Глава тридцатая

Клара

– Значит, твоя мама спит с дядей-учителем? – недоверчиво протягивает Лекси. Она забрасывает ноги на кофейный столик, чуть не сбив при этом бутылку с вином. Я икаю, затем утвердительно киваю головой. – С женихом покойной сестры? – Еще один кивок. – Ого! Для такой истории я еще слишком трезвая. – Подруга тянется за алкоголем и делает глоток прямо из горлышка. Я отбираю выпивку, но не чтобы ограничить Лекси, а потому как и сама хочу забыть всю эту историю. Потом зажимаю бутылку между колен. – И как давно это все продолжается?

– Кто знает? – пожимаю я плечами. – Мать и сейчас у него. У нас обеих установлено отслеживающее приложение, и я вижу ее местонахождение. Она там. Вместе с ним.

– Вот ублюдки! – восклицает Лекси. После этого оскорбления она внезапно издает оживленный возглас и подскакивает с дивана, едва не упав. – А что, если твоя мать и Джонас подстроили эту аварию, чтобы быть вдвоем?

– Это абсурд.

– Я серьезно, Клара! Ты что, никогда не смотрела криминальные новости?

– У нас больше нет кабельного телевидения, – указываю я в сторону темного экрана.

– А что, если это заговор? – Лекси начинает расхаживать по гостиной, слегка заплетаясь, но ни разу не споткнувшись. – Ну вот подумай сама: твой отец и Дженни были вместе, когда случилась автокатастрофа. Но как они оказались в одной машине?

– У папы спустило колесо, а так как они вместе работали, то тетя Дженни его подвозила. – На самом деле они мертвы из-за моего сообщения, но это признание я оставляю при себе.

Подруга с подозрением прищуривается и щелкает пальцами, будто решила загадку.

– Прокол шины можно подстроить.

Я утомленно закатываю глаза, беру вилку и отламываю торт, сидя на столе. Это самый грустный именинный пирог из всех, что я видела: не отрезано ни одного кусочка. Только по бокам и сверху отсутствует немного бисквита и виднеются следы от приборов. Я возражаю с набитым ртом:

– Мать, конечно, ужасный человек, но она точно не убийца.

– А как насчет твоего дяди? – приподнимает Лекси бровь. – Он в городе совсем недавно. Ты вообще знаешь, где он раньше жил? Может, он оставил за собой уже горы трупов.

– Ты смотришь слишком много новостей.

– Вовсе нет! – Она топает ко мне и склоняется к самому лицу. – Я смотрю лишь репортажи о реальных преступлениях! Такое случается, Клара, и чаще, чем ты себе представляешь.

Я засовываю ей в рот кусок торта, чтобы хоть ненадолго заставить замолчать.

Однако мой трюк был излишним, так как внезапно распахивается входная дверь, и мы с Лекси обе затыкаемся.

Подруга медленно садится, пробормотав:

– Здравствуй, Морган.

Она изо всех сил старается притвориться, что абсолютно трезва. И это даже могло бы сработать, если бы она не заняла странную позицию, задрав ноги на стол и одновременно пытаясь спрятать бутылки из-под вина. Ее тело теперь изогнуто под неестественным углом и напряжено. Я ценю усилия Лекси, но она явно переоценивает мамину глупость.

Та как раз закрывает дверь и укоризненно на нас смотрит. Несомненно, она замечает пустые емкости на столе, несмотря на все попытки гостьи их заслонить. Она забыла, что я держу одну из них прямо перед собой и убирать ее уже поздно. Глаза матери падают на бутылку с недопитым алкоголем.

– Серьезно, Клара? – Ее голос абсолютно ничего не выражает. Меня это не удивляет. Что бы я теперь ни делала, мать это совершенно не волнует и не задевает.

– А я уже собиралась уходить, – заявляет Лекси, выбираясь из-за стола. Она идет к выходу, но мама придерживает ее за руку.

– Отдай свои ключи.

