь я. – Официально просят стать подружкой?

– Не знаю, – пожимает плечами Джонас. – Но я чертовски долго мечтал задать этот вопрос, так что порадуй меня и скажи «да».

– Тогда да, черт возьми! – Я наклоняюсь и прижимаюсь к его губам.

Он выпускает мои пальцы и поднимает руки, чтобы обхватить ладонями мое лицо.

– Я так хочу тебя поцеловать, но если я сейчас увлекусь, то уже не смогу остановиться. А мне бы не хотелось, чтобы Клара подумала, будто мы тут занимаемся чем-то непристойным.

– Но так и есть.

– Да, но для нее это до сих пор в новинку. – Он наклоняется и очень быстро и нежно меня целует. – Возвращайся и веди себя естественно.

Я лишь ухмыляюсь, обвиваю руками его шею и привлекаю к себе. Наши губы и языки встречаются, и Джонас с силой прижимает меня к машине. Мы целуемся минуту. Затем другую.

Когда мы наконец заканчиваем, он встряхивает головой, не отрывая от меня взгляда.

– Это кажется таким нереальным. Я отказался от этой мечты уже много лет назад.

– А я не позволяла себе даже думать о том, что могу быть с тобой.

Он печально улыбается. Его руки опускаются мне на талию.

– Но я бы пожертвовал нашим счастьем, если бы это могло их спасти. Как бы я ни хотел быть с тобой, никогда не желал, чтобы это произошло таким образом. Надеюсь, ты понимаешь.

– Конечно. Тебе не нужно было даже говорить об этом.

– Наверное, я до сих пор пытаюсь осмыслить случившееся. Я рад, что мы наконец-то вместе, но меня терзает невероятное чувство вины за то, каким образом я заполучил тебя. – Он прижимает мою голову к своей груди. Мы стоим в обнимку какое-то время. – Часть меня до сих пор не уверена, что ты хотела всего этого. Меня. Я бы тебя понял. Мне нечего предложить. Я не зарабатываю так много, как Крис. И у меня на попечении младенец. Для тебя это словно начать все заново, и возможно, ты бы предпочла заняться карьерой. Или еще чем-то. Но я бы это поддержал. Мне важно, чтобы ты знала.

Я собираюсь сразу же отмести все приведенные доводы, но затем задумываюсь над его словами. Если я действительно соглашусь, то снова буду заниматься воспитанием ребенка. Мне придется взять ответственность за новую жизнь именно тогда, когда моя собственная так сильно изменилась. Большинству людей потребовалось бы больше времени, чтобы взвесить все «за» и «против». Особенно окунаясь в новые отношения всего через несколько месяцев после столь длительного замужества. Теперь я понимаю, почему Джонас считал, что я буду колебаться.

Я закрываю глаза и прижимаюсь щекой к его груди так, что чувствую бешеное биение сердца.

Потом провожу рукой вверх по рубашке, пока ладонь не оказывается прямо напротив сердца. Я ощущаю сильные толчки. Их ритм настолько быстр, что становится ясно: Джонас боится услышать ответ.

Меня это печалит, потому что если Джонасу Салливану и стоит о чем-то волноваться, то уж точно не о моих к нему чувствах. Но я никогда не объясняла стоящих за ними причин.

Я поднимаю голову, заглядывая ему в глаза и собираясь поведать обо всем, что он заслуживает знать.

– Когда мы были подростками, только ты смеялся над моими шутками. Ты старался скрыть это, словно боялся выдать таким образом свое отношение ко мне. Но я всегда следила за твоей реакцией. Иногда мы с Крисом ругались, но ты никогда не пользовался моментом, чтобы окончательно нас поссорить, и я прекрасно это видела. Ты просто позволял мне жаловаться и напоминал обо всех положительных качествах друга. А когда в прошлом году Дженни забеременела, я совершенно не ожидала, что ты вернешься и примешь на себя всю ответственность, честно говоря. Но ты это сделал. И в тот вечер, когда ты вернулся за Элайджей, зная, что он никак с тобой кровно не связан… Думаю, именно тогда я и полюбила тебя. Не отдельные твои поступки, которые мне нравились, а всего тебя целиком.

