«Авиационное дело», или «Дело авиаторов»

В 1946 году в СССР началось так называемое «Авиационное дело», которое иногда называют «Делом авиаторов». В литературе смысл и суть происходивших событий стараются объяснить соперничеством и интригами в сталинском окружении. Источниками будущего «дела» обычно указывают сына вождя Василия Сталина, авиаконструктора А. С. Яковлева и министра госбезопасности, который занял этот пост как раз в самом начале 1946 года. Этим министром был В. С. Абакумов – глава знаменитой военной контрразведки СМЕРШ (Смерть шпионам), которая была создана в 1943 году и прославилась эффективной борьбой со шпионами и диверсантами. Название службе придумал сам Сталин. Когда на совещании встал вопрос о наименовании, посыпались разные предложения. Большинство склонялось к тому, чтобы это наименование сделать максимально кратким и составить его из начальных букв широко известного тогда лозунга «Смерть немецким шпионам!» Получилось что-то вроде «Смернеш».

– А почему, собственно говоря, речь должна идти только о немецких шпионах? – заметил Сталин. – Разве другие разведки не работают против нашей армии? Давайте назовем «Смерть шпионам», а сокращенно – Смерш.

Так это знаменитое название и появилось…

С другой стороны «дела» оказались не менее заслуженные и уважаемые деятели сталинской эпохи. На скамье – командующий ВВС маршал А. А. Новиков и нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин, который в сложнейшие годы войны сумел эвакуировать заводы, наладить и нарастить производство самолетов.

Но именно качество боевой техники, наряду с высокой аварийностью, и необходимость срочно перестраивать авиапромышленность для производства реактивных боевых машин и стало причиной «Авиационного дела». Как сообщает в своих мемуарах Павел Судоплатов, еще будучи главой военной контрразведки в 1945 году, Абакумов сообщал о жалобах летчиков на низкое качество боевых самолетов. «Когда его назначили министром госбезопасности, он по указанию Сталина возбудил уголовное дело против руководителей авиационной промышленности (А. И. Шахурина. – Н.С.) и Новикова, главкома ВВС, якобы скрывавших эти неполадки. Вопрос был весьма щекотливым. Сталин пришел в ярость, когда его сын Василий, генерал ВВС, и Абакумов сообщили, что высшие чины авиационной промышленности преднамеренно скрывали дефекты оборудования, чтобы получать премии и награды… Следствие показало, что число авиакатастроф с трагическими последствиями искажалось. В основном все эти случаи приписывались ошибкам летчиков, а не недостаткам оборудования».

Проблемы с качеством самолетов, однако, не были новостью. Во время войны такие ситуации возникали регулярно. Именно поэтому осужденный по «делу авиаторов» нарком Шахурин напишет в своих мемуарах следующее: «Сталин остро реагировал на неблагоприятные сообщения о недостатках самолетов, моторов или вооружения в бою. Хорошо, если перед вызовом успеешь переговорить по телефону с командующим или главным инженером авиации фронта, выяснить причины и, связавшись с заводом или с кем-либо из своих заместителей, отвечающих за выпуск той или иной продукции, продумать необходимые меры. Если же сделать этого не удавалось, то предугадать, чем закончится вызов к Сталину, было трудно… когда Сталин сам ставил какую-либо задачу или выдвигал предложение, можно было сказать:

– Разрешите посоветоваться с заместителями, конструкторами и заводами?

На это он обычно соглашался, но предупреждал:

– Только не очень долго почесывайте в затылках!»

Наиболее известна ситуация в ходе Курской битвы (1943 год), когда на фронте резко возросла аварийность, а многие самолеты вышли из строя. Описывая ее в своей книге, А. И. Шахурин ссылался на погоду, хотя хранение авиационной техники под открытым небом в боевых условиях является нормой. Узнав о происходившем, Сталин немедленно потребовал решения проблемы.