Подруга закидывает голову и издает безутешный стон, затем вытаскивает ключи от машины из кармана и роняет их в подставленную ладонь моего безразличного надзирателя.

– Значит, я могу остаться у вас на ночь?

– Нет. Позвони домой, пусть тебя заберут. – Затем мать обращается ко мне: – А ты приберись. – И она удаляется на кухню.

Лекси достает телефон.

– Правда? Ты просто бросишь меня с ней наедине? С возможной убийцей? – шепчу я.

На самом деле я так не думаю, но и перспектива остаться вдвоем с матерью не особо прельщает. Когда она злится, мне совершенно наплевать, но ее раздражение и равнодушие меня пугают до ужаса. Это настолько не в ее характере, что я абсолютно не знаю, чего ожидать.

– Такси приедет через две минуты, – информирует подруга, убирая сотовый обратно в карман. Она подходит ко мне и крепко обнимает. – Прости, но я не хочу присутствовать при ваших разборках. Позвони, если она тебя убьет, ладно?

– Договорились, – отвечаю я, надувшись.

Лекси выходит на крыльцо, я же направляюсь к кофейному столику, выбираю бутылку, на дне которой еще есть немного вина. Последние капли как раз исчезают у меня в горле, когда у меня вырывают емкость.

Я с яростью смотрю на мать. Может, это заслуга алкоголя, вернее, это точно заслуга алкоголя, но сейчас я ненавижу ее так сильно, что желаю ей смерти. Каждый раз, как мой взгляд падает на мать, я вспоминаю о ее измене. Это началось до того, как тетя забеременела? Она спала с Джонасом, а потом отвозила сестру на узи?

Мне всегда казалось, что мама не умеет врать, но оказывается, она великолепная обманщица. Лучше всех, кого я встречала. Даже убедительней меня, а я – единственная актриса в семье.

– Так, – стараясь придать голосу оттенок безразличия, спрашиваю я, – и как долго вы с Джонасом трахаетесь?

Чтобы успокоиться, маме приходится несколько раз глубоко вдохнуть. Ее губы белеют от гнева. Я никогда раньше не боялась получить пощечину, но сейчас она выглядит настолько разозленной, что я отступаю на шаг.

– Мне надоело твое поведение, Клара. – С этими словами она подбирает с пола бутылку из-под красного вина, с которого и началась попойка. Выпрямившись, мать смотрит мне прямо в глаза. – Я бы никогда так не поступила с Дженни. Или с твоим отцом. Так что не смей меня оскорблять подобным образом.

Хотелось бы ей верить. Да что там, я верю, но слишком пьяна, чтобы полагаться на свои суждения. Когда мать удаляется на кухню, я следую за ней.

– Тогда где ты была? – Она игнорирует вопрос, выливая остатки алкоголя в раковину. – Чем ты занималась у Джонаса… – Я щелкаю пальцами, вспоминая нужное слово. С подбором выражений у меня сейчас совсем плохо. – Дома! – Наконец соображаю я. – Зачем ты к нему ездила?

– Нужно было поговорить.

– Но вы не разговаривали. Вы занимались сексом. Я точно знаю, я теперь эксперт в этом вопросе.

Мать даже не оправдывается. Она выбрасывает опустошенные бутылки в мусорную корзину, находит нашу последнюю заначку и тоже от нее избавляется.

– Мыслишь наперед, – указываю я и начинаю аплодировать. – Отличная работа, мам.

Мать решительно шагает в гостиную, смахивает мой телефон со стола и удаляется по коридору. Я плетусь за ней, постоянно натыкаясь на стены, так что в конце концов решаю для равновесия держаться за них рукой. Подбирать слова было тяжело, но прямо двигаться – еще сложнее. Наконец я добираюсь до своей спальни. Мать собирает там мои вещи.

Мой телевизор.

Мой планшет.

Мои книги.

– Ты что, собираешься лишить меня даже чтения?

– Книги – это привилегия, которую нужно заслужить.

