4
…каких намеков на ночную грозу. Грэм сидел на краю плота и смотрел на черный, отливающий металлом колосс корабля, вздымавшийся над степью. Он был уже совсем близко — не больше километра.
— Консервы будешь? — спросила за спиной Дебора.
— Давай, — меланхолично ответил Грэм, не сводя глаз со звездолета.
Небо, отмытое ночным дождем, было изумительно синее, ни единого облачка. Медленно плыли в вышине несколько белых птиц. Грэм перевел взор на реку. Взбаламученная глинистая вода несла листья, обломки веток и даже целые деревья, вырванные из подмытых берегов. Время от времени на поверхность выпрыгивали серебристые рыбы и, проделав причудливые пируэты в воздухе, с громкими шлепками плюхались обратно. Эх, сейчас порыбачить бы, да некогда — надо спешить.
Подкатив к колену Грэма консервную банку, пантера ловко вскрыла ее, подцепив когтем кольцо. Секундой спустя банка издала короткий писк, извещающий о том, что пища подогрета и готова к употреблению, и над мясом поднялся ароматный парок.
Завтракали молча, сосредоточенно. Грэм думал о звездолете. Ему не верилось, что таинственный противник вот так запросто позволит им покинуть планету. Эти тревожные мысли не покинули его даже тогда, когда, собрав все необходимое, они шагали по степи к гигантскому черному веретену. Трава была все еще мокрой. Всего за несколько минут штаны Грэма вымокли до самых колен, а бредущая позади Дебора то и дело останавливалась и отряхивалась, поднимая тучи холодных брызг. За ними оставалась тропа примятой травы.
Наконец их накрыла остроконечная тень корабля. Аромат влажных трав, казалось, усилился. Какой-то мелкий зверек выскочил прямо из-под ног Грэма и сломя голову бросился прочь.
Кабина подъемника была внизу и, судя по всему, исправна. Как и много лет тому назад, когда он в последний раз посещал это место. Решетчатая шахта тянулась вдоль массивного стабилизатора до самого люка. Грэм и Дебора подошли к кабине. Казалось невероятным, что, простояв в бездействии бог знает сколько времени, техника все еще функционировала. Грэм шагнул в кабину и махнул рукой Деборе. Одним прыжком пантера оказалась рядом с ним. Прежде чем он протянул руку к двери, она затворила ее, зацепив когтем. Грэм откинул щиток пульта и вдавил клавишу «ПУСК». Кабина со скрежетом поползла вдоль титанического черного корпуса. Что ж, старые автоматы с честью выдержали испытание временем.
Степь под ногами стремительно удалялась. Трава сливалась в золотисто-зеленый ковер, в километре от корабля ртутной жилкой извивалась река. Дебора не сводила глаз с раскинувшегося под ними пейзажа и нетерпеливо молотила хвостом о металлические решетки пола. Но Грэм демонстративно повернулся спиной к сказочным видам утренней степи. Сейчас его волновало совсем другое. Он осматривал темную броню корабля и чувствовал, как испаряется его недоверие. Конечно, самое место этому древнему гиганту в каком-нибудь музее истории космонавтики. Это ж не просто звездолет, это — корабль-крепость, корабль-убежище, реликвия тех былинных времен, когда полеты к звездам неизменно были сопряжены со смертельным риском. Что ж, в нынешних обстоятельствах это очень кстати. Пятидесятисантиметровая ситановая броня обеспечивала почти полную безопасность, да еще какую! Лучшей защиты не придумаешь. Воистину, за этой броней, как за каменной стеной — ни один враг не страшен.
Дернувшись, подъемник замер. В обшивке прорезалась едва заметная щель, которая стремительно расширялась. Наконец тяжелая заслонка с шипением исчезла в обшивке корабля. Шагнув в образовавшийся проем, Грэм на мгновение замер, бросив через плечо последний взгляд на залитую солнцем утреннюю степь. Там по-прежнему царил покой. Испарялась роса, курилась над травами клочками тумана. Но покой оказался мнимым. Грэм не сразу их заметил в лучах солнца. Рой огоньков парил в воздухе, стремительно приближаясь к кораблю.
«А вот и опоздали! — со злорадством подумал Грэм, скрываясь в чреве корабля. — Этот звездолет вам не по зубам».
Следом за Грэмом в корабль проскользнула Дебора, и он кулаком шарахнул по расположенной над люком кнопке задраивания. Словно подхваченная взрывом, массивная заслонка с оглушительным грохотом плотно вогналась в паз.
Грэм быстрым шагом двигался по слабо освещенному аварийными лампами коридору. Ничего здесь не изменилось со времен последнего посещения корабля. Все та же гнетущая застоявшаяся тишина, все тот же запах старого металла с легкой примесью горелой изоляции… Затягивавший пол пластик утратил эластичность, не пружинил под ногами и кое-где покрылся мелкой сетью трещинок.
Под ногами что-то прошуршало. Грэм от неожиданности вздрогнул и опустил глаза. Это оказался всего лишь серебристый кибер-уборщик. Остановившись, он деловито принялся чистить обувь человека: ловко собрал все травинки и комочки грязи, счистил невидимые пылинки, всосав их своим рыльцем-хоботом, а потом переключил свое внимание на пантеру. Дебора с отвращением оттолкнула его лапой. Кибер-сороконожка не стал настаивать и проворно шмыгнул в какой-то люк.
По ходу восстанавливая в памяти планировку звездолета, Грэм уверенно зашагал в темноту. Лампы аварийного освещения не везде могли справиться с мраком. Минуту спустя они добрались до центральной лифтовой шахты. Едва они шагнули в кабину, как ее залил ярко-оранжевый свет. Любезный баритон откуда-то с потолка произнес:
— Добро пожаловать, капитан. На какой вам ярус?
— В навигационный отсек, — сухо бросил Грэм. — И поскорее!
Автоматика восприняла команду буквально, и Грэм едва не рухнул на пол кабины от навалившейся перегрузки. Через несколько секунд дверь с легким шипением ушла в стену, и они шагнули в кольцеобразную навигационную рубку, по центру которой проходила, будто пронзая, лифтовая шахта.
Грэм рванул рубильник электроснабжения. Аварийные лампы жалобно мигнули, и помещение озарилось живым ярким светом. Теперь перед Грэмом стояла конкретная задача, и он ощутил прилив счастья, оказавшись в родной обстановке. На осмотр рубки ему понадобилось всего несколько секунд. По радиусу вокруг шахты располагалось пять кресел-ложементов: для второго пилота, штурмана-космогатора, связиста, канонира. Ложемент капитана скользил по монорельсу вдоль панели управления, опоясывающей всю рубку. Над пультом матово поблескивали пока не разбуженные окна больших и малых терминалов.
Грэм блаженно вздохнул: «Экая очаровательная старина!»
— Давай, Дебора, выбирай себе кресло по душе, — великодушно произнес Грэм. — Конечно, с твоим эти древние ложементы не сравнишь, ну да как-нибудь устроишься.
Пантера оставила слова напарника без комментариев и молча вспрыгнула на одно из кресел. Грэм внимательно изучал пульт. На штатную процедуру старта времени не было. Ничего, корабль хоть куда, выдержит и экстренный взлет. Только вот где здесь… ага, вот он! Грэм устроился в капитанском кресле и, не пристегиваясь, подкатил к блоку запуска. Откинул прозрачный колпак аварийного табло, пробежался по клавиатуре. Реактор запущен… Стартовая готовность… Готовность всех систем.
Корабль ожил. Тысячи систем пробуждались от затянувшегося сна с грохотом, гудением, шипением и едва уловимым писком. Панель управления вспыхнула многоцветием огоньков, механические голоса автоматов наперебой рапортовали: «Реакторный отсек — двухминутная готовность… четвертый сектор — готовность… двигатели в предстартовой готовности… криосектор — ожида…» Один за другим над пультом вспыхивали экраны кругового обзора. Теперь Грэм видел все, что происходило по ту и эту стороны ситановой брони, — степь вокруг корабля, ярко освещенные коридоры, служебные помещения, технические ярусы, корпус снаружи и изнутри…
Корпус снаружи…
Увиденное на мониторе внешнего обзора заставило его остолбенеть. Нет-нет, этого не может быть, просто у него что-то с глазами или визор глючит.
По обшивке звездолета сновали яйцевидные зеленые киберы-многоножки. А вокруг корабля струились стайки огоньков. Но не это поразило больше всего Грэма. Манипуляторы киберов заканчивались мощными клешнями, и вот ими-то они крошили сверхпрочный ситан, словно обыкновенный графит!
Послышался сухой треск, и экран справа от Грэма осыпался мелкими осколками. За ним обнаружилась зияющая дыра в бронированной обшивке. Сначала появилась клешня, а потом и зеленое яйцеобразное тело. В динамиках механический голос монотонно бубнил: «Нарушена герметичность, нарушена…» Его перебил другой: «Система защиты активизирована!»
Зеленый кибер медленно, будто опасаясь подвоха, протискивался в рубку. Добрая половина мониторов погасла, но и оставшихся вполне было достаточно, чтобы получить полное представление о вспыхнувшей битве. В корпусе атакованного звездолета разом открылись прежде невидимые люки и лючки, из которых выпростались гибкие щупальца, заканчивающиеся бластерами. Сотни молний заструились по черной броне. Разбитые, смятые, обгоревшие киберы посыпались, как семечки, на землю. На короткое мгновение душу Грэма окатила теплая волна надежды. Но зеленая напасть не отступала — эти дьявольские киберы, погибая, рождались заново из ничего. Хотя это только так казалось. Приглядевшись, Грэм понял, что полчища зеленых тварей возникают прямо из неуязвимых огоньков, беззаботно исполнявших свой танец победителей в теплом воздухе. Все новые и новые киберы появлялись у корабельной кормы и, ловко перебирая конечностями с присосками, устремлялись по броне вверх. Другие атаковали опорные колоны.
Первое зеленое яйцо наконец втиснулось в брешь на месте монитора и легко спрыгнуло на пол. Широко расставив манипуляторы с клешнями, кибер воинственно застыл против Грэма. Человек тряхнул головой, сбрасывая оцепенение. Оставался всего один путь к спасению.
— Дебора! За мной! — крикнул Грэм, бросая могучее тело к открытому лифту.
Пантера мгновенно выскользнула из кресла и одним прыжком очутилась в кабине.
— К униходу! Быстро! — выдохнул Грэм.
Дверь закрылась перед вытянутыми клешнями зеленого кибера, кабина дрогнула, и пол кабины будто провалился. Грэм знал, что они спускаются на скорости почти свободного падения, и все же ему казалось, что прошло несколько вязких минут, прежде чем лифт остановился. Дверь отъехала, и их взорам предстала зловещая картина. В стенах просторного ангара зияли рваные дыры. В ангаре копошилось несколько киберов, с легкостью крушивших складированные здесь механизмы. Но униход был цел. Пока…
Гигантскими прыжками Грэм понесся к спасательной машине. Один из киберов пытался было преградить ему дорогу, но Грэм отбросил его одним пинком, даже не сбавляя шага. Другая тварь, изловчившись, ухватила его клешней за свитер. Треск рвущейся шерсти — и Грэм мчится дальше. Человек и пантера одновременно вскочили на широкое крыло унихода. Фонарь кабины откинулся, и Дебора скользнула на заднее сиденье, а Грэм прыгнул на место пилота и, еще не коснувшись кресла, обрушил кулак на стекло, закрывавшее кнопку экстренного взлета.
Что-то хрустнуло — то ли кнопка, то ли кулак, — и стена напротив внезапно обрушилась, сметенная взрывом. Взвыли в форсаже двигатели, сминая и опрокидывая зеленых киберов, и выбросили униход прямо в дымовую завесу взрыва. Сквозь дымные хлопья прорезалась полоска синего неба. Грэм отключил автопилот и направил машину свечой ввысь. Обернулся он лишь однажды и увидел, как огромное черное веретено звездолета, подсвеченное вспышками бластеров, накренилось, чтобы в течение бесконечно долгого мгновения рухнуть на зеленую равнину. Звездолет погибал, как вековой дуб, — даже в смерти не признавая себя побежденным. Даже поверженный, он продолжал защищаться, сжигая копошащихся зеленых тварей плевками лучеметов.
Слева по борту неожиданно вынырнула стайка огоньков, устремившихся наперерез. Их скорость значительно превышала скорость унихода. Грэм положил машину на крыло, резко забирая вправо. И вдруг один светляк отделился от стаи и спикировал на машину. Он скользнул вдоль фюзеляжа, и Грэм с ужасом увидел, как левое крыло бесшумно отделяется от корпуса.
С трудом, но Грэму удалось выровнять аппарат. От левого крыла остался обрубок не шире метра с гладким, будто бритвой срезанным сколом. Униход пока слушался, и Грэм бросил его в пике. Стремительно приближалась широкая и прямая на этом участке лента реки.
Из пике он вышел уже над самой водой. В глазах помутилось от перегрузки, зато от преследователей они, похоже, оторвались. Днище машины ударилось о речную поверхность, подняв гигантскую тучу брызг и пены. Пелена перед глазами постепенно рассеивалась, теперь Грэм ясно различал береговую границу.
Сенсорный пульт управления безукоризненно слушался любого движения руки Грэма. Он слегка сдвинул указательный палец, и пиропатроны с хлопком отстрелили ненужные теперь крылья. Униход трансформировался в катер. Реактивная тяга работала исправно; задрав нос, машина с бешеной скоростью летела вперед, таща за собой шлейф воды и пара.
Прямой участок закончился. Дальше река петляла — сплошные излучины. Ясное дело, при такой скорости, да еще на воде, устаревший униход будет капризничать, поэтому Грэм покрепче ухватился за штурвал. Не оборачиваясь, он бросил Деборе:
— Следи за небом. Как там светляки?
