Глава двадцать третья

Морган

Я просыпаюсь от вибрирующего на прикроватной тумбочке телефона. Бросаю взгляд в окно, но солнце еще только начало вставать.

Кто может так рано звонить?

Я протягиваю руку и беру мобильник. На экране высвечивается имя Джонаса. Я швыряю сотовый обратно и снова падаю на подушку.

Мы не разговаривали больше недели. С того вечера, когда чуть было не поцеловались. Он пару раз отправлял сообщения, интересуясь, как у меня дела. Я не ответила.

Ситуация практически неразрешимая, так как, несмотря на желание больше никогда не видеть Джонаса, я по-прежнему хочу общаться с племянником. Жаль, что они идут в комплекте.

Надеюсь, получится выработать какой-нибудь график посещений. В идеале вообще не стоит заходить друг к другу домой, а отправлять Элайджу на такси.

Нелепость последней мысли заставляет меня рассмеяться. Отправлять малыша на машине с водителем. Интересно, каков минимальный возраст для пассажира такси?

Снова гудит телефон. Сообщение. Я хватаю трубку и подношу к лицу. Увидев количество пропущенных звонков от Джонаса, я резко подскакиваю. Затем откидываю одеяло и встаю, нажимая тем временем на клавишу, чтобы перезвонить. Он отвечает после первого же гудка.

– Морган?

– С Элайджей все в порядке?

– Мне очень жаль, что приходится просить, – с облегчением вздыхает усталый мужской голос, – но сын не спал всю ночь, у него жар и температура, так что в ясли идти нельзя. С работы отпроситься я не могу: в одном из классов федеральное тестирование, а потом у меня запланированы две конфере…

– Конечно. – Я прикладываю руку к груди: сердце колотится как бешеное. Думала, случилось нечто гораздо худшее. – Конечно, привози Элайджу ко мне.

– Я сегодня целый день буду занят и смогу забрать его только после шести. – Теперь речь Джонаса звучит гораздо мягче, панические нотки исчезли.

– Ничего страшного, я по нему очень соскучилась.

Следующие двадцать минут я коротаю на кухне, готовя завтрак. По телефону я слышала, насколько утомлен Джонас, ведь ребенок не дал ему выспаться, а день предстоит напряженный. Я привыкла так делать для Криса: готовить богатое протеином буррито, чтобы он мог перекусить при первой возможности.

Не исключаю возможности, что мое стремление сделать завтрак выступает в качестве извинения за слегка резкое поведение на прошлой неделе. А может, я была чересчур строга к нему с самого момента возвращения в город. В любом случае буррито никогда не помешает.

Еще я надеюсь, этот жест позволит заключить перемирие, выработать некое соглашение, чтобы Элайджа остался важной частью моей жизни, а мы с Джонасом смогли быть друзьями. По ночам меня терзают размышления о сказанном тогда на подъездной дорожке, и несмотря на колоссальное влияние слов Джонаса на мое к нему неприятие, те чувства, о которых он вспоминал, остались далеко в прошлом.

Мы были подростками. Теперь многое изменилось. Он не утверждал, что до сих пор испытывает те же эмоции. Просто признался, что когда-то они у него были.

Джонас приехал несколько месяцев назад, и до сих пор ничто, кроме того непроизошедшего поцелуя, не указывало на его прежние чувства. Наверняка если что-то и влекло его ко мне в юности, то за прошедшие годы Джонас сумел с этим разобраться. Иначе он бы не переспал с Дженни, когда они встретились год назад. И уж точно не стал бы жить с ней и делать ей предложение.

Эта мысль дарит надежду, что мы действительно сумеем стать друзьями.

* * *

Когда я запаковываю буррито, раздается стук. Я открываю дверь, но прежде чем впустить Джонаса, пристально его разглядываю. Он сегодня очень хорошо выглядит: на нем черная рубашка с длинными рукавами и черный, с серебряным переливом, галстук. А еще он наконец-то сбрил щетину и подстригся. Так Джонас кажется намного моложе. Я открываю рот, чтобы произнести комплимент, но одергиваю себя.

Элайджа вертится в автомобильном кресле, так что я отстегиваю ребенка и беру на руки. Коснувшись щекой лобика малыша, я чувствую жар.

– Бедняжка. – Дыхание у него тоже затрудненное. – Ты давал ему лекарства?

Джонас кивает и достает пару бутылочек с прописанными таблетками из сумки.

– Около полуночи я возил его в приемный покой. Там вручили эти медикаменты и велели принимать каждые несколько часов. А вот это нужно принять через два часа, – указывает он на один из пузырьков, затем ставит на пол сумку. – Здесь запасная одежда и пеленки. Думаю, сегодня они понадобятся.

