Как Сталин создал целых две польских армии

Сейчас мало кто знает, что сразу после гитлеровского нападения Сталин создал даже не одну, а целые две польские армии на территории СССР. Сначала одну, а после того, как она фактически отказалась сражаться с нацистами – еще и вторую. И вот она уже дошла вместе с нашими солдатами до Берлина.

Но обо всем по порядку. Военное соглашение от 14 августа 1941 года предусматривало скорейшее формирование на территории СССР польской армии для ведения боевых действий против Германии. Ее командующим «лондонское правительство» назначило генерала Владислава Андерса. Этот «русский поляк» начинал службу в армейской кавалерии Российской империи. Сражаясь за «веру, царя и Отечество», был трижды ранен, имел несколько боевых наград. Был направлен на учебу в Академию Генерального штаба. Кто знает, как сложилась бы его судьба, не случись Февральская революция и дальнейшая смута. В результате капитан российского Генштаба в русско-польской войне командовал полком уже Польской армии. Начало Второй мировой войны застало его командиром кавалерийской бригады. В конце сентября 1939 года остатки его бригады были разгромлены подо Львовом, а сам он ранен и попал в советский плен. После излечения в госпитале он находился до августа 1941 года во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке. «Голубем», который доставил генералу Андерсу известие о том, что лондонское правительство назначило его командующим новой польской армией, стал лично Л. П. Берия.

Формирование новой армии началось немедленно. После объявления амнистии поляки прибывали из лагерей, с лесозаготовок, из колхозов. Других собирали из частей Красной Армии. При этом Андерс делал все, чтобы польские войска не попали на германо-советский фронт. Он намеревался сохранить армию до момента, «когда СССР будет разбит», а затем увести ее на территорию, контролируемую западными союзниками. Это вызывало недоумение у честных польских офицеров. Получив от советского командования вооружение для одной дивизии, Андерс «размазал» его между всеми соединениями, добившись тем самым невозможности отправки на фронт ни одной польской части. Вместо одной вооруженной дивизии оказались «две с половиной» слабо вооруженные.

Выводить армию к англичанам он собирался через Иран, в крайнем случае, через Афганистан или Индию, а потому добивался передислокации польских частей как можно ближе к южным границам СССР. А затем генерал решил поставить советское руководство перед свершившимся фактом – самовольно стал направлять новые контингенты под Фергану вместо Бузулука, Тоцкого и Татищево.

«Следуя своему замыслу, Андерс в ноябре 1941 года самовольно, без согласования с какими бы то ни было властями – польскими или советскими, направил два больших эшелона, более чем по две тыс. человек в каждом, к берегам Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи. Многие из них в скором времени погибли от тифа, малярии, дизентерии и других болезней в условиях полного отсутствия какого-либо ухода и медикаментов, и лишь самое незначительное количество из них попало в армию. Страшная халатность усугублялась неудачно выбранным местом. Советские власти и тут (хотя переброска столь большого количества поляков в Среднюю Азию не была предусмотрена никаким планом и вообще не была согласована с ними) изъявили готовность оказать полякам помощь. Их стали привлекать к работам на хлопковых плантациях, использовать на ирригационных работах и в строительстве. В результате в районах Нукуса, Бухары, Самарканда и Ферганы поселилось около ста тыс. поляков», – пишет об истории армии Андерса польский поручик Ежи Климковский. Примечательно, что свою книгу он назвал «Гнуснейшие из гнусных». Так честный офицер выразил отношение к поведению своего руководства в сложнейший период битвы с гитлеризмом. Действия Андерса привели к массовой гибели поляков, которых по статистике умерло за время нахождения в СССР около 3,5 тысячи. Учитывая, что общая численность армии в максимуме не достигла 100 тыс. – это очень большая смертность. И «организовал» ее генерал Андерс.

В конце ноября 1941 года в СССР прилетел польский премьер в изгнании генерал В. Сикорский. В Москве прилетевшего встретили на уровне государственного визита. Центральный аэродром был украшен национальными польскими и советскими флагами. Почетный караул, оркестр, гимн. В гостинице «Москва» для делегации отвели целое крыло.