Я не жду, что Джонас ответит на мое признание. Я и так уже знаю, как он ко мне относится. Какие чувства испытывает. Теперь мне пора показать ему, насколько это невероятно – быть для кого-то первым и единственным.

Поэтому я скольжу рукой вверх по его рубашке и накрываю ладонью его щеку.

– Я вышла за Криса замуж потому, что он был отцом моего ребенка, и я хотела сохранить наши отношения. Я его любила и всегда буду любить Дженни, – добавляю я. – Но ты – единственный человек на свете, которого я люблю без какой бы то ни было причины. Я люблю тебя потому, что ничего не могу с собой поделать, и одна мысль об этом приносит мне радость. И растить Элайджу вместе с тобой будет для меня истинным счастьем. Знаю, перед тем как мы впервые занялись любовью, я сказала, что пожалею об этом. Но я еще никогда так сильно не ошибалась. Я не жалею ни о чем. И не буду жалеть.

Я приподнимаюсь на цыпочки и нежно целую его в губы.

– Я люблю тебя, Джонас. Очень сильно.

Затем огибаю остолбеневшего мужчину и иду к дому. Открывая дверь, я решаюсь бросить взгляд через плечо и замечаю, как Джонас улыбается, стоя на подъездной дорожке.

Этот вид – самый лучший на свете.

Я впервые за всю мою жизнь чувствую, как пустота в душе понемногу начинает заполняться. Джонас сумел занять то место в сердце, которое было свободно, пока мы жили с Крисом.

А еще я рада, в какую женщину превращается Клара. Дорога к этому была неровной, но ей пришлось столкнуться с более серьезными испытаниями, чем большинству подростков. И моя материнская гордость за дочь вернулась в полной мере.

До сих пор неясно, кем хочу стать я сама и какую карьеру выбрать, но думать об этом волнительно и приятно. Найти работу и восстановиться в университете было моей давней мечтой, но по какой-то причине я считала, что для этого уже поздно. Но это совсем не так. Я пока разбираюсь с поставленной целью. Может быть, я буду еще долго искать призвание. Чересчур долго я чувствовала себя словно неоконченный набросок и не уверена, что хочу достичь полной завершенности. Поиск себя постепенно становится любимой частью нового жизненного пути.

И тут я вспоминаю, что написала тогда на доске пожеланий: «Найти свою страсть». А может, их у меня обнаружится сразу несколько? Ставя собственные желания ниже всех остальных, я не могла это выяснить. Сама идея, что мне еще только предстоит понять, чего же я по-настоящему желаю, заставляет мое сердце трепетать от предвкушения. Есть так много вещей, которые мне хотелось бы попробовать. Думаю, искать свою страсть – и есть моя страсть.

* * *

После того как Джонас уезжает, а Клара отправляется спать, я иду к себе и достаю пачку писем Дженни, которые Крис прятал в ящике для инструментов. С тех пор как я узнала правду, голова так и кружилась от обилия вопросов. Раньше казалось, что мне потребуются ответы, но это больше не так. Я прекрасно понимаю, что любила лучшие стороны мужа и сестры. Но они решили быть своими худшими версиями – и полюбили друг в друге тех, кто был способен на предательство и обман.

Я никогда не забуду Криса и Дженни, потому что они были огромной частью моей жизни. Но эти письма – совсем о другом. Не такими я хочу их помнить. И не хочу знать их темные стороны.

Одну за другой я рву бумаги на мелкие кусочки, не читая.

Меня полностью устраивает, в каком направлении движется моя жизнь, и я прекрасно понимаю: если сосредоточусь на прошлом, то лишь застряну в том месте, которое я более чем готова оставить позади.

Поэтому я сметаю все разорванные клочки романа мужа и сестры в мусорную корзину. Подняв голову, я встречаюсь глазами со своим отражением в зеркале.

Я снова счастлива. По-настоящему счастлива.

И этот вид – самый прекрасный на свете.