– Ты ездил с Элайджей в больницу? Но хоть чуть-чуть поспать удалось?

Отец ребенка зевает, прикрывая рот ладонью, словно в ответ на мои слова. Затем качает головой.

– Все нормально. Еще осталось время, чтобы забежать в «Старбакс», – сказав это, Джонас открывает входную дверь, чтобы уйти.

– Подожди. – Я торопливо иду на кухню и хватаю пакет с буррито. – Я приготовила тебе завтрак. Буррито. По телефону ты сообщил, что предстоит длинный день.

– Спасибо. – Джонас смотрит на меня с благодарностью и берет еду.

В его голосе слышится удивление, и я стараюсь отогнать удовлетворение, оттого что наконец сделала для него нечто приятное после многих недель упреков и ледяного молчания.

– Я буду держать тебя в курсе о состоянии Элайджи. Не волнуйся, он в надежных руках.

– Не сомневался в этом ни секунды, – с улыбкой отвечает Джонас. – До вечера.

Как только за ним закрывается дверь, из спальни выходит уже одетая в школу Клара. Завидев малыша, она улыбается и протягивает руки.

– Иди ко мне.

– Он заболел, – предупреждаю я дочку, передавая ей младенца. – Не целуй его, а то можешь заразиться.

Клара укачивает Элайджу, прижимая к груди, и все равно чмокает в лобик.

– Больные нуждаются в заботе и любви.

Она права. Когда дочь была маленькой, то чем хуже она себя чувствовала, тем сильнее я с ней нянчилась и постоянно целовала, от всей души желая забрать себе ее болезни и горести. Боже, как же я скучаю по тем дням.

Почти уверена, что вскоре буду тосковать и по нынешним временам. Мы с Кларой не особенно ладим последний год, но я знаю, что стоит ей уехать учиться, как мне будет ее не хватать. Даже наших ссор, молчаливых обид, наказаний и бунтарского поведения.

– Чего это ты так на меня уставилась? – интересуется дочь.

Я улыбаюсь и подхожу ближе, чтобы обнять. С Элайджей на руках она не может ответить тем же, но достаточно того, что она не отстраняется. Я целую ее в висок.

– Я тебя так люблю.

– Я тоже тебя люблю, мам, – отвечает Клара после секундного замешательства, во время которого она настороженно изучает мое лицо. Однако потом искренне улыбается.

Когда она направляется к дивану, чтобы устроиться там с ребенком, я говорю:

– Я приготовила завтрак. Буррито. Оставила на кухонном столе.

– С беконом или сосисками? – заинтересованно вскидывает голову дочь.

– И с тем, и с другим.

– Ура, – шепчет она. Затем переводит взгляд на Элайджу. – Я тебя обожаю, приятель, но еда не ждет.

* * *

Примерно в десять утра я пишу Джонасу, чтобы сообщить о немного спавшей температуре. Ответ я получаю в районе полудня.

Джонас: Он поспал?

Я: Нет. Но думаю, он надолго уснет, как только жар понизится.

Джонас: Надеюсь, так и будет. Сейчас только двенадцать, а мне уже кажется, что день никогда не закончится. Завтрак был моим спасением. Большое спасибо.

Я: Я приготовила жаркое. Мы с Кларой все не съедим, так что можешь взять с собой, когда приедешь за Элайджей.

Джонас: Идеально. Еще раз спасибо.

Спустя два часа я получаю еще одно послание.

Джонас: Он так и не спал?

Я: Вздремнул пятнадцать минут. Жар по-прежнему держится, но уже не так его беспокоит, как раньше.

Затем приходит сообщение от Клары.

Клара: Мы с Миллером должны поработать над проектом после школы. Будем в «Старбаксе».

Я: Что за проект? Первый раз слышу о твоем совместном задании с Миллером.

Клара: Джонас сделал нас партнерами в кинематографическом проекте от Университетской межшкольной лиги. Осталось меньше 4 месяцев, чтобы его сдать.

Я пишу Джонасу.

Я: Ты действительно поставил Клару в пару с Миллером для кинопроекта?

Джонас: Да. Тебя это беспокоит?

Я: Даже по нескольким причинам. Во-первых, он достал ей наркотики, во-вторых, Крис утверждал, что от этого парня стоит держаться подальше.

Джонас: Миллер не так плох, как ты думаешь. А Крис его даже не знал.

Я: Я успела составить свое мнение. Сын Адамса уговорил Клару сбежать с похорон отца. Затем они вместе ловили кайф. А на прошлой неделе они оба заработали наказание за неподобающее поведение. Пока Миллера не было, таких проблем не возникало. И даже если не он инициатор случившегося, я бы все равно предпочла более ответственного человека, который отговорил бы Клару от подобных поступков, а не того, кто с радостью их поддерживает.