Боже мой, она забирает все, что дарит мне хотя бы отдаленное подобие счастья. На пороге я спотыкаюсь о любимую подушку, которую швырнула этим утром. На ней фиолетовая наволочка, расшитая черными пайетками, и мне нравится выводить на ее поверхности слова. Иногда это ругательства. Очень забавно.

– Вот, – вручаю я своей мучительнице подушку. – Она доставляет мне радость. Лучше ее тоже забрать.

Мать выхватывает ее и оглядывается в поисках того, что еще можно унести. Я чувствую себя словно в переиначенном методе уборки по Мари Кондо. Приносит ли вещь удовольствие? Долой!

– Наушники мне тоже нравятся, – хватаю я их и швыряю в коробку с остальными отнятыми предметами. – Конечно, я не могу их использовать без техники, но вдруг возникнет искушение заткнуть ими уши? Так что держи! – Потом стаскиваю одеяло с кровати. – А оно меня согревает и, кроме того, пахнет Миллером, так что заставь меня отрабатывать и его возвращение. – Я с силой выпихиваю постельные принадлежности в коридор. Мать стоит теперь в дверях и наблюдает. Я шагаю к шкафу и распахиваю створки. Отыскиваю любимую пару обуви. Сапоги. – Это твой подарок на Рождество, и раз зимы в Техасе практически не бывает, то и носить их я не собиралась. Но право ими обладать тоже нужно заслужить, так что, пожалуйста, забирай! – Один за другим я вышвыриваю в коридор и сапоги.

– Хватит разговаривать со мной в таком пренебрежительном тоне, Клара.

Я слышу звук сообщения на телефоне. Мать достает мой мобильник, читает, неодобрительно поднимает брови и убирает обратно.

– От кого это?

– Тебя это не должно волновать.

– Что там?

– Ты и сама могла бы прочитать, не напейся в хлам.

Угу. Я снова разворачиваюсь к полкам и достаю любимую блузку. Потом еще одну.

– Вот, забери и их. Вообще, можешь отнять всю мою одежду. Мне она не нужна. Из дома же я выбраться не могу. А даже если бы и могла, то мне совершенно некуда идти, ведь мой парень порвал со мной в мой же день рождения. Вероятно, из-за сумасшедшей матери! – С этими словами я выкидываю стопку одежды на пол.

– Перестань драматизировать. Он с тобой не порвал. Ложись спать. – Сказав это, мать закрывает за собой дверь. Я подбегаю к порогу и высовываюсь в коридор.

– Но он бросил меня! Откуда ты знаешь, расстались мы или нет?

– Оттуда, – со скучающим выражением лица оборачивается она. – Он тебе написал: «Выспись как следует. Увидимся в школе». После разрыва такие пожелания не отправляют. И не добавляют в них сердечки. – С этими словами мама уходит, но я ее догоняю, потому что желаю добиться подробностей.

– Значит, там было сердечко?

Мать не отвечает, продолжая молча шагать.

– А какого цвета?

Она по-прежнему игнорирует меня.

– Мам! Смайлик было красным?

Пока я тщетно задаю вопросы, мы добираемся до кухни. Приходится опереться на стойку, потому что я внезапно чувствую приступ слабости и головокружения. Потом меня начинает тошнить. Я прикрываю ладонью рот.

Мать качает головой, ее глаза полны разочарования.

– Похоже, ты составила список поступков для дочерей-бунтарок и вычеркиваешь их по одному.

– Нет у меня никакого списка. А если бы и был, то ты бы его уже отобрала. Ведь списки делают меня счастливой.

Мать только вздыхает, скрестив руки на груди.

– Клара, – мягко произносит она. – Дорогая, как думаешь, что бы сказал отец, увидь он тебя сейчас?

– Будь он жив, я бы никогда так не напилась, – признаю я. – Я слишком его уважала, чтобы так поступить.

– Считаешь, стоит перестать его уважать после смерти?

– Этот вопрос я должна задать и тебе, мам.