«На истребителях, которые базировались в этой зоне и были доставлены туда задолго до начала боев, начала коробиться фанерная обшивка крыльев. Были случаи, когда обшивку в полете срывало. Это произошло не только потому, что лаки и краски, применяемые для защиты дерева и тканей самолетов, были не рассчитаны на такие погодные условия, но и, как выяснилось, они оказались еще не вполне качественными, включали в себя не проверенные до конца заменители. Но все это выяснилось позже. О случившемся командующие фронтами сообщили непосредственно в Ставку, мы пережили тревожные часы. Сталин потребовал немедленного ответа. Мы заверили, что все будет исправлено в течение двух недель. Это несколько успокоило его, но все же на прощание он сказал:

– Смотрите!»

Пожалуй, реакцию Сталина можно назвать достаточно мягкой, если учесть, что уже через две недели лаки и краски стали «вполне качественными». И печальных последствий для ответственных товарищей не наступило. Судя по мемуарам Шахурина, Сталин относился к нему хорошо. Сам нарком описывает не один и даже не два случая, которые в военное время могли послужить основанием для того, чтобы попасть на скамью подсудимых.

«Как-то в сентябре 1942 года мне позвонил Поскребышев и сказал, чтобы я срочно явился к Сталину.

– Жуков докладывает из Сталинграда, – сказал он, – что оружие на последних самолетах, поставленных в одну из авиадивизий, не стреляет. Почему?

Для меня это было полной неожиданностью.

– Не могу сейчас сказать, товарищ Сталин, – ответил я, – должен переговорить с заводом.

– Переговорите.

Прямо от Поскребышева я позвонил на завод. Оказалось, что и на заводе об этом ничего не знают.

– Мы все проверили перед отправкой, и все стреляло, – ответил директор. Тогда я сказал:

– Немедленно летите в Сталинград, разберитесь!

…Сталин сказал, что дефекты надо немедленно устранить, но я уже позвонил в Наркомат вооружения и все, что было необходимо, передал на завод. В течение двух дней заводская бригада и вооруженцы исправили все да еще отремонтировали немало самолетов, с теми или иными поломками вернувшихся из боя. Жуков доложил Сталину о боеготовности авиадивизии, добрым словом отозвался о заводской бригаде».

Каждый сигнал о низком качестве самолетов был, увы, правдой. А что значат не стреляющие пушки для авиадивизии? Как измерить это в человеческих жизнях? Причем – не только летчиков, но еще и пехоты, танкистов, артиллеристов, чьи позиции обрабатывает немецкая авиация, пока вокруг летают наши самолеты с недействующим оружием. Потому говорить о том, что «Авиационное дело» выдумано МГБ во главе с Абакумовым или вызвано «сталинской подозрительностью», может только дилетант или конченый либерал, что часто является синонимом.

Все это не отменяет того, что у сына вождя Василия Сталина был личный зуб на другого фигуранта будущего уголовного дела – маршала Новикова. В 1943 году тот пожаловался Сталину на поведение его сына, после чего Верховный главнокомандующий снял Василия с поста командира истребительного полка. Во многих источниках можно прочитать, что старт «Авиационному делу» дало общение Василия Сталина с отцом во время Потсдамской конференции в Германии, где он в звании полковника командовал 286-й истребительной авиадивизией. В ходе этой беседы В. И. Сталин якобы «дополнительно поведал отцу, что Новиков утаивал от руководства страны факт произошедшего к концу войны опережения Германией Советского Союза в развитии реактивной авиации».

Действительно, 24 августа 1945 года Государственный Комитет Обороны объявил маршалу Новикову выговор «за невнимательное отношение к… сигналам о серьезных дефектах самолета Як-9 с мотором ВК-107А», однако всего через пару недель, 8 сентября, он получил вторую звезду Героя Советского Союза.