Дебора не отвечала. Поворот. Впереди — скалы, у подножия которых кипела белая пена. Поворот, еще поворот, еще и еще… Теперь снова прямая. Короткая передышка.
— Небо чистое, — наконец отозвалась Дебора. — Ни одного светляка.
Грэм бегло глянул вверх. Действительно, если не считать редких барашков облачков, все чисто. Он скосил глаза и чуть не охнул…
Параллельно им по берегам неслись полчища зеленых киберов. Будто стая голодных волков, учуявших запах крови, они поддерживали одну и ту же скорость, не увеличивая, но и не сокращая дистанции, даже когда приходилось преодолевать возвышения и низины.
«Интересно, далеко отсюда до моря? — встревоженно подумал Грэм. — Триста, четыреста километров? Как минимум — час полного хода… Ну ничего, дайте только добраться… Там-то вы отстанете».
На горизонте обозначились горы. Это уже серьезное препятствие. По равнине река течет широко и привольно, ее излучины плавны, и преодолевать их — сущий пустяк. Другое дело маневрировать среди скал. Хуже всего то, что придется сбросить скорость. Остается уповать на то, что горный рельеф послужит помехой и для зеленой ватаги киберов.
Прежде он в этих местах не ходил, так что горная гряда известна ему лишь по картам. Да и чем тут было соблазниться? На сотни километров тянулись голые, бесплодные каменные массивы, рассеченные ущельем, за миллионы лет продолбленным в них рекою.
Скалистый хребет впереди рос на глазах, заслоняя собою часть неба. Наконец в мрачной зазубренной громаде открылся проход, в который и скользнул серебристый корпус машины. Стремительно убегали назад отвесные, поросшие мхом и жесткой травой стены. Тот тут, тот там встречались выбоины и целые пещеры. Грэм отмечал только важные детали — например, торчащие над водой рифы, водовороты — метки подводных рифов. На любование пейзажем — кустами, мертвой хваткой вцепившимися в камни, какими-то серыми птицами, свившими гнезда на скальных уступах, — времени не было. Грэм превратился в автомат: слился со штурвалом, стал непосредственным продолжением двигателей. Раз за разом он бросал униход в нескончаемые излучины, в опасной близости минуя природные ловушки. Прямо по курсу пенной полосой обозначился порог. Что ж, безопасного маршрута тут не наблюдается. Грэм решительно направил аппарат на середину реки. Несколько раз корпус дернуло, что-то зловеще заскрежетало под днищем — и порог уже позади.
Метнув на небо и на каменные стены фотографический взгляд, Грэм облегченно вздохнул: ни одного яйцевидного силуэта глаза не зафиксировали. Значит, он их все-таки опередил. Но скорость сбрасывать не стоит. «Вот выберемся снова на равнину — а там и до моря рукой подать… Только бы сохранить за собой фору».
Отвлекшись на мысли, он едва не пропустил крутой поворот. Руки вцепились в штурвал. Подняв облако водяной пыли, униход обогнул скалу, едва не чиркнув бортом о камень. Но вдруг стены расступились, и Грэм обнаружил, что они несутся прямиком к водопаду, до которого оставалось каких-нибудь двадцать метров. Над его пенной кромкой голубело чистое небо. Любой маневр неминуемо обрекал их на гибель, и Грэм принял единственно возможное в данной ситуации решение: довериться машине. Униход, не сбавляя скорости, несся к губительной пропасти. У них оставался лишь один шанс… маленький, крохотный шансик.
Под днищем сверкнул и исчез, провалился в пустоту водопад. Мгновение униход парил в воздухе, прежде чем рухнуть с двадцатиметровой высоты.
Низвергающаяся вода яростно кипела внизу, будто в гигантском котле, а дальше разливалась спокойным прозрачным озером, в самом центре которого возвышалась одинокая островерхая скала. На то, чтобы попытаться отвести от нее нос унихода, Грэму судьба отвела микроскопические доли секунды. И в какой-то миг ему даже показалось, что этот рисковый маневр удастся…
— Держись! — успел выкрикнуть Грэм.
Удар пришелся по правому борту, риф разодрал обшивку аппарата и зашвырнул его к скальным вертикалям. Звон, скрежет и хруст смешались в одну чудовищную какофонию. Раздолбанный униход крутануло сразу в двух плоскостях: вокруг собственной оси и перпендикулярно ей. Небо исчезло, все заволокло пеной. Грэма мотало, будто тряпичную куклу, он по-прежнему сжимал штурвал, но уже не столько для того, чтобы управлять машиной, сколько для того, чтобы просто удержаться и не вылететь сквозь плексигласовый колпак. В какой-то момент его все-таки швырнуло плечом о фонарь, тот отскочил, и волны ворвались в кокпит. Горло сдавил спазм, в глазах потемнело…
Очнулся он в озере. Как выбрался из кабины, не помнил. Из воды у скал торчал изуродованный корпус унихода. Над его умолкшими двигателями поднималось облако пара. Прижав уши и старательно держа голову над водой, плыла к песчаному берегу Дебора.
Выбравшись на сушу, Грэм осмотрел каменистый обрыв. Не слишком удобно для подъема, но выбраться можно: есть расщелина, по которой какой-то буйный поток вливается в реку.
— Вперед, Дебора! — сказал Грэм. — Мокрому вода не помеха.
Вжавшись в узкий каменный коридор, они стали взбираться, обдирая тело об острые углы и сколы, поскальзываясь на позеленевших от влаги валунах. Поток безжалостно хлестал, будто стремился смыть их обратно вниз, в скованное скалами озеро. Но они не сдавались, упрямо карабкаясь вверх — все дальше и дальше от места катастрофы..
В конце концов им удалось преодолеть ручей. Выбравшись на плато, Грэм и Дебора глянули вниз, где водопад, срываясь с уступа, обрушивался в озеро. Пантера растянулась на камнях и принялась вылизывать всклокоченную шерсть.
— Нет времени, подруга, — довольно грубо заметил Грэм. — Нужно уносить поскорее ноги, пока нас не догнали эти зеленые твари.
Дебора недовольно рыкнула, но все-таки поднялась. Грэм пытался оценить обстановку. Они стояли на обрывающемся в ущелье краю однообразного каменистого плато, его противоположная сторона вздымалась крутым, лишенным зелени склоном. Лишь одинокий ручей, по руслу которого они сюда взобрались, хоть как-то украшал пустынный ландшафт.
Наконец Грэм принял решение двигаться вдоль потока — до склона здесь не более двух километров. А уж в горах они сумеют как-нибудь укрыться от преследователей.
Солнце уже вознеслось к зениту и быстро высушило одежду. Под ногами скрипел песок. Они двигались всего в паре метров от русла, но влаги для этой каменистой местности явно было недостаточно, почва оставалась сухой и бесплодной. В воздухе стоял тяжелый, душный зной. Ни ветерка. Безоблачное небо казалось почти лиловым, раскаленное добела солнце нещадно дубасило жгучими лучами по одиноким путникам.
Дебора подскочила к воде и с жадностью принялась лакать живительную влагу. Грэм тоже присел на колени у ручья и напился, потом плеснул на лицо и на одежду. Немного полегчало.
Спустя час они достигли цели. У подножия горы торчали крупные скалистые монолиты. Над ними хорошенько потрудились стихии, изваяв причудливые фигуры, казавшиеся какими-то фантастическими животными. Природные произведения искусства затрудняли подъем, приходилось все время лавировать, и Грэм надеялся, что эти каменные изваяния станут помехой для преследователей, не так-то просто будет обнаружить человека с пантерой в таком-то лабиринте.
Они взобрались уже достаточно высоко. Грэм остановился, чтобы перевести дух, и оглянулся назад, бросая взор на пройденный путь. Дебора улеглась было, но через мгновение вдруг вскочила с диким ревом:
— Пауки!!!
Теперь и Грэм заметил их; группка зеленых киберов-многоножек пробиралась к ним со стороны теснины, служившей ложем реке. Пока они были еще далеко, но равномерный, уверенный механический темп их движения не оставлял иллюзий: очень скоро они настигнут беглецов.
— Вперед! — выдохнул Грэм и устремился вверх по склону.
Он не выбирал маршрут, просто бежал вперед, уже не зная, куда мчится и зачем. Вся эта история была лишена всяческого смысла. Во всяком случае, он, как ни пытался, не мог постичь его. На него нападали — он отбивался. Его догоняли — он убегал. Он просто спасал свою жизнь. Вот и весь смысл. Выиграть бы хоть еще немного времени, чтобы серьезно все обмозговать… Может, тогда ему удастся найти какой-нибудь выход… Он надеялся на это. Но преследователи не оставляли ему ни малейшего шанса.
Не сбавляя темпа, они добрались до расселины, в глубине которой брал начало их ручей. И куда теперь? Никакого плана в запасе у Грэма не имелось. Уйти от роботов он уже не надеялся. Свитер насквозь пропитался потом и неприятно лип к телу, дыхание со свистом рвалось из груди, С морды пантеры срывались хлопья пены. И ничего кругом, что могло бы их спасти. Ничего. Лишь вздымающийся к стеклянному небу иссохший склон.
Преодолев кручу, они оказались на небольшом каменистом плато, чья неровная поверхность была усеяна скалистыми обломками самых необычных форм. Грэм огляделся кругом. На много километров окрест горы лежали, как на ладони. Отсюда видна была даже степь и спокойный участок реки, холмистая равнина и безжизненно лежащий на ней веретенообразный колосс корабля…
Киберы уже добрались до подошвы вершины.
Грэм, чувствуя, как паника захватывает все его существо, дико озирался на крошечной скалистой площадке. Положение безнадежное. Абсолютно. Вот она, беспощадная правда реальности: старуха Мойра выделила ему ничтожный клочок пространства и куцый отрезок времени для того, чтобы он вступил в борьбу, которая неизбежно будет проиграна. Грэм не тешил себя пустыми надеждами. У него оставалось лишь одно право: не сдаваться!
Киберы, копошащиеся внизу, явно не спешили, будто понимали, что загнали своих жертв в ловушку. Их было много — не меньше сотни, а то и больше. Рассыпавшись цепью, они окружали гору. Несколькими минутами позже их авангард вышел в долину, в которую упирался противоположный склон. И кольцо вокруг последнего оплота Грэма и Деборы сомкнулось.
— Просто так мы не сдадимся, Дебора, верно? — нарушил молчание Грэм. Он надеялся, что это прозвучало достаточно беззаботно, но в пересохшем горле голос предательски дрожал. — Мы попробуем победить. Мы должны попытаться… хотя бы… Давай дуй на ту сторону. Выбери обломки, которые можно скатить. Попробуешь организовать лавину?
— Мы порвем их в клочья, дружище! — решительно прорычала пантера и, не тратя времени на лишние слова, отправилась занимать оборону.
Грэм остался на прежней позиции, сознательно выбрав самое рискованное направление. Скорее всего, решил он, основной отряд киберов попрет именно сюда: есть такой психологический стереотип, заставляющий держать ударный кулак в арьергарде. Во всяком случае, это было бы логично.
«Логика! — со злостью подумал Грэм, пытаясь раскачать одну из скал. Она поддалась натиску, и, удовлетворенный результатом, он до поры оставил ее в покое. — Какая, к черту, тут логика?! Вот мы и столкнулись с чем-то неизведанным, могущественным; возможно, за всем этим стоит даже сверхцивилизация. И что?! НАШЕЙ логики это НЕЧТО напрочь не признает! ОНО просто насмехается над ней. НЕЧТО с легкостью влезает в мои мозги, управляет моими мыслями, лишает меня памяти или навязывает новые воспоминания. Лихо? Еще бы! И в то же время не брезгует использовать и вполне примитивные методы — тех же светляков, например, а то и вовсе банальные механизмы. Где тут логика?! Оно не ищет простого и рационального решения, оно забавляется, играет с нами в кошки-мышки… Ага! Значит, кошка решила поиграть с мышкой? Может, в этом все дело? Что ж, отдадим им (ей? ему?) должное: игра получилась эффектная, просто-таки шахматный этюд! Гомо сапиенс против тупых механизмов. Ну-ну, раз нас тут держат за пешек, попытаемся хотя бы испортить игру. Придется попотеть невидимым игрокам в эндшпиле, а там хоть потоп!»
За вершиной со стороны седловины раздался грохот обрушивающихся камней. Ага, это Дебора действует. Но уточнить, что именно творится на той стороне маленького плато, у Грэма не осталось времени: перед ним возникли два кибера, а метрах в восьми за ними подбирался еще один.
Отскочив за расшатанную скалу, Грэм спиной уперся в горячий камень, от натуги затрещал позвоночник. Под кожей вздулись мышцы, готовые вот-вот лопнуть, легкие работали, как кузнечные мехи. Наконец скала накренилась и с ужасающим грохотом рухнула. Кровь шумела в ушах, но победный рев Деборы он услышал:
— Один готов, Грэм! Один готов! В лепешку!
Скала плашмя обрушилась в щебень, подскочила и покатилась. Обернувшись, Грэм разглядел сквозь пелену пота, застлавшую глаза, как каменный монолит расплющил первого из киберов. Второй пытался было отскочить, но не успел — эти механизмы оказались на редкость медлительны. Скала зацепила его краем и со скрежетом потащила вниз.
Однако третий кибер успел подобраться достаточно близко. Он сноровисто карабкался по неровному склону, широко расставив манипуляторы. На то, чтобы раскачивать новую скалу, времени не было. И тогда Грэм схватил здоровенный булыжник и с размаху метнул в приближающуюся зеленую многоножку. Металлический панцирь хрустнул, и в стороны брызнули зеленые осколки.
