Опять его разбудило воркование голубей. Не открывая глаз, Николай с удовольствием вдохнул прохладный свежий воздух, потянулся под одеялом, и вдруг сердце у него защемило. Место рядом было пусто. На простыне под ладонью не было и намека на тепло человеческого тела. Он откинул одеяло соскочил на пол и пробежался мутным взглядом по пыльной комнате. Никаких следов Джейн Диксон. Окно в заросший бурьяном двор было распахнуто. Проспал, подумал с неясной тревогой Николай и вновь осмотрел помещение. Его одежда висела на стуле, где он и оставил ее с вечера перед тем, как переодеться. Все еще спросонья он шагнул к стулу и, пока натягивал брюки, прислушался, нет ли какого шума внизу. Может быть, Джейн готовит завтрак — правда, непонятно из чего, если вчерашний ужин съел все имеющиеся у них запасы, но она человек изобретательный, что-нибудь придумает.

Потом он заметил пятно на пыльном полу в углу, там, где он оставил свой рюкзак.

В груди застрял комок горькой обиды, ярости и разочарования. «Убью, — подумал он и бросился, не завязав шнурки, к двери. — Я убью ее!» Коридор встретил его сумраком, пылью и запахом погасших угольков в камине внизу. Тишина была плотной и застарелой, тишина дома, покинутого еще на рассвете. Подкованные ботинки застучали по деревянным ступенькам лестницы, но даже этот звук не мог разбудить безжизненное чувство запустения. На нижней ступеньке Николай споткнулся, не смог сохранить равновесия, пролетел через холл и влетел в столовую.

Рюкзак был первое, что он увидел. На столе, рядом с заботливо сложенной скатертью. Все еще недоверчиво он шагнул вперед и расстегнул ремешок, но все оказалось на месте. Она не взяла ни одного коробка спичек. Лишь кое-что добавила.

Бутылку анисовой водки.

Николай рассмеялся. Потом смачно выругался, с легкой злостью и большой долей уважения и симпатии, как сделал бы это его близкий друг Мишин. Собрался было выбросить бутылку, но, подумав, сдержался. «Сохраню как память, вместо банальной увядшей розы между страницами ветхого альбома с пятнами слез на пожелтевшей бумаге. Как она обвела тебя вокруг пальца, — весело усмехнулся он. — Соблазнила и бросила — такого с тобой еще не случалось, а, приятель? Впредь будет урок, следующий раз будешь оберегать невинность от всяких сомнительных авантюристок».

В столовой было на удивление чисто. Не осталось ни следа от разбитых ночью бокалов, пепел в камине тоже был вычищен, а зеленое платье и синий костюм куда-то исчезли, видимо, их повесили в какой-нибудь гардероб. Николай пожал плечами. Что ж, раз считаешь себя наследницей, то совершенно нормально содержать дом в порядке, даже если и не собираешься туда возвращаться. Он почувствовал легкий укол совести, вспомнив, какой беспорядок оставил вчера утром в другом селе и еще хуже в здешнем трактирчике. Может, она и там решила прибраться? Хотя вряд ли, он покачал головой и вернулся на второй этаж одеваться дальше.

Обида не проходила — легкая, но упорная и болезненная, как заноза, которая время от времени, неожиданно кольнув, напоминает о себе. С этой обидой он надел рубашку и куртку, подумал, что так ему может быть жарко днем, и вспомнил поговорку, которую любил повторять его дед: «Летом без бурки, зимой без трубки в горы не ходи». Простая и мудрая поговорка, придуманная много веков назад каким-то балканским горцем, прочно стоящим на земле. Сегодня время именно таких людей, а не вшивых интеллигентов, которые любят покопаться в собственных переживаниях. Людей с первичным животным инстинктом — выживает сильнейший, как Баска, или с фанатичной верой, как отец Донован, или одержимых властью, как Аренс. Остальные — балласт, песок в смазке, который постепенно разъедает механизм и рано или поздно приводит к фатальной ошибке.

И все же обида оставалась. Спускаясь вниз, чтобы взять рюкзак, Николай мысленно ощупывал эту обиду, как щупают языком больное место там, где только что удалили зуб. Бутылка анисовки, чтоб ей пусто было!.. Что бы это значило? Высокомерная издевка или прощальная дружеская шутка? Вряд ли ему когда-нибудь удастся это выяснить… если, конечно, не придется еще раз встретиться.

«Или если догоню», — подумал он, взваливая рюкзак на плечи, и вдруг почувствовал, как знакомая тяжесть одним ударом наполняет его тело холодной, стальной решимостью. Он был жив, здоров, бодр и гибок, боль растворилась в нетерпеливом ожидании, и, казалось, даже шипы ботинок впивались в пол как-то по-особому, с остервенением в предвкушении предстоящей погони.

Утро было ясным и свежим; в холодном воздухе его звонкие шаги разносились на дальнее расстояние, и сейчас село отнюдь не выглядело зловещим или мертвым — просто кучка брошенных домов, наследники которых рано или поздно должны вернуться. Николай опять рассмеялся, на сей раз без тени печали, и ускорил шаг. Он давно не испытывал такого удовольствия от бега наперегонки со временем и горными тропами, радости от налитых силой мускулов.

Село осталось позади, шоссе пролегало по старому каменному мосту через Созе и поднималось вверх по склону среди лесной чащи. Сквозь потрескавшийся асфальт пробивались кустики травы; иногда Николай замечал примятый стебелек и довольно кивал. Следы были свежие, оставленные час назад, не больше. Он догонит ее, в этом нет сомнения.

Высоко в небо уходила серая стена скалы, голая и мрачная, только в отдельных местах сосенки нашли место, чтобы вцепиться в камень узловатыми корнями. Наклон постепенно уменьшался. У подножия стены, перед тем как повернуть налево, Николай остановился и оглянулся назад. До самого горизонта тянулись рифленые холмы и горные луга, среди них вилась Дорога мертвых с нанизанными на нее брошенными селами.

На дороге показались люди.