Вечером 3 декабря 1941 года Сикорский прибыл к Сталину. Напомним, что к этому дню немецкая группа армий «Центр» захватила Клин, Солнечногорск, Истру, вышла к каналу им. Москвы в районе Яхромы, форсировала севернее и южнее Наро-Фоминска р. Нара, подошла с юга к Кашире. Германские войска стояли на пороге Москвы, хотя и вышли на этот рубеж обессиленными и обескровленными. Вопрос, устоит ли столица Советского Союза, был открыт. В этой ситуации каждая воинская часть, каждый танк, каждое орудие и каждый солдат, горевший желанием сражаться с врагом, был важным аргументом на весах истории, которые колебались в ходе упорнейших боев.

И вот в такой момент польское руководство заявляет Сталину, что… поляки не могут воевать с немцами! Что им нужно время для формирования, да и вообще они хотели бы передислоцироваться в Среднюю Азию, а оттуда уйти к англичанами в Иран! Стенограмма беседы Сталина с нашими «союзниками», в сложнейший период получившими от СССР оружие, продовольствие, медикаменты, обмундирование, но так и не пожелавшими проливать кровь, является ценнейшим историческим документом. Никаких поставок по ленд-лизу тогда еще не было, так что содержание польской армии целиком лежало на плечах Советского Союза. Сталин имел полное право рассчитывать на участие, по крайней мере, одной польской дивизии в боях с гитлеровцами. Даже один польский батальон на фронте имел бы значение – если не военное, то политическое. Ничего подобного поляки не предложили. Сикорский с ходу перешел в наступление, заявив, что «много поляков находится еще в тюрьмах и в лагерях, где они растрачивают свои силы и здоровье вместо того, чтобы служить нашему общему делу». Точных списков этих лиц у него нет, и он не может их предоставить, но такие списки имеются у начальников мест заключения…

Сталин ответил, что все поляки освобождены по амнистии: «Я хотел бы, чтобы у г-на Сикорского создалась твердая уверенность в том, что у нас нет никаких расчетов задерживать в заключении хотя бы одного поляка. Мы освободили всех, даже тех, которые прибыли в СССР с вредительскими заданиями…» Присутствующий с советской стороны нарком иностранных дел В. М. Молотов уточнил, что в заключении остались только осужденные по уголовным делам.

Вместо обсуждения военных вопросов Сикорский заговорил о займе для помощи полякам в СССР. Сталин согласился выделить 100 млн рублей. Здесь необходимо уточнить, что после того, как 12 августа 1941 года Президиум Верховного Совета Советского Союза издал указ об амнистии, все освобождаемые из заключения польские офицеры получали денежное пособие: генерал 5000 рублей, старшие офицеры 3000, младшие по 2000 рублей. Лично генерал Андерс получил 25 тысяч рублей. Это было единовременное безвозмездное пособие. Так вот – Сикорский потребовал еще 100 млн рублей для поляков, кроме всех этих выплат! Напомню, что в конце 1942 года колхозник Ферапонт Головатый отдал все свои сбережения на приобретение самолета для Красной Армии. 100 000 рублей – именно столько стоил боевой истребитель. Забирать у СССР 100 миллионов было равносильно просьбе отдать для нужд поляков 1000 истребителей. Сталин соглашается, он никогда не мелочился с деньгами или всегда шел навстречу тем, с кем имел дело. Но ведь оказавшемуся в сложнейшем положении Советскому Союзу самому требуется помощь, и раз ты просишь крупную денежную сумму, резонно дать что-то взамен. Но польское руководство, как покажет реальная история, ничего взамен СССР так и не дало. Более того – польская армия фактически год просидела в СССР, проедая продовольствие, получая вооружение, получив 100 млн рублей. А на фронт так и не отправила ни одного солдата!

Но вернемся к переговорам. Сикорский, заручившись согласием Сталина на финансирование, заявил, «что поляки хотят вести войну с немцами не символическую, а практическую».

Зная, что поляки намерены покинуть территорию СССР и уйти к англичанам, Сталин не удержался от того, чтобы поддеть собеседников:

– Где, в колониях?

Сикорскому ничего не осталось как ответить: «Здесь, на континенте». Сейчас на оккупированной Германией территории, продолжил он, поляки занимаются саботажем. Позже там обязательно вспыхнет восстание. «Кроме того, поляки содействовали возникновению в Германии эпидемий путем распространения бактерий», – по большому секрету сообщил он, отметив, что про «бактериологическую войну» не говорил даже Черчиллю.