Грэм пытался унять дрожь в руках, вызванную напряжением мышц. Но расслабиться все не получалось, Крутом валялись разбросанные останки трех киберов: раздавленные и раздробленные зеленые скорлупы, изуродованные до неузнаваемости блоки и платы…
Из горла Грэма выполз нервный смех. До чего глупо получается: киберы, с легкостью крошившие суперпрочный ситан, разваливаются на мелкие кусочки от одного удара камнем! Где тут логика?! Сплошная нелепость, а не сверхцивилизация!
Это глупо, если, конечно…
Ага!
…если это не входит в правила игры.
Грэма окатила холодная ненависть к невидимым игрокам. Он вдруг понял, что все роли в этой партии давно распределены, они с Деборой — две ничтожные фигурки, две пешки — были обречены с самого начала. Для игроков они представляли ценность лишь до тех пор, пока не исчерпаются последние резервы их сил, способностей и надежд. Этот мир получал садистское удовольствие, загоняя их в ситуации, за фронтиром которых они неизбежно сломаются. Предел есть у всего… и особенно у человеческих сил.
Снова появились киберы. Теперь они шли цепью, держа дистанцию в два-три метра. С противоположной стороны вершины не смолкал грохот срывающихся камней. Дебора все время что-то истошно кричала, но Грэм не вслушивался. Он вообще перестал рассуждать. В нем пробудился и вытеснил цивилизованного человека сражающийся за свою жизнь первобытный дикарь. Одну за другой он обрушивал обломки скал на зеленые панцири бездушных механизмов. Но вскоре пришлось отказаться от этой тактики — времени уже не оставалось на то, чтобы прыгать с места на место и предугадывать прихотливую траекторию падения обломков. Роботы подобрались слишком близко, они лезли отовсюду, и Грэм с хрипом и диким ревом без разбору хватал каменюки и, не целясь, швырял в удивительно хрупкие тела атакующих. Он ни о чем не думал, мозг фиксировал только физические ощущения: боль в яростно сжатых челюстях, колючую твердость камня, впивающегося в окровавленные ладони, наждак пыли в горле и легких, шершавость распухшего языка… Ему казалось, что время закольцевалось и один и тот же миг сражения повторяется бесконечно. Киберов не становилось меньше, хотя груды их останков росли. Волна зеленой саранчи грозила накрыть его с головой, так что и камни уже некогда было подбирать. Грэм просто хватал ближайшего кибера и с силой швырял его в других, не особенно заботясь кучностью «обстрела».
Он даже не сразу заметил, что механизмы оттеснили его к центру площадки. А заметив, он почему-то не испытал отчаяния. Наступил миг просветления, когда с глаз спала пелена ярости и он смог ясно воспринимать происходящее. Где-то на периферии сознания скользнула мысль, что такие просветления случаются перед смертью.
Камни закончились. Пятачок вершины сдавило зеленое многоножное ожерелье. Отступала, теснясь к Грэму, прихрамывающая Дебора. К ней подкрался один из киберов и тупой частью клешни нанес молниеносный удар по затылку. Из горла пантеры вырвался почти человеческий стон, и из последних сил, в невероятном прыжке она преодолела остаток расстояния до Грэма. Она рухнула у его ног, судорожно дернулась и замерла, потеряв сознание.
Грэм не сомневался, что ему суждено погибнуть здесь. Совершенно бессмысленный конец на безымянной горе… Но хуже всего было то, что он так и не узнает, кто и для чего затеял всю эту непонятную игру. Фигуру просто смахнут с доски за ненадобностью… Но сначала он все-таки даст этим гадам последний бой!
Киберы-многоножки медленно стягивали кольцо вокруг человека и лежащей у его ног пантеры. Исцарапанный, в висящей лохмотьями разодранной одежде, Грэм неподвижно застыл. Он чувствовал, что смертельно устал. Сил больше не было. И только холодная ярость полыхала в груди. Кто та сволочь, что уготовила ему и Деборе столь унизительную погибель? Зачем его, ЧЕЛОВЕКА, заставляют вести игру с безмозглыми механическими тварями? Почему их хозяева сами не рискнули сразиться с ним? Брезгуют или боятся, а?
Стиснув кулаки и откинув голову, он с гневом во взоре всматривался в пустое небо, будто бросая вызов невидимым игрокам. Он молчал, с потрескавшихся губ не слетело ни звука. Ладно, пусть игру он проиграл, но всегда остается последний шанс. Он готов был умереть, если бы ему дали возможность сомкнуть пальцы на горле игроков. Да, ради этого стоит умереть!
На какой-то миг его душу обдало холодной пустотой. Грэм словно превратился в полую фигурку, в пыльном и темном нутре которой настырным червячком шевельнулась чья-то чужая мысль. Она была почти неразличима: «Не надо… Зачем?.. Не все еще потеряно… Спасение еще может прийти… Оно непременно придет… Должно, потому что…»
«Потому что почему?!» — мысленно прорычал Грэм. Но чужая мысль не ответила. Может, потому что не могла, не имела права ответить?..
Грэм дико, во все горло, расхохотался. Он вдруг понял: ОНИ его боятся. Боятся, потому что знают, какой путь он может избрать. Киберы были уже совсем близко, но он больше не обращал на них внимания. Мозг работал с небывалой скоростью. Он призывал воспоминания: сначала дождливую ночь на веранде, затем вторжение светляков, шалаш на плоту.
«Нет! — в истерике взмолилась чужая мысль. — Это гибель!.. Спасение принесет…»
Силой воли Грэм привел в движение калейдоскоп воспоминаний. Вот оно, слабое место тех, кто прячется за границей его мира! Вот чего ОНИ боятся! Переплетаясь, перемешиваясь, будто в бесплотной бетономешалке, замелькали давно забытые картины: пятилетний Грэм сидит у отца на коленях в его старом звездолете; Балт Троол учит сына различать основные блоки управления… пальчик малыша слишком слаб, красная кнопка не поддается, и отец помогает ему, надавливая сверху загрубевшим большим пальцем. Грэму больно, но он терпит и зачарованно наблюдает чудо — вереницу вспыхивающих на панели световых сигналов… Точно такие же загорались во время его первого самостоятельного полета, совершенного в канун четырнадцатилетия; Балт Троол, чья борода уже окрасилась серебром, устроился в соседнем кресле и одобрительно кивает. Таким он его и запомнил, а еще отложились в памяти похороны отца, горы живых цветов на свежей могиле, незнакомые, инопланетные ароматы, светлые дорожки слез на багровом, морщинистом лице незнакомого старика, и как сам он изо всех сил пытается не пустить наружу горький ком, рвущийся из горла… И вот он уже в кабинете Хуана Ивановича Смита — в тот самый день, когда юному Грэму доверили выполнить важную для всей Галактики миссию… А теперь он снова мальчишка, карабкающийся на дерево у недавно выстроенного отцом дома; даже сюда, на самую верхушку дерева, доносится запах смолы от дощатых стен; кора под руками шершавая, но все равно чуточку скользит от наслоившейся пыли — уже много недель не было дождя; Балт Троол сидит на веранде в кресле-качалке и лениво потягивает сок, задрав лохматую бороду к небу; при этом он не забывает время от времени с напускной сердитостью покрикивать: «Осторожнее, Грэм, ты слишком высоко забрался!»; ноги теряют опору, руки хватаются за воздух, но он успевает сделать кувырок, в груди и животе какой-то свинцовый шар, мгновение он видит тревожный блеск отцовских глаз, но движения точны — пальцы мертвой хваткой впиваются в ветку, и Балт Троол с облегчением смеется: «Ну, Марта, космонавт из парня выйдет что надо — реакция у него прямо-таки кошачья!» — а гордый собою Грэм ловко соскальзывает по толстому стволу…
Бешено вращалась мельница воспоминаний. На секунду сквозь это мельтешение, словно нарисованная на прозрачной пластинке, проявилась неясная картина реального мира: раскаленное солнце, голая вершина, Дебора, вытянувшаяся у его ног, и неподвижно застывшие киберы — возможно, отключенные своими хозяевами, которые и сами теперь оказались в опасности. Но Грэм решительно зашторил ненужную сейчас картину и продолжал швырять все новые и новые воспоминания в бездонную, как у наказанных данаид, бочку… Да вот только оказалась она вовсе не бездонной, она стремительно вздувалась, уже был близок тот момент, когда она вот-вот взорвется от пе… ре…
5
…груз…
Грэм был уже ничем. Лишь искрой во мраке.
«Нет!!!» — возопила искорка.
…ки. На миг сбавив скорость, карусель вновь принялась набирать обороты.
Окружающий мир пошатнулся. Раскачивались устои мироздания, не в силах противостоять доведенной до отчаяния человеческой мысли. С безупречно чистого летнего неба посыпали хлопья снега, из безжизненной каменистой почвы пробивались к свету и через секунду снова исчезали деревья, где-то далеко, на равнине, ожил вулкан, извергая из себя черный пепел и лаву.
Мир утратил контроль.
Где-то во мраке, по другую сторону равнин и скал, за небесным пределом, вне времени и пространства Грэм открыл бушующую силу, что управляла миром последние несколько дней. Он не знал, какова эта сила, не мог постичь ее, ибо для нее оказалось убийственным само его приближение. Неясное ощущение всеобъемлющего механического разума, лишенного эмоций, зато способного к бесконечным играм с вероятностями. Достаточно всемогущего для тотального контроля над этим миром: и падение каждого отдельного листочка, и стрекот насекомых, и бесформенные тени облаков, и капли дождя, и смена дня и ночи… Все это он.
Без неведомого разума мир расшатался, покатился в бездну первичного хаоса. Сила этого разума таяла, подобно кусочку льда, и взамен нее в НИЧТО оставалось пустое гнездо, бывшее вместилищем разума этого мира.
Не раздумывая, Грэм влил в эту дыру свое сознание.
И тогда узрел он свой мир.
Увидел спекшуюся на солнце вершину, на которой стоял он сам, окруженный зелеными киберами, а в ногах лежала, слабо подрагивая, Дебора. На мгновение его охватила острая жалость, но времени на чувства не было. Он видел скалистое плато, каждую травинку в степи и огромное черное тело звездолета, изуродованное клешнями киберов. Он увидел все до самого горизонта. И даже дальше. Казалось, это было его новое тело — огромный круг мира радиусом в тридцать километров.
«Всего тридцать километров?» — вопросило неудовлетворенное сознание.
Это не предел… Можно и больше. Он теперь мог все. Он был всем! Но это потом, сначала надо закончить одно важное дело.
Он был молнией… множеством молний, рожденных в безоблачном небе, их ослепительные кинжальные удары обрушивались на киберов, неподвижно застывших у вершины. Затем уничтожил и других — тех, что остались у разрушенного звездолета. Встревоженные светляки роились в воздухе. Грэм не знал, как поступить с ними, поэтому просто обратил их в облачко прозрачного пара и рассеял а по ветру.
Что ж, противник был уничтожен…
Что дальше? Снова вернуться в прежнее тело, добраться до дому и покинуть эту планету? Нет, еще не время. Частью своего всеобъемлющего сознания он вернулся в свое тело, заставил его поудобнее сесть на плоском камне. После чего еще раз окинул взглядом окружающее пространство — до самого горизонта.
Заглянул и за линию горизонта.
Это оказалось проще простого. Все равно что расправить плечи после утомительно долгого сидения в пилотском кресле. Он был степью и рекой, плато и горной вершиной — единой окружностью, и границы окружности все раздвигались, захватывая все новые и новые пространства. Тридцать пять километров… сорок… вот уже весь горный массив внутри окружности, отворилась пещера, и взор вышел на новую равнину, по которой разлилась полноводная река. С двух других сторон вставали все новые и новые выжженные солнцем вершины, а прямо перед собой он увидел те самые поросшие лесом горы, которые он преодолевал вчера… Сорок пять километров… пятьдесят…
На самом ли деле он ощутил слабость или это только показалось? Едва уловимый чужой голос просочился в его сознание: «Не надо… это катастрофа… вернись…»
— Кто ты? — вопросил Грэм.
Над безлюдными горами и долами голос его прокатился подобно раскату грома. Чужак не откликнулся. Наверное, сил не хватило, а может, просто испугался. И Грэм, опьяненный собственным могуществом, продолжал расширяться во всех направлениях. Он не верил мольбам и предупреждениям. Чужак уже столько раз проявлял свое коварство.
Силы иссякли внезапно. И он остановился, когда охватил собой пространство радиусом в шестьдесят километров. Каким-то невообразимым образом он видел ВСЕ на этой огромной территории. До мельчайших подробностей. И именно детали давили на него колоссальным грузом — каждая травинка, комочек земли, отблеск солнца на покрытой рябью реке, каждое насекомое в траве и животное в лесу, птицы, облака, игра ветра в степи… Шатаясь под этой тяжестью, он заглянул за ПРЕДЕЛ.
Там не было ничего!
И Грэма внезапно осенило, что истина еще страшнее, чем он предполагал: сначала чужой разум, а теперь и он сам творили этот мир, и за пределами подвижной окружности ничего нет. Пустота. А сам он…
А кто такой он сам?
Нет ответа. Но НИЧТО гипнотизировало его, лишало сил, и он не удержал на своих плечах глыбу мира, оступился и рухнул вместе с мирозданием, которое, лишившись опоры и организующего начала, стало рассыпаться.