Он поморщился. Что-то не так. Правда, по Тотенвегу иногда ходили контрабандисты, но они обычно ходят поодиночке, редко по двое-трое и никогда большими группами. А эта группа была большая. Встревоженный Николай снял рюкзак, достал бинокль и приставил его к глазам. Сначала он увидел лишь мутноватые зеленые пятна, потом покрутил колесико фокусировки, и постепенно картина прояснилась. Поводил немного налево, потом направо, перед взором промелькнули деревья и холмы, темная лента дороги, он приостановился, и через мгновение в объективе показались всадники, скачущие галопом в направлении покинутого им полчаса назад села. Он попытался их сосчитать, хотя это было нелегко — бинокль дрожал в руках, несколько раз ему даже пришлось его опустить, чтобы потом опять приставить к глазам. Восемь или девять, сделал он вывод. С такого расстояния было видно не слишком хорошо, но, похоже, за спинами у них были ружья.

— Сеньор Кальвера… — мрачно пробормотал он, убирая бинокль в рюкзак.

Легкое, радостное чувство испарилось. Теперь он шел по усеянной мелкими камнями дороге еще быстрей, но, казалось, груз за плечами стал давить сильней из-за сомнений и страха. Что ищут эти всадники на Тотенвеге? Уж не его ли? Это из-за того нападения, кольнула прямо в сердце догадка. Или из-за спаленного дирижабля. Он зло тряхнул головой. Что за чушь, кто станет суетиться из-за какого-то мелкого контрабандиста? Да он уже две границы пересек, у них просто нет никакой возможности организовать погоню. Нет, тут что-то другое. Может быть, какие-то разборки между людьми Баумштеда, такого рода внутренние войны были не редкость в нынешнем полном насилия мире. Но так бежать… видимо, их преследует гораздо больший отряд…

Дело принимает крутой оборот, подумал он и почувствовал, как его заливает горячая волна. Головорезы Баумштеда были щедры на пальбу (trigger-happy, как сказал бы отец Донован), а уж теперь, если между ними действительно вспыхнула междоусобица, они без всякого колебания изрешетят всякого, кто встанет им поперек дороги. Однако еще оставалась надежда, что они дождутся своих преследователей в селе, но Николай не слишком на это рассчитывал. Они двигались в сторону границы и, скорее всего, собирались перейти ее где-то здесь, если потребуется, то применив силу. Он лихорадочно прикидывал в уме расстояние и возможную скорость передвижения, но напряжение мешало ему думать. Сколько осталось до водопадов? Успеет ли он добраться туда прежде, чем его догонят? Он взглянул налево, но густые кроны придорожных деревьев заслоняли низину. Все висит на волоске, решил Николай. Может быть, догонят, а может, и нет.

Наверное, разумнее было бы свернуть с шоссе и переждать внизу, в овраге, пока всадники проедут. И хотя идея казалась соблазнительной, многолетний инстинкт курьера-горца восставал против нее. Поступить так — значит из-за какого-то сомнительного ощущения на карту поставить все. Ну а если ищут действительно его? Тогда он останется запертым здесь, дорога к границе будет отрезана, а она так близко…

«Господи, ну зачем им нужен именно я?»

Впереди был поворот, и там зеленая стена деревьев расступалась. Снимая рюкзак в процессе передвижения, Николай пробежал вперед, остановился, вытащил бинокль и точным жестом уловил объективом шоссе.

Никого. Дорога была свободна, всадники ускакали в село, а погони не видно. Если, конечно, преследователи не застряли в соседнем селе, попытался успокоить себя Николай, но эта мысль не выдерживала никакой критики. Зачем им так спешить, если они прилично оторвались от преследователей?

Он убрал бинокль. Голова работала плохо, через силу, словно не хотела признавать очевидного. Всадники явно ни от кого не убегали, и это могло означать только одно — что они сами и есть погоня. Восемь или девять человек, посланные за ним вслед. Зачем, отчаянно спрашивал себя Николай. Из-за ста коробок спичек? Проклятье, сто коробок спичек неплохая добыча, но вряд ли игра стоит свеч! Нет, этого не может быть. Тогда что же? Кровная месть? Возможно… Если вдруг кто-то из погибших во время той стычки оказался близким Баумштеда, если стало известно о его, Николая, участии в этом деле, если каким-то образом напали на его след…

Он вскинул рюкзак на плечи и побежал.

К ботинкам словно прицепили груз, и в тишине пустой дороги их топот казался зловещим и обреченным. Между лопатками стекали ручейки пота. Он попытался отогнать страх, убедить себя, что все его домыслы могут оказаться простым совпадением, но по опыту знал, что в их ремесле совпадений не бывает. Какова бы ни была причина, всадники гнались именно за ним, и, вероятней всего, это были люди Баумштеда. Кровь стучала в висках, как маятник часов, отмеривающий ход равнодушного времени. Сколько осталось до расщелины? Километр? Надо добежать туда прежде, чем его настигнут, только в этом было его спасение. Даже в самом распрекрасном расположении духа люди Баумштеда не могут быть приятной компанией, а уж если гнались именно за ним… просто было страшно подумать о последствиях. Валешинский… Китаец или еще хуже.

Дыхание обжигало горло, легкие болезненно силились захватить побольше кислорода, а дорога приближалась мучительно медленно. За каждым поворотом он ожидал увидеть узкую расщелину, где можно было бы найти спасительное убежище, — и каждое новое разочарование отнимало у него частицу сил. «Не выдержу, — подумал он, — не дойду. Проклятое ремесло! Только бы выкрутиться, и брошу все это, ей-богу, брошу! Стар я стал для этих игр, они для таких, как тот парень с ишаком».

Но сквозь шум в ушах вдруг стал различим другой благословенный звук — плеск и бульканье воды слева, со стороны оврага. Он знал, что это может быть: где-то неподалеку горная река, ее русло поднималось к дороге и скоро, видимо, подойдет к ней вплотную. Еще чуть-чуть, может быть, за следующим поворотом! Он собрал последние силы, даже ускорил бег и оказался на повороте в тот самый момент, когда сзади долетел бешеный топот копыт.