Несколько слов о дважды Герое Советского Союза маршале авиации Александре Александровиче Новикове. Он возглавил ВВС в апреле 1942 года и командовал ими до конца войны. Это при том, что протежировал ему командующий Белорусским военным округом Иероним Уборевич, арестованный и расстрелянный по так называемому «делу Тухачевского» в 1937 году. Именно Уборевич направил Новикова в авиацию и принял деятельное участие в его карьере, о чем сам Новиков обстоятельно и подробно пишет в книге своих мемуаров. После раскрытия этого заговора в армии прокатилась серия арестов и отставок командного состава, о которой теперь так любят «поплакать» в книгах и эфирах российские либералы. Мол, расстреляли 20 000 командиров, и в 1941 году не было у нас талантливых офицеров, и командовали дивизиями лейтенанты… Так вот судьба маршала Новикова – полное опровержение этой лжи. В 1937 году он был уволен из РККА из-за близости к Уборевичу, но вскоре восстановлен в прежней должности. С апреля 1938-го А. А. Новиков уже стал начальником штаба ВВС Ленинградского военного округа. Обратите внимание – его просто уволили из армии, хотя «органы» имели все доказательства близких контактов с одним из главных заговорщиков! И это в «том самом» 1937 году…

К концу 1945 года у Сталина, судя по всему, уже не осталось сомнений в виновности Новикова и Шахурина. При этом главной причиной сталинского гнева стало не только и не столько сокрытие проблем и производство проблемных самолетов, сколько торможение развертывания производства самолетов на реактивной тяге. Отставание в новейших видах авиационной техники у СССР могло привести к очень печальным последствиям. Имея атомную бомбу, США могли решиться на ее применение против Советского Союза, если бы имели гарантию уничтожения потенциала СССР первым ударом. Такую гарантию могло дать только качественное превосходство авиации Штатов над нашей. Если советская авиация не успеет быстро показать наличие реактивных истребителей, может начаться Третья мировая. Иными словами, под узкими вопросами развития авиаотрасли скрывались вопросы значительно большей важности. Даже спустя пять лет после описываемых событий, выступая перед руководителями оборонной промышленности 30 апреля 1951 года, Сталин сказал: «Шахурин и Новиков ведомственные интересы ставили выше государственных, загубили дело, и после них пришлось много работать, чтобы наладить производство реактивных самолетов».

Шахурин продавливал и отстаивал идею просто скопировать трофейный немецкий самолет Мессершмитта. Мало того, что эта машина была сырой, но при принятии такого решения можно было не спешить с конструкторскими разработками собственных моделей. Авиаконструктор Александр Яковлев считал это недопустимым и опасным. Вот что он написал в своих мемуарах:

«Спустя некоторое время, осенью 1945 года, я написал письмо в ЦК партии с подробным изложением тревожного положения, сложившегося в области науки и опытного строительства. В декабре 1945 года это письмо послужило предметом неоднократного, подробного обсуждения в Центральном Комитете партии и правительстве. Здесь было решено во избежание отставания, особенно в области реактивной авиации, принять срочные меры по улучшению опытного строительства новых типов самолетов, двигателей, оборудования и оказанию широкой помощи научно-исследовательским институтам.

Между прочим, в это время была предпринята неудачная попытка подменить проведение радикальных мероприятий копированием в серии немецкого реактивного самолета МЕ-262. На одном из совещаний у Сталина при обсуждении вопросов работы авиационной промышленности было рассмотрено предложение наркома А. И. Шахурина о серийном производстве захваченного нашими войсками трофейного реактивного истребителя “Мессершмитт-262”.

В ходе обсуждения Сталин спросил, знаком ли я с этим самолетом и каково мое мнение. Я ответил, что самолет МЕ-262 знаю, но возражаю против запуска его у нас в серию, потому что это плохой самолет, сложный в управлении и неустойчивый в полете, потерпевший ряд катастроф в Германии… Я заметил также, что если будем копировать “Мессершмитт”, то все внимание и ресурсы будут мобилизованы на эту машину и мы нанесем большой ущерб работе над отечественными реактивными самолетами».

Удивительно, но в мемуарах Шахурина мы найдем некий аналог этой ситуации. Просто ее копию. В двух словах, она такова: Сталин считал самолет Ту-2 плохим и, долго не получая информации о его испытаниях, приказал Шахурину снять его с производства. При этом сам нарком, наоборот, видел перспективы для машины Туполева и просил подождать. Но когда вождь отдал прямой приказ, то он его выполнил. А дальше произошла очень любопытная сцена.