Сознание Грэма покатилось куда-то в пропасть и снова очутилось в старом теле. Горы вокруг него таяли, подобно куску сахара в воде, обнажались гранитные скалы, странные черно-белые линии расчерчивали небо, в далекой степи полыхал гигантский пожар. Камни под ногами вдруг стали менять цвета — из серых сначала превратились в красные, а потом в желтые. С неба срывался оглушительный треск и вой, словно за дрожащими полосами скрывались поврежденные динамики. Солнце было едва различимо, и почему-то оно превратилось в квадрат, вокруг которого сиял квадратный же ореол. Откуда-то с дальних вершин налетел ураган, таща за собой черные грозовые тучи. Грэм ничком бросился на камни, с усилием сопротивляясь попыткам шквального ветра оторвать его от почвы. Пришла в себя Дебора и поспешила укрыться за высоким камнем. Перед самым лицом Грэма из скалы возник плотный ковер фиалок, ветер подхватил их душистый аромат и унес прочь. Далекие вершины таяли, и в наступившем мраке между ними мельтешили огненные шары. Сквозь дикий вой урагана неведомо откуда прорезались звуки бессмысленно веселого марша. Далеко в степи маршировала армия зеленых киберов и исчезала в пламени бушующего пожара. Затрепетал воздух над ущельем, из ничего возникли переплетения стального моста, по которому промчался старинный локомотив с высокой трубой, выплевывающей тучи пара и искр. Рельсы бежали перед ним по каменистому плато, а потом земля вдруг разверзлась и поглотила обезумевшую машину.
Огромная ослепительная молния разодрала небо и землю, и, сопровождаемый оглушительным грохотом, целый мир полетел в НИЧТО.
В последний раз Грэм оказался во всеобъемлющем вместилище и лицезрел, как все распадается. Перед его взором мелькали разорванные, не связанные между собой картины: в сотые доли секунды водоворот уничтожения всасывал в себя пилотские ложементы, ранцы, деревья, дисплеи, капли воды, запах омлета, нечто мягкое и теплое, звездные атласы, звон гитарных струн, дружеские взгляды, листву, скалы, инструменты… Все исчезало в какой-то бездне, и сам Грэм летел, падал в ничто, навстречу смерти. Вокруг не было даже мрака, ибо мрак — это все-таки нечто, а водоворот поглотил и его. Ощущая себя бесплотным облачком, лишенным сознания, Грэм даже не помышлял о спасении. Но спасение пришло само. Где-то там, где только что находилось вместилище чужого разума, появился проем… Что за проем? Куда он ведет? В иное пространство? В другую вселенную? Грэму это было неведомо. Он тоже начал распадаться, и последним усилием собрал себя по атомам и швырнул в проем, где наверняка его ожидала погибель.
Где-то в НИЧТО он услышал жалобный плач беспомощной малютки Деборы, оставшейся без соски и ласки. Сам не зная как (ведь он не имел теперь ни рук, ни даже тела), Грэм подхватил ее, и они перевалились за границу распавшегося мироздания. В последний миг Грэм успел увидеть, как водоворот превратился в яркую точку, которая — ЩЕЛК! — вдруг сжалась и погасла. Это означало конец его мира. Закрылись врата, ведущие в мир Грэма. А может, в НИЧТО? А впрочем, теперь это не имело значения, ведь сам он был уже бесконечно далеко, ибо он…
Он?..
Кем был он? Облаком разрозненных атомов, неясной туманностью рассеявшимся в пространстве… хотя нет, в каком-то туннеле, проложенном сквозь пространство. Облаком микроскопических светящихся искорок, все еще слабо связанных между собой, но заключающих в себе его личность, медленно текущие, ленивые его мысли. Ни зрения, ни слуха, ни осязания, никаких других человеческих ощущений больше не было. Осталось лишь самоосознание.
Я…
Грэм…
Троол…
Но было и еще что-то, в чем он не мог разобраться, и это нечто заменило собой исчезнувшие чувства.
Именно оно позволяло ему осознавать себя горстью ничтожных пылинок, несущейся с сумасшедшей скоростью сквозь туннель, — бескрайний, как Вселенная, и в то же время имеющий свои вполне определенные границы. Где-то здесь же, рядом или далеко, летела испуганная Дебора, вновь обратившаяся младенцем, молящая могучего и надежного Грэма — брата и отца — о ласке и заступничестве. Она даже не пыталась понять, почему вдруг тело ее превратилось в бесплотное облако. Она просто верила в силу человека. Грэм поможет, Грэм спасет и защитит.
А что же человек?
Грэм ничего не понимал. Некая властная, непреодолимая сила, которая, возможно, неразрывно связана с его новой сущностью, увлекала их все дальше и дальше в головокружительном падении, растягивала их призрачные тела на сотни, тысячи километров. Навстречу им неслись, подобные невероятно густым метеоритным потокам, другие облака частиц, пронзали их и в стотысячные доли секунды исчезали вдали. Свободно пронзали их… и все-таки отдельные искорки сшибались друг с другом, и эти микрокатастрофы порождали видения.
На их пути возникали и тут же исчезали розовые, поющие серебряным звоном горы, осыпанные тополиным пухом; их проглатывала сине-зеленая морская пучина, кишащая многоокими дельфинами, русалками и плетущими фантастическую сеть подводными пауками; в сумрачной воде шествовала с факелами армия шутов, облаченных в красное. Огромный пенистый водопад обрушивался с тысячекилометровой высоты, и в его бурлении неожиданно прорезался детский смех… Человек и пантера пронзали их, прорываясь в темно-синее небо, усыпанное золотыми звездами. Темное небесное полотнище с треском разодралось перед ними, и их взорам предстали горы несметных сокровищ, а потом они катились вниз по склону сквозь завесу пламени, болезненные ожоги покрыли их тела, но пропахший мятой ветерок касался их, и боль быстро отступала…
«Галлюцинации…» — мысль с трудом просочилась сквозь частицы, бывшие нынешним Грэмом.
О да, это были галлюцинации, но до чего же они достоверны. Абсолютно реальными казались незнакомая бодрая песня, разлившаяся в пространстве, холодный зеленый туман, который на мгновение обволок их и тут же рассеялся, рой многоцветных лент, развевавшихся позади двух стремительных облаков, некогда бывших человеком и пантерой. Огромные орхидеи чувственно раскрывали перед ними свои надменные цветы, которые тут же накрывали мозолистые ладони сторуких титанов, подпиравших плечами небесный свод; пурпурный дождь обрушивался на них звонким вихрем…
Да что же это такое?! Откуда?! Грэм уже догадался, что галлюцинации возникают в результате столкновения несущихся навстречу частиц с частицами его распавшегося мозга. Но что это за частицы и что за поток, бешено мчащий его в неведомость?! В нынешнем своем состоянии Грэм не мог исследовать окружающее пространство и те, без сомнения реальные, темные пятна, мимо которых они то и дело пролетали.
Да-да, эти темные пятна! В самом деле, что они такое? Ощущая себя в кошмаре, Грэм мучительно соображал. Мысли были тяжелы и вязки. Где-то он уже видел такие пятна. Но вот где? Память ползла медленно, как черепаха. Пятна появлялись и уносились прочь. Каждое из них проглатывало часть потока микроскопических частиц…
Понимание пришло неожиданно. Ну конечно же, он видел подобные пятна… Совсем недавно… Когда вырвался из распадающегося мира… Значит… Ну да, пятна — это другие миры!.. Какие? Хотя это не имеет значения… Реальные миры… Настоящие… Не то что этот бесконечный туннель, наполненный лишь видениями да безумно циркулирующими частицами материи…
Пролетая сквозь серебристые перья и небесно-голубой сладкий снег, сквозь взрывающиеся солнца и квакающие серые скалы, Грэм высматривал окошки-порталы в другие миры. Поначалу он не успевал даже изготовиться к прыжку — слишком быстро он мчался, и порталы, мелькнув, уже оставались за сотню километров позади. Но потом он сообразил, что надо делать. Растянув себя и Дебору в бесконечно длинные нити, он максимально сконцентрировался…
И миг наступил.
Треть его существа уже вырвалась вперед, но Грэм все-таки успел просочиться в черное пятно. Растянувшееся «тело» трепетало, готовое вот-вот рассыпаться, и все-таки связи между искорками выдержали. Два светлых облака бок о бок летели в потоке других частиц по новому, более узкому туннелю, но это продолжалось какую-то долю секунды, а потом Грэм ощутил, что нечто упругое противостоит им, пытается оттолкнуть назад. Казалось, что они врезались в сетку, но скорость их была слишком огромна, и препона, лопнув, пропустила их в реальный мир.
Скатившись по какой-то мягкой плоскости, они вновь обрели свои прежние тела. Нечто жилистое и густое поглотило инерцию, остановило падение, приняло их в свои объятия…
Грэм медленно поднялся. Вокруг стоял голубоватый предрассветный полумрак. Со всех сторон их окружала никогда не знавшая косы высокая, буйная сочно-зеленая трава. Вдалеке змеилась томная, спокойная река, а позади них поднимался девственный лес, широколиственные деревья соседствовали с исполинскими соснами и елями.
Представшая их глазам картина поражала величавым спокойствием. Здесь царили насыщенные, густые цвета. Воздух был неподвижен, не тронутый ветром, лес задумчиво молчал под постепенно бледнеющими крупными звездами.
Грэма охватила смертельная усталость. А вместе с ней пришла боль, разливаясь по всему телу. Ему хотелось только одного — отдохнуть, выспаться, утонув в густой траве этого спокойного луга.
Он сел, потом медленно опрокинулся на спину, и мягкая трава сомкнулась над ним, пуховиком легла под натруженные плечи, закрыла его от внешнего мира. Бледные звезды нежно, не мигая взирали на него с такого далекого неба.
Это было истинное блаженство. Досадный вопрос «где я?» прокрался было в мозг, но Грэм лениво отогнал его. Зачем спешить?.. Каким бы ни был этот мир, сегодня он дарил Грэму сладостный отдых. Утро вечера мудре…
Грэм спал.
6
Какой кошмар…
Грэм заворочался, и откинутые мягкие пледы легли рядом. Наверное, было уже поздно, потому что он почувствовал на лице тепло солнечных лучей, проникающих сквозь оконное стекло. Поблизости сонно промурлыкала Дебора.
— Спи, спи, — пробормотал Грэм. — Нам некуда спешить.
И открыл глаза.
Реальность окатила его, как ушат холодной воды. Он приподнялся на локтях, сел и осмотрел незнакомую поляну, лес, речку вдали…
Значит, это был вовсе не кошмар!
Сейчас он вспомнил все, что с ним происходило, — погоню, последнюю, отчаянную схватку с роботами, смерть чужого разума, крушение мира… Вспоминал спокойно, без излишних подробностей, которые довели его до катастрофы. Наверно, даже если напрячь всю память, он не смог бы заново пережить полет сквозь пространственный туннель и фантастические галлюцинации, порождаемые столкновением с встречными потоками.
Этот мир встретил его гостеприимно. Может быть, хоть здесь он обретет покой. Но куда он попал? На какую планету? Есть ли тут люди, есть ли связь с Землей? Странно, но это его не волновало. Какая-то другая, неясная тревога была разлита вокруг. Что-то было не так в этом тихом, спокойном мире. Он опять испытал мучительное чувство, что реальность — всего лишь занавес, скрывающий истинную сущность бытия. Подсознание улавливало какую-то несообразность во всем, что его окружало. Но что именно было не так? Пейзаж выглядел таким мирным, неспособным породить какую бы то ни было угрозу…
Словно нарочно, чтобы развеять его сомнения, с неба долетел хриплый, злобный старческий смех. Грэм вскочил на ноги, повернулся и застыл на месте, не веря собственным глазам.
Низко над верхушками гигантских елей летела деревянная ступа — огромный стакан, выдолбленный из неотесанного цельного пня. Внутри его сидела сухощавая старушенция, давно перемахнувшая столетний рубеж, одетая в рваное черное платье в заплатках и засаленную дубленую жилетку. Запавший беззубый рот был почти незаметен на ее потемневшем от грязи лице, но зато костлявый подбородок, усеянный жидкими седыми волосками, воинственно торчал, накрываемый сверху огромным горбатым носом, украшенным бородавкой величиной с виноградную косточку. Свалявшиеся сивые волосы выбивались из-под грязного платка, развеваясь на ветру. Под темным кустарником бровей блестели маленькие глазки, полные хитрой злобы и радостного предвкушения какой-нибудь скорой пакости. Двумя костлявыми руками старуха крепко держала длинную, изрядно потрепанную метлу, энергично размахивая ею, как гребец на байдарке-каноэ. Вопреки всем ожиданиям, этого движения было вполне достаточно, чтобы придать ступе приличную скорость, сравнимую со скоростью самолета.
«Невероятно! — изумился Грэм. — Какая-то немыслимая, первобытная антигравитационная система!»
Фантастическое видение длилось всего несколько секунд. Старушенция перекинула метлу по другую сторону летательного аппарата, ловко загребла и скрылась за кронами деревьев. Издали в последний раз донесся ее смех, и над поляной вновь воцарилось спокойствие.
Внезапно Грэм понял, что же все-таки было не так. Цвета! Никогда прежде он не видел пейзаж со столь чистыми, яркими цветами — как на картинке в детской книжке. Небо ослепительно синее, совершенно одного и того же тона повсюду, даже у горизонта, где оно должно быть явно темнее. Трава, словно омытая недавним дождем, блестела неправдоподобной, изумрудной зеленью. Темно-зелеными были тенистые ели в лесу, словно тщательно нарисованные масляными красками. Река вдалеке не отличалась теми характерными для реальной воды серо-коричнево-зелеными оттенками, а сияла чистой синевой почти того же тона, что и небо.
Даже солнце! — неожиданно заметил Грэм. Оно грело, но не слепило глаза. Его можно было рассматривать — бело-желтый шар на плотной синеве небес, окруженный лучистой короной из оранжевых языков пламени.