Ущелье было перед ним — огромная расщелина в отвесных скалах справа, откуда неслись пенистые воды горной реки, устремляясь вниз под мост. Не чувствуя ног, Николай побежал вперед по густой траве, по давно заросшей тропинке, на которую уже никогда не ступит нога туриста. В лицо ему пахнул прохладный воздух, напоенный мелкими капельками влаги. Направо, направо! У подножия скалы уныло ютились разрушенные временем развалины ресторанчиков с торчащими в пустых витринах острыми осколками стекол. Река была совсем рядом. Почва стала влажной, из ущелья долетал многократно усиленный шум водопадов. На мгновение Николай увидел в грязи след маленького подкованного ботинка, но времени думать о Джейн у него не было, потому что со стороны дороги затрещал автомат и последние остатки витрин ресторана рассыпались блестящим фейерверком. Руководствуясь не столько разумом, сколько интуицией, он свернул влево и очутился у железного мостика через реку, переброшенного на другой берег, где дорога поднималась вверх по скале, чередуя лесенки и площадки.

Теперь предстоит самое худшее. Николай пригнулся, сдвинув плечи, и побежал над рекой. Скользкое железо громыхало под ногами. Понятно, что он был весь как на ладони, одной автоматной очереди хватило бы, чтобы его убить, но почему-то те делать это не спешили. Может, надеялись взять его живым? Мостик закончился, впереди было несколько ржавых ступенек, он преодолел их в два прыжка, и пока прыгал, три или четыре автомата застрочили одновременно. Звук стрельбы и рокот воды, треск отбитого куска скалы, дождь мелких каменных осколков, перед глазами кружились новые лесенки и новые площадки, теперь поворот обратно, вперед по террасе вдоль мокрой отвесной скалы, вглубь, в спасительный мрак расщелины, искры от пуль по железному парапету, вперед и вглубь, вперед и вглубь…

Тишина.

На миг Николай приостановился в изнеможении. Он свернул налево, и край скалы загораживал его от преследователей. У него было такое чувство, что кто-то разодрал на ленточки все его внутренности и потом эти ленточки поджег. Ему хотелось хоть минутку вот так постоять, чтобы перевести дух, но это могло его погубить. Начав стрелять, эти типы остановились, чем дали ему фору, и он ни за что на свете не должен был упустить время. Надо бежать вглубь, к водопадам. А потом? К черту потом, беги вперед, горемыка, или тебе хана!

Опомнившись, он вдруг понял, что опять бежит по разъеденным ржавчиной металлическим террасам, через прорубленные в скалах галереи над глубокими быстрыми водами, в которых лениво играли темные продолговатые тени огромных форелей. Мостики плавно поднимались вверх, грохот водопадов сотрясал горы, и влажная пыль сыпалась, как упрямый осенний дождь, забираясь в легкие, душила его, заставляя кашлять. Дорога становилась все более скользкой. «Стоит потерять равновесие, и я отправлюсь прямиком к рыбам», — подумал Николай и невольно вспомнил о беге по первому мостику. Почему они не открыли стрельбу тогда? Если хотели взять его живым, то зачем стреляли, когда он был уже на другом берегу? А если просто хотели его заполучить, живого или мертвого? Может быть, просто боялись, что его труп может упасть в реку? Почему, мать их так, почему? Что им было от него нужно? Спички? Невелико сокровище! Он бы бросил их, если бы мог таким образом отделаться, но знал, что не в спичках дело, по крайней мере, это было очевидно. Эти сволочи хотели его шкуру, все равно зачем, может быть, по недоразумению, как в случае с Диком Гароу, и не успокоятся, пока…

Не заметив как, он преодолел мостик над первым водопадом и бежал по галерее вдоль правой стены ущелья, когда опора под ногами исчезла. Он издал сдавленный крик, взмахнул руками и бросился ничком на качающийся железный лист. Скользя вправо назад, шипы ботинок задевали за рваную грань, ноги съехали в какую-то щель, но пальцы, вцепившись наконец в одну из реек парапета, сдержали падение в тот момент, когда ноги до колен уже болтались в воздухе. Медленно и осторожно он подтянулся немного вверх на наклонной площадке и завертел головой. Взгляд натолкнулся на кипящую белую пену. Одна из подмытых опор внизу не выдержала, и оторвавшийся конец металлической платформы висел на высоте метров пяти над бурными водами потока.

— Ага! — запыхавшись, побормотал Николай. — Ага…

Переставляя руки с одной рейки на другую, он подтянулся вперед. Освобожденный от тяжести тела, железный лист вернулся почти на прежнее место. Парень встал и посмотрел назад. Трещина была едва заметна. Первый преследователь непременно рухнет в воду, но этого было мало. Надо было cделать еще что-то, и с легким замиранием сердца он понял, что именно. Идея была рискованной… хотя было ли что-нибудь более рискованное, чем перспектива добраться до конца ущелья с бандой, преследующей по пятам?

В двух шагах перед ним был грубо заваренный шов листа. Николай ступил на него, схватился за низкий парапет и легонько подпрыгнул на месте. Опора под ногами закачалась, что-то заскрипело внизу, хрустнуло. Хорошо… Он надавил раз, потом еще и еще, ускоряя ритм, свободный конец платформы гнулся, раскачиваясь в воздухе и царапаясь о каменную стену, сбитые камешки сыпались в воду, и вдруг опоры оторвались со стены.

Не одна, а сразу три.

Ледяная судорога невесомости прошлась по телу волной снизу вверх через желудок и легкие. Царапая шипами по скользкому железу, он бросился вперед по наклону, нашел еще одну опору, чтобы шагнуть, но вторая площадка, увлекаемая первой, гнулась вниз, превращаясь в отвесную стену на уровне его груди. Инстинктивно Николай извернулся влево и схватился за парапет. Пружинящие металлические листы вначале повисли отвесно, потом отскочили назад, почти до половины прежней высоты. Подброшенный, словно кукла на ниточке, он использовал ускорение толчка, чтобы проползти на две рейки вперед. Крепко ухватился, чтобы дождаться следующего толчка, и вдруг с ужасом заметил, что сварка расползается.

