Мы подхватываем пожитки – фотоаппарат, папку с материалами, блокнот и рассерженного кота – и устремляемся наверх. Наш новый номер находится на втором этаже. Пока мама открывает дверь, я быстро отвечаю Ларе на ее последний вопрос.

Я: Его зовут Тома Ален Лоран.

Почти тут же раздается телефонный звонок.

– Впечатляет, – говорит Лара, и я слышу, как она стучит по клавиатуре. – Хорошее начало.

Я выскакиваю в коридор.

– Начало? Я узнала его имя!

– Но он же не Румпельштильцхен, – возражает Лара. – Имя ничего не значит, если не знаешь историю человека.

Я прислоняюсь к стене.

– Скучаю по дням, когда достаточно было показать призраку зеркало.

– Чепуха, – отрезает Лара. – Разве не приятно попробовать свои силы в чем-то сложном?

– Тебе легко говорить, – тихо бормочет Джейкоб.

– Меня за это время уже скинули с крыши, чуть не убили куском декораций, а потом еще и огромным зеркалом. Я уж молчу про потоп в гостинице.

– Ну и денек.

– Да уж. Похоже, стадия озорства позади, – я понижаю голос. – Мне страшно, Лара. Я боюсь за родителей. И за себя. Боюсь, что он застанет меня врасплох. Не знаю, что еще он устроит, пока я не смогу дать ему отпор.

– Кстати, – говорит Лара, – защита тебе и в самом деле не помешает. Дядя Уэзершир говорит, что отпугивать сильных духов помогает шалфей и соль.

– Где, интересно, я возьму шалфей и соль?

– На твое счастье у тебя есть я.

– Это, конечно, счастье, – хмыкаю я, – но вообще-то ты в другой стране.

– Ты еще не получила посылку?

– Что? – я вхожу, наконец, в номер и вижу небольшой сверток в коричневой бумаге, размером с книгу, перевязанный черной лентой. К несчастью, мама тоже его замечает. Она читает адрес и строго смотрит на меня.

– Кэссиди Блейк, ты заказала что-то в интернете?

– Это от Лары, – я выхватываю сверток у нее из рук.

Скрывшись в своей комнате, я осматриваю посылку. Сверху лежит сложенный пополам листок, на нем написано: «Для Кэссиди Блейк с наилучшими пожеланиями».

– После нашего вчерашнего разговора, – продолжает по телефону Лара, – я сделала несколько звонков. У дяди есть… были неплохие связи среди экстрасенсов, в том числе, среди его парижских знакомых. Милейшие люди.

Разворачиваю листок. С обратной стороны написано: La Société du Chat Noir.

Я вдруг вспоминаю, как служащая отеля назвала нашего Мрака – le chat noir.

– Общество «Черная кошка» – переводит Лара. – Прекрасная группа, очень разнородная и, конечно, очень тайная. У них есть отделения во всех больших городах, но тебе нужно встретиться с кем-нибудь, кто знает кого-нибудь…

Я рассматриваю карточку. Сперва полтергейст, теперь тайные общества? Я начинаю понимать, что почти ничего не знаю о паранормальном мире, не считая программы, которую снимают родители, и моего опыта по ту сторону Вуали.

– Ты тоже член этого общества? – спрашиваю я Лару, откладывая листок.

– Пока нет, – в голосе Лары слышится досада. – У них строгие возрастные ограничения. Но я уже обратилась с ходатайством сделать для меня исключение, особые обстоятельства.

– Кто бы сомневался, – бухтит Джейкоб.

Я приоткрываю коробку, и он тут же начинает чихать.

– Ах да! – спохватывается Лара. – Забыла предупредить. Шалфей с солью действуют на всех духов.

– Ничего ты – апчхи! – не забыла – апчхи! – это ты – апчхи! – специально.

Я захлопываю коробку.

Джейкоб чихает еще пару раз.

– Спасибо, Лара.

– Да уж, – ворчит Джейкоб, высовываясь в открытое окно. – Спасибочки.

Ночью я тихонько подкладываю папе в карман пиджака и маме в сумочку по пакетику шалфея с солью. Остается надеяться, что это отпугнет полтергейста.

По крайней мере, от родителей.

На Джейкоба-то эта смесь действует.

Обычно он всегда исчезает на ночь, только когда я ложусь, но сегодня его не видно и не слышно с самого ужина. Он сказал, что будет дежурить у отеля, охранять нас от Тома. Но я подозреваю, что Джейкобу хочется попугать постояльцев. А может, решил держаться подальше от трав, которые я разложила на подоконнике и под дверью (потому что мысль о Тома, прокрадывающемся сюда ночью, просто невыносима).

Даже несмотря на пакетики трав, заснуть я не могу.

Наконец, не выдержав, я встаю и открываю окно. На улице прохладно, дует свежий ветер, Вуаль что-то нашептывает мне на ухо. Я вытаскиваю из-за ворота цепочку с медальоном, и зеркальце качается передо мной, мое отражение появляется и исчезает, появляется и исчезает.

Я думаю о Джейкобе, вспоминаю, как он стоял сегодня над разбитым зеркалом, а потом вырвался, освободился из плена своего отражения.

Я закрываю глаза, облокотившись на оконную решетку.

Джейкобу, должно быть, просто повезло. Наверное, он туда не смотрел.

Он не забывает, твержу я себе.

Он не забывает.

Голова наливается тяжестью и клонится вниз.

Он не…

Где-то на соседней улице срабатывает сигнализация в машине. Я вздрагиваю, просыпаюсь с отчаянно бьющимся сердцем, и тут начинает завывать еще одна сигнализация, еще и еще, как будто кто-то бежит мимо машин, и стучит по ним.

– Тома Ален Лоран…

Я повторяю в темноте это имя, надеясь, что оно может призвать дух, но ничего не происходит. Тогда я высовываюсь из окна, почти уверенная, что увижу внизу на улице мальчика. Но улица пуста.

И все же.

Пронизывающий холод, я дрожу, как в ознобе.

Я слышу тихий шепот:

– Un… deux… trois…

Не знаю, что заставляет меня нашарить камеру – может, интуиция или мелькнувшее воспоминание о том, как однажды я сумела с ее помощью заглянуть сквозь Вуаль – но, когда я подношу к глазу видоискатель и регулирую четкость, ночь и улица начинают меняться.

– …quatre… cinque… six…

А вот и он.

Тома Ален Лоран стоит на улице, задрав голову к открытому окну, очертания его тела дрожат и расплываются, глаза ярко и неестественно светятся красным. Их взгляд останавливается на мне. Я снимаю, без вспышки. Торопливо перевожу кадр. Снимаю еще раз. Как будто боюсь, что в перерыве между снимками он может исчезнуть.

Он перестает считать и машет мне рукой, как будто приглашая выйти поиграть.

Лукаво мне улыбается. Но я качаю головой, и его лицо вытягивается, а улыбка сменяется злобной гримасой. Это происходит так неожиданно, что я отвожу глаза и убираю фотоаппарат. Без него улица снова кажется пустой.

Когда, набравшись храбрости, я снова подношу камеру к глазам, Тома уже исчез.