«Примерно часов в пять-шесть вечера меня вызвали к Сталину. Вхожу в кабинет. Сталин один. На длинном столе, покрытом синим сукном, лежит экземпляр акта испытаний Ту-2.

– Оказывается, хвалят машину. Вы читали?

– Да, читал. Зря сняли самолет с производства. И сколько я упреков от вас получил.

– И все-таки вы неправильно поступили, – вдруг сказал Сталин.

– В чем?

– Вы должны были жаловаться на меня в ЦК.

Сказал и пошел дальше по кабинету, попыхивая трубкой. Это не было шуткой с его стороны. Он говорил вполне серьезно и для того момента, может быть, искренне».

Фактически Сталин признал правоту Шахурина и свою ошибку. А вот с общим направлением развития реактивной авиации проблема стояла посерьезнее, и 29 декабря 1945 года Сталин на совещании предложил снять Шахурина с занимаемой должности. При этом – поручив ему самому найти себе преемника. В начале апреля 1946 года последовали аресты. Предложение Сталина последовало после беседы с Яковлевым, который не только был сталинским любимцем, но и некоторое время работал заместителем наркома авиастроения Шахурина. На этот пост его рекомендовал сам Сталин в момент назначения нового наркома.

Дело было так: в январе 1940 года А. И. Шахурин работал секретарем обкома партии в Горьком (Нижнем Новгороде). К авиастроению отношения никакого не имел. И вдруг – срочный вызов в Москву. Приезд в Кремль.

«В кабинете находились Сталин, Молотов, Ворошилов и другие члены Политбюро. Все, кроме Сталина, ходившего по комнате, сидели. Сталин предложил нам сесть и некоторое время молча продолжал ходить. Потом остановился около меня и сказал:

– Мы хотим назначить вас наркомом авиационной промышленности. Нужны свежие люди, хорошие организаторы и знающие к тому же авиационное дело. Как вы на это смотрите?

Предложение было неожиданным. Я не знал, что сказать. Ответил: вряд ли справлюсь с этим делом. Тем более в Горьком я недавно, работать там интересно, есть немало планов на будущее, которые хотелось бы осуществить.

– Вон какой областью руководите и тут справитесь, – добродушно заметил Ворошилов… В это время к Сталину подошел его секретарь Поскребышев и что-то доложил. Сталин сказал:

– Пусть заходит!

Поскребышев вышел и вернулся с молодым человеком в военной форме. Обращаясь ко мне, Сталин спросил:

– Вы знакомы?

– Нет, – ответил я.

– Тогда познакомьтесь. Это конструктор Яковлев. – И показал на меня:

– А это новый нарком авиационной промышленности товарищ Шахурин.

Я понял, что вопрос о моем назначении решен. Сталин спросил меня:

– Сколько вам лет?

– Тридцать пять, – ответил я.

– Ну вот видите, – бросил он Яковлеву, – какой молодой у вас нарком. Это хорошо…

Подойдя снова ко мне, Сталин сказал:

– Товарищ Яковлев будет вашим заместителем по опытному самолетостроению. О других заместителях поговорим потом…»

После ареста Шахурина и некоторых других деятелей, 11 апреля 1946 года, Сталин разослал своим ближайшим соратникам по Политбюро, секретарям ЦК партии, а также руководителям армии и военной промышленности письмо о раскрытии антигосударственного заговора. В результате которого в годы войны «фронт получал недоброкачественные самолеты… и расплачивались за это своей кровью наши летчики».

На том же совещании, на котором снимали Шахурина, Сталин сказал Яковлеву: «Если не подведете, сделаете машины в срок – пустим их на тушинском параде». Вождь и дальше пристально следил за процессом. Так описывается совещание по реактивным истребителям, которое вел новый министр Хруничев.

«В разгар совещания раздался звонок кремлевского телефона. По тому, как сразу изменилось выражение лица Михаила Васильевича, мы поняли, с кем будет разговор.