Сталин в ответ пошутил, что в противном случае об этом трезвонила бы вся английская печать.

Сикорский поведал, сколько и каких польских войск уже есть за пределами Польши в английской юрисдикции, подчеркнув, что он говорит об этих делах как военный и не собирается делать из этого политики.

– Когда люди хорошо дерутся – это лучшая политика, – ответил Сталин.

Будто не замечая иронии, поляки заявили, что близится момент, когда они смогут получить военную технику и оружие из Англии и США. И лучше бы это сделать поблизости от английских баз. «Наиболее подходящей территорией в этом смысле является Иран. Все солдаты и все мужчины, годные к военной службе, должны находиться там». И оттуда через 4 месяца они вернулись бы в СССР полностью укомплектованными, чтобы направиться на фронт.

Сталин указывает, что армия, которая пойдет в Иран, сюда, в СССР, больше не возвратится.

– Почему? – спрашивает Сикорский.

– У Англии на фронтах много работы, – говорит Сталин.

– У нас работа здесь, – отвечает Андерс.

Еще раз хочу подчеркнуть, что в тот момент решение любой ценой оттягивать отправку на фронт, избегать ее генералом Андерсом, по согласованию с англичанами, уже принято. Стратегия ими выработана, осталось только представлять дело так, что все получилось само собой и объективные обстоятельства помешали польской армии начать воевать с немцами.

На стол Верховного регулярно ложились сводки компетентных органов о настроениях в польских дивизиях: «В этой войне поляки выполнят роль чехословацкой армии в годы гражданской войны»; «направим оружие против Красной Армии»; «не надо спешить проливать польскую кровь, пока линия фронта не будет пролегать по польской земле». А еще будет «дело полковника Галадыка», польского офицера, которого генерал Андерс отстранил от командования за то, что он «слишком расположен к большевикам».

Сталин с Молотовым прекрасно понимали замысел Сикорского и Черчилля: сформировав армию из поляков на территории СССР, использовать ее в интересах Великобритании. Если впоследствии понадобится – то и против СССР.

Поляки продолжали изворачиваться, в ответ на что Сталин и произнес фразы, прозвучавшие как приговор: «Мы не можем заставить поляков драться… Если поляки не хотят, то мы обойдемся и своими дивизиями… Мне 62 года и у меня есть жизненный опыт, который мне говорит, что там, где армия формируется, там она и будет драться».

Признаваться в нежелании воевать «партнеры», конечно, не хотели, так что Сталину пришлось вновь поставить вопрос ребром:

– Я человек немного грубый, не дипломат. Я ставлю вопрос резко: хотят ли поляки воевать?

Но после однозначного «хотят», прозвучавшего из уст Сикорского, вновь хлынул поток жалоб от Андерса: на морозы, недостаток картошки и овощей, солдатскую жизнь в палатках и в землянках, конюшни из хвороста…

Все это говорилось, когда в Ленинграде люди начали массово умирать от голода, а солдаты на передовой и землянками не всегда были обеспечены.

– Как хотите, – говорит Иосиф Виссарионович, – в Иран, так в Иран… Я понимаю, Англии нужны польские войска. Англия наша союзница, пожалуйста!

– У вас 60 % резервистов, и вы решили, что нельзя ничего сделать, – говорит в первую очередь генералу Андерсу глава СССР. – Вам не дали досок, и вам кажется, что все пропало! Мы возьмем Польшу и передадим ее вам через полгода. У нас войска хватит, без вас обойдемся. Но что скажут тогда люди, которые узнают о том? А польским войскам, которые будут находиться в Иране, придется бороться там, где этого пожелают англичане…

– Я ставлю вопрос еще раз честно и грубо, – говорит Сталин, – если польским войскам будет лучше в Иране, пусть идут в Иран. Если польские войска хотят формироваться и жить в таких же условиях, как наши, то можно сформировать 3–5 дивизий. Наша армия имеет лучшее обмундирование и лучшее питание, чем германская армия. Красная Армия живет лучше, чем германская армия. Такие же условия, как и в Красной Армии, мы можем обеспечить и польской армии.

В итоге переговоров Сикорского (Андерса) и Сталина были достигнуты следующие договоренности: поляки должны развернуть в СССР воинский контингент в 96 000 солдат и офицеров, при этом другие 25 000 поляков отправляются в Англию «на пополнение» тамошних польских формирований. И главное – «польские вооруженные силы будут сражаться в составе Красной Армии, как автономная армия под верховным советским командованием».