Дебора опять замурлыкала и потянулась в траве возле его ног. Грэм бросил взгляд в ее сторону и не сумел сдержать удивленного восклицания. Что стало с Деборой! Ее длинное черное тело было таким же, как всегда, но лишь на первый взгляд. Неизвестный художник прошелся кистью по телу пантеры. Сейчас ее шерсть утратила блеск и выглядела насыщенно черной — как ночь, как сажа. Несколько штрихов превратили Дебору в шарж, в гениальный эскиз симпатичного, ловкого хищника, не имеющего ничего общего с реальностью.
И лишь теперь Грэм решил оглядеть собственное тело. Он уже был готов к тому, что заметит что-то необычное, но, несмотря на это, вздрогнул, увидев собственные ноги в узких зеленых брюках и остроносых, красных сапогах из хромовой кожи до середины голени. Сверху на нем была надета зеленая рубаха, подпоясанная широким кожаным ремнем с большой лимонно-желтой пряжкой. На плечах лежал красный зубчатый воротник, переходящий в висящий за спиной капюшон.
Поблизости синел небольшой пруд, обросший нереальным нарисованным камышом. В несколько прыжков Грэм подскочил к пруду, раздвинул жилистые зеленые стебли и наклонился над водой. Неподвижная, гладкая синеватая поверхность отразила его лицо — знакомое и незнакомое, смесь стилизованных черт, которые превращали его в сказочного героя — русоволосого, смелого, решительного…
Не зная, каким образом, Грэм напряг волю и увидел в водном зеркале, как постепенно исчезает дорисованное и появляется его прежнее, настоящее, хорошо знакомое лицо. Отражение задрожало, зеленая рубаха опять превратилась в драный красный свитер, брюки стали синими, сапоги — коричневыми, из искусственной кожи с магнитными «молниями»… Но ненадолго. Достаточно было ослабить напряжение мысли, как нарисованный образ появлялся опять с наглостью назойливой мухи. Можно было снова его прогнать, но Грэм лишь махнул рукой и вернулся к Деборе. Если и в этом мире есть «чужак», то лучше всего вступить с ним в игру, пока не станет ясно, что к чему.
Пантера открыла глаза, и Грэм неожиданно заметил, что они утратили свой фосфоресцирующий блеск. Сейчас возле ее черных зрачков была яркая, но непрозрачная зеленая окантовка.
— Где мы? — спросила Дебора. Слава богу, голос у нее был прежним.
Грэм пожал плечами.
— Не знаю. В каком-то рисованном мире… Не спрашивай меня ни о чем. Я сам ничего не понимаю. Кто-то с нами играет, Дебора… Может быть, сверхцивилизация или… или что-то, чего мы не можем себе представить.
Она повела своим графитовым телом и встала.
— Значит, так… Я это предчувствовала, Грэм. Помнишь? В тот вечер, на плоту. И теперь чувствую, хотя и едва уловимо… Что будем делать?
— Ждать.
Неожиданно в конце леса, метрах в ста от них, стало заметно какое-то движение. Из-за деревьев выскочили две маленькие фигурки и с пронзительным поросячьим визгом побежали по поляне. Грэм прищурил глаза, чтобы лучше их рассмотреть, и тут же сморщился. Этот мир предлагал какую-то ерунду… Или, может быть, в ней была какая-то непонятная пока логика?
В высокой траве отчаянно бегали два одинаково розовых поросенка. Один был одет в синюю матроску, а на голове у него чудом держалась бескозырка с длинными черными ленточками. Второй был в пиджачке и брючках в желтую с красным клетку, а на голове подпрыгивала смешная зеленая шляпа. Похоже, поросята были музыкантами, потому что тот, который в матроске, тащил за собой по траве скрипку, а другой нес на плече длинную флейту, похожую на старинный мушкет.
Из леса донесся свирепый, кровожадный рев. Дебора напряглась, навострила уши и уставилась на новую фигуру, появившуюся на поляне. Но это был всего лишь очередной гротескный герой этого мира. Его можно было бы принять за волка, если бы не синие брюки-клеш, красные сапоги со шпорами, пиратская бандана на голове и широкий пояс, за который были заткнуты огромный кривой, щербатый нож и ржавый пистолет с расширяющимся в форме кулька дулом.
При его появлении поросята завизжали еще громче и забегали еще быстрее. Но волк оказался хитрей. Он бросился за испуганными до смерти жертвами и почти догнал их на середине склона низкого пологого холма. Поросята бежали мимо высокой, раскидистой яблони. Поглощенный духом погони, волк не успел сориентироваться и со всего маху врезался в дерево. Пока он падал на землю, возле его головы кружили ярко-желтые звездочки, а с зеленой яблони лавиной сыпались крупные ярко-красные яблоки.
Продолжая визжать, поросята поднялись на вершину холма и исчезли. Все еще окруженный звездочками, волк, пошатываясь, побрел за ними вслед.
Несколько секунд Грэм продолжал смотреть на опустевший холм. Ему не хотелось размышлять. Логика не могла ему помочь в этом мире условностей. Раз над лесом летают грязные старухи в антигравитационных пнях, а одетые волки гоняются за одетыми музыкантами-поросятами, значит, здесь это в порядке вещей.
Вдруг его взгляд упал на кучу яблок под деревом, и Грэм почувствовал, что голоден. Сколько времени он не ел? Они позавтракали на плоту, перед тем как плыть к кораблю. Сейчас снова утро…
— Пошли, Дебора, — бросил он и пошел в сторону холма.
Вблизи яблоки выглядели ненастоящими, как и все остальное в этой стране. Их цвет просто бил в глаза, они скорее были похожи на зрелые помидоры. Размеры тоже были ненормальные — яблоко едва могло бы уместиться в горсти. И больше всего поражала их форма — яблоки были более сплющенными, чем известные Грэму фрукты.
Грэм взял яблоко и недоверчиво надкусил. Раздался неправдоподобно звонкий хруст, и во рту остался привкус не фрукта, а скорее приторного теста. Ничего, есть можно. Даже приятно. Он быстро сгрыз яблоко и потянулся за вторым.
— Я тоже голодная, — недовольно напомнила о себе Дебора. — Только вегетарианское меню меня совершенно не устраивает.
Словно уличенный в неприличном поступке, Грэм бросил новое яблоко в кучу и повернулся к пантере.
— Ты права… Пошли. Будем надеяться, что-нибудь и для тебя найдется.
Шагая рядом, они взобрались на холм и осмотрели равнину по другую его сторону. Неподалеку от реки высился маленький белый домик с красной черепичной крышей, зеленой дверью и зелеными деревянными ставенками на окнах. Волк ходил вокруг домика, останавливаясь время от времени, раздуваясь и начиная дуть на стены, словно мощный компрессор. В воздухе кружились листья, травинки, веточки, но, судя по всему, этот искусственный ураган выглядел не слишком опасным для каменной кладки.
— Может, стоит ему помочь? — промолвила Дебора и мечтательно добавила: — С удовольствием бы съела свиную отбивную.
— Боюсь, что это будет расценено как каннибализм, — мрачно ответил Грэм. — Лучше тебе поискать другой способ питания.
По равнине пролегала утрамбованная проселочная дорога с многочисленными поворотами, хотя могла бы быть гораздо более прямой. Примерно в километре от холма дорога упиралась в деревянный мост через реку, а потом бежала к горизонту, где высились какие-то высотные здания.
— Это город, — указал рукой Грэм. — Пошли туда. В городе, по крайней мере, должны быть рестораны.
Они спустились с холма и пошли в направлении дороги. Над их головами, в синем небе, плыли белые нарисованные облака с отчетливо очерченными контурами.
Едва они сделали несколько шагов по гладкой, укатанной дороге, как сзади раздался звук тромбона. Они отскочили в сторону и обернулись.
Допотопный красный кабриолет медленно подъехал к ним и остановился. Шофер приподнялся с сиденья, и Грэм удивленно моргнул. Это был не человек, хотя его тело походило на карикатуру человека. Голова была черная, с двумя большими круглыми черными ушами, белой мордочкой и носиком, который по форме и цвету напоминал маслину. Единственная одежда существа состояла из пары широких белых перчаток и пышных коротких штанишек на бретельках с большими желтыми пуговицами.
— Эй, привет! — гордо воскликнуло существо тоненьким веселым голоском. — Давайте знакомиться! Я — Микки. А вы кто?
— Я — Грэм Троол, — серьезно произнес Грэм. — Это моя подруга Дебора.
— Ах, тролль! — рассмеялся Микки. — Я давно знал, что в заколдованном лесу живут колдуньи, лешие, тролли и феи. А куда ты идешь, тролль?
— В город… — смущенно проговорил Грэм. — Мы ищем ресторан, потому что хотим есть…
— Подождите! Я вас сейчас накормлю. Микки никогда не бросал друзей в беде.
С этими словами существо ловко выскочило из машины, отбежало назад и вытащило из багажника большую плетеную корзину, завернутую в белую скатерть. Дебора понюхала воздух и облизнулась. Не обращая на нее внимания, Микки подбежал к машине спереди, поднял капот, обнажая нарисованный двигатель, который, по всем правилам механики, не должен был работать. Но работал. Торчащая спереди лопасть вентилятора быстро вертелась. Микки сдернул скатерть, расстелил ее на траве у дороги и положил на нее французский батон, кусок колбасы и пакетик желтоватого масла.
— Вы любите бутерброды? — спросил он.
Парочка не ответила, а Микки и не ждал ответа. Жестом фокусника он сунул батон между лопастями вентилятора. Нарезанные кусочки хлеба полетели в воздух, описывая дугу. Микки ловко собрал их в подставленную ладонь, разложил на скатерти и потянулся за маслом.
— Нет! — воскликнул Грэм. — Это невозможно!
— Все возможно, друзья! — радостно ответил Микки, засовывая масло в вентилятор.
Тоненькие кусочки масла полетели, словно выстреленные из пулемета. Проявляя чудеса ловкости, Микки хватал кусочки хлеба со скатерти, ловил на них масло, укладывая одной рукой на скатерть, а другой подставляя хлеб под масло. А потом проделал ту же манипуляцию с колбасой.
— Как хорошо, что я вас встретил, — удовлетворенно произнес Микки без малейшей тени усталости. — Моему мотору давно была нужна смазка. А теперь ешьте, не стесняйтесь.
Дебора не стала ждать повторного приглашения и набросилась на бутерброды. Грэм последовал ее примеру. А Микки вытащил из багажника паяльную лампу и большой початок кукурузы. Пошарил в бездонном кармане своих штанов, вытащил оттуда спичку и изящным жестом шаркнул ею о свою торчащую попу. Спичка вспыхнула с сухим треском. Микки поднес ее к паяльной лампе. Из дырчатой трубы вылетел длинный красный язык пламени.
С надкусанным бутербродом в руке Грэм следил за новым приемом изобретателя. Микки почувствовал это и действовал с гордой небрежностью. Поднял паяльную лампу над салфеткой и поднес початок к пламени. Желтые зернышки с оглушительным треском превратились в поп-корн.
— Вот и все, в этом деле главное — ловкость рук, — сказал Микки, потушил лампу и убрал ее в багажник вместе с пустой корзиной.
Бутерброды закончились. Микки ссыпал воздушную кукурузу в большой бумажный пакет, потом сложил скатерть и положил ее в «бардачок» машины.
— Хотите, отвезу вас в Диснейленд?
— Хотим, — согласился Грэм.
Вскоре старый автомобиль, тяжело пыхтя, полетел по шоссе. Грэм и Микки сидели спереди, Дебора растянулась на заднем сиденье. Странное существо управляло одной рукой, а другой ловко подбрасывало поп-корн из бумажного пакета, ловя его ртом. Грэм с тревогой следил за этими беззаботными манипуляциями. Похоже, Микки заметил настроение спутника, потому что его рот растянулся в широкой улыбке аж до самых ушей.
— Не волнуйся, тролль. Я лучший шофер в Диснейленде! Сейчас вы побываете у меня в гостях, а потом, я надеюсь, пригласите меня в волшебный лес.
Грэм не хотел врать, а потому только кивнул.
Вдруг его охватило чувство, до чего смешно и бессмысленно все это. Он, Грэм Троол, опытный космонавт и исследователь, сидел в какой-то старинной машине рядом с воображаемым существом и послушно играл роль тролля из волшебного леса.
«Ну а что мне остается? — подумал он. — Что мне остается, кроме как покориться той воле, которая играет со мной? Однажды я попробовал сопротивляться и разрушил свой мир. Хорошо, предположим, я снова начну борьбу и опять разрушу этот мир. Смогу я понять «игроков»? Или произойдет всего лишь еще одно «бессмысленное уничтожение»?»
Он не знал. Это было самое худшее. Чтобы нанести удар, надо знать, когда и где ударить. А до тех пор… Ну, до тех пор придется покориться обстоятельствам и соблюдать те правила игры, которые ему навязывались.
Автомобиль пересек равнину, доехал до реки и покатил по деревянному мосту. Они постепенно спускались вниз, шоссе становилось все круче и уже, по обеим его сторонам появились насыпи. Неожиданно Микки подскочил на сиденье и театрально воскликнул:
— Тормоза отказали!
Он несколько раз всей своей тяжестью надавил на педали, но скорость продолжала расти. Навстречу, из-за поворота показалась смешная маленькая машинка, которую вел белый утенок в синем костюмчике и синей бескозырке. Похоже, подобный наряд пользовался здесь успехом.
Увидев летящую навстречу машину, утенок подскочил и прежде всего схватился за голову своими необычными ручками-крылышками. Бескозырка взлетела вверх. Потом он поднялся над лобовым стеклом, оживленно размахивая крылом, и закричал квакающим голосом:
— Посторонись! Посторонись!