– Слушаю, товарищ Сталин. Да, вот собрал конструкторов, уточняем некоторые детали парада. Да, да, все здесь, и он тоже.

И Хруничев передал мне трубку:

– Хочет с тобой говорить.

Я услышал знакомый голос.

– Здравствуйте, как дела, как реактивные самолеты?

– Все в порядке, товарищ Сталин, самолеты Як-15 и МиГ-9 подготовлены к параду.

– У вас лично нет никаких сомнений, уверены вы в успехе?

– Не беспокойтесь, нет никаких сомнений.

– Если нет полной гарантии безопасности, лучше отставить реактивные.

– Все будет в порядке, мы все в этом уверены.

– Ну, желаю успеха».

7 ноября 1946 года пролету самолетов помешала погода, и в итоге москвичи увидели впервые над Красной площадью группы советских реактивных истребителей только 1 мая 1947 года. Заслуги Яковлева и Хруничева в создании реактивной авиации в СССР неоспоримы. Но ведь с другой стороны, «с июня 1941 года по сентябрь 1945 года авиационные заводы произвели около 137 тысяч самолетов. В серийное производство было запущено 25 новых типов самолетов, включая модификации». А значит, заслуги Шахурина и Новикова в должном развитии самолетостроения во время Великой Отечественной войны также неоспоримы. Тем сложнее разобраться, что же на самом деле происходило вокруг «Дела авиаторов».

Сейчас трудно сказать, какие доказательства были предъявлены вождю, но факт виновности Новикова и Шахурина сомнения у Сталина не вызывал. На одном из совещаний вождь спросил министра МГБ Абакумова:

– Вина Новикова и Шахурина доказана. Какую меру наказания вы предлагаете?

Абакумов без промедления ответил: «Расстрел».

– Расстрелять просто: сложнее заставить работать. Мы должны заставить их работать, – неожиданно сказал Сталин.

Обвинительное заключение «Авиационного дела» гласило, что обвиняемые, «вступив друг с другом в преступный сговор… при потворстве кураторов из аппарата ЦК ВКП(б) в течение предшествовавших 3,5 лет оснащали военно-воздушные части бракованной авиатехникой, что сорвало 45 тыс. боевых вылетов и привело к 756 авариям и 305 катастрофам самолетов».

Некоторые мемуаристы указывают, что уже после суда вождь несколько раз спрашивал о них и даже как-то странно разговаривал о них вслух. Как бы сам с собой. Сентиментальностью Сталин не страдал, мягкостью не отличался, а вот чувством справедливости не был обделен. Может быть, чувствовал, что перегнул палку? Ведь Шахурин и Новиков проработали рядом с ним несколько тяжелейших военных лет. Однако никакие прошлые заслуги не компенсировали в его глазах некомпетентности, лени и безответственности.

Но вернемся к «Делу авиаторов». На суде все обвиняемые признали свою вину полностью. В частности, бывший нарком Шахурин сказал следующее: «Показания в ходе предварительного следствия я полностью подтверждаю. Я совершил приписываемые мне преступления в погоне за выполнением плана и графика, в погоне за количественными данными. Имея сигналы с фронтов Отечественной войны о дефектности наших самолетов, я не ставил в известность председателя Государственного Комитета Обороны и в этом самое мое тяжкое преступление. Я признаю, что 800 самолетов оказались совершенно негодными». В итоге суд приговорил А. А. Новикова к пяти годам, А. И. Шахурина к семи годам заключения.

Освободили и полностью реабилитировали участников «дела» после смерти Сталина, хотя Новиков был освобожден из заключения еще при жизни вождя, 12 февраля 1952 года. Примечательно, что документы на реабилитацию Шахурина от 26 мая и 6 июня 1953 года были подготовлены, подписаны и направлены в ЦК партии Л. П. Берией.

