Я немножко рассказывал вам про ТАУ – Тбилисское артиллерийское училище, в котором учился. Наш гаубичный дивизион располагался не на Плехановской, а отдельно, на повороте, где так искристо звенели быстрее, чем во всем мире, бегающие тбилисские трамваи. Гаубицы тягали кони, и было их в дивизионе штук пятьдесят пять, в основном першероны – тяжеловозы, красавцы, они содержались в конюшне, а днем – на коновязи, привязанные у стены. А за стеной – городская венерическая больница! И было так загадочно, и опасно, и заманчиво разговаривать с несчастными красавицами!
А поскольку у меня всегда было много неотбытых внеочередных нарядов, а по уставу курсант должен же еще и ходить на занятия, то я ровно через день был дневальным по конюшне, и от меня так всегда разило навозом, что морщили нос даже запретные для нас венерические барышни.
И часто вместе со мной нес эту тюремную службу Вова Колесников, мы подружились. Как ни странно, с такой фамилией, Вова был грузин и говорил по-русски с большим тбилисским акцентом. Однажды, то ли в увольнении, то ли в самоволке, оказался я у него в гостях. Это был настоящий грузинский пир горой. Не знаю, по какому поводу, – бесконечный, шумный, непередаваемо разносольный. За столом одни мужики, женщины лишь подают еду, вино и травы. Вино в кувшинах, не в бутылках, сколько кувшинов принесли, не сосчитать: мы, голодные курсанты, вырубились быстро, все поплыло, поплыло, поплыло. Пьяных грузин замечено не было, умеют они бражничать, как никто, красиво.
Много лет спустя довелось мне быть гостем наших олимпийцев-зимников в Бакуриани. Ну там сборная – биатлонисты, слаломисты, знаменитая Рая Сметанина. Человек я уже был давно известный, дружбы заводились легко, но, разумеется, безалкоголье полное, как высокогорье. И увез меня оттуда через Боржоми грузинский паренек Темури Горгадзе, тоже гость Бакуриани, на своем «жигуленке» – тогда иномарки были только лично у Брежнева.
Ну, снова грузинское пиршество (как им это удается – не знаю, ведь небогатые же все люди!), хинкал, дружба – рекой, а потом проводы на зестафонский поезд в Тбилиси. Проводы с бочонком вина. Не знаю – литров десять, а может, и двадцать – такие тяжести были мне тогда по плечу.
А в Тбилиси – встреча на рассвете, Саша Басилая встречал, снова – ранний хинкал, номер в гостинице «Иверия», долгие разговоры о мюзикле «Свадьба соек», который предстояло нам после написать. У меня с собой из Москвы, помню точно, 800 рублей, которые я ну никак не мог истратить, не дают. Деньги не бог весть какие, но посидеть вечером с друзьями вполне достаточно. Да еще с моим бочонком вина.
Приглашаю Сашу и его друзей по группе «Иверия» на ужин и беру с него слово, что стол держу я, и никаких грузинских фокусов, потому что гостя надо уважать.
Наступает вечер. Спускаемся вниз. Стол накрыт в довольно просторном зале. Сходятся гости, я почти никого не знаю – десять-двадцать-тридцать человек, многие с дамами, похоже на свадьбу. Начинаются тосты. Официанты шустрят, гости прибавляются, вино, бутылочное, возят каталками – сразу бутылок по пятьдесят. Понимаю, что мне не рассчитаться за эту скатерть-самобранку. Ну ничего, соображаю, одолжу пару тысяч у Саши, но душа вон, Москвы не опозорю.
– Саша, – говорю, – мы же договаривались, что за стол отвечаю я.
– А вы и рассчитаетесь! Но неужели мы будем разливать ваш бочонок вина?
Подхожу к официанту за приговором, хочу, мол, выступить.
– Я все уже подсчитал. С вас сто двадцать рублей.
Грузинские дела! И беседы на эту тему можно вести с кем угодно, но не с грузинами.
А еще через пару месяцев ожидаю к себе на дачу, в Юрмалу, посланца «Иверии», одного из авторов грузинского варианта «Свадьбы соек», самого смешного артиста этой любимой в Грузии группы, Каху. Собираюсь на станцию, на всякий случай с собой пару сумок (уж они обязательно выступят) – под кахетинское, под «Мукузани», под «Саперави». А он сходит с электрички с тоненькой папочкой, а в папочке – либретто, подстрочный перевод пьесы и – о, удивление! – никакого «Мукузани». Правда, извинился, что приехал не совсем как грузин, торопился. Ну, да ведь не пить же приехал – с этой встречи и началась «Свадьба соек» по-русски, которую вы, может быть, знаете.
В Юрмале с вином и тогда, и теперь хорошо, и сумки пригодились – набираю болгарского (нарочно болгарского) вина, дома никого нет, и работа начинается. Переводы я записывал Кахиной хорошей, только из-за границы, ручкой «Паркер», которую, прощаясь, реквизировал у него.
– Аванс! – сказал я.
– Ради бога! – сказал Каха с обидой.
Но это был и аванс, и расчет за всю работу. По-моему, больше ничего я за «Свадьбу соек» не получил.
А текст ниже напечатанной и ставшей суперпопулярной в грузинских питейных заведениях песни «Два кувшина» Каха перевел мне так:
– Ну, это народная песня. Ну, в общем, было два кувшина: один – с ручками, другой – без ручками…
Жили-были два кувшина,
Вай-вай!
Высотою в два аршина,
Вай-вай!
Молоко в одном держали,
Вай-вай!
А в другом – вино «Гурджани»,
Вай!
Сколько раз они слыхали
Вай-вай!
По-грузински слово нали
Вай-вай!
Из какого пить кувшина?
Вай-вай!
Молоко – не для грузина,
Вай!
День гуляли, два гуляли,
Вай-вай!
Все кричали:
Нали-нали
Вай-вай!
Неизвестно – в чем причина?
Вай-вай!
Но разбились два кувшина,
Вай!
Купим новые кувшины,
Вай-вай!
На Кавказе – много глины,
Вай-вай!
Все не вечны, все там будем,
Вай-вай!
А пока – послужим людям,
Вай!