Микки с удовольствием бы выполнил эту просьбу, но машина потеряла управление. Утенок резко прижался к насыпи. Красный кабриолет пронесся мимо, раздался треск, и сидящая в машине троица подпрыгнула. Грэм увидел, как левое переднее колесо отлетает назад. Катастрофа, казалось, неминуема, но Микки впился в руль и выдернул его, потом перевесился через кузов машины и поставил руль на место отскочившего колеса. Замена была неравноценной, но как-то решала проблему. Машина, подпрыгивая, продолжала нестись дальше.
От руля теперь остался только короткий железный штырь, конец которого торчал на высоте нескольких сантиметров над панелью управления.
Микки крепко сжал его обеими руками и повернул. Машина сделала поворот, из-за которого выскочил утенок. Впереди показались первые улицы Диснейленда.
Под колеса попал камешек, и машина затряслась. Крышка «бардачка» открылась, и оттуда выпала скатерть. Встречный ветер поднял ее и накрыл лицо Микки.
Следующая минута была неописуемой. Оставшись без управления, машина виляла с бешеной скоростью между высокими зданиями. Встречные машины панически отскакивали в стороны, какие-то врезались в стены, другие сносили фонарные столбы, влетали в широкие витрины. Микки боролся с непокорной скатертью, наконец справился с ней и моментально оценил ситуацию. С изумительной реакцией сунул руку под сиденье, вытащил оттуда большую металлическую тарелку и надел ее вместо руля на торчащий железный штырь.
Импровизированный руль несколько облегчил положение. Машина протарахтела по улицам, задела бульдога в полицейской форме, разметала, словно кегли, урны с мусором и въехала в более спокойный квартал. Домики здесь были одноэтажные, с широкими дворами, огороженными цветными деревянными заборами и живыми изгородями. В одном из дворов какая-то странная собака в бриджах для гольфа, черном жилете и помятой шляпе сгребала скошенную траву и, чтобы лучше ее утрамбовать, полезла на верхушку стога. Увидев машину, собака замахала граблями и весело закричала:
— Привет, Микки!
— Привет, Гуффи! — сердечно ответил юный шофер. — Кажется, мы едем к тебе в гости.
— Ну, тогда добро пожа…
Не успел пес закончить фразу, как красный автомобиль снес ограду, проехал по двору и остановился, врезавшись в стог и раскидав в разные стороны сено. Гуффи взлетел вверх, сделал в воздухе сальто и упал прямо на колени Грэму.
— Вот мы и приехали! — сказал Микки. — Я живу в соседнем доме.
Гуффи, как бы извиняясь, приподнял помятую шляпу и выбрался из машины. Микки последовал за ним. Оставшись в машине, Грэм смотрел им вслед, пытаясь справиться с обуревающим его гневом. Что ему тут надо, в этом карикатурном мире, заселенном примитивными, недоразвитыми существами? «Игроки»? Здесь он их не найдет. Лучше попытаться отыскать их где-то в другом мире. Может быть, ему улыбнется счастье.
Гуффи и Микки скрылись за домиком. Грэм напряг память. Он уже знал, что надо делать — складировать воспоминание за воспоминанием, чтобы потом скопом обрушить умственное напряжение на неизвестного «игрока», перегрузить его и подавить.
Да, это было так просто.
И он обрушил этот мир…
Вот он снова маленький, карабкается на дерево возле старого дома, который не старый, а совсем новый, потому что отец построил ее несколько месяцев назад, и даже здесь, на высоте, ощущается запах смолы от дощатых стен, а кора под ладонями шершавая и немного скользкая от осевшей на ней пыли, потому что дождя не было уже много недель, и внизу на веранде Балт Троол, задрав лохматую бородку, пьет апельсиновый сок, сидя с закатанными рукавами в кресле-качалке. «Осторожней, Грэм, ты уже слишком высоко забрался!» Опора уплывает из-под ног, но он уже не на дереве, а в кабине космического корабля. Дебора, еще маленькая черная чертовка с коротким хвостиком, вертится у него на руках и пытается неловкими передними лапами половчее схватить соску. От ее тупой мордочки отделяются белые шарики молока и медленно плывут в невесомости кабины. Его первая экспедиция… Он выходит из корабля, одетый в скафандр. Рядом дрожит прозрачный зеленоватый туман, высокие острые скалы, разъеденные эрозией, вздымаются к зеленому небу…
Рисованный мир не хотел исчезать. Напротив Грэма красноватая собака с длинными ушами и глупой физиономией перепрыгнула через ограду и направилась к тыльной части домика. Из-за угла долетел крик Микки:
— Спокойно, Плут, спокойно!
Плуту, видимо, не хотелось вести себя спокойно, потому что за углом что-то зашумело, загремело, и Гуффи взревел трагикомическим голосом.
Грэм стоял неподвижно, с бессильно опущенными руками, медленно осознавая, что же произошло. Мельница воспоминаний не хотела работать.
Неужели он осужден до конца дней оставаться в плену этой нелепой имитации действительности? Нет! Он снова напряг память, и воспоминания покорно потянулись чередой. Вот он впервые в кабинете Хуана Ивановича Смита, ему хотят доверить важную галактическую задачу. Потом пошло лето на берегу реки. Загорелый раздетый Грэм лежит на обжигающем песке. Возле его лица по травинке ползет какая-то красная букашка. Внезапно пробежавший по спине холод заставляет его испуганно подскочить, и он видит Дебору, еще совсем молодую, смеющуюся довольно, обнажающую в смехе острые клыки и розоватое гофрированное небо.
Вдруг он понял, откуда идет это ощущение чего-то знакомого. Не оттого, что это его воспоминания о пережитом им лично. Не только это — просто он уже пользовался этими воспоминаниями. Вечер на веранде, грозовая ночь у реки, появление светлячков, сражение с киберами… Все то же самое, ничего нового. Почему? Им овладевало неясное, ужасное предчувствие. В голове царила пустота. Ему казалось, что он превращается в ящик картотеки, заполненный карточками, называемыми воспоминаниями, и только изредка между этими карточками воткнуты редкие фотографии. Где же его воспоминания? О чем же ему вспомнить? О старом Балте Трооле? Вот он, внизу на веранде пьет апельсиновый сок, сидя с закатанными рукавами в кресле-качалке… Нет, к черту, не то! Хорошо, вот это, вот он держит маленького Грэма на коленях в кабине пилота старого корабля и нажимает на его палец своим кривым указательным пальцем… Нет, надо что-то еще! Балт Троол с уже седеющей бородой сидит рядом с четырнадцатилетним Грэмом и одобрительно кивает головой… Еще! На свежую могилу сыплются комья земли, в воздухе разносится странный, инопланетный аромат, а по красноватому, сморщенному лицу незнакомого пожилого мужчины…
Еще?
Иного не дано!
Отчаянно, лихорадочно Грэм перетряхивал память до самого дна, очень мелкого дна. И все время повторялось одно и то же — шли воспоминания лишь последних двух дней, лишь то, о чем он думал или что вспоминал после того странного дождливого вечера. Иного не дано.
От внезапно нахлынувшей слабости у него подкосились ноги. Он сел и прислонился спиной к неестественно красной кирпичной стене. Он-то думал, что нашел оружие против всемогущих «игроков», а оказалось, они всего лишь играли с ним, а когда им это надоело — отняли у него память. Чего же им надо? Окончательно сломить его личность, превратить его в бездушную куклу? Может быть, это от него и требовалось — безропотно воспринимать любую игру, любое надругательство над телом и душой? Приспосабливаться к той жизни и оставаться там, куда его отправят, если понадобится — навсегда смириться с образом тролля в зеленом костюме с красным капюшоном и удовлетвориться компанией Микки и Гуффи, поросят и волка, злобной летающей старушенции… Тогда, наверное, и воспоминания появятся, наверное, его оставят в покое, насколько это возможно, пока играют другие фигуры, а он ждет своего хода.
«Ну и что? — с горечью подумал он. — Это тоже жизнь». Надо только сдаться и поверить в то, что он действительно тролль, а все остальное — сон, давнее видение. Нет космических кораблей и далеких планет, нет миссии и кабинета Хуана Ивановича Смита. Он — тролль Грэм, родившийся в этом лесу…
Да, он родился в сказочном лесу, во мраке густых сосновых чащ, и ласковый ветер качал его хрустальную колыбель. Огромный черный кот пел ему колыбельные песенки, а маленький тролль тянул ручонки к кусочку голубого неба над головой, и вечерами нежная фея-мама сыпала ему в колыбель горсти звезд, он их сосал, и у них был вкус мятных конфет. Когда он немного подрос, старый, грузный, но добрый отец водил его по лесу, волоча по земле длинную седую бороду. Духи подземелья распахивали двери ревниво охраняемых сокровищниц, чтобы поприветствовать престолонаследника леса, и даже злобная Баба Яга (да, так зовут летающую старуху) умилялась и беззубо гукала, рассказывая ему сказку про избушку на курьих ножках…
Ха!
Что-то неуловимо знакомое шевельнулось где-то в глубине. Грэм взревел злобно, торжествующе и вскочил на ноги. Вот так! А теперь еще воспоминания, еще!
И опять чей-то испуганный голос советовал ему остановиться, но карусель воспоминаний набирала обороты. Кто-то упорно не хотел давать ему эти эрзац-воспоминания, но не имел власти остановить начавшийся процесс. Таков был закон этих миров — они должны были или обеспечить Грэма памятью, или хотя бы чем-то ее заменить. Перед его мысленным взором замелькали сказочные поляны, домики гномов, кроткие красавицы, изгнанные коварными мачехами, старые мудрые короли, добродушные и хитрые крестьяне, злые великаны, храбрые рыцари, дриады и наяды, прячущиеся в озерах и лесах, дороги, ведущие в далекий Диснейленд, где живут Микки и Мини, кот Феликс, матрос Папай, глупый пес Гуффи и утенок Дональд, но это был город двадцатого века. А есть и более старые города, в них живут принцы и короли, там Золушка и Снегурочка, Кот в сапогах и Бременские музыканты, а вот опять лес, в нем порхают, перелетая с цветка на цветок, эльфы с радужными длинными крылышками, и Красная Шапочка идет в гости к бабушке…
Его память была похожа на сосуд с водой, висящий на тоненькой нитке. Каждая новая капля усиливала натяжение нити. Он чувствовал, как каждый новый образ натягивает ее еще, еще чуть-чуть…
Наконец нитка не выдержала и оборва…
7
…доски пола гудели у него под ногами, а он все бежал, бежал, бежал в толпе странно одетых людей. Все неслись ему навстречу, к… (куда? к перронам вокзала Виктория?). Грэм не знал, куда он попал после нового перелета сквозь пространство, после бесчисленных галлюцинаций. В голове тупо пульсировала какая-то неясная мысль, что-то захлестываемое смутной злобой. Он должен был спешить, и он спешил, расшвыривая локтями устремленную навстречу толпу. Дамы в длинных, до пят, платьях и замысловатых шляпках возмущенно чирикали ему вслед, господа в цилиндрах или котелках злобно грозили тросточками. Он не обращал на них внимания. Он бежал.
Попытался остановить чье-то тело, но не успел. Его охватил страх. Впервые он попадал под действие сил, с которыми не мог совладать хоть сколько-нибудь. Словно несся в колеснице с взбесившимися конями, и ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать, когда закончится этот сумасшедший бег сквозь толпу, к выходу из огромного старого здания.
Рубаха стала мокрой от пота, жгучая влага пропитывала подкладку его нелепого серого костюма, серый цилиндр чудом держался на голове. Перед зыбким, словно чужим взглядом мелькали отрывочные картины — спешащие пассажиры с пухлыми кожаными чемоданами, мрачные носильщики, согнувшиеся под тяжестью багажа, закопченные стеклянные своды высоко вверху, маленькие магазинчики по углам, витрины, за которыми люди в старинных костюмах пили чай или, смущаясь присутствием посторонних, жевали бутерброды…
Толпа поредела. Невероятным усилием воли Грэму удалось взглянуть в сторону, и он увидел бегущего рядом с собой огромного черного датского дога. В морде собаки, в очертаниях тела животного было что-то знакомое, и, скорее интуицией, чем разумом, он почувствовал, что это Дебора.
По широким стертым каменным ступеням он выскочил на улицу, на кишащую народом привокзальную площадь. На брусчатке ждали десятки черных экипажей, запряженные двойкой лошадей. Грэму они показались просто смешными, но тот, другой, в теле которого он сейчас пребывал, находил их самым лучшим транспортным средством. В несколько прыжков он очутился у ближайшего… (как его там? кэба?) и юркнул в купе. Дог с высунутым языком расположился у него в ногах.
Извозчик наклонился с козел и лениво осведомился:
— Куда едем, сэр?
Не переведя толком дух, Грэм уже сообщал, почти крича, знакомо-незнакомый адрес, хрипло добавляя:
— Получишь гинею, если поторопишься!
Длинная плеть хлестнула лошадей. Кэб затрясся и понесся вперед по неровной брусчатке. Колеса оглушительно тарахтели, вся повозка тряслась, но тем не менее привычному к космическим скоростям Грэму казалось, что они летят вперед со страшной скоростью. За стеклами окон мелькали старинные здания, трех- или четырехэтажные, построенные из камня или кирпича, на перекрестках стояли полицейские в смешных яйцевидных шлемах.
Здесь ничто не было ему знакомо. Костюмы, фасады, средства передвижения — все выглядело странным и невиданным. И все же это была Земля. Может быть, Земля какой-то другой эпохи, но это не имело такого уж большого значения. Если неведомые силы перестанут мотать его по разным пространствам, а начнут лишь менять эпохи, у него останется шанс рано или поздно вернуться в свой мир, в мир, который он знал.