Джонас: Не думаю, что ответственные подростки существуют в природе.

Я: Ты совсем не облегчаешь мне задачу.

Ответа я так и не получаю.

* * *

Остаток дня я стараюсь не дать Элайдже заснуть, чтобы он устал к приезду Джонаса. И отцу, и сыну нужно хорошо отдохнуть ночью, но к шести часам надежды на это остается все меньше. Жар наконец спал, и маленькое тельце обмякает на моих руках. Я перекладываю крепко спящего племянника в колыбельку. Надеюсь, худшее позади, однако подозреваю, что через несколько часов Элайджа проснется и отцу снова придется нянчиться с ним всю ночь. Может, оставить малыша у себя и дать Джонасу возможность отдышаться?

Но стоит мне вытащить телефон, чтобы отправить сообщение с этим предложением, как раздается стук в дверь. Элайджу звук не побеспокоил. Я открываю и шепчу:

– Он только что заснул.

На Джонасе уже нет галстука. Две верхние пуговицы рубашки расстегнуты, а на голове царит еще больший беспорядок, чем утром. Несмотря на усталый вид, выглядит он замечательно. Откуда вообще взялась последняя мысль?

Я жестом приглашаю Джонаса войти и указываю на кухню, где его ждет ужин, как и было обещано. Затем достаю пластиковую посуду, чтобы переложить туда жаркое.

– Ты ужинала? – спрашивает Джонас.

– Пока нет.

– Я тогда поем прямо здесь. – С этими словами он открывает шкафчик и вытаскивает две тарелки. Я возвращаю контейнеры на место и забираю посуду.

Замечательная идея. Очень повседневный ритуал. Друзья постоянно ужинают вместе.

Я раскладываю порции и ставлю на стол. Несмотря на то, что это самое обычное занятие, со смерти Криса и Дженни мы с Джонасом никогда не делили трапезу. Поэтому сидеть вдвоем кажется непривычным. Словно пустующие стулья служат постоянным напоминанием неправильности происходящего.

– Очень вкусно, – не отрываясь от еды, произносит гость. – Как и буррито.

– Спасибо.

– Ты все готовишь так же хорошо?

– Я – отличный повар, – уверенно киваю я. – Крис ненавидел ходить по ресторанам, утверждая, что их блюда никогда не сравнятся с моими.

– Тогда я удивлен, что он не растолстел, – комментирует Джонас. – Если бы я так ужинал каждый день, то точно бы набрал несколько килограмм.

– Он постоянно ходил в тренажерный зал. Ты же знаешь.

Так странно говорить о Крисе без ненависти, но мне даже нравится. В конце концов, хочется сохранить приятные воспоминания, забыть о поступках мужа. Ведь хороших совместных моментов у нас тоже накопилось немало.

– А где Клара?

– С тем мальчишкой, – обвинительно тыкаю я вилкой в собеседника. – И все из-за тебя.

– Он – один из моих любимых учеников, – со смехом заявляет Джонас. – И мне не важно, какого ты о нем мнения.

– А как обстоят дела с учебой у Клары?

– Все замечательно, – следует немедленный ответ.

– А если честно? Не нужно говорить то, что я хочу услышать. Мне действительно интересно знать, как она себя ведет, находясь вдали от меня.

– У нее все хорошо, Морган, – говорит Джонас, бросив на меня пристальный взгляд. – Просто отлично. Она всегда вовремя сдает домашнюю работу. Оценки тоже выше всяких похвал. На уроках Клара хорошо себя ведет. А еще она забавная. Мне нравятся ее саркастичные замечания. – Он улыбается. – Напоминает тебя.

– Она действительно похожа на меня, когда я была в ее возрасте.

– Она очень похожа на тебя нынешнюю. Ты совсем не изменилась.

– Ну да, – издаю я невеселый смешок.

– Но так и есть. – Теперь он подчеркнуто серьезен. – Ты не изменилась. Совсем.

– Не уверена, что это комплимент. – Я перевожу взгляд на тарелку, рассеянно мешая еду. – Печально, что я все та же, какой была в семнадцать. Без образования. Без опыта работы. Совершенно нечего указать в резюме.

Джонас несколько секунд изучающе на меня смотрит, затем опускает глаза в тарелку, протыкая вилкой морковку.

– Я имел в виду не качества для портфолио. А все остальное. Чувство юмора, умение сочувствовать, самообладание, уверенность, дисциплинированность. – Затем Джонас делает небольшую паузу и продолжает: – Твою улыбку. – И отправляет еду в рот.