Оставались считаные секунды. Парень замахал ногами, нащупал опору погнувшегося парапета и начал подниматься, как по веревочной лестнице. Грубый металлический шов медленно отрывался от стены. Листы уже не раскачивались, только согнулись и повисли над водой, которая плескалась у их нижнего края. Николай оттолкнулся ногой, преодолевая еще метр, и был уже почти у самого шва, когда тот расползся окончательно, и теперь обе платформы повисли, удерживаемые лишь железной трубой парапета. Какое-то нечеловеческое усилие толкнуло его вперед, через шов с острыми зазубринами. Запыхавшись, он растянулся на качающейся площадке, услышал внизу оглушительный всплеск и понял, что спасен.

Он был как выжатый лимон, понимая, что потерял слишком много времени. Преследователи могли появиться в любой момент. Он заставил себя встать и идти вперед. Плечо терлось о скользкую влажную скалу, но он опасался идти левее, боялся, что, если вдруг колени подогнутся, он не удержится и перелетит через парапет.

Через двадцать шагов был следующий поворот. Здесь Николай остановился и обернулся. Доброе дело сделал. Шести метров узенькой террасы как не бывало, и лишь дыры от вырванных опор напоминали о существовании железных платформ, которые когда-то на этих опорах держались. О том, чтобы взбираться по гладкой отвесной стене, даже не могло быть речи. Если у преследователей найдутся канаты и крюки, то они могут, конечно, попробовать, но на это уйдет уйма времени. Он улыбнулся дрожащими губами. Знал, что надо идти дальше, но не смог отказать себе в последнем маленьком удовольствии.

Ждать пришлось недолго. По мостику через первый водопад бежал первый противник — крупный бородатый мужик в старых джинсах и синей шерстяной рубахе с закатанными по локоть рукавами. За ним колонной следовали остальные. Николай выждал, когда они подойдут поближе, увидят обрушенную террасу и обратят взоры в его сторону. Рассмеялся, увидев их вытянутые физиономии, и, сделав неприличный жест, спрятался за ребром скалы, продолжая безумно хохотать в рокоте бурного речного потока. Позади едва слышно залаяли автоматы. Пули взорвали воздух со злобным воем и улетели куда-то в ущелье. Вскоре канонада стихла. Это было уже ни к чему. Теперь им придется возвращаться к лошадям за веревками; в крайнем случае, можно воспользоваться и уздечками, но, так или иначе, эту игру они проиграли. Переход отнимет у них не меньше получаса.

Все еще тяжело дыша, он пошел вперед. Галерея полого поднималась вверх вдоль мокрой блестящей скалы, поросшей в некоторых местах мхом и папоротником. Каменное русло осталось метрах в двадцати внизу. Высоко над его головой вилась ослепительно яркая ленточка голубого неба. Впереди показались стремительные белые струи второго водопада. Дорога опять прошла через туннель, вышла наружу совсем рядом с водопадом, и здесь Николай ненадолго остановился. Надо было одолеть еще несколько железных ступенек и еще раз пройти над бурным потоком. Это будет довольно рискованно. Мостик просматривался снизу, а его противники были не столь глупы, чтобы не оставить хотя бы одного постового. Правда, расстояние было великовато для точного прицела и висящая в воздухе водяная пыль ухудшала видимость, но риск, несомненно, был. В конце концов, стоит поберечь шкуру, подумал он, поднимаясь по ступенькам. Свернул налево, остановился в пяти-шести шагах от мостика, сделал глубокий вдох и бросился вперед.

Он правильно рассчитал. Глухие звуки стрельбы послышались прежде, чем он достиг середины. Первые пули пролетели метрах в двух от него, следующие с яростным звоном забарабанили по металлическому листу; Николай перемещался длинными прыжками, не пригибаясь — так было быстрей; скала была совсем близко, одна пуля срикошетила и просвистела над его головой, но это было уже под завязку, мостик кончился, и опасность миновала.

Молодец, похвалил он сам себя, медленно шагая дальше. Продолжай в том же духе — и доживешь до почтенных седин. Главное, не забывай мудрый девиз Мишина: «Мгновение неосторожности — и на всю оставшуюся жизнь мертвец». Хотя это спорный вопрос, что лучше — уйти молодым или дожить до этих самых почтенных седин?

Дальше дорога была спокойная. Не торопясь, Николай поднимался на галереи, проходил через туннели и площадки высоко над кипящим потоком Созе. Стряхнув тревогу, вспоминал названия водопадов, мимо которых проходил. Каскад дез Эскалье. Каскад Дивизе. В нескольких метрах над пятым водопадом, Каскад де Плюм Бланш, дорога шла через мостик — последний — и заканчивалась широкой смотровой площадкой, откуда открывался вид на уходящее вверх ущелье.

Николай остановился, вынул из рюкзака веревку и сделал на одном ее конце прочную петлю. Потом аккуратно смотал ее на локте и перебросил через шею и левое плечо. Отсюда начинались трудности. Он подошел к краю площадки, перешагнул через железный бортик и ступил на узкий скальный карниз. Камень под ногами был коварно скользким. Расставив руки и прижавшись к мокрой стене, он медленно обогнул выступ. Скалы расступились перед глазами, и открылся мрачный колодец, в который падали с пятнадцатиметровой высоты струи следующего водопада, Каскада де ля Арк-ан-сель. Его дно представляло собой широкую мелкую каменную чашу с бурной пеной посередине, однако по краям вода была совершенно спокойной и медленно описывала полукруг, прежде чем устремиться дальше по течению. Николай осторожно нагнулся, нашел выступ, за который можно было ухватиться, подполз на животе к краю карниза и завис над воронкой. От ботинок до воды оставалось не более полуметра. Он разжал пальцы, полетев вниз и погрузившись в воду по колени. Поскользнуться он не боялся — на краю чаши-воронки годами наслаивался толстый слой мелкого песка, который не успевало смывать слабым течением. Но в середине дно было гладким, почти полированным, и там надо было быть внимательным. Не столько ради себя, сам-то он как-нибудь выкрутится, а вот спички намочить непростительно после стольких мучений и в двух шагах от цели. Пропасть вот так, ни за понюшку табаку, как поговаривал его давно покойный балканский дед.