Он попытался проникнуть в мысли того, другого. Мыслей не было… Как его зовут? Да, вот его имя. Джон… Джон Уилбери…
Джон Уилбери сидел на жесткой скамье, бессильно откинувшись назад, и трясся вместе с кэбом. В голове у него все смешалось — отчаяние и гнев, злоба и бессилие, надежда и страх. Он не мог думать, не мог даже пошевелиться. Его парализовало ожидание чего-то неизбежного.
Экипаж подскочил на каком-то ухабе. Откинутая назад голова пассажира качнулась, и на мгновение Грэм увидел в стекле справа свое прозрачное отражение. Что-то из его привычного облика было в образе Джона Уилбери. Блондин, широкоплечий, с волевым лицом и вздернутым подбородком, с голубыми глазами, помутневшими сейчас из-за близкого к шоковому состояния. Рост немного ниже метра восьмидесяти пяти, но это, наверное, издержки эпохи. Все равно он выглядел настоящим гигантом среди мелких обитателей исторического… да, Лондона.
Грэм чувствовал, как его собственные мысли затягивает, словно зловонная трясина, чужая апатия. Чувства Джона Уилбери были ему незнакомы. Да, гнев, да, злоба, да, отчаяние — но совсем не такие! Неужели сквозь подобные ужасы разума пришлось пройти человеческой цивилизации, чтобы достичь своего безоблачного будущего?
Он не знал, сколько времени провел в дороге, не знал, по каким улицам ехал кэб. Все сливалось в общую мозаику из людей и домов, мелькающих за пыльными стеклами безучастного взгляда Джона Уилбери. Быстрее, быстрее… Дома поредели, стали ниже, возле них появлялись тенистые сады и массивные ограды из камня или железные решетки. Бородатое лицо извозчика повисло в верхней части стекла. Его губы шевелились, но звук не доходил до затуманенного ума пассажира. Прошло несколько секунд, прежде чем Уилбери понял, что они приехали.
Он медленно открыл дверцу и вышел. Не глядя, вытащил из кармана несколько монет, бросил их извозчику. Плеть щелкнула, стук колес затихал за его спиной, а он оставался неподвижным, глядя под откос улицы. Дома были такими знакомыми, каждый день, из года в год он их видел. А тот, в конце…
Это был его дом. Дом Джона Уилбери.
Он зашагал вперед, как заведенная кукла, лишенная собственной воли. В голове проносились отрывочные мысли. Вокзал… Ожидание поезда… Джулия… она утверждала, что приедет ее мать… настаивала, чтобы Джон во что бы то ни стало ее встретил… усадил в кэб… нет, нет, потом он может не беспокоиться… Утреннее заседание парламента, дорогой! Нет, ни в коем случае нельзя пропускать… Да, конечно, ничего важного, но твоя репутация…
Он остановился у решетки. Знал, что может его ожидать. Калитка была заперта. Некоторые остатки приличия заставили его оглянуться. Улица была пуста. Он подскочил, схватился за верхушку ограды и подтянулся. Хорошо натренированное тело (он регулярно занимался боксом, верховой ездой и греблей) не подвело. Через секунду он оказался внутри и спрыгнул. Ему показалось, что песок под ногами хрустнул, как оглушительный взрыв. Нет, все было спокойно. Он отбежал в сторону, ступил на газон и, прячась в тени деревьев, побежал вперед вдоль аллеи.
Фасад дома был уже совсем близко. Джон Уилбери бросился вперед, опять пересек проклятый песок, поднялся по ступеням и, запыхавшись, остановился перед массивной дверью. Заперта! Руки дрожали, он ругался шепотом, нащупывая какие-то мелочи… А, вот и ключ!
Ключ вошел наполовину и во что-то уперся. Дверь заперта на ключ изнутри.
Он развернулся, привалился спиной к двери и на секунду задержал взгляд на серых облаках в небе. Такое он тоже предполагал. Предполагал, черт возьми! Но убедиться воочию… Вот оно, подтверждение тех унизительных, несуразных мелочей, которые он молча подмечал и которые копились день за днем в течение месяцев.
Его охватило такое чувство, которое он испытал лишь однажды — когда сэр Грэй во время товарищеской встречи по боксу нанес ему удар ниже пояса. Гнев его оглушил, ослепил, и он, ничего не видя перед собой, побежал вдоль фасада, завернул за один угол, потом за другой… Пальцы его впились в водосточную трубу, тело подтянулось вверх. Какая-то скоба разорвала дорогую брючную ткань. Пачкаясь о стены, он поднимался вверх, пока не достиг карниза. Встал на ненадежную опору и, кое-как удерживая равновесие, размахнулся и вышиб оконную раму.
Резко прорезался слух, в голове раздался звон сотен осколков, треск сломанного дерева. Джон Уилбери соскочил вниз, сделал несколько шагов через путающиеся под ногами портьеры. Ему казалось, что он превратился в каменное изваяние, или нет… в сгусток ярости от пульсирующей в висках крови.
С широкой кровати поднималась Джулия в полуспущенной ночной кружевной сорочке. Чуть в сторонке, возле туалетного столика, старый Гендон, перестав одеваться, пытался что-то сказать. Слова его медленно доходили до ушей окаменевшего Уилбери.
— Уилбери! Дорогой Уилбери! Что это такое, старик? Почему вы не позвонили? Я вот тут пришел, чтобы проконсультировать миссис Уилбери по вопросу об одном наследстве…
Продолжая говорить, Гендон схватил оставшуюся одежду и с поразительной для его лет ловкостью ретировался к двери. Из коридора донеслись его последние слова:
— …она дала слугам выходной, а вы подумали…
Джон с удивлением обнаружил, что Джулия стоит рядом и гладит его по голове. Ее лицо опухло, словно она проплакала несколько часов.
— Я давно знал, дорогая… — медленно произнес он и поволочил ноги к выходу.
Прошел по коридору, спустился по лестнице. Где-то наверху Джулия выкрикивала его имя, не пытаясь догнать. Не мельтешили слуги — наверное, им выпал один из тех неожиданно свободных дней, которые столь щедро раздавала его жена. Дверь в сад была широко распахнута. Внизу, на дорожке аллеи, на песке отпечатались следы Гендона. Уилбери спустился вниз и пошел вдоль этих следов. Теперь он мог не спешить, «скрипеть» сколько ему вздумается… Железная калитка была распахнута. Что ж, этого следовало ожидать, у негодяя есть ключ.
Гендон… Господи всемогущий, Гендон! И Джулия, утонченная, прекрасная Джулия, которая и после шести лет брака не переставала клясться ему в вечной любви. А он знал, еще четыре месяца назад все понял. Думал об этом — и упрекал себя, ненавидел за эти чудовищные мысли. С мучительным стыдом искал он мелкие улики. Находил. Табачный пепел там, где с утра чистила безукоризненная Сара… седые волосы на пеньюаре Джулии… забытую щеточку для чистки трубки (сам он курил только сигары)… незнакомые украшения в шкатулке, довольно безвкусные («О, Джон, не знаю, что мне взбрело в голову их купить. Сначала вроде понравились»)… и еще… и еще…
Что ему теперь оставалось делать? Отправиться в Индию? Наверное, без труда нашлось бы место в колониальной администрации. В парламенте у него достаточно знакомых, которые могли бы дать рекомендации. А карьера… К черту карьеру! Какой смысл слушать, да и самому произносить глупые, напыщенные речи после всего случившегося? И почти ежедневно — хочешь не хочешь — сталкиваться с наглой физиономией Гендона…
Он опомнился за стаканом бренди в сумрачном трактире на берегу Темзы. Сжимал зубами размягченный конец давно погасшей сигары. Высоко вверху сквозь малюсенькое окошко пробивался свет, но мутные лучи едва пробивали дорогу сквозь дым бесчисленных трубок. Сидя за грязными дубовыми столами, матросы и докеры с ближайшей пристани пили пиво, бренди, джин… Между ними лениво шлялись женщины в обвисших платьях, с растрепанными прическами, некоторые даже без шляпок.
Что-то теплое и влажное скользнуло по его провисшей кисти. Уилбери поднял глаза и увидел дога. Лежащий у него в ногах огромный зверь смотрел на него грустно и с сочувствием. Шершавый широкий язык подрагивал в такт дыханию. Джон опустил руку и погладил массивный квадратный череп. Собака тихонько заскулила, словно разделяя горе своего хозяина.
Кто-то прошел мимо стола. Уилбери приподнялся. Перед ним стояла безликая уличная девчонка. Повинуясь какому-то неосознанному импульсу, он поискал свой бумажник, вытащил банкноту и сунул в руку незнакомки. Она вроде бы смутилась, но потом смекнула и попыталась сесть к нему на колени. Резким жестом Уилбери оттолкнул ее на соседний табурет.
— Как тебя зовут?
— Мэри, милорд… — Она слегка улыбнулась. — Тут нас почти всех зовут Мэри.
Девушка протянула руку к его груди, и он инстинктивно отпрянул, хотя это было ни к чему. Она просто хотела отряхнуть побелку с его костюма.
Возможно, ему показалось, а может быть, действительно в ее лице сохранились следы порядочности и доброты. Да какая разница! Это его не интересовало.
— Мэри…
Ее руки перестали отряхивать его костюм.
— Да, милорд?
— Вот ты женщина… Ты могла бы себе представить, почему какая-то другая женщина… изменяет… своему мужу?
Она подняла голову, взглянула ему прямо в глаза, и взгляд у нее был серьезным и немного усталым.
— Может быть, милорд, вам не понравится, что я скажу… но виноват всегда мужчина. Если она это сделала… ну, значит, вы недостаточно мужчина в одном из трех — любви, работе или деньгах.
Его рука машинально замахнулась, но внезапно остановилась. Разве виновата девушка, что она с ним искренна?
— Проваливай! — глухо произнес он.
Мэри поднялась и грустно покачала головой.
— Не сто́ит, милорд. Поверьте, все мы одинаковые…
Через миг ее неясный силуэт исчез в табачном дыму. Уилбери посидел еще немного, потом бросил на стол несколько монет рядом с недопитым бренди и тоже вышел. Голова у него кружилась, но не от выпитого.
Дог покорно пошел к выходу. На улице шел мелкий, моросящий дождь, но Уилбери не обращал на него внимания. Смеркалось. Не разбирая дороги, он бесцельно бродил по серым улицам, проходя мимо домов и магазинов. Время от времени хмурые полицейские провожали его подозрительным взглядом.
В одном из трех… в любви, работе или деньгах…
Он и сам знал, что с деньгами ему никогда не везло. Мизерный счет в Королевском банке и целая куча долгов… Но, в конце концов, разве не так жили сотни других аристократов? Долги давно превратились в мерило общественного престижа. Если умело с ними управляться, можно прожить так всю жизнь и оставить их вместо наследства. А Уилбери никогда не стремился тратить чужие деньги.
Работа… Эта уличная девка даже не подозревала, насколько была близка к истине. Живой интерес Джулии к его карьере в парламенте… Долгие годы неудач… Фамильярный интерес, проявляемый в последние месяцы Гендоном к своему молодому коллеге… «Я познакомлю вас с Дизраели, приятель… Поговорите с ним по балканскому вопросу, он это любит…» Ему никогда не нравился Гендон, порой он его просто ненавидел, не выносил его вульгарную манеру одеваться, его плоские шутки, пренебрежение ко всякого рода идеалам… Он отлично знал, что Гендон никогда ничего не дает даром — об этом свидетельствовали его разоренные должники… Но, господи, кому же не хочется верить в себя? Кто не принимает, как нечто вполне заслуженное, интерес к своей персоне, признание таланта, даже когда это исходит от такого старого негодяя, как Гендон?
И вот… В последние месяцы в парламенте заговорили «о том талантливом мальчике, молодом Уилбери»… Сам знаменитый Дизраели несколько раз намекнул, что верит в его блестящую карьеру… А он раздувался, как павлин, рассчитывая на свой талант… и лишь в потаенных уголках сознания мелькала мысль, что Гендон слишком часто покидает парламент… что в те же самые дни Джулия отпускает прислугу… что все в те же дни находит для него какие-то странные поручения типа сегодняшнего — встретить ее мать на вокзале Виктория… Якобы та прислала по этому поводу письмо, сама она письма не видела, но так сказали на почте… «Нет, сэр, мы не доставляли писем миссис Джулии Уилбери»…
Погруженный в свои мысли, он не замечал, куда идет, и лишь когда над головой зазвенел колокольчик, он понял, что заходит в плохо освещенный магазинчик. Хозяин — горбатый старик в очках и засаленном костюме — дохромал до прилавка. У него на рукавах были крошки, наверное, ужинал в задней комнатке.
— Что желаете, сэр?
Уилбери скользнул рассеянным взглядом по полкам. Странное дело — он попал в охотничий магазин. Желтоватые лучи керосиновой лампы бросали длинные отблески на стальные дула.
Не смущаясь тем, что клиент молчит, горбатый продавец протянул руку к выставленным ружьям.
— Могу предложить вам великолепный винчестер. Автоматическая зарядка, высокая точность, дальность стрельбы… Или вот это… Специально для охоты на оленя. Взгляните на приклад. Настоящее чудо, инкрустирован серебром… А вот крупнокалиберная винтовка, если захотите поехать в Африку, поохотиться на слонов… Нет, нет, посмотрите вот это. Может, не слишком красивое, но это оружие для знатоков, сэр. Настоящие охотники не признают другие модели…
Уилбери поднял руку, указал в сторону. Брови продавца удивленно подскочили, но тут же его лицо постаралось изобразить понимание. Он взял с полки миниатюрный револьвер и осторожно положил его на прилавок. Это было совсем маленькое оружие, короткое дуло чуть-чуть высовывалось над барабаном.