Я отвожу взор, и улыбка сползает у меня с лица, потому что я снова ощутила то самое чувство. Каждый комплимент стрелой пронзает мне сердце. Из груди вырывается вздох. Аппетит безнадежно потерян. Я поднимаюсь и счищаю остатки еды в корзину для мусора. Споласкиваю тарелку в раковине. Я задыхаюсь. Руки дрожат. Мне не нравится, что я так сильно реагирую на присутствие Джонаса, но друзья не говорят такое друг другу с таким выражением лица.

У него остались ко мне чувства.

Даже не знаю, как к этому относиться, потому что сразу же возникает множество вопросов. Тем временем объект моих терзаний идет к раковине, включает воду и моет посуду. Я поспешно отдергиваю руки и хватаюсь за кухонную стойку.

Джонас стоит рядом и смотрит прямо на меня.

Я же не могу поднять голову, стыдясь, что вообще что-то испытываю к этому мужчине. Но это так. Особенно удивляет жгучая ревность. Я и раньше ее чувствовала, но заталкивала в самые дальние уголки души. Но теперь приступ настолько сильный, что я просто не могу удержаться.

– Почему ты переспал с Дженни в прошлом году?

Меня охватывает сожаление, стоит только вопросу сорваться с губ. Но теперь я понимаю, что была в ярости с того самого момента, когда Дженни пришла с похорон отца Джонаса и рассказала о проведенной вместе ночи. Я чувствовала себя преданной, несмотря на то, что он мне не принадлежал.

Джонас подходит на шаг ближе. Не настолько, чтобы прикасаться ко мне, но достаточно, чтобы я ощутила его тепло.

– Я не знаю. Может, потому что она просто была рядом, – очень тихо произносит он. – Или потому, что тебя там не было.

Я резко вскидываю голову и встречаюсь с ним взглядом.

– Я бы не стала с тобой спать, если ты это подразумеваешь.

– Я совершенно не это имел в виду. Я хотел сказать, что был расстроен смертью отца, а ты даже не пришла меня поддержать. Хоть мы и не общались, ты явно была в курсе похорон, раз Дженни явилась. – Он вздыхает с явным раскаянием. – А может, я так поступил, надеясь причинить боль тебе.

– Какой ужасный повод для секса.

– Ага, я и не ожидал, что ты поймешь, – неубедительно смеется Джонас. – Ты никогда не была на моем месте. Тебе не приходилось стоять в стороне, пока любимая девушка встречается с твоим лучшим другом. – От этих слов перехватывает дыхание. Джонас отводит взгляд. – Ревность иногда толкает на ужасные поступки, Морган. – С этими словами он выпрямляется и, понимая, что его присутствию больше не рады, добавляет: – Мне лучше уйти.

– Да, – я говорю сипло и хрипловато. – Лучше уйти.

Джонас кивает, явно разочарованный моим согласием. Затем выходит из кухни, пару раз задумчиво стукнув ладонью по холодильнику напоследок.

Стоит ему покинуть помещение, как я набираю воздух в легкие. Однако след его присутствия так и витает рядом со мной, пока мужчина собирает вещи Элайджи. Прежде чем достать сына из кроватки, Джонас ненадолго застывает, а потом возвращается ко мне. Замирает в дверном проеме с сумкой, полной детских вещей.

– Это было взаимным?

– Не понимаю, о чем речь, – качаю я головой, обозначая свое недоумение.

– Мои чувства к тебе. Мне было сложно сказать наверняка. Иногда казалось, будто ты тоже ко мне что-то испытываешь, но я понимал, что ты никогда в этом не признаешься из-за Дженни. Но… Я должен знать. Ты разделяла мою симпатию?

Сердце в груди снова колотится как сумасшедшее. Джонас никогда раньше не спрашивал меня напрямую. И я не ожидала услышать подобное. Очень тяжело говорить о том, что сам лишь недавно осознал.

Джонас скидывает сумку с плеча и широкими шагами пересекает кухню. И останавливается только тогда, когда наши тела и губы соединяются.

Я испытываю невероятное смятение. Приходится схватиться за стойку позади, чтобы не упасть, когда Джонас накрывает ладонями мое лицо. Меня охватывает такая буря эмоций, что колени подгибаются.

Я прижимаю руки к груди Джонаса, намереваясь оттолкнуться, но вместо этого внезапно притягиваю его к себе, схватив за рубашку.

Когда он впивается в меня губами, я ощущаю, как его язык проскальзывает мне в рот, а тело сотрясает крупная дрожь. Чувства захлестывают меня с головой, словно я пробуждаюсь и одновременно умираю. Я осознаю, что прожила всю жизнь, целуя совершенно не того человека.

Джонас получает ответ на свой вопрос: моя реакция не оставляет сомнений. Его влечение определенно взаимно. И так было всегда, как бы я ни старалась это отрицать. Нас тянет друг к другу.

Я так и льну к Джонасу всем телом, словно боюсь того, что произойдет, если я отстранюсь.

И не зря.