Сантиметр за сантиметром он продвигался к середине. Он сделал несколько шагов, понял, что песок кончился, пошло гладкое скальное дно. Течение мягко впилось ему в ляжки, задергало в сторону Каскада де Плюм Бланш. Сделав еще шаг, он решил, что, пожалуй, достаточно, дальше напор станет гораздо сильнее. До противоположной стены оставалось метров пять. Там, чуть над выступом, торчал стальной крюк, который они с Диком Гароу вбили два года назад. Осторожно, без резких движений Николай снял веревку, размотал ее и увеличил петлю. Потом, размахнувшись, бросил вверх. Тяжелая мокрая петля, описав в воздухе дугу и оттолкнувшись от скалы, упала на крюк. Улыбаясь от удовольствия, что бросок был таким точным, Николай потянул за другой конец, чтобы покрепче затянуть узел, дернул пару-тройку раз для пущей надежности и решил, что все в порядке.

Не будь товара, переход не был бы такой проблемой, но сейчас надо было действовать более осторожно. Он схватился руками за веревку, натянул ее и шагнул чуть вперед. Здесь течение относило еще сильней, подталкивая к расщелине, сквозь которую бурлили воды нижнего водопада. Шипы ботинок зацарапали гладкое дно озера, вода дошла до пояса, и его снесло бы течением, если бы не было за что держаться. Николай перевел дух, слегка присел и, оттолкнувшись, устремил тело вперед и вверх. Тело повело по широкому периметру воронки, а руки молниеносно задвигались вверх по веревке, чтобы не дать плечам погрузиться в воду. Течение ударило его по ногам, дернуло в сторону, и это было хорошо, потому что спина оставалась на поверхности. Через секунду напором воды его отшвырнуло к противоположной скале. Колени погрузились в песчаное дно. Не выпуская веревки, он выпрямился, постоял немного и стал карабкаться к выступу, чтобы снять с крюка петлю. Снял и посмотрел перед собой. На глубине трех метров в стене колодца была выемка — едва заметная на уровне озера, но расширяющаяся кверху. Николай сложил веревку пополам, набросил ее на крюк и, зависнув, закачался, пытаясь достать ногами до выемки. С третьей попытки ему это удалось, он изловчился опереться на нее обеими ногами. Придерживаясь левой рукой за стену колодца, правой он вытащил веревку, кое-как ее смотал и перекинул через плечо.

Подъем был нетрудным, надо было только проявлять осторожность, двигаясь вверх по скользкому камню. Он переместил рюкзак на грудь. Потом прижался спиной к камню, уперся ногами в противоположную стену и начал подниматься вверх. Через несколько минут он был уже над водопадом, откуда естественная арка вела на противоположный берег потока. Здесь в отвесной стене был V-образный проход — старое русло давно пересохшего притока Созе. Дно было усеяно кусочками камня, и, поднимаясь, Николай заметил свежие царапины подкованных подошв. Значит, там, внизу, у ресторанчика, он не ошибся. Джейн действительно проходила здесь. Он мысленно снял перед ней шляпу, вспомнив, сколько времени ушло у них с Диком Гароу на то, чтобы проложить этот оптимальный маршрут.

Мало-помалу грохот водопада за спиной стих. Впереди солнечный свет становился все ярче. Проход стал шире, мельче и вдруг кончился. Каменное русло уходило вверх через альпийские луга к ослепительно сияющим вершинам и леднику, откуда вытекала Созе. Оттуда дул прохладный ветерок, и Николай продрог в своей мокрой одежде. Торопиться ему было некуда, границу он перешел, но надо было продолжать идти, чтобы согреться.

Слева поднимался высокий, покрытый травами хребет, усеянный торчащими серо-черными скалами. Молодой человек пошел вверх энергичными шагами и вскоре действительно согрелся. Лучи полуденного солнца грели ему плечи, и от них вздымались легкие струйки пара. Он был доволен собой и всем миром. Путешествие можно было считать успешно завершенным. Люди Баумштеда не будут гнаться за ним по эту сторону границы, на это, по крайней мере, мозгов у них хватит. Оставалось добраться до Вельтбурга, но в сравнении с предыдущими приключениями это было сущей мелочью, плевым делом, как сказал бы его балканский дед. А передав товар по назначению и получив за него деньги от Мишина, можно будет несколько месяцев не думать о новых трафиках. Как раз до зимы, кольнула его неприятная мысль, но он поспешил от нее отделаться. Банкноты Баски тоже не мелочь; если тратить экономно, то, может, и до весны хватит. Хотя он не слишком в это верил, давно смирившись с загадочным свойством денег за считаные дни испаряться из его карманов. «Попрошу взять меня в долю, — решил он. — Мишин человек уважаемый, мсье Луи ему не откажет. Или брошу все и пойду управляющим к мадам Хильде. Работа чистая, спокойная, разве что время от времени приходится вышвыривать какого-нибудь перепившего клиента…»

Он преодолел последние метры восхождения и остановился на вершине каменистого хребта. Отсюда открывался прекрасный вид на Вельтбургское озеро, в спокойных темных водах которого отражалось небо с редкими белыми облачками. Противоположный берег был едва виден в золотистом мареве. Горный склон, поросший лесом, спускался круто и только ближе к воде становился более пологим. Там, словно игрушечные, белели домики небольшой деревеньки. Еще часок, сказал Николай и направился вниз, внимательно приглядываясь.

Он нашел ее до того, как войти в хвойный лес. Она была узенькой, и пользовались ею редко, как и большинством тропинок, по которым он прошел за последнюю неделю. Порой ему казалось, что он видит нечто похожее на следы на сухой земле, но не был уверен, что это следы Джейн. А если и так, то ей все равно некуда деться, кроме как идти в деревеньку. Там он ее и нагонит.

Долго идя лесом, он вышел наконец на широкую проселочную дорогу, на которой время от времени громыхали телеги. В первый миг звук колес его испугал, но он тут же улыбнулся. Он был на своей территории. Баумштед со своей сворой остался по ту сторону гор. Здешние крестьяне люто его ненавидели и были готовы просто так, из принципа, помогать даже контрабандисту, если это могло хоть как-то навредить «гнусному швабу». Не прячась, Николай вышел на дорогу и помахал рукой человеку на проезжавшей мимо телеге. Тот небрежно махнул ему в ответ, равнодушно скользнул взглядом по его рюкзаку и опять повернулся вперед. Сверху спускалась еще одна телега. Довольно оживленно сегодня, подумал Николай, шагая по краю дороги. Похоже, нынче базарный день, что очень хорошо для осуществления его планов. В толпе легче остаться незамеченным, да и проблем с транспортом до Вельтбурга не будет.

Чем дальше он шел, тем более многолюдно становилось. С разных сторон на дорогу стекались бородатые горцы, кто с навьюченными мулами, кто с огромными рюкзаками за плечами. В своей мятой, потрепанной одежде Николай мог спокойно сойти за одного из них, единственным его отличием было побритое вчера вечером лицо. Но и это не было столь необычным — внизу наверняка были и такие, кто надел сегодня выходной костюм.

Лес перешел в пастбище, стали попадаться редкие заброшенные дачные домики, напоминание о прежнем курортном благоденствии. Замелькали наделы вспаханной земли, огороженные плетнями. На равнине паслись коровы и овцы, за ними присматривали юные пастухи с палками на плечах. За последним поворотом дороги, уже совсем близко, показались первые домики деревеньки. За их крышами блестели воды озера, а дальше, среди широкого луга, расположился рынок.

Николай обошел стоящие телеги и смешался с толпой. Поверх разостланных на земле одеял были выложены горы товаров, словно высыпанные из рога изобилия. Пока он локтями пробивал себе дорогу в толпе, его глазам представали поочередно толстые круги сыра, мешки с кукурузой и пшеницей, огнестрельное оружие и амуниция, бочки с медом и вином, сальные и восковые свечи (с официальным разрешением на продажу), пряжа и ровница, овощи, дичь, всевозможные кожи, свежая рыба из озера и из горных речек, горшки с маслом и сметаной, серпы грубой ковки и множество всякой всячины. Вокруг спорили, торговались, ругались по-французски и по-немецки, то тут, то там в качестве пикантной приправы слышалась итальянская, испанская и фламандская речь. Среди толпы пробирались плохо одетые гастролирующие проститутки, более опытные уже тащили сконфуженных клиентов в ближайшую рощицу. Фокусник в красном плаще и с чалмой на голове вытягивал изо рта вереницу разноцветных платочков на глазах у раскрывших рты крестьян, рядом другой бродячий артист с факелом в руках изрыгал огонь — опасный номер, за который тот мог поплатиться виселицей, но за счет этого собиравший гораздо больше публики.

Наконец Николай пробрался сквозь толпу, пошел в сторону деревеньки, но вдруг остановился. Увидел знакомую физиономию. У стены с бутылкой кальвадоса в руках сидел на солнцепеке цыган Фернан — конокрад, кузнец, контрабандист-одиночка и одна из колоритнейших фигур в округе. Как всегда, одет он был в расстегнутую до пояса огненно-красную рубаху, узкие черные брюки, полусапожки с короткими шпорами и подпоясан поясом шириной с ладонь, с бесчисленными заклепками, ремешками и кармашками. В ухо его была вдета блестящая, полированная стальная серьга. Ему, похоже, очень нравилось вот так сидеть, прикрыв веки от солнца, с нависающим на смуглый лоб кудрявым черным чубом. Его присутствие здесь было добрым знаком — Фернан обладал фантастическим нюхом на опасности и умел исчезнуть задолго до того, как начинало пахнуть жареным. Помимо прочего, он всегда был в курсе всего, словно непрерывно прощупывал окрестности невидимым локатором.

Николай подошел, сел рядом и толкнул его в бок локтем.

— Дай глотнуть.

Цыган лениво мотнул головой, глянув сквозь прикрытые веки, и протянул ему бутылку. Отхлебнув, Николай вернул бутылку и попытался завязать беседу.

— Богатый нынче рынок…

— Ничего, — согласился Фернан и поднял в свою очередь бутылку.

— Пока вроде спокойно, а?

— Для кого спокойно, для кого нет… Я свое дело сделал, и мне нечего бояться. — Цыган безразлично пожал плечами и вдруг стрельнул живым взглядом. — Ты поболтать пришел или по делу?

— По делу, — признался тот.

Фернан перебросил бутылку в левую руку и протянул правую ладонь:

— Червонец.

И этот туда же, понял, похоже, ценность информации, подумал Николай, сунув руку в карман брюк. Деньги были еще влажные. В какой валюте, цыган не уточнил, поэтому он взял потертую голубую банкноту в десять марок с изображенным на ней парусником и опустил ее на черную мозолистую ладонь. Фернан довольно потерся редкой бороденкой о бумажку, с интересом следя за тем, как остальные деньги возвращаются на свое прежнее место. Когда он прятал денежку в один из многочисленных кармашков пояса, на его лице расцвела белозубая улыбка.

— До того, как начнешь задавать свои вопросы, вот тебе информация от меня лично. Бесплатно, за счет заведения. Вижу, у тебя рубли водятся. Вчера ночью в Вельтбурге сгорел дом старого Розенхайма.

— И?

— Что «и»? Неужели не слышал, что герр Розенхайм скупал любые рубли, какие подвернутся? Хотел поднять на них цену. И теперь она точно взлетит, только этому старому барыге не придется порадоваться. Говорят, сам сгорел вместе со всеми своими бабками.

— А ты откуда знаешь, Фернан? — спросил Николай. — Держу пари, что ты по крайней мере месяц не был в Вельтбурге.