— Это оружие для дам и джентльменов, сэр, — бормотал горбатый старик. — Конечно, точность не та, что у «смит-вессона», но в радиусе пятидесяти футов спокойно убивает грабителей и всякого рода злодеев… А немного тренировки, и может посоперничать с лучшими моделями… Не знаю, говорил ли я, это марка «бульдог»… Кусается, сэр… хе-хе-хе… Укусит сильнее вашего четвероногого друга…
— Зарядите, — сухо прервал Уилбери его словесный поток.
— Конечно, конечно… — угоднически закланялся продавец. — Что-нибудь еще? Патроны?
Уилбери покачал головой и стал наблюдать, как костлявые пальцы старика ловко вставляют смертоносные кусочки свинца в барабан. Пять патронов… Больше не надо, и этого более чем достаточно…
Он заплатил, положил револьвер в карман и, сопровождаемый бурчанием продавца, вышел на улицу. Туман стал еще гуще. В нем размывался свет уличных фонарей, подобно теням мелькали каменные сфинксы на парапетах пристаней. Он спустился вниз по скользким каменным ступеням. Гранитные глыбы были мокрыми. Где-то вдали раздалась корабельная сирена. В нескольких футах от его ног плескалась вода.
Уилбери пробрал холод. Он сунул руку в карман и нащупал согретый теплом тела револьвер. В радиусе пятидесяти футов спокойно убивает… Ему не нужно будет стрелять на столь дальнее расстояние…
Что же все-таки делать дальше? Пойти к Гендону? Сказать ему, что он грязная свинья, и разрядить барабан ему в живот? Или…
Он вынул револьвер и прислонил его к виску. Как там сказал продавец?.. Кусается, сэр… Да, это как укус ядовитой змеи… А потом… Потом, по словам Шекспира… Усни, и пусть тебе приснится…
Тяжелое тело дога обрушилось на него и выбило из его рук пистолет. Уилбери упал, приподнялся на локте…
Это был уже не Уилбери. Он опять превращался в Грэма Троола.
— Дебора… — нежно пробормотал он. — Чертова кошка… Ты тоже в плену, как и я?
Дог запрыгал, заскулил, задвигал челюстями в отчаянном усилии животного, лишенного дара слова.
— Ничего, Дебора, — сказал Грэм. — Не беспокойся. Может быть, это Земля, но здесь нет места таким, как мы. Сейчас мы станем такими же, какими были.
Он поднялся, осмотрелся в ночи и напряг свою волю. Он не Джон Уилбери. Его зовут Грэм Троол, он — космонавт из будущего в этом проклятом мире. И окружающий мир, сначала неуверенно, потом все более покорно, начал ему подчиняться. Тело его росло, с треском лопалась по швам чужая одежда. Запачканный штукатуркой и грязью костюм исчез, превратившись в знакомые синие брюки и красный свитер. У его ног опять крутилась Дебора, возбужденная предстоящим бегством.
А теперь — воспоминания. Не собственные, он уже знал, что неизвестные «игроки» их у него отняли. Придется воспользоваться воспоминаниями Джона Уилбери.
В последний момент его охватил страх. Было нечто опасное в той силе, с которой образ Уилбери подавлял его собственную личность. Но другого выхода не было, и Грэм начал вспоминать эпизод за эпизодом, воскрешая в мозгу память другого человека — несчастного, жестоко битого жизнью. Мир закачался, но это его не пугало — он подозревал, что вынужден бороздить фальшивые, искусственные миры, подобные мыльным пузырям, которые возникают на секунду, переливаясь всеми цветами радуги, перед тем…
8
…и он уже с трудом мог сказать, которая из бесконечного числа личностей — его настоящая личность. Он переносился из мира в мир, преодолевая бескрайние, наполненные галлюцинациями пространства. Чтобы найти… Что?
В его голове мелькали обрывки воспоминаний — воспоминаний незнакомых людей, марионеток из каких-то непонятных спектаклей, в которых он был вынужден участвовать. Каждый мир навязывал ему новый облик и новые чувства. Это напоминало ему безумный, бессмысленный театр, главную роль в котором играл Грэм Троол под десятками разных имен — Джон Уилбери, Ганс Кайфер, Рагнар-викинг, кроманьолец Рам…
И каждый раз он вживался в роль. Вспоминал, как, леденея от ужаса, бежал по зыбким берегам в последний день Атлантиды, чтобы добраться до спасательного корабля.
Помнил, как он — кроманьолец Рам — вышел один на один с косматыми людьми и те с ревом и ругательствами на своем примитивном языке набросились на него. Перед его глазами еще играли размахивающиеся каменные топоры, летящие копья, оскаленные полуобезьяньи лица. Его ноздри до сих пор ощущали тяжелый кисловатый запах грязных косматых тел. И еще… Он вспоминал, как дрался жестоко, безжалостно — в нем бушевал кроманьолец Рам, и космонавт Грэм ушел глубоко на дно, захлестнутый простыми законами каменной эры — убей или убьют тебя.
Он помнил ледяные просторы Аляски, по которым едва тащился, натягивая на шее ремень, а на плече у него лежал полумертвый друг. Собак не было — их давно съели. Десны его кровоточили, распухшие от цинги. Он спотыкался на каждом шагу, на каждом десятом падал, а потом долго отдыхал, вдыхая сильно обжигающий ледяной воздух. Их единственной надеждой был далекий порт Юкон, но дотуда было еще сто двадцать миль — сто двадцать убийственных миль под безразличной улыбкой северного сияния…
Помнил безмолвную командную рубку полуразбитой субмарины, привязанных матросов, сидящих на полу, среди струек воды, протекающих через невидимые в красноватом полумраке трещины. В наушниках гудели моторы немецких кораблей, время от времени дальние взрывы жестоко отдавались в барабанных перепонках. Они не смели даже дышать, потому что в этом была единственная надежда — безмолвно лежать на дне и надеяться на выпущенную через торпедный люк «куклу», состоящую из смеси солярки, мятой бумаги, кусочка дерева и рваных матросских тельняшек.
Помнил то раннее, кровавое утро, когда он повел свою сельскую дружину против крестоносцев. Узкое каменное ущелье разрывалось от криков и звона стали, тяжело цокали копыта облаченных в доспехи коней, и с треском падали на землю самоуверенные, надменные рыцари. Страшным был тот день, и немногим из воинства Христова удалось спастись, чтобы рассказать, как мстит отчаявшийся народ за сожженные села, разграбленные амбары и вытоптанные пашни.
Помнил каждый из этих искусственных, бутафорных миров — сейчас он был уверен в том, что они искусственные. Помнил, как снова и снова прибегал к чужим воспоминаниям, только бы не оказаться опять в роли капитана Строгова, римского легионера Луциуса, еретика Джорджо и найти новый мир, может быть, единственный, настоящий, тот, в котором не надо будет играть по правилам, навязываемым ему чужой волей.
В который раз Грэм преодолел еще одну черную дыру, и в глаза ему хлынул яркий свет. Он сжал веки, потом медленно и осторожно разжал их. Новый мир… Но какой? Бессмысленный, как Диснейленд? Жестокий, как старинный Лондон? Или что-то новое?
Его действия стали уже машинальными. Сначала он напрягал память, навязанную ему «игроками», потом ее перезагружал, разрушая старый мир и превращаясь в облако частиц, чтобы пересечь загадочное пространство, преодолеть облака галлюцинаций и открыть окно в новое бытие.
Сейчас он увидит, куда попал.
Радость вспыхнула в его сердце еще до того, как он осознал, где находится. По всему телу разлилось тепло, томление от ощущения, что он вернулся домой.
Он хорошо, очень хорошо знал эту круглую кабину, белый подковообразный пульт, низкие кресла, экраны, циферблаты… Наконец-то он избавился от кошмара и опять попал в свой мир, в свой корабль, в свой космос. Может быть, «игроки», устав от непрерывного сопротивления, решили вернуть ему свободу? Значит, они были не всесильны! Значит, человек мог их победить! Теперь он не боялся ничего. Оставалось лишь проверить координаты корабля, задать ему курс к Земле и доложить о случившемся. Земные специалисты в состоянии дать объяснение эт…
— Добрый день, — иронично произнес кто-то у него за спиной. — Чем обязан встрече с вами?
Он подскочил, оборачиваясь. У двери шлюзовой камеры стоял двухметровый блондин атлетического сложения, одетый в белый скафандр без шлема. У его ног скалилась молодая черная пантера в кожаном ошейнике. Секунду-другую Грэм удивленно присматривался к обоим, потом вдруг все понял.
Это был он сам! В ином варианте!
Прижавшись к его ногам, Дебора злобно рычала на своего двойника. Грэм опустил руку и схватил ее за шкирку. Попытался улыбнуться.
— Я понимаю, что мое появление полная неожиданность для вас… или для тебя… Не знаю, как и сказать. Попробую прояснить ситуацию. Произошло нечто из ряда вон выходящее.
Двойник улыбнулся без напряжения, но в уголках его глаз таилась коварная настороженность.
— Зачем же… Мне кажется, все ясно. Если не ошибаюсь… ты… послан… — голос его стал вдруг резким, как удар хлыста. — …с Черной планеты! Держи, Дебора!
Тело пантеры в ошейнике мелькнуло в воздухе, но Дебора, настоящая Дебора, успела броситься ей навстречу. Изумленный, ничего не понимающий Грэм потерял несколько секунд и лишь смотрел круглыми глазами на ревущий черный шар на полу кабины. Когда он оторвал взгляд от разъяренных пантер, двойник направил на него дуло бластера.
Грэм молниеносно оценил ситуацию. Пока он будет убеждать этого идиота, что он не с Черной планеты, Деборы загрызут друг друга насмерть. Надо было действовать. И он бросился вперед и в сторону. Луч бластера скользнул по его плечу, опалив свитер, но Грэм уже был в ногах у своего противника, применяя прием, с помощью которого только и можно было обезвредить вооруженного человека, ибо вооруженный перестает думать о чем-либо, кроме собственной шкуры. Двойник взмахнул руками и рухнул на спину. Бластер вылетел из его рук, и Грэм ногой отпихнул его в сторону. Противник уже поднимался с пола и летел ему навстречу. Грэм взмахнул кулаком, но промазал. Удар в солнечное сплетение заставил его сложиться пополам. Новый удар, на этот раз в челюсть. У него посыпались искры из глаз. Тогда он, нащупав чужое тело, вцепился в него, и оба покатились по полу кабины. Они толкали друг друга, били наугад, но двойник оказался менее ловким, ему мешал скафандр, и Грэм не преминул этим воспользоваться. Ему удалось высвободиться из железных объятий буквально на секунду, но этого хватило, чтобы изо всей силы ударить в выступающую челюсть. Противник обмяк. Грэм, обессилев, поднялся и посмотрел назад.
Пантера в ошейнике лежала неподвижно в луже черной крови. Возле нее Дебора, скуля, пыталась подняться на скользящие лапы.
— Грэм… — едва слышно произнесла она.
— Да, Дебора…
Он покачнулся, сделал шаг вперед, протянул руки…
В кабине раздался яростный, нечеловеческий крик. На Дебору обрушилась молния, черное блестящее тело взметнулось и съежилось. Грэм в бешенстве развернулся, полетел назад, выбил бластер из рук двойника и снова ударил — жестоко, первобытно.
Много позже он сидел в кресле с бластером в руке. Две мертвые пантеры лежали рядом. Совершенно одинаковые, словно сестры. Позади них двойник медленно вставал, ощупывая свое распухшее лицо. Он выглядел побежденным, но глаза оставались холодными и взгляд расчетливым. По блеску в его глазах Грэм понял, что тот оценивает возможность отнять оружие.
— Не приближайся, — устало произнес Грэм. — Ты хоть немного подумай! Или… тебе мало этого? — он мрачно кивнул на распростертые тела Дебор.
Тот, похоже, отказался от планов нападения. Лишь стоял у двери шлюзового отсека, сжимая кулаки и челюсти.
— Чего мне думать? Ты — с Черной планеты.
От отчаяния Грэм был готов расплакаться.
— Пойми, парень, я даже не слышал никогда об этой Черной планете! Все гораздо серьезней!
Он начал рассказывать отрывочно, быстро. Мысли и воспоминания толкались, не успевая находить место среди слов. Хотелось рассказать все, объяснить, что это были за иные миры, что за «игроки», как он боролся и ними… Увлеченный собственным рассказом, он перестал следить за двойником, и когда опять обратил на него внимание, то чуть не застонал от горя. Перед ним сверкал непонимающий и саркастичный взгляд человека, вынужденного слушать всякую нелепицу, в которую он никогда не поверит.
Теперь ему стало ясно, что он заблуждался — это был не его мир. И двойник был просто куклой, фигурой из стратегии «игроков». Пешка без собственных мыслей и чувств, годных лишь на одно — безропотно делать ход за ходом в непонятной игре.
Теперь, перетряхнув крохи сохранившихся воспоминаний, Грэм понимал, что и накануне битвы с киберами он был точно такой же покорной фигурой. Его предыдущие приключения были выстроены на общей основе — только действие, без мысли, без рассуждений, без обсуждения будущих планов. Он реагировал в зависимости от обстоятельств. И до сих пор за ним все еще тянулся шлейф этой духовной пассивности.
Он опять взглянул на двойника. Тот выглядел таким реальным, таким живым… Ему не хватало лишь одного — способности перешагнуть через самого себя, выйти из тесного футляра роли, в который втиснут его ум.
Грэм покачал головой. Может быть, и сам он был фигурой, марионеткой среди бесчисленных марионеточных миров. Но каким-то чудом ему удалось маленькими шажками пешки добраться до края шахматной доски и превратиться в королеву. Теперь он хотел невозможного — стать «игроком».
Он знал, что это невозможно.
Но попробовать сто́ило.