Сам Шахурин никак не обвинял в произошедшем Сталина: «Интересно было его отношение к Сталину: без личной симпатии (еще бы!), но с признанием того, что в экстремальной для страны ситуации нужен был именно такой диктаторски жесткий руководитель… Шахурин вообще видел в Сталине не столько человеческую личность, сколько некий железный инструмент государственной власти». В своих мемуарах «Крылья победы» он также не скажет о Сталине ни одного дурного слова и ни строчки не уделит своим злоключениям.

Сказать сегодня с точностью, что же тогда произошло, очень и очень сложно. Вероятно – вообще невозможно. Министр госбезопасности Виктор Абакумов был арестован в 1951 году, то есть еще при Сталине, а расстрелян уже после смерти вождя. Думаю, что самым правильным будет честный рассказ о происходивших событиях. Это наша история, поэтому говорить о ней надо спокойно. Без истерик, без заламывания рук. С пониманием происходившего в мире. Со знанием того, что крупные заговоры конца 30-х годов в партийной и армейской верхушке СССР – это реальность и правда. Без грязи на голову Сталина, но и без идеализации.

Виноват – не виноват? Было или не было? Оговор – или правда? В каждой ситуации раскрытия антигосударственной деятельности вставали такие вопросы. В качестве примера приведем еще один фрагмент из книги Константина Симонова «Глазами человека моего поколения». Глава Союза писателей А. А. Фадеев как-то раз рассказал ему следующую историю. В 1937 году был арестован Михаил Кольцов, блестящий журналист и писатель, автор знаменитой книги «Испанский дневник». Легенда советской журналистики. Что, однако, не помешало ему быть активным троцкистом…

После его ареста Фадеев пишет записку Сталину, что многие не верят в виновность Кольцова, и он сам тоже не может в это поверить, считает нужным сообщить об этом широко распространенном впечатлении от происшедшего и просит принять его.

«Через некоторое время Сталин принял Фадеева.

– Значит, вы не верите в то, что Кольцов виноват? – спросил его Сталин.

Фадеев сказал, что ему не верится в это, не хочется в это верить.

– А я, думаете, верил, мне, думаете, хотелось верить? Не хотелось, но пришлось поверить».

После этих слов Сталин вызвал Поскребышева и приказал дать писателю две увесистые папки, усадить его за стол, после чего привести вновь. Фадеев сел и начал читать…

«Показания, по словам Фадеева, были ужасные, с признаниями в связи с троцкистами, с поумовцами.

– И вообще чего там только не было написано, – горько махнул рукой Фадеев, видимо, как я понял, не желая касаться каких-то персональных подробностей. – Читал и не верил своим глазам. Когда посмотрел все это, меня еще раз вызвали к Сталину, и он спросил меня:

– Ну как, теперь приходится верить?

– Приходится, – сказал Фадеев.

– Если будут спрашивать люди, которым нужно дать ответ, можете сказать им о том, что вы знаете сами, – заключил Сталин и с этим отпустил Фадеева».

То же касается и Виктора Абакумова, который вообще забыт, хотя и руководил контрразведкой СМЕРШ и «органами» почти пять лет. В качестве вишенки на торте – история, описанная в мемуарах Павла Судоплатова, который работал под начальством товарища Абакумова.

«С Абакумовым мы практически не общались, пока в один прекрасный день я неожиданно не услышал по телефону требовательный и уверенный, как обычно, голос Абакумова:

– До меня дошли слухи, что ваши сыновья планируют покушение на товарища Сталина.

– Что вы имеете в виду?

– То, что сказал, – ответил Абакумов.

– А вы знаете, сколько им лет? – спросил я.

– Какая разница, – ответил министр.

– Товарищ министр, я не знаю, кто вам об этом доложил, но подобные обвинения просто невероятны. Ведь моему младшему сыну – пять лет, а старшему – восемь.

Абакумов бросил трубку. И в течение года я не слышал от него ни одного слова на темы, не касавшиеся работы. Он ни разу не встретился со мной, хотя я и находился в его непосредственном подчинении. Все вопросы решались только по телефону».

Вряд ли Павел Судоплатов, отсидевший при Хрущеве 15 лет, стал бы шутить, выдумывая подобные истории…