— А чего я там забыл, — усмехнулся смугляк, и вдруг глаза у него стали серьезными и печальными. — А что до того, откуда я знаю, так хочешь не хочешь, а приходится, приятель. Мы, цыгане, должны все знать, это наша защита в проклятом мире. Ладно, спрашивай.

— Слушай, ты часом не встречал тут одну женщину? Хрупкая такая, одета в старый камуфляжный костюм. С рюкзаком и с длинными черными волосами, но прячет их под кепкой. На мальчишку похожа…

— Может, и встречал… — Фернан прищурился и задумался. — Только не здесь. На верхней дороге, на восток шла.

Николай покачал головой.

— Наверное, не она. Та шла в Вельтбург.

— Да она, приятель, как не она, — возразил цыган с видом оскорбленного достоинства. — Одежда у нее была влажная, как твоя, потому что оба вы проходили… ладно, не скажу, хотя не думай, что никто не знает, где у вас был канал с Диком Гароу.

— Хорошо, пусть она, — перебил его Николай Бенев. — И что она забыла на востоке?

— Не что забыла, а от чего бежит. Честно скажу, понятия не имею. Но попомни мои слова: тут какая-то заварушка затевается, причем очень скоро. Нутром чую, вот этим вот пузом, и если бы что за мной водилось, только бы меня здесь и видели. Не спрашиваю, не водится ли за тобой что. Если да, садись, прикончим бутылку. Но если есть какой грешок — сматывайся. И не ходи наверх.

— Почему?

Фернан ответил не сразу. Глотнул кальвадоса, вытер рот рукой и привалился спиной к стене.

— Повторяю: не знаю я. Чувствую, и все тут. Если соврал, верну деньги, коли увидимся. Слушай, что я тебе говорю, и иди на пристань. Может, успеешь еще.

Николай вскочил. Он впервые слышал, чтобы Фернан говорил настолько туманно, и это лишь усиливало его тревогу. Гвалт на рынке, похоже, таил в себе какую-то тревогу, что-то скрытное и угрожающее. Он посмотрел на верхушку склона и заметил то, на что прежде не обращал внимания. Ни одной телеги не спускалось и не поднималось. Еще рано, попытался он успокоить сам себя, но знал, что дело не в этом. Было далеко за полдень, обычно в это время многие купцы и покупатели уже возвращались домой. Что их задержало? Переодетые полицейские агенты? К черту, их должно быть слишком много, чтобы провести такую операцию незаметно. И еще — если они действительно решили задерживать повозки, значит, облава началась.

Фернан смотрел на него равнодушно и загадочно своими черными цыганскими глазами. Николай махнул ему рукой и заспешил на главную улицу деревни. Ему не нравилось это тесное пространство, огороженное домами и дворами, у него было такое чувство, что он сам суется в волчью пасть. Он предпочел бы горы, там он был в своей стихии, но если Фернан был прав, лес кишел полицейскими. Лучше вперед, на пристань. Туда шли многие, такие же, как он, с рюкзаками, сумками и мешками, с тележками на колесиках и с ишаками. Множество мелких торговцев из Вельтбурга приходили на рынок за дешевым товаром. Среди них несложно затеряться. И все же… почему деревня казалась ему более оживленной, чем обычно?

«Что тут происходит? — со злостью подумал он. — Чтоб вам пусто было, и что вы меня по пятам преследуете, что вам от меня надо? Словно сговорились жизнь мне отравить. Только не говорите, что из-за спичек, не поверю. С таким же успехом могли бы растрясти свои задницы из-за ворованных Фернаном лошадей. Бизнес есть бизнес, это даже Аренс понимает и закрывает на это глаза. Ну а из-за чего же тогда? Ладно бы наша пиратская акция произошла по эту сторону границы, тогда еще можно понять, но какому сумасшедшему придет в голову гоняться за мной на своей территории?»

За очередным поворотом улочки блеснула вода — близко пристань. Николай не выдержал и рванул вперед, смешиваясь с толпой. У деревянных причалов качались привязанные лодки, несколько старых спортивных яхт с облезлой краской и огромный плот из сосновых бревен с обвисшим серым парусом. И ни на одном из неподвижно стоящих плавательных средств не было ни души, хотя пристань кишела людьми.

Он почти физически почувствовал, как захлопываются челюсти какого-то чудовищного капкана. Надо бежать! Бежать любой ценой, если есть еще время! Что сказал Фернан? На восток… Да, на восток, куда свернула Джейн. Не вдоль берега, там, вероятно, стоят посты. Через деревню, по боковым улочкам, может быть, даже дворами.

Сопротивляясь встречному потоку, он побежал назад против встречной толпы, которая не только не уменьшалась, а росла как на дрожжах. В какой-то момент впереди образовался проход, и Николай понял почему — улицу перегородили два ряда мужчин, вооруженных карабинами. Облава!

Внезапно гвалт стих, словно отрезанный ножом, и над толпой пронесся вздох изумления. Как по команде, головы повернулись налево, туда, где лесистый склон переходил в озеро, и сейчас из-за него выплывала огромная тупая морда. «Вельтгершер», узнал Николай, гордость Аренса, символ военной мощи и превосходства в воздухе. Таким дирижаблем не могло похвастаться ни одно из соседних мини-государств. Он летел совсем низко, всего в десятке метров над водой, оставляя полоски голубоватых струек дыма от каждого из четырех паровых двигателей. По сравнению с колоссально длинным вытянутым телом полицейского дирижабля тот, что сбил Баска, казался просто пигмеем. Нижняя половина корпуса махины была покрашена в небесно-голубой цвет, а выше была травянисто-зеленой с бесформенными коричневыми пятнами. Водное зеркало под ним покрылось рябью от работающего винта. Темный овал тени пробежал по озеру и упал на очумевший народ, стоящий на пристани. Два винта сбавили обороты, и машина неподвижно зависла.

В середине толпы образовался большой пустой круг. Из двери гондолы вниз полетела веревочная лестница, и по ней один за другим начали спускаться солдаты с полной боевой выкладкой.

Николай слегка пошевелил плечами. Ремешки рюкзака поползли вниз. Он спустил их до локтей и собрался было освободиться от опасного груза, когда что-то твердое уперлось ему в ребра.

— Поправь рюкзак, недоносок, — прошипел ему на ухо хрипловатый голос. — Живей и без фокусов, если тебе дорога твоя шкура!

«Да здесь кишит этими, — в отчаянии подумал Николай, неохотно поправляя ремни рюкзака. — Вот и мне пришел конец, как когда-то Дику, Баске, Бешеному Бернару и Папе Карло… И самое обидное — уйти, так до конца и не поняв, к чему это все, в какое дерьмо я умудрился вляпаться… Кому понадобился, porca miseria? Кому? И зачем?

Толпа отступала назад, образуя все более широкий круг. В его центре остались лишь двадцать спустившихся солдат. Двое из них схватились за веревочную лестницу снизу, натянули ее, и из гондолы, не спеша, начал спускаться мужчина в гражданской одежде — высокий и худощавый, одетый в безупречный светло-серый костюм и в широкополой фетровой шляпе. Трость с набалдашником из слоновой кости, которую он держал в правой руке, не мешала его точным, размеренным движениям. Спустившись на землю, человек остановился, чтобы отряхнуть пиджак, и плавно развернулся на пятках. Солдаты расступились перед ним.

Лицо его было узким и бледным, гладко выбритым, лишь под необычайно длинным острым носом темнела тщательно ухоженная полоска усиков. Каштановые волосы спускались до плеч. Николай видел его всего пару раз, и то издалека, но узнал сразу же. Ален Буше. Шеф полиции и правая рука Аренса. Человек-дракон, как называл его Китаец, мир праху его.

Элегантным, точным жестом Ален Буше сунул трость под мышку и медленно зашагал вдоль образованного толпой крута. Его глаза переходили с одного лица на другое, и под его взглядом человек на миг столбенел, издавая потом неосознанный вздох облегчения. Походка у него была гибкой и легкой, как у выслеживающего добычу хищника, — сначала земли касался носок блестящего черного ботинка, и только потом опускалась вся подошва. Эта эластичная походка зловеще контрастировала с деревянной неподвижностью торса, шеи и рук. Буше — мясник по-французски. «Какая точность, — подумал Николай, — господь знает свое дело».

И тут ему стало не до рассуждений, потому что полицай замедлил шаг и взглянул прямо на него. Светло-голубые глаза источали ледяной холод. Николай почувствовал, как все его тело покрывается капельками пота — чисто выжатый гриб. Попытался было незаметно протянуть руку к оружию, но дуло сильней уперлось ему в ребра. Ален Буше остановился, слегка привстав на цыпочки, чтобы заглянуть в рюкзак, наконец опять уставился на него. Высокий бледный лоб наморщился, словно полицай что-то прикидывал в уме. Глаза угрожающе сощурились…

Губы Буше растянулись в смутном подобии улыбки. Он удовлетворенно кивнул и пошел дальше.

На мгновение Николай почувствовал себя полым и легким, как висящий над пристанью дирижабль. Он едва удержался на ногах, не в состоянии поверить, что угроза миновала. Дуло из подреберья исчезло. Он осторожно повернул голову, но среди людей, стоящих за его спиной, не увидел никого, кому мог бы принадлежать хриплый голос, недавно шептавший ему на ухо.

Буше продолжал обход и теперь, казалось, ускорил шаг. Он уже обошел полкруга. Безрезультатно, выдавали его нервные движения. Беспокойство передалось солдатам, которые стояли у веревочной лестницы с готовыми к стрельбе карабинами. Тревога нагнеталась в воздухе, потянуло запахом пота в тишине, нарушаемой лишь пыхтящими паровыми двигателями. Что-то должно произойти, что-то должно прорвать эту тишину…

Неожиданно часть крута напротив дрогнула, и круг распался. Два выстрела встретились среди всеобщего молчания. Люди бросились врассыпную, как горох. В освободившемся проходе, скорчившись, лежал мужчина, прижав руки к животу. В нескольких метрах от этого места бежал убийца — невысокий и полноватый, одетый в новенький зеленый костюм. За ним вслед ринулись еще несколько человек, наверное, засланных агентов.

— Живой! — повысил повелительный тон Буше. — Живой, живой!

Беглец бежал до самой воды. Из прибрежных деревьев ему навстречу выскочили трое, двое с ружьями и один с большой сетью в руках. Бегущий резко притормозил, оглянулся, и Николай увидел его лицо. Где-то он его уже видел, он был в этом уверен, но вспомнить, где и когда, не смог. Что-то связанное с ремеслом…

Загнанный толстяк был взят в кольцо. Агенты медленно приближались. Он оглянулся, закатил глаза, подняв пистолет…

— Руку! — закричал Буше.

Поздно. Беглец успел прижать дуло к виску и нажать на курок за доли секунды до того, как поднялась стрельба и пули раздробили кисть его руки в кровавые куски. Вновь наступила глухая тишина. Над трупом склонились пять-шесть человек, но шеф полиции медленно пошел дальше, остальные тоже оставили труп в покое.

Несколько секунд Буше постоял, задумчиво глядя на убитого. Потом вздохнул и поднял правую руку. Из гондолы дирижабля вниз полетела веревка с петлей на конце. Двое агентов затянули ее под мышками безжизненного тела, а солдаты повесили карабины на плечи и начали подниматься по лестнице.

Драма закончилась. Свободная от надзирателей толпа зашевелилась, но большинство людей все еще смотрели, как поднимают труп. Николай воспользовался моментом, чтобы занять одним из первых очередь на плот. Он мог бы попробовать договориться с хозяином парусника, но это будет слишком дорого, а после всего пережитого ему хотелось отложить на возможно более долгий срок следующий неизбежный поход по горам. Он думал об убитом. Не из людей ли он мсье Луи?

— Эй, ты часом не глухой? Пятнадцать франков, говорю.

— Да, да, — пробормотал Николай и вынул пеструю пачку банкнот.

Бородатое лицо хозяина плота оживилось.

— Рубли, а? А ты знаешь, что прошлой ночью…

— Знаю, — сказал Николай.