Впрочем, вступать в войну они не спешили. С начала 1942 года Москва задавала вопрос, когда же польские дивизии отправятся на фронт. Андерс уверял, что в июне 1942 года, причем сразу всей армией – если, конечно, она будет скомплектована. 18 марта 1942 года, на очередной встрече со Сталиным, он добился перевода в Иран части польских подразделений. А после перелета Андерса в Лондон к делу подключился и лично Черчилль, который настоятельно попросил отпустить в Иран всю польскую армию. 17 июля 1942 года он выразил благодарность Сталину за согласие. В августе 1942 года более семидесяти тысяч польских военных и несколько десятков тысяч членов их семей перебазировались в Иран.

Действительно, заставить поляков воевать Сталин не мог – да и не хотел. Поэтому, вероятно, и принял такое решение к визиту Черчилля в Москву. Вместо помощи СССР прекрасно подготовленная польская армия не отправилась воевать с оккупантами родной земли, а отправилась в долгое путешествие. Снаряды и патроны, переданные полякам, не попали в наши окопы и к нашим бойцам. Советские солдаты продолжали в одиночку проливать кровь.

Сталину стало ясно, что с «лондонскими поляками» дело иметь нельзя, что после победы над Германией в их лице СССР получит злейшего врага. И тогда Сталин начал свой собственный «польский проект». Из оставшихся в СССР офицеров и солдат была сформирована другая армия – Войско Польское. Она дошла до Берлина вместе с нашими солдатами и имела численность до 330 тыс. штыков, что было почти в 4 раза больше, чем в армии Андерса.

«Вопрос о Польше – это вопрос жизни и смерти для Советского государства», – сказал Сталин на Ялтинской конференции в феврале 1945 года. Именно здесь, в Крыму, глава СССР произнес речь, по итогам которой руководители США и Великобритании сильно погрустнели. «Чем дольше говорил Сталин, тем напряженнее становилась тишина за круглым столом, тем мрачнее делались лица Рузвельта и Черчилля…» – напишет позднее в своем дневнике бывший посол СССР в Великобритании И. М. Майский. А произнес Иосиф Виссарионович следующее:

– В заключение я хотел бы коснуться еще одного вопроса, очень важного вопроса, по которому буду говорить уже в качестве военного, – начал Сталин и коротко, но предельно ясно изложил позицию СССР: – Что мы как военные требуем от правительства страны, освобожденной Красной Армией? Мы требуем только одного: чтобы это правительство обеспечивало порядок и спокойствие в тылу Красной Армии, чтобы оно предотвращало возникновение гражданской войны позади нашей линии фронта. В конце концов, для военных довольно безразлично, какое это будет правительство; важно лишь, чтобы им не стреляли в спину. В Польше имеется варшавское правительство. В Польше имеются также агенты лондонского правительства, которые связаны с подпольными кругами, именующимися «силами внутреннего сопротивления». Как военные, мы сравниваем деятельность тех и других и при этом неизбежно приходим к выводу: варшавское правительство неплохо справляется со своими задачами по обеспечению порядка и спокойствия в тылу Красной Армии, а от «сил внутреннего сопротивления» мы не имеем ничего, кроме вреда. Эти «силы» уже успели убить 212 военнослужащих Красной Армии. Они нападают на наши склады, чтобы захватить оружие. Они нарушают наши приказы о регистрации радиостанций на освобожденной Красной Армией территории. «Силы внутреннего сопротивления» нарушают все законы войны. Они жалуются, что мы их арестовываем. Мы должны прямо заявить, что если эти «силы» будут продолжать свои нападения на наших солдат, то мы будем их расстреливать… Так обстоит дело».

Все сидящие за столом Ливадийского дворца в Ялте в 1945 году прекрасно знают, кому подчиняются «силы внутреннего сопротивления» и лондонское польское правительство. Поэтому когда позиция Москвы становится максимально жесткой, то это вызов вовсе не проанглийским польским формированиям или «правительству в изгнании». Это сигнал и ясная позиция, адресованная Черчиллю и Рузвельту. Оттого-то и грустнели они по мере произнесения